«Я и впрямь тебе завидую, но не потому, что ты брызжешь идеями и посему получаешь больше бабла. Я люблю деньги, но не из-за этого я готов встать на твое место. Ты не понимаешь, насколько еще счастлив! У тебя еще есть возможность уйти. Первой я потерял жену…» Анатолий вспомнил, как Артем с «потеплевшим» взглядом поднял кулак с зажатым в нем оберегом прямо к губам, как бы желая заткнуть себе рот. «Я и есть проклятый», – шептал он, казавшийся совсем молодым из-за отсутствия усов и бороды.
– К черту! – выплюнул Толик и надорвал конверт.
Узкая полоска бумаги, закрученная спиралью, полетела к полу, а он уже вынимал содержимое пакета. Внутри оказалось несколько листов. На одном был текст и таблица, отпечатанные на принтере. В верхнем правом уголке красной гелевой ручкой была выведена цифра «5». Толик обратил внимание, что каждый лист пронумерован подобным образом. Он разложил бумаги по порядку. Первые четыре листа были исписаны от руки. Предложения шли ровным строем, как шеренги на параде в День Победы. Буквы были не крупными, но и не мелкими, вполне разборчивыми, лишь буква «ч» походила на «с», написанную в спешке.
Бегло пробежав по первому листу глазами, убедившись, что сможет прочитать послание, Толик откинулся на спину, затем перевернулся на живот, положа бумаги перед собой. «Здравствуйте, Анатолий», – прочитал он строчку под выведенной в правом верхнем углу красной цифрой «1».
2
Здравствуйте, Анатолий
Не знаю, но почему-то мне кажется, что Вы нуждаетесь в этом письме. Если я ошибся, то прошу покорно извинить за отнятое время, за то, что излил Вам душу и попытался взвалить на Ваши широкие плечи тот груз, что тяготит меня.
Я просто не знаю, с кем еще могу поделиться этой ношей, а Вы сами интересовались моим другом, его прошлым и немного настоящим. Поэтому я не вижу ничего плохого в том, чтобы рассказать о нашей с Сергеем последней встрече. Я не сомневаюсь, что его слова покажутся Вам странными. Они и меня удивили, насторожили, а чем дольше я думал над ними, тем страшнее становилось на душе. Но хватит! Начну по порядку!
Я позвонил в больницу, где держат Сереженьку, чтобы узнать о его состоянии, а меня обрадовали. Оказывается, он стал примерным мальчиком и заслужил свидание с друзьями и родными. Из родных у него только мать, которую никак не могут вызвонить. Я пообещал, что сам займусь этим. Еще я узнал, когда могу прийти.
Дойдя до матери Сережи, я сообщил ей радостную новость, она даже улыбнулась. В последнее время в том, что произошло с сыном, она стала, мне кажется, винить меня. Отношения между нами стали натянутыми, но я не о них.
Короче, ей я сообщил, а сам в назначенное время прибыл ко входу в лечебницу. Прежде чем попасть к Сереже, я был подвергнут строгому осмотру, опросу, а потом еще и инструктажу по правилам поведения при свидании с пациентом. В этой клинике нельзя произносить слово «больной» и тем более «сумасшедший», только «пациент». Еще мне пришлось притворяться и врать, что я лучший друг Сергея и общаемся мы с детства и все такое. Я был убедителен, не зря же я мечтал поступать в театральный.
Меня провели в палату, где за столом на стуле сидел Сережа. «Он изменился не в лучшую сторону», как пела одна певица. Он осунулся, под глазами были глубокие круги. Если хотите точно представить его внешний вид, то посмотрите «Терминатор-2», сцены с пациенткой сумасшедшего дома. У Сережи был такой же вид, с той только разницей, что он мужик. Я не просто так упомянул эту голливудскую ленту. По ходу повествования Вы, Анатолий, поймете…
Он увидел меня и улыбнулся.
– Здравствуй, друг, – сказал он…
Надеюсь, Вы понимаете, что в деталях я могу ошибаться. Но будьте уверенны, что суть разговора я передаю в точности.
Я ответил ему и присел напротив. Не думал, что наши клиники так похожи на лечебницы из западных кинофильмов.
– Я знал, что ты придешь, – продолжал он. – Я специально сделал так, чтобы ты смог прийти.
Он перешел на шепот, говорил он спокойно, сдержанно даже. Но чем дольше он говорил, тем сильнее я замечал происходившую в нем борьбу, я не мог понять ее истока, пока Сережа не сказал:
– …Я долго притворялся, что успокоился, как в «Терминаторе-2». Помнишь, она перестала убеждать врачей в том, что грядет конец света, и сделалась паинькой. Только она не выдержала проверки и попалась. Я же реально расценил, что метать бисер перед свиньями, то есть правду перед врачами, не продуктивно. Я же рекламист, я умею убеждать людей.
Я кивал, вспоминая фильм. Он же, с горящими глазами, продолжал, сдерживая в себе переполнявшие его эмоции:
– …Я разыграл их так, как умел. К тому же они всегда ходят группами, а следовательно, их возможности снижены, ведь психологам давно известно, что много всегда тупее одного и чем больше группа, тем шире масштабы ее отупления. Это и в рекламе действует и здесь. Они ведь консилиумы собирают, со студентами приходят на осмотры. А еще я был скрупулезен в своем притворстве, зная, что они никогда не доверяют внезапному впечатлению. Если долго-долго и талантливо изображать из себя статую, то люди поверят в то, что ты статуя. Вот так и с врачами…
– Ты не боишься, что они подслушивают нас? – спросил я, вспомнив сцену из кинофильма, где одни сидели за специальным зеркалом и слушали то, о чем говорят другие в комнате.
– Нет. Они доверяют мне. Я пустил в ход все свое обаяние, чтобы мой наблюдающий врач полюбил меня как человека, конечно, как человека, которому пришлось много страдать в жизни. Своим поведением я вызвал в нем чувство гордости за то, что я пошел на поправку, что сблизило нас еще больше.
– Ты, как Ганнибал Лектор из «Молчания ягнят», – сравнил я.
– Спасибо, друг мой, – сказал Сережа и, чуть кивнув головой, улыбнулся. В этот краткий миг его лицо осветилось радушием тепла, и я поверил в то, что врач доверяет ему, потому что любит и гордится им.
– Всегда, пожалуйста, – ответил я, улыбнувшись в ответ.
– Но хватит о том, как я их провел. Я очень хотел, чтобы ты пришел. Время тикает. Так вот, я долго думал, как им удалось заманить меня к себе, да еще заставить работать с такой энергией, зная истинные мотивы фирмы…
– Ты о чем? – перебил я, видя, как напряглось все его тело во время последних фраз. Он готов был взорваться как гнойный нарыв в любую минуту, и огромным усилием воли Сережа сдерживал бурлящие внутри эмоции.
Извините, Анатолий, я, кажется, уже писал об этом, но я хочу донести до Вас то состояние, в котором были произнесены следующие слова:
– Они заманивают к себе деньгами. Потом, чтобы никто не мешал работать, лишают близких. Но это лишь верхушка айсберга! Только то, что очевидно, по крайней мере для меня. Под темной водой скрыта хитрость с троицей…
– Со святой?! – перебил его я и захихикал. Сейчас я понимаю, что это было защитной реакцией на те странности, что слетали с его языка, но тогда все делал рефлекторно.
Он тоже улыбнулся, но притворно, чтобы выглядеть перед санитарами, наблюдавшими за ходом беседы, естественным. Это я тоже понял позже, а тогда еще сильнее рассмеялся. Он напрягся, как тетива лучника, готового пустить стрелу в цель. Я замолчал, потом сказал:
– Извини, сам не пойму, что со мной.
– Ты не в состоянии воспринимать эту информацию, вот что с тобой! Поэтому я не стану говорить лишнего. Соль в том, я понял это перед самым пробуждением три дня назад, как откровение свыше. Так вот, соль в том, что, пока я живу и моя работа делает свое черное, на первый взгляд незаметное дело, мои близкие будут страдать и умирать.
Я снова захихикал, просто не смог сдержаться. Почувствовал, что краснею, прикрыл рот ладонью.
– Извини, – сказал я вновь.
– Запомни это! Пока я живу, вы будете у-ми-рать! Один за другим. Правда, в моей жизни осталось всего два человека, дорогих мне по-настоящему: мама и ты…
Этого я никогда не забуду. Наверное, Вам, Анатолий, кажутся смешными такие чувства, но они настоящие. Простите за лирику, я продолжу…
– …Если тебе дорога жизнь, то в следующий свой визит ты должен принести что-нибудь незаметное и смертоносное. Я готов принести себя в жертву ради вас. Принеси бритву типа «Спутник». Ты сможешь незаметно передать ее с рукопожатием, я уверен…
– Ты спятил! – хихикнул я, а потом понял, что сказал, и сам испугался своих слов, ведь я задел его. Но Сережа, видимо, ожидал именно такой реакции, поэтому сохранял показное спокойствие.
– Наше время сейчас закончится, поэтому запомни: ты должен придумать, что пронести ко мне, чтобы я смог совершить самоубийство, а во-вторых, ты можешь сходить ко мне домой, у меня в комнате в тумбе, третий ящик сверху, лежат документы, которые обманом я получил на фирме. Эти бумаги помогут тебе поверить в то, что я не брежу.
«Сереженька, чем они тебя пичкают?» – подумал я и протянул к нему руку, желая дотронуться до его небритой щеки. Он отстранился, промолвив:
– Не надо, я должен выглядеть в их глазах безупречным.
Все понятно, это не курорт, а лечебница для душевнобольных. За моей спиной послышалось «крык-крык». Это входили в комнату. Я сказал, чтобы было слышно входившим:
– Насколько хороши врачи в этом месте, раз они помогли тебе, Сергей. Еще немного – и ты сможешь вернуться к обычной жизни.
– Вот видите, Сереженька, – раздался голос сзади. – Ваше улучшение налицо…
Что говорил еще человек с залысинами в белом халате, я не помню. Странно. Я прекрасно передал Вам суть разговора с Сережей, но тот сироп, что «вылил» на нас врач, совсем забыл. Наверное, в те мгновения мой мозг был занят осмысливанием слов друга. Он просил помочь ему умереть. Как я мог решиться на такое?
3
Анатолий оторвал взгляд от письма. Во входную дверь стучали костяшкой пальца. По три удара через короткую паузу. Выходя из спальни, Толик подумал, что это очень странно: «Зачем стучать, когда есть звонок?» Он посмотрел в глазок, на лестничной площадке стояла худенькая девчушка в цветастом платке, из-под которого выбивались черные блестящие волосы.
– Вам кого? – спросил мужчина, продолжая наблюдать за девчонкой, ковыряющей тонким пальчиком в левом ухе.
– Добрые люди, подайте на пропитание голодающим, помогите чем можете, очень прошу…
– Подожди! – крикнул он. Отойдя от двери, нашел дорожную сумку с остатками еды, привезенной с собой.
Через две минуты, после того как акт милосердия был совершен, Анатолий вернулся в спальню. «Пока я живу, вы будете у-ми-рать! Один за другим», – вспомнил он слова, сказанные Сергеем другу, и подумал: «Это так похоже на то, что говорил Артем. Не может же в одном месте собраться несколько сумасшедших. Нужно дочитать».
Он лег на кровать, взял оставленный лист бумаги, продолжил чтение:
Как я мог решиться на такое? Ведь Сережа хорошо меня знает. Если бы я был способен на убийство, то не стал бы геем, потому что мне была бы присуща свойственная всем мужикам жажда крови, смертоубийства. Он знал и попросил меня ради спасения меня же. Я не могу сделать такой выбор, к тому же слова Сережи не убедили меня. Я только убедился в его хитрости и тонком знании психологии человека. Поверить в то, что рекламное агентство убивает родных своих служащих? Вы, Анатолий, работаете там, поэтому можете знать больше, но о нашей встрече мы поговорим позже, а сейчас я хочу завершить рассказ.
Сережа просил найти какие-то документы, способные убедить меня в правдивости его слов и необходимости выполнить его просьбу. Не веря, не желая верить в его здравомыслие, я пошел к его матери, рассказал ей о нашей встрече, избегая упоминания произошедшего между нами разговора (короче, отделался общими фразами). Еще я сообщил ей, в общих чертах, мнение врача и расписание приема посетителей пациентами клиники. Потом я попросил разрешения взять бумаги, которые мне необходимы. К счастью, она была так довольна принесенными мною новостями, что не стала, по своему обыкновению, расспрашивать, что конкретно мне нужно и зачем.
В третьем ящике сверху, в тумбочке, я нашел таблицы с комментариями к ним, распечатанные на принтере. Я внимательно прочитал их, но ничего не понял. Там какие-то цифры, объяснения, формулы, связанные с работой Сережи. Единственное, я понял, что самые маленькие, даже ниже нуля, показатели были после выхода в рекламный телеэфир последних работ Сережи на агентство. И вот это меня насторожило! Последние его разработки были действенными, они цепляли, и хотелось следовать их рекомендациям, но «количество СПИ» было самым низким. «Странно», – подумал я и тогда вспомнил Вас!
Анатолий! Вы же в том же бизнесе, что и Сереженька был. Мало того, Вы сидите в том же кабинетике и в той же организации, а ведь таблицы выводили служащие Вашего рекламного агентства. Я вспомнил все это и решил написать, чтобы договориться о встрече. Я хочу попросить Вас растолковать мне сокращения, видимо имеющие прямое отношение к исследованию эффективности рекламы. Еще я надеюсь, что вы сможете объяснить мне, как реагировать на слова Сережи, как мне поступать?
Конечно, Анатолий, я могу ошибаться. Вполне вероятно, что Вы ничего не знаете и не хотите знать, а мой друг просто сумасшедший. Прошу, даже в этом случае встретиться со мной и сказать это в лицо.
Я прилагаю к письму таблицу, чтобы Вы заранее с ней ознакомились и знали, о чем идет речь.
Буду ждать Вашего звонка в течение двух дней после того, как отец передаст Вам письмо. Это номер клуба, в котором я тусуюсь каждый вечер. Мы там виделись в прошлый раз. Позвоните в любом случае, в любом. Я очень прошу Вас, Анатолий.
Жду звонка с 13 часов до 00 ночи».
Толик отложил листы, исписанные вручную, и взял лист под номером «5». Он не понимал сокращений, проставленных в «шапке» таблицы. Из университета он помнил, что существуют формулы расчета количества людей, вовлеченных в потребление рекламируемой продукции, а также способы расчета внедрения рекламы, узнаваемости продвигаемых товарных марок, но вспомнить их сейчас в точности он не мог. Мужчина стал всматриваться в цифры и комментарии, напечатанные под таблицей…
1. Таблица эффективности информационного воздействия разработанного креатива.
Показатель «СПИ» – должен быть более нуля
Показатель «ВИ» – должен быть более единицы.
Р.S.
Вандализм – кампания запомнилась, т. к. был изображен мальчик, писающий на Вечный огонь, но побуждения к действию это не вызвало, а произвело обратный эффект.
Человек без головы – запомнили многие, т. к. мужчина входил в подъезд без головы, оторванной сосульками по весне. Слоган: «Ежегодно от обрушения сосулек в стране погибает несколько тысяч человек». Но эффективности не было, люди не боялись смерти ото льда, инфарктов не случалось, зато улучшилась эффективность работы жилищно-эксплуатационных служб.
4
Толик несколько раз перечитал постскриптум. Он понял, что насторожило Ивана в комментариях к таблице. «Эффективная рекламная кампания не вызвала ожидаемого результата? Что это за ерунда такая?» – подумал он. Перевернувшись на спину, сел на кровати.
За окном было по-летнему жарко, от нагретых стекол теплел воздух в комнате. Толик снял верхнюю одежду, но все равно не мог надышаться. Под мышками и на лбу выступил пот. «Слишком душно», – решил он и направился в ванную, где включил холодную воду, набрал влаги в ладони лодочкой и умыл лицо, потом плеснул на шею, грудь. Ему показалось, что капли испаряются с горячей кожи. Тогда он сбросил с себя всю одежду, влез в ванну, переключил воду в душ. Струи из дырочек хромированного рассекателя устремились вниз, обжигая тело холодом. Он весь покрылся мурашками, но продолжал подставлять плечи, спину под поток, пока не почувствовал, как сковалось движение пальцев, которые мужчина не прекращал поочередно заламывать. Дрожа, Анатолий сел на дно ванны, о стенки которой вода стала барабанить, как ему казалось, с утроенной силой. Он смотрел на капли, сжимая пальцы правой руки в левой ладони. Зубы его начали отбивать нехитрую дробь. Жара, заполнившая все его тело изнутри, превратившая мысли в тягучий сироп, подобный увариваемой с большим количеством сахара ягоде, отступила. В голове прояснилось, и от родившегося плана действий он так резко подскочил, что поскользнулся, заваливаясь вперед, под обжигающе-морозную воду. Чтобы предотвратить удар лбом о стену, он выставил правую руку вперед, подогнул правое колено, которым врезался в бортик ванной. Мужчина присел на корточки, сжав зубы. По спине стучали холодные струи, и казалось, что все пространство вокруг заполнилось звуком, производимым от их соприкосновения с твердыми поверхностями. Толик поднял глаза, протянул левую руку к крану и повернул вентиль с синим ободом. Вода перестала бежать, и шум прекратился. По мокрой спине, словно ветер провел языком, вызывая неприятные чувства, но отрезвляя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– К черту! – выплюнул Толик и надорвал конверт.
Узкая полоска бумаги, закрученная спиралью, полетела к полу, а он уже вынимал содержимое пакета. Внутри оказалось несколько листов. На одном был текст и таблица, отпечатанные на принтере. В верхнем правом уголке красной гелевой ручкой была выведена цифра «5». Толик обратил внимание, что каждый лист пронумерован подобным образом. Он разложил бумаги по порядку. Первые четыре листа были исписаны от руки. Предложения шли ровным строем, как шеренги на параде в День Победы. Буквы были не крупными, но и не мелкими, вполне разборчивыми, лишь буква «ч» походила на «с», написанную в спешке.
Бегло пробежав по первому листу глазами, убедившись, что сможет прочитать послание, Толик откинулся на спину, затем перевернулся на живот, положа бумаги перед собой. «Здравствуйте, Анатолий», – прочитал он строчку под выведенной в правом верхнем углу красной цифрой «1».
2
Здравствуйте, Анатолий
Не знаю, но почему-то мне кажется, что Вы нуждаетесь в этом письме. Если я ошибся, то прошу покорно извинить за отнятое время, за то, что излил Вам душу и попытался взвалить на Ваши широкие плечи тот груз, что тяготит меня.
Я просто не знаю, с кем еще могу поделиться этой ношей, а Вы сами интересовались моим другом, его прошлым и немного настоящим. Поэтому я не вижу ничего плохого в том, чтобы рассказать о нашей с Сергеем последней встрече. Я не сомневаюсь, что его слова покажутся Вам странными. Они и меня удивили, насторожили, а чем дольше я думал над ними, тем страшнее становилось на душе. Но хватит! Начну по порядку!
Я позвонил в больницу, где держат Сереженьку, чтобы узнать о его состоянии, а меня обрадовали. Оказывается, он стал примерным мальчиком и заслужил свидание с друзьями и родными. Из родных у него только мать, которую никак не могут вызвонить. Я пообещал, что сам займусь этим. Еще я узнал, когда могу прийти.
Дойдя до матери Сережи, я сообщил ей радостную новость, она даже улыбнулась. В последнее время в том, что произошло с сыном, она стала, мне кажется, винить меня. Отношения между нами стали натянутыми, но я не о них.
Короче, ей я сообщил, а сам в назначенное время прибыл ко входу в лечебницу. Прежде чем попасть к Сереже, я был подвергнут строгому осмотру, опросу, а потом еще и инструктажу по правилам поведения при свидании с пациентом. В этой клинике нельзя произносить слово «больной» и тем более «сумасшедший», только «пациент». Еще мне пришлось притворяться и врать, что я лучший друг Сергея и общаемся мы с детства и все такое. Я был убедителен, не зря же я мечтал поступать в театральный.
Меня провели в палату, где за столом на стуле сидел Сережа. «Он изменился не в лучшую сторону», как пела одна певица. Он осунулся, под глазами были глубокие круги. Если хотите точно представить его внешний вид, то посмотрите «Терминатор-2», сцены с пациенткой сумасшедшего дома. У Сережи был такой же вид, с той только разницей, что он мужик. Я не просто так упомянул эту голливудскую ленту. По ходу повествования Вы, Анатолий, поймете…
Он увидел меня и улыбнулся.
– Здравствуй, друг, – сказал он…
Надеюсь, Вы понимаете, что в деталях я могу ошибаться. Но будьте уверенны, что суть разговора я передаю в точности.
Я ответил ему и присел напротив. Не думал, что наши клиники так похожи на лечебницы из западных кинофильмов.
– Я знал, что ты придешь, – продолжал он. – Я специально сделал так, чтобы ты смог прийти.
Он перешел на шепот, говорил он спокойно, сдержанно даже. Но чем дольше он говорил, тем сильнее я замечал происходившую в нем борьбу, я не мог понять ее истока, пока Сережа не сказал:
– …Я долго притворялся, что успокоился, как в «Терминаторе-2». Помнишь, она перестала убеждать врачей в том, что грядет конец света, и сделалась паинькой. Только она не выдержала проверки и попалась. Я же реально расценил, что метать бисер перед свиньями, то есть правду перед врачами, не продуктивно. Я же рекламист, я умею убеждать людей.
Я кивал, вспоминая фильм. Он же, с горящими глазами, продолжал, сдерживая в себе переполнявшие его эмоции:
– …Я разыграл их так, как умел. К тому же они всегда ходят группами, а следовательно, их возможности снижены, ведь психологам давно известно, что много всегда тупее одного и чем больше группа, тем шире масштабы ее отупления. Это и в рекламе действует и здесь. Они ведь консилиумы собирают, со студентами приходят на осмотры. А еще я был скрупулезен в своем притворстве, зная, что они никогда не доверяют внезапному впечатлению. Если долго-долго и талантливо изображать из себя статую, то люди поверят в то, что ты статуя. Вот так и с врачами…
– Ты не боишься, что они подслушивают нас? – спросил я, вспомнив сцену из кинофильма, где одни сидели за специальным зеркалом и слушали то, о чем говорят другие в комнате.
– Нет. Они доверяют мне. Я пустил в ход все свое обаяние, чтобы мой наблюдающий врач полюбил меня как человека, конечно, как человека, которому пришлось много страдать в жизни. Своим поведением я вызвал в нем чувство гордости за то, что я пошел на поправку, что сблизило нас еще больше.
– Ты, как Ганнибал Лектор из «Молчания ягнят», – сравнил я.
– Спасибо, друг мой, – сказал Сережа и, чуть кивнув головой, улыбнулся. В этот краткий миг его лицо осветилось радушием тепла, и я поверил в то, что врач доверяет ему, потому что любит и гордится им.
– Всегда, пожалуйста, – ответил я, улыбнувшись в ответ.
– Но хватит о том, как я их провел. Я очень хотел, чтобы ты пришел. Время тикает. Так вот, я долго думал, как им удалось заманить меня к себе, да еще заставить работать с такой энергией, зная истинные мотивы фирмы…
– Ты о чем? – перебил я, видя, как напряглось все его тело во время последних фраз. Он готов был взорваться как гнойный нарыв в любую минуту, и огромным усилием воли Сережа сдерживал бурлящие внутри эмоции.
Извините, Анатолий, я, кажется, уже писал об этом, но я хочу донести до Вас то состояние, в котором были произнесены следующие слова:
– Они заманивают к себе деньгами. Потом, чтобы никто не мешал работать, лишают близких. Но это лишь верхушка айсберга! Только то, что очевидно, по крайней мере для меня. Под темной водой скрыта хитрость с троицей…
– Со святой?! – перебил его я и захихикал. Сейчас я понимаю, что это было защитной реакцией на те странности, что слетали с его языка, но тогда все делал рефлекторно.
Он тоже улыбнулся, но притворно, чтобы выглядеть перед санитарами, наблюдавшими за ходом беседы, естественным. Это я тоже понял позже, а тогда еще сильнее рассмеялся. Он напрягся, как тетива лучника, готового пустить стрелу в цель. Я замолчал, потом сказал:
– Извини, сам не пойму, что со мной.
– Ты не в состоянии воспринимать эту информацию, вот что с тобой! Поэтому я не стану говорить лишнего. Соль в том, я понял это перед самым пробуждением три дня назад, как откровение свыше. Так вот, соль в том, что, пока я живу и моя работа делает свое черное, на первый взгляд незаметное дело, мои близкие будут страдать и умирать.
Я снова захихикал, просто не смог сдержаться. Почувствовал, что краснею, прикрыл рот ладонью.
– Извини, – сказал я вновь.
– Запомни это! Пока я живу, вы будете у-ми-рать! Один за другим. Правда, в моей жизни осталось всего два человека, дорогих мне по-настоящему: мама и ты…
Этого я никогда не забуду. Наверное, Вам, Анатолий, кажутся смешными такие чувства, но они настоящие. Простите за лирику, я продолжу…
– …Если тебе дорога жизнь, то в следующий свой визит ты должен принести что-нибудь незаметное и смертоносное. Я готов принести себя в жертву ради вас. Принеси бритву типа «Спутник». Ты сможешь незаметно передать ее с рукопожатием, я уверен…
– Ты спятил! – хихикнул я, а потом понял, что сказал, и сам испугался своих слов, ведь я задел его. Но Сережа, видимо, ожидал именно такой реакции, поэтому сохранял показное спокойствие.
– Наше время сейчас закончится, поэтому запомни: ты должен придумать, что пронести ко мне, чтобы я смог совершить самоубийство, а во-вторых, ты можешь сходить ко мне домой, у меня в комнате в тумбе, третий ящик сверху, лежат документы, которые обманом я получил на фирме. Эти бумаги помогут тебе поверить в то, что я не брежу.
«Сереженька, чем они тебя пичкают?» – подумал я и протянул к нему руку, желая дотронуться до его небритой щеки. Он отстранился, промолвив:
– Не надо, я должен выглядеть в их глазах безупречным.
Все понятно, это не курорт, а лечебница для душевнобольных. За моей спиной послышалось «крык-крык». Это входили в комнату. Я сказал, чтобы было слышно входившим:
– Насколько хороши врачи в этом месте, раз они помогли тебе, Сергей. Еще немного – и ты сможешь вернуться к обычной жизни.
– Вот видите, Сереженька, – раздался голос сзади. – Ваше улучшение налицо…
Что говорил еще человек с залысинами в белом халате, я не помню. Странно. Я прекрасно передал Вам суть разговора с Сережей, но тот сироп, что «вылил» на нас врач, совсем забыл. Наверное, в те мгновения мой мозг был занят осмысливанием слов друга. Он просил помочь ему умереть. Как я мог решиться на такое?
3
Анатолий оторвал взгляд от письма. Во входную дверь стучали костяшкой пальца. По три удара через короткую паузу. Выходя из спальни, Толик подумал, что это очень странно: «Зачем стучать, когда есть звонок?» Он посмотрел в глазок, на лестничной площадке стояла худенькая девчушка в цветастом платке, из-под которого выбивались черные блестящие волосы.
– Вам кого? – спросил мужчина, продолжая наблюдать за девчонкой, ковыряющей тонким пальчиком в левом ухе.
– Добрые люди, подайте на пропитание голодающим, помогите чем можете, очень прошу…
– Подожди! – крикнул он. Отойдя от двери, нашел дорожную сумку с остатками еды, привезенной с собой.
Через две минуты, после того как акт милосердия был совершен, Анатолий вернулся в спальню. «Пока я живу, вы будете у-ми-рать! Один за другим», – вспомнил он слова, сказанные Сергеем другу, и подумал: «Это так похоже на то, что говорил Артем. Не может же в одном месте собраться несколько сумасшедших. Нужно дочитать».
Он лег на кровать, взял оставленный лист бумаги, продолжил чтение:
Как я мог решиться на такое? Ведь Сережа хорошо меня знает. Если бы я был способен на убийство, то не стал бы геем, потому что мне была бы присуща свойственная всем мужикам жажда крови, смертоубийства. Он знал и попросил меня ради спасения меня же. Я не могу сделать такой выбор, к тому же слова Сережи не убедили меня. Я только убедился в его хитрости и тонком знании психологии человека. Поверить в то, что рекламное агентство убивает родных своих служащих? Вы, Анатолий, работаете там, поэтому можете знать больше, но о нашей встрече мы поговорим позже, а сейчас я хочу завершить рассказ.
Сережа просил найти какие-то документы, способные убедить меня в правдивости его слов и необходимости выполнить его просьбу. Не веря, не желая верить в его здравомыслие, я пошел к его матери, рассказал ей о нашей встрече, избегая упоминания произошедшего между нами разговора (короче, отделался общими фразами). Еще я сообщил ей, в общих чертах, мнение врача и расписание приема посетителей пациентами клиники. Потом я попросил разрешения взять бумаги, которые мне необходимы. К счастью, она была так довольна принесенными мною новостями, что не стала, по своему обыкновению, расспрашивать, что конкретно мне нужно и зачем.
В третьем ящике сверху, в тумбочке, я нашел таблицы с комментариями к ним, распечатанные на принтере. Я внимательно прочитал их, но ничего не понял. Там какие-то цифры, объяснения, формулы, связанные с работой Сережи. Единственное, я понял, что самые маленькие, даже ниже нуля, показатели были после выхода в рекламный телеэфир последних работ Сережи на агентство. И вот это меня насторожило! Последние его разработки были действенными, они цепляли, и хотелось следовать их рекомендациям, но «количество СПИ» было самым низким. «Странно», – подумал я и тогда вспомнил Вас!
Анатолий! Вы же в том же бизнесе, что и Сереженька был. Мало того, Вы сидите в том же кабинетике и в той же организации, а ведь таблицы выводили служащие Вашего рекламного агентства. Я вспомнил все это и решил написать, чтобы договориться о встрече. Я хочу попросить Вас растолковать мне сокращения, видимо имеющие прямое отношение к исследованию эффективности рекламы. Еще я надеюсь, что вы сможете объяснить мне, как реагировать на слова Сережи, как мне поступать?
Конечно, Анатолий, я могу ошибаться. Вполне вероятно, что Вы ничего не знаете и не хотите знать, а мой друг просто сумасшедший. Прошу, даже в этом случае встретиться со мной и сказать это в лицо.
Я прилагаю к письму таблицу, чтобы Вы заранее с ней ознакомились и знали, о чем идет речь.
Буду ждать Вашего звонка в течение двух дней после того, как отец передаст Вам письмо. Это номер клуба, в котором я тусуюсь каждый вечер. Мы там виделись в прошлый раз. Позвоните в любом случае, в любом. Я очень прошу Вас, Анатолий.
Жду звонка с 13 часов до 00 ночи».
Толик отложил листы, исписанные вручную, и взял лист под номером «5». Он не понимал сокращений, проставленных в «шапке» таблицы. Из университета он помнил, что существуют формулы расчета количества людей, вовлеченных в потребление рекламируемой продукции, а также способы расчета внедрения рекламы, узнаваемости продвигаемых товарных марок, но вспомнить их сейчас в точности он не мог. Мужчина стал всматриваться в цифры и комментарии, напечатанные под таблицей…
1. Таблица эффективности информационного воздействия разработанного креатива.
Показатель «СПИ» – должен быть более нуля
Показатель «ВИ» – должен быть более единицы.
Р.S.
Вандализм – кампания запомнилась, т. к. был изображен мальчик, писающий на Вечный огонь, но побуждения к действию это не вызвало, а произвело обратный эффект.
Человек без головы – запомнили многие, т. к. мужчина входил в подъезд без головы, оторванной сосульками по весне. Слоган: «Ежегодно от обрушения сосулек в стране погибает несколько тысяч человек». Но эффективности не было, люди не боялись смерти ото льда, инфарктов не случалось, зато улучшилась эффективность работы жилищно-эксплуатационных служб.
4
Толик несколько раз перечитал постскриптум. Он понял, что насторожило Ивана в комментариях к таблице. «Эффективная рекламная кампания не вызвала ожидаемого результата? Что это за ерунда такая?» – подумал он. Перевернувшись на спину, сел на кровати.
За окном было по-летнему жарко, от нагретых стекол теплел воздух в комнате. Толик снял верхнюю одежду, но все равно не мог надышаться. Под мышками и на лбу выступил пот. «Слишком душно», – решил он и направился в ванную, где включил холодную воду, набрал влаги в ладони лодочкой и умыл лицо, потом плеснул на шею, грудь. Ему показалось, что капли испаряются с горячей кожи. Тогда он сбросил с себя всю одежду, влез в ванну, переключил воду в душ. Струи из дырочек хромированного рассекателя устремились вниз, обжигая тело холодом. Он весь покрылся мурашками, но продолжал подставлять плечи, спину под поток, пока не почувствовал, как сковалось движение пальцев, которые мужчина не прекращал поочередно заламывать. Дрожа, Анатолий сел на дно ванны, о стенки которой вода стала барабанить, как ему казалось, с утроенной силой. Он смотрел на капли, сжимая пальцы правой руки в левой ладони. Зубы его начали отбивать нехитрую дробь. Жара, заполнившая все его тело изнутри, превратившая мысли в тягучий сироп, подобный увариваемой с большим количеством сахара ягоде, отступила. В голове прояснилось, и от родившегося плана действий он так резко подскочил, что поскользнулся, заваливаясь вперед, под обжигающе-морозную воду. Чтобы предотвратить удар лбом о стену, он выставил правую руку вперед, подогнул правое колено, которым врезался в бортик ванной. Мужчина присел на корточки, сжав зубы. По спине стучали холодные струи, и казалось, что все пространство вокруг заполнилось звуком, производимым от их соприкосновения с твердыми поверхностями. Толик поднял глаза, протянул левую руку к крану и повернул вентиль с синим ободом. Вода перестала бежать, и шум прекратился. По мокрой спине, словно ветер провел языком, вызывая неприятные чувства, но отрезвляя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46