Внутри все сжалось в комок, настороженно ожидая развития событий.
– Сколько стоишь?! – без обиняков раздалось со стороны автомобиля.
Она повернулась, удивленно спросив:
– Вы ко мне обращаетесь? – ладони, сцепленные в замок, она прижала к груди.
– Кроме тебя, здесь больше шлюх нет, – ответил мужчина с арбузно-лысой головой на короткой шее, широкое лицо его было суровым, обветренным.
– Я не проститутка, я жду друга, – оскорбилась она, делая шаг назад к кованому ограждению – Вы ошиблись!
– Все вы не проститутки, пока цену не назовешь, – усмехнулся кто-то, сидящий на заднем сиденье автомобиля. Лысый водитель хрипло рассмеялся, оценивающе посмотрев на Полину. В глазах его блеснул лукавый огонек…
…Толя прислушался, но звук шагов исчез. Запах сырой побелки усилился. Дизайнер, перешагивая сразу через несколько ступенек, понесся вверх. На площадке последнего этажа, как и на всех предыдущих, было пусто. Вверх, к открытому люку, вела проржавевшая местами лестница.
Толя вылез на крышу, выпрямился, держась за дверцу чердачного окна из почерневшего от времени дерева. Ветер продувал его насквозь. В небе парила чайка. Внизу лежал город. Вокруг было пусто, ни души. Ему вспомнилась финальная сцена голливудской кинокартины «Ванильное небо», в которой главный герой в исполнении Тома Круза, поднявшись на крышу высотного здания, узнает, что его мир только иллюзия, компьютерная программа, давшая сбой. И ветер свистит в ушах, а по небу, невероятно насыщенного цвета серо-синего тона, плывут облака. И так много оттенков рождает эта смесь, соединяясь с солнцем, проглядывающим сквозь набежавшую белую вату, похожую на плюшевого медвежонка, что дух захватывает и становится легко дышать, несмотря на смог города и странное ощущение нереальности происходящего. Чайка кричит о своем, паря в воздухе. Хочется, расставив руки в разные стороны, сделать шаг вперед и вниз, а потом взлететь. Толик машинально расставил руки, ощущая легкость во всем теле, думая: «Неужели со мной что-то и в самом деле не так? Кого я преследовал? Я как параноик». Он осмотрелся, не опуская рук, в лицо дунул свежий напор с чуть уловимым запахом жарящейся картошки. Кто-то из жильцов дома готовил ужин, аромат которого через вытяжку попадал наружу, размазываемый ветром, словно кистью художника краска из тюбика. «Господи, ты создал нас, ты создаешь картину, что я вижу, осязаю, чувствую, ты художник, так зачем ты рисуешь мою жизнь в тонах непонятного, таинственного цвета»? – пронеслось в голове дизайнера, зажмурившего глаза, вдохнувшего глубже. Жестяное покрытие крыши под его ногами было выкрашено в красный цвет, местами эмаль выгорела, пошла пузырями. Дверцу-выход с чердачного окна качнуло ветром, вызвав рождение скрипучего стона петель. «Неужели мне и в самом деле показалось, что Артем вошел во двор, в подъезд? Неужели я гонюсь за вымышленными героями собственного мира фантазий? А что, если Артем вообще – воображаемый человек?» – чувствуя в воздухе запах соли, думал Толик, замечая, как играет цветом тень на внутренней стороне его прикрытых век. Вместе с облаками, прорезаемыми острыми пиками солнечных лучей, тона просвечиваемой кожи менялись от черного до красного, от золотисто-желтого до неописуемого. Он растопырил пальцы широко расставленных рук, и меж них запутались прозрачные волокна ветра. «Как хорошо! Впервые я могу сказать, что отдыхаю. Надо привести сюда Полину, и мы вместе насладимся покоем», – подумал он, вспомнив, что в скорой погоне за обманным Артемом оставил ее стоять у дороги. «Полина!» – резанула тревожная мысль, а потом снизу, со стороны проезжей части донесся грубый рев клаксона, рокот мужских голосов. Толик, не успев открыть глаза, дернулся на месте, левая подошва заскользила по наклонной плоскости крыши…
…Полина с нетерпением посмотрела в направлении арки, проглотившей ее жениха. Подумала, что правильно сделала, оставив в номере серьги, подаренные им вчера вечером по приезде в Санкт-Петербург.
