– Понятно, – улыбаясь, ответила Полина. – А при чем здесь «луносвет», что это такое?
– «Лу-но-Ц-вет», – повторила журналистка, быстрым движением убрав со лба кудри. – Просто в голову пришло. Посмотрела перед выездом «Властелин колец, две твердыни», это вторая часть трилогии. Там король сына схоронил, а на кургане выросли «луноцветы». Помните? – Она посмотрела на Толика с Полиной, но те отрицательно закивали головами. – У них дома ничего другого не было, кроме этого фильма, вот и пересматривали его по возможности. Ночью! Днем я находила, как убить время, а к ночи нападала бессонница. В голову лезли всякие мысли о жизни. А больше о смерти. – Лицо женщины стало грустным, кожа словно побледнела, и на ее фоне глаза засияли еще ярче. – Вот живет человек себе, а потом решает попробовать спиртное… Я не ханжа, не думайте! – отрицательно помахав перед носами пары руками, выпалила она. – Я сама выпиваю изредка. В нашей работе без этого порой никак. Бывает, что надо раскрутить на откровение респондента, а он уважает вино, а чаще водку. Приходится, – развела она руками, кивая головой. – Но моя подруга… Мы с ней дружили в школе, а потом она поехала учиться в Москву, у бабушки жила, замуж вышла, но мы переписывались и ездили друг к другу в гости. Так вот, она сначала с бабушкой, еще той алкашкой, годами закаленной, потом с мужем. Пила часто и много. Чаще пила пиво, – посмотрев в окно, проследив за убегающей назад пушисто-зеленой елью. – Она думала, что это безвредная штука, только почти чистит…
Жанна неожиданно замолчала. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, наружу, за горизонт. Она сглотнула слюни, и внутри горла что-то дернулось, подбородок приподнялся и опустился. Женщина запустила пальцы обеих рук в завитушки волос, вздохнула, а затем продолжила, не глядя на пару:
– Знаете, что такое панкреатит? Тот, что был у подруги, развалил ее печень на куски. Как время рушит древние строения, так болезнь человека. Все жжет, хочется пить, очень хочется, а нельзя. Ее к койке привязывали, чтобы не сбежала. – Жанна вздохнула еще раз, сцепила пальцы рук на затылке, перевела взгляд на попутчиков.
– Соболезнуем, – промолвила Полина и положила руку на левое колено журналистки – Может, чай принести?
– Это можно, – сразу изменилась в лице Жанна. – Что-то я раскуксилась! Сейчас бы выпить для поднятия тонуса, но я себе обещала – ни-ни!
– Толь, – обратилась к жениху Полина, – достань из пакета заварку и кружку металлическую. – Потом посмотрела на попутчицу: – Вы какой чай любите: зеленый, черный, с бергамотом или?
– Ого! – всплеснула руками журналистка, чуть подскочив на месте. – У вас целый набор, что ли?
– Несколько сортов взяли, чтобы разнообразить путь-дорогу, – ответил Толик, достав пакет из-под стола, поставив его на сиденье.
Когда он раскрыл шуршащий полиэтилен, в дверь постучали, затем створка поехала в сторону. Заглянула проводница.
– Белье подходите брать, кто хочет. У нас в продаже минеральная вода, чай, кофе, – отрапортовала она и пошла в соседнее купе.
Вагон покачивался, стуча колесами по рельсам: «ты-дых», «ты-дых», «ты-дых». Жанна встала, скинула шлепанцы, напоминавшие своими загнутыми вверх острыми носами обувь из восточных сказок, влезла на нижнюю полку, дотянулась до регулятора громкости радио, повернула его. Из репродуктора полилась дребезжащая мелодия в стиле латино. Ее зажигательный ритм, как нельзя кстати, подходил солнечному дню, неумолимо катящемуся к закату, а также рассеивал грусть, оставшуюся после воспоминаний Жанны.
– Никто не возражает? – указывая на репродуктор, спросила она.
Никто не возражал, поэтому она спрыгнула с нижнего сиденья, влезла обратно в шлепки и поспешила за бельем. Толя, достав из кармана кошелек, открыл его и отсчитал необходимую сумму (о стоимости комплекта постельного белья он прочитал при входе в вагон на двери проводников).
– Я возьму постель. Вода нам нужна? – спросил он.
– Мне нет, а ты, если хочешь, – ответила Полина. – Я займусь чаем, стол сделаю. После суматошного вокзала хочется есть.
– Это малыш хочет есть, – пригнувшись, протянув руку и потрогав ее живот, сказал Толик. – Проголодался, пацан.
– С чего ты взял, что у нас будет мальчик?
– В моем роду одни пацаны почти.
– А в моем девчонки почти всегда, – улыбнулась женщина, погладив его ладонь, прижимавшуюся к ее животу. – Давай принеси белье. Сделаем это место уютным, поспать сможем вдоволь.
Он вышел. Вагон качало, иногда что-то пронзительно как бы свистело или скрипело. Полина достала заварку – черный чай с бергамотом. Она засыпала нужное количество в эмалированную кружку и вышла с ней из купе.
3
– Я однажды в секту внедрилась, чтобы написать о них. Прятала диктофон в кармане, посещая мессы, – рассказывала Жанна, потягивая зеленый чай, только что заваренный Полиной.
За окном вагона пролетали огоньки семафоров и фонарей, иногда падал свет фар проезжающих мимо автомобилей. Кроме них, ничего видно не было. Ночная темнота была плотной, как расплавленный битум.
– Я написала статью про них, а потом получила письмо в редакцию, где сообщалось, что меня прокляли, и после смерти я буду гореть в огне, а мое имя каждый раз будет упоминаться в их молитвах. Они обещали просить своего Бога о том, чтобы я горела, – говорила журналистка. – Я в то время боялась домой возвращаться по темноте. Да и дома страшно было, вдруг дверь подожгут. Они способны.
– А ты пишешь на какие темы, кроме сект? – спросил Толя, свесив голову с верхней полки.
Он прикрыл босые ноги простыней. Одет он был в трико черного цвета с белыми продольными полосками и майку с эмблемой известной фирмы, производителя спортивной одежды. Эти вещи он купил в тот день, когда ездил за билетами в Оренбург. Зашел в специализированный магазин спортивной одежды и взял себе и невесте вещи, в которых можно было бы ходить в поезде.
– Я больше пишу про криминал. Это всех интересует…
– Нууу, – протянула Полина.
– …Так считается, что всем интересно воровство, убийства и их подоплека. Наверное, людям приятно знать, что они живы, хотя могли бы быть мертвы, вот и читают.
– Спорное утверждение, – сказал Толик. – Я не люблю ни читать про смерть, ни думать о том, что мне повезло.
– Это вы не подумав говорите, Анатолий. Подсознательно все думают, что им повезло, – возразила журналистка, макая овсяное печенье в чай. – Давайте не будем спорить по этому поводу.
– Жанна, – обратился молодой мужчина, пытаясь разглядеть что-нибудь во тьме за окном, – а ты знаешь что-нибудь о пропаже людей. Когда человек уходит из дома, с работы и пропадает?
Полина выдохнула. Уткнувшись лицом в подушку, вдохнула через нос. Пахло пылью, стиральным порошком и чем-то еще. Она засыпала, утомленная бесконечными историями попутчицы: «Неужели все журналисты так разговорчивы?» Ей вспомнился скандально известный журналист и ведущий с грузинскими корнями, который мог нести полную ахинею, связывая ее в монолитную, подобную восточному ковру речь, при этом смысла в его словах было на ноготь. Полина прослушала вопрос любимого, глаза ее закрылись, она уснула. А Толик, не дождавшись молниеносного ответа, повторил:
– Жанна, ты что-нибудь о пропаже людей писала?
– А кто у тебя пропал? – проглотив последний кусочек печенья, подтянув ноги под себя, спросила женщина. За окном пролетел красный глаз семафора.
– Отец. Уже больше месяца его не могут найти.
– Знаешь… – ответила она, выдержав паузу, – нельзя однозначно сказать: «Оставь надежду всяк сюда входящий!» Бывает, что людей не могут найти десятки лет, а потом выясняется, что они процветают и живут просто замечательно. Чаще же людей находят через несколько месяцев…
Поезд несся вперед. Полина тихо дышала во сне, ей ничего не снилось. В приоткрытое окно проникал свежий воздух, с нотами дыма, солярки, леса, сырости… Толик лег на спину не закрывая глаза. Жанна легла на подушку, она свернулась калачиком, словно ребенок. Чуть звенела чайная ложка, ударяясь о стекло стакана. «Дзинь-дзинь», «дзинь-дзинь». «Ты-дых», «ты-дых».
Толик смежил веки. «Какова вероятность того, что отец просто сбежал в другое место, возможно, с другой женщиной? – думал он, сжимая в левой руке пальцы правой, прислушиваясь к звукам, наполнявшим пространство вокруг. – Я не верю, что он просто сбежал, хотя этот вариант куда лучше, чем…» Вместо слов в его голове возникла картинка с посиневшим лицом, почти черными губами и засохшим кровоподтеком, нитью спускающийся из левой ноздри. Он сжал веки сильно, как только мог, пытаясь подумать о чем-нибудь другом. Получилось представить купол храма, который они с семьей посещали в православные праздники. Потом, резко-резко, он оказался напротив входа в святилище. Над дверьми была прикреплена икона Девы Марии. Он перекрестился три раза, не забывая кланяться. Затем потянул массивную ручку на себя, желая войти внутрь, но створка не поддалась. Он напрягся до скрежета зубов, но все тщетно, да тут еще сзади кто-то обвил руками его ноги, а потом раздался старушечий голос: «Где же мой мальчик?! Где он?»
Толя проснулся, с шумом втягивая воздух в широко открывшийся рот. «А в самом деле, где он?» – возник вопрос в голове.
4
– Я все думаю, не пересыхает ли у нее в горле? – держа его под руку, прогуливаясь по перрону станции, которую она видела впервые в жизни, говорила Полина. – Столько историй, столько слов. Не думала, что человек может вмещать в себя столько самой разнообразной информации, как энциклопедия.
– Не самая хорошая энциклопедия получается, больше посвященная житейским вопросам, ничего научного, – ответил Толя.
Красные прожилки сосудов проступили на белках его глаз после бессонной ночи. Постоянно хотелось зевать. Грудь словно сдавливали руки силача, и, чтобы вдохнуть глубже, он время от времени подносил ладони «лодочкой» ко рту, словно маску-респиратор, и вдыхал.
– Ты не выспался? – спросила Полина, пристально посмотрев на него.
– Я что-то задыхаюсь, – ответил он. – У меня случается такое.
– Ты нервничаешь! – резюмировала она. – Эти рассказы о преступлениях, о взрывах и тайных расследованиях… Откуда она может это знать? Не станут же органы сотрудничать с ней и, как на блюдечке, показывать свои секреты.
– У таких людей есть информаторы, нужные люди, – предположил Толик. – Хочешь чего-нибудь?
– Чебурек!
На крышке ведра старушки-продавщицы лежал, источая запах горелого масла, теста и мясного жира, «полумесяц» с румяными, местами темно-коричневыми боками.
– Дайте нам две штуки, – протягивая пятьдесят рублей, попросил Толик.
– Беляшиков? – спросила старушка, вытирая тыльные стороны полноватых ладоней о засаленный фартук. – Очень вкусные, с мясом, свежайшие!
– Нет, чебуреков! – уточнила Полина.
Продавщица подняла зеленую крышку с ведра, запустила внутрь руку, выхватив, словно рыбу из проруби, два продукта ширпотребления. Потом, спохватившись, она достала нарезанную на прямоугольные полоски газетную бумагу, лежащую в кармане ее фартука, завернула в нее чебуреки. Протянула их покупателю.
– Сервис на грани фантастики, – прошептала Полина, принимая золотисто-коричневый «полумесяц» из рук Толи.
– Зато это не американский фаст-фуд, а чисто российская забава, как и семечки, – ответил он. – Пойдем назад, к вагону, скоро отправление.
Они шли мимо торгашей, ларьков, забитых всякой всячиной от презервативов до «Мартини», нищих, бездомных, солдат. С соседнего пути отправился состав в Москву.
– Не тянет домой? – спросил Толя, похлопав ее по ладони.
– Не-а, – не прекращая жевать жестковатое тесто с хрустящей корочкой, ответила она. – Вкусно, да?
– Я такие не люблю, – отрицательно замотал головой мужчина. – Мне нравятся мягкие, как дрожжевые. Более жирные.
– Фу! – бросила она, улыбнувшись.
– О! Моей руки постер! – заметив цветную картинку на одном из ларьков, обрадовался Толик.
Они подошли ближе. Полина прищурила глаза, словно плохо видела.
– Бликует, – прокомментировала она, поднеся ладонь ко лбу, как козырек.
– Уже запустили, – произнес дизайнер. – Я подчас поражаюсь скорости, с которой работает фирма. Они внедряют проекты уже на следующий день, если не в вечер согласования результата с заказчиком.
– Почему ты не сказал Жанне, что делаешь рекламу? – спросила Полина. – Она журналист, вдруг решит написать о тебе статью, как о Старке. Я читала в глянцевом журнале о нем, поэтому знаю только его. Как бы талантлив ни был художник, но в наше время ему необходима связь с общественностью и промоушен.
– Что за слова – «промоушен»?! – рассмеялся Толя. – Если я захочу попасть в средства массовой информации, то именно в глянцевый журнал, а не в черно-белую газету областного масштаба. Думаю, она написала бы обо мне только в случае моей смерти от рук маньяка…
– Перестань, – хлопнув раскрытой ладонью по его спине, попросила женщина. – Иногда ты пугаешь меня, говоря всякий бред! Меня нельзя расстраивать, ты же знаешь.
– А давай журнал о беременности и родах купим? – подходя к ларьку с периодикой, предложил Толик. – Что у вас для беременных есть? – обратился он к продавщице.
Та выложила перед ними несколько журналов и газету о «здоровом жизненном образе». Газету пара отвергла сразу как антинаучную ахинею, вобравшую в себя бред миллионов нездоровых людей со всей страны. Промучавшись между тем или иным глянцевым изданием около минуты, Толик заплатил за все.
– А теперь в вагон, – забирая купленное, скомандовал он.
У ларька, предлагающего в основном алкоголь и пиво, выстроилась очередь. Один из мужчин посмотрел на красочный плакат со слоганом: «Заведи нового друга!» «Надо попробовать», – подумал он, сжимая в мозолистой руке деньги.
5
За окном еще было светло, когда они подъезжали к Оренбургу. Проплывали грязные домишки, виднелись высотки, проскользило изображение Ленина в профиль, вроде бы вылитое из гипса, и они въехали под мост.
– Совсем скоро станция, – сказала Жанна.
Казах, подсевший к ним на одной из станций, уже вышел в тамбур, вместе со своим огромным багажом. Пара не торопилась.
– Нас не оставят, куда торопиться, – гладя ладонь любимой, сказал Толя.
– Я вообще не понимаю людей, которые спешат выйти из поезда, – сказала Жанна. – Купе – это, пожалуй, единственное место в мире, где я могу хорошо выспаться. Особенно здорово ехать на большие расстояния. Делать нечего, вид за окном утомляет, соседи надоели, а пить водку нет ни сил, ни желания, тогда ты ложишься и спишь – спишь – спишь.
– А мне дома спать нравится, – вставила Полина, считывая непонятные номера и серии, написанные на цистернах грузового состава, мимо которого проходил их поезд: «34562 РО», «34634 РО», «34723 ЮН»…
– Вас будут встречать? – спросила журналистка, поправив кудри.
– Вряд ли, – мотнул головой Толя. – Сами доедем.
– Если за мной приедут, то можно вас подбросить, – предложила она. – Мне ехать в Степной. Это такой район в Оренбурге, застроенный большей частью высотками, – пояснила она Полине. – По пути бы высадили вас на Пролетарской, а там пешком недалеко. Дом же около ментовки, да?
– Да, – кивнул Толя, вспоминая, как лучше добраться до дома родителей.
– Ну, сейчас встанем, – констатировала Жанна, наблюдая, как толпа встречающих мечется по перрону, как проплывает пропускной пункт на пригородные поезда, новый вокзал, здание старого вокзала, напоминающее лицо старой актрисы, с которого куском отвалился толстый слой театрального грима, выставив на всеобщее обозрение ее морщинистую кожу и нелепый макияж.
Звук тормозов, покачивание вагона, дверь купе самопроизвольно поехала вбок, потом вернулась на прежнее место. За окном промелькнули мужчины в форме милиционеров, люди, одетые в кислотно-оранжевые спецовки, у некоторых в руках были молоточки, другие инструменты. Еще раз скрип. Качнулись еще раз. Поезд встал.
– Приехали! – выдохнула Жанна.
Она наклонилась, взяла свой чемодан за ручку, подняла его.
– Давай я помогу, – предложил Толик, дорожная сумка у которого висела через правое плечо.
– Не возражаю, – согласилась женщина. – Надоело мне таскаться с этим «арбузом». Он сам тяжелый, так еще вещи в нем нелегкие.
– Что у тебя там? – почувствовав вес груза, спросил мужчина. – Гантели, гири?
– Книги недорого купила на Арбате у старухи какой-то. Про магию, душу. Я в последнее время интересуюсь такими вещами, – идя впереди к тамбуру, принялась рассказывать журналистка. – Про судьбу хочу все знать, о карме.
– Я слышала, что можно увидеть цвет кармы? – громко произнесла Полина, замыкавшая процессию троих людей, шедших по вагону самыми последними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46