– Сутенера ищешь? – хмыкнул широкомордый, улыбаясь.
Она не ответила. С заднего сиденья салона кто-то сказал:
– Она же не проститутка, значит, работает без крыши. Может, ей надо помочь сесть? Может, она привыкла, чтобы перед ней дверцу открывали, а?
– Запросто, – намереваясь выйти из салона, отстегивая ремень безопасности, буркнул водитель.
Полина на дрожащих ногах стала обходить автомобиль сзади, осматривая дорогу. «Подожду его во дворе, они вряд ли поедут следом», – думала она, спускаясь с тротуара на покрытие трассы. Раздавшийся грубый рев клаксона заставил ее вздрогнуть, но не обернуться. Следом за сигналом ей в спину полетели выкрики:
– Да что ты ломаешься! Настоящие мужики тебе воткнут… – орал водитель, вышедший из автомобиля, стоя около мраморного льва.
– Воткнем, спуская! – рассмеялся скрытый тонированными окнами мужчина, сидящий на заднем сиденье.
– Не обидим, заплатим! Стой же, стой! Хоть письки нам подрочи!
Она не оглядывалась, чувствуя предательскую тяжесть в коленях. «Где же он, где? – стучало в голове. – Что-то с ним произошло». Сзади донесся звук захлопнувшейся автомобильной дверцы, рокот мотора. Она вошла в арку, бросила взгляд назад через плечо. «Мерседес» уезжал, мраморный лев остался. Полина вошла, пройдя под сводом, во двор. Отойдя от прохода влево, прислонилась к щербатой кирпичной стене. «Где же он?!» – понимая, что сейчас заплачет, подумала она.
…Толик лежал на животе, вытянутой рукой зацепившись за почерневшее от времени дерево дверцы чердачного окна. Ветер словно усилился. Толя напрягся, второй рукой ухватился за край рамы. Он подтянулся к зеву окна. В голове только нецензурные слова. Краем глаза он замечает, как комочек пыли, смешавшийся с мелким песком, выбившийся из-под рейки подоконника, покатился вниз по наклонной плоскости крыши. Мужчина уперся правой ступней в жесть, булькнувшую под давлением его тела. Подталкивая себя снизу, он наполовину вполз в открытое окно. «Что же со мной происходит?» – подумал он, выдыхая…
…Полина плакала беззвучно. Прижимая одну руку к груди, другой она расчесывала волосы. Ей казалось, что в последнее время она только и делает, что плачет, то от радости, но чаще от вырастающего в груди комка грусти и боли. Вчера, когда Толя подарил ей серьги, а потом позвонил своей маме сообщить о том, что сделал предложение и они собираются зарегистрировать брак, она была на седьмом небе от счастья и расплакалась, спрятавшись в ванной, не желая раздражать любимого своей плаксивостью. Сейчас, стоя у стены в одном из двориков Санкт-Петербурга, смотря на напоминающий издохшую змею использованный презерватив, лежащий на асфальте, она плакала от необъяснимого чувства. Когда-то она прочла, что существует несколько факторов, определяющих вероятность наступления у человека депрессии. В таблице, составленной по результатам тестирования огромного количества жителей планеты Земля, было предусмотрено все, способное вызвать стресс: рождение ребенка, смерть близкого, переезд, свадьба, развод, поездка в другой город и многое другое. «Там не было пункта „странное поведение вашего жениха, – подумала она, и слабая улыбка блеснула на ее губах. – Я собралась замуж в свои годы, я поехала в маленькое путешествие, я переживаю за любимого… Этого достаточно для нервного срыва“.
Она отвела взгляд от презерватива и увидела Толика. Его белая майка была испачкана на груди в чем-то серо-красном. Он выглядел оглушенным, как человек, узнавший о смертельной болезни, подтачивающей его изнутри. Он увидел ее:
– Полина, солнце мое, прости меня, – подходя к ней, заговорил он. – Я сам не знаю, что со мной творится. Я думал, что догоню Артема и узнаю важную информацию, но он скрылся, а я чуть не… Ну, не плачь, пожалуйста.
– Меня приняли за шлюху и чуть не украли, – повиснув на его плечах, сказала она, разрыдавшись в голос.
– Прости, прости, прости, – шептал он, глядя бессмысленным взором в щербатую оранжево-красную кирпичную стену дома.
– Нам пора в гостиницу, собираться домой, – успокоившись, прошептала она, увернувшись от его поцелуя.
– Пойдем, – отозвался он, обнимая ее за плечи, шагая в арку.
4
Она склонила голову на его плечо. Автомобиль ехал плавно, словно лодка по волнам тихой реки. Водитель молчал, всматриваясь вперед. Толя решил, что лучше заплатить чуть дороже, но доехать быстрее в уютном салоне автомобиля, чем трястись в вагоне или на автобусе, и не прогадал. В тепле, сидя на мягких сиденьях, прижавшись друг к другу, словно брошенные посреди заснеженного поля на произвол судьбы сиротки, они окончательно помирились. Снаружи моросил мелкий противный дождь. Петербург провожал их слезами, льющимися из серой пелены, затянувшей небо в плотный корсет.
– Я стала такой плаксой, – прошептала Полина, не поднимая головы с его жесткого плеча. – Это потому, что столько всего происходит так неожиданно.
– Ты про наше решение пожениться? – уточнил он, гладя ее ладонь. За стеклом с ревом пронесся грузовик с кузовом зеленого цвета.
– И про это тоже. Одна моя знакомая жутко переживала перед тем, как пойти в загс и подать заявление, а перед самой свадьбой она вообще готова была сквозь землю провалиться, так боялась, – сказала Полина, убрав со лба светлую челку, посмотрев в зеркальце заднего вида на глаза водителя, не мигая смотрящего вперед, легко поворачивающего рулевое колесо.
– А я не волнуюсь, – признался Толик, наклонив голову.
Он поцеловал ее в волосы, для чего ему пришлось вытянуть губы, сложенные в трубочку. Если бы Полина видела это, то непременно рассмеялась бы, так забавно это выглядело. Она сказала бы: «Ты как утконос с картинки учебника по биологии». Но поскольку она не заметила, как он ее целовал, то сказала:
– В голову постоянно лезут сомнения: правильно ли я делаю, такой ли человек мне нужен, зачем нам регистрировать отношения, если у многих знакомых семейных пар после штампа начались проблемы…
– У меня нет таких знакомых, у моих женатиков все хорошо, – вставил Толик.
– Им повезло. Я не думаю, что нас постигнет судьба тех, кого я знаю. Я гоню плохие мысли, но они, как мошкара, не унимаются.
– Ты не обращай на них внимания, как я, – предложил он, поерзав на сиденье, потревожив Полину.
– Толь, я так хорошо устроилась, – закапризничала она, чуть впившись ногтями в его руку.
Он наклонился и снова поцеловал ее в открывшееся ушко. Она повела плечом.
– Щекотно, – произнесла женщина, проследив взглядом, как капля дождя сбежала вниз по стеклу, оставив влажную дорожку, моментально истаявшую на ветру.
– Я вчера испытал такое странное щемящее чувство, словно и радостно и грусть одновременно, – зашептал ей на ушко Толик. – Когда я сказал маме, что мы поженимся, то она рассмеялась. Кажется, впервые со дня похорон бабушки.
– Я поняла тогда, что тебе хорошо, по лицу поняла, – сказала Полина.
Она приподнялась, наклонилась в сторону водителя, попросив:
– А есть у вас медленная музыка? Лучше классику.
Мужчина встрепенулся, словно сова, очнувшаяся ото сна. Сморщил лоб, вспоминая. Потом, не отводя взгляда от трассы, нагнулся в бок, достал откуда-то кассету, сказав:
– Мелодии уходящего века подойдут? Хорошая музыка.
– Давайте, – согласилась женщина, прижавшись к любимому, обнявшему ее за плечи правой рукой. – Я обоняю запах твоего дезодоранта.
– Ну и как, аромат радует твой обонятельный орган?
– Не только его, – жарко прошептала она, приблизив губы к его уху.
– У меня тоже все просыпается, – прошептал он, слушая начальные аккорды «Одинокого пастуха».
– Я имела в виду сердце, мой шалунишка, – похлопав его ладошкой по колену, улыбнулась она.
Протяжные звуки вкупе с плавным бегом иномарки убаюкивали, погружая в сон, даря отдохновение и покой. О, если бы мир всегда такой мог быть и можно было бы бездумно нам любить, даря себя и получая в дар град поцелуев, нежности пожар. Без интеллекта, словно существа из тех времен, когда вся жизнь едва пробилась через слой камней. Тогда бы все казалось веселей? Или соль жизни в том, чтоб иногда беда входила в дом? Чтоб закалялись, словно полотно из стали в горниле горя и печали?
А за стеклом проносились поселки, городки, деревья, автомобили. Дождь почти сошел на «нет», но ближе к Москве вновь зачастил, разводя круги на лужах. Молодой мужчина и женщина уснули. Музыка пеленала их, как мать дитя. Правда, водителю, как ни жалко было ему будить пару, пришлось выключить кассету и обратиться к Толе:
– Барин, куда дальше или на остановке сойдете?
– Да, у метро останови, – кивнул дизайнер, продирая глаза, потягиваясь.
До дома они добрались быстро и сразу легли спать. Сон был крепким, без кошмаров. В сумочке Полины лежал карманный календарик, на котором она красным маркером отмечала дни своих месячных, начинавшихся так же регулярно, как приходят счета на оплату электроэнергии. Скоро срок, скоро они узнают…
Глава 10
Хорошие вести или плохие?
1
Толик принял решение успокоиться и перестать искать того, чего, скорее всего, нет. Достаточно травить себе нервы, выискивая демонов в углах офиса, надеясь обнаружить взаимосвязь между поворотами судьбы работников и местом их труда. Чтобы не проявить малодушие, Толик даже выкинул квитанцию на получение заказанных им оберегов, не пошел проверить, вернулся ли из скоропалительной командировки Артем. Он решил посвятить себя только подготовке рекламного проекта по пиву, отдыху с любимой женщиной. Несколько дней у него получалось оставаться преданным выбранному пути.
В эти дни работа засасывала его с девяти утра до шести вечера, иногда без перерыва на обед, только крепкий кофе и совещания с Людмилой Геннадьевной и сотрудниками отдела маркетинга. Главной рекламной стратегией, на которой изначально настаивал клиент, было распространение информации о продукте и убеждение потенциальных потребителей в том, что этот продукт – пиво подарит новые ощущения, поэтому если люди хотят испытать необычные эмоции, то им необходимо непременно попробовать, а впоследствии перейти только на предлагаемый продукт. Хотя в должностные обязанности Анатолия, как дизайнера, не входили функции по разработке творческой стратегии, он осуществил подбор целевой аудитории, составил концепцию продукта, вместе с предложением использовать определенные средства распространения рекламной информации предоставил непосредственную стратегию сообщения. Ему так было легче. Зная, на кого нацелен продукт, и изучив статистические данные о среднем возрасте граждан, употребляющих пиво, найденные в Интернете, он с наибольшей вероятностью установил, на кого должна быть направлена реклама. Исходя из предполагаемой группы охвата, Анатолий разработал несколько вариантов рекламных роликов для телевидения.
Поскольку первой задачей было осведомление потенциальных потребителей, то Анатолий поставил перед собой задачу создать первый ролик, при помощи которого можно было бы распространять информацию о существовании и возможности приобретения пива данной марки. Так как эта серия продукта запускалась впервые, Анатолий позволил себе «поиграть» с формой и цветом бутылок.
– Они намереваются выпускать пиво в бутылках стандартной формы из светлого стекла. Мне кажется, что будет лучше запустить серию бутылок эксклюзивной формы, но оставить отличительные признаки привычного характера, а именно оставить темно-янтарный цвет упаковки. У большинства граждан со времен Советского Союза сложилось устойчивое мнение, что пиво разливают именно в темные бутылки, так зачем обманывать ожидания людей? – спросил он у Людмилы Геннадьевны.
– Но потребитель так же привык к бутылкам стандартной формы или к банкам, – попыталась возразить женщина.
За ее спиной, на стене, висела ярких веселых расцветок картина. Она и сама излучала радость, обращаясь к Толику так, словно того неприятного разговора и не было вовсе.
– К форме упаковки люди стали относиться проще. Я, конечно, могу ошибаться, но цвет запоминается сильнее. Возьмите, например, вывески аптек. Не важно, какой они формы, но имеет большое значение цвет: зеленый, белый, красный. У нас в Оренбурге, когда я там жил, один владелец фармасети поддался на уговоры дизайнера и оплатил вывеску темно-синего цвета, которая на просвет была светло-синей. Но он не учел, что днем она будет почти черной. У него упали продажи, потому что люди боялись закупать лекарства в аптеке с похоронного цвета вывеской…
– Анатолий! Не путай пивные бутылки и аптеки, это разные вещи…
– Но суть одна и та же, если мы изменим форму, а цвет оставим стандартный, то покупатели не перепутают, что брать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Сколько стоишь?! – без обиняков раздалось со стороны автомобиля.
Она повернулась, удивленно спросив:
– Вы ко мне обращаетесь? – ладони, сцепленные в замок, она прижала к груди.
– Кроме тебя, здесь больше шлюх нет, – ответил мужчина с арбузно-лысой головой на короткой шее, широкое лицо его было суровым, обветренным.
– Я не проститутка, я жду друга, – оскорбилась она, делая шаг назад к кованому ограждению – Вы ошиблись!
– Все вы не проститутки, пока цену не назовешь, – усмехнулся кто-то, сидящий на заднем сиденье автомобиля. Лысый водитель хрипло рассмеялся, оценивающе посмотрев на Полину. В глазах его блеснул лукавый огонек…
…Толя прислушался, но звук шагов исчез. Запах сырой побелки усилился. Дизайнер, перешагивая сразу через несколько ступенек, понесся вверх. На площадке последнего этажа, как и на всех предыдущих, было пусто. Вверх, к открытому люку, вела проржавевшая местами лестница.
Толя вылез на крышу, выпрямился, держась за дверцу чердачного окна из почерневшего от времени дерева. Ветер продувал его насквозь. В небе парила чайка. Внизу лежал город. Вокруг было пусто, ни души. Ему вспомнилась финальная сцена голливудской кинокартины «Ванильное небо», в которой главный герой в исполнении Тома Круза, поднявшись на крышу высотного здания, узнает, что его мир только иллюзия, компьютерная программа, давшая сбой. И ветер свистит в ушах, а по небу, невероятно насыщенного цвета серо-синего тона, плывут облака. И так много оттенков рождает эта смесь, соединяясь с солнцем, проглядывающим сквозь набежавшую белую вату, похожую на плюшевого медвежонка, что дух захватывает и становится легко дышать, несмотря на смог города и странное ощущение нереальности происходящего. Чайка кричит о своем, паря в воздухе. Хочется, расставив руки в разные стороны, сделать шаг вперед и вниз, а потом взлететь. Толик машинально расставил руки, ощущая легкость во всем теле, думая: «Неужели со мной что-то и в самом деле не так? Кого я преследовал? Я как параноик». Он осмотрелся, не опуская рук, в лицо дунул свежий напор с чуть уловимым запахом жарящейся картошки. Кто-то из жильцов дома готовил ужин, аромат которого через вытяжку попадал наружу, размазываемый ветром, словно кистью художника краска из тюбика. «Господи, ты создал нас, ты создаешь картину, что я вижу, осязаю, чувствую, ты художник, так зачем ты рисуешь мою жизнь в тонах непонятного, таинственного цвета»? – пронеслось в голове дизайнера, зажмурившего глаза, вдохнувшего глубже. Жестяное покрытие крыши под его ногами было выкрашено в красный цвет, местами эмаль выгорела, пошла пузырями. Дверцу-выход с чердачного окна качнуло ветром, вызвав рождение скрипучего стона петель. «Неужели мне и в самом деле показалось, что Артем вошел во двор, в подъезд? Неужели я гонюсь за вымышленными героями собственного мира фантазий? А что, если Артем вообще – воображаемый человек?» – чувствуя в воздухе запах соли, думал Толик, замечая, как играет цветом тень на внутренней стороне его прикрытых век. Вместе с облаками, прорезаемыми острыми пиками солнечных лучей, тона просвечиваемой кожи менялись от черного до красного, от золотисто-желтого до неописуемого. Он растопырил пальцы широко расставленных рук, и меж них запутались прозрачные волокна ветра. «Как хорошо! Впервые я могу сказать, что отдыхаю. Надо привести сюда Полину, и мы вместе насладимся покоем», – подумал он, вспомнив, что в скорой погоне за обманным Артемом оставил ее стоять у дороги. «Полина!» – резанула тревожная мысль, а потом снизу, со стороны проезжей части донесся грубый рев клаксона, рокот мужских голосов. Толик, не успев открыть глаза, дернулся на месте, левая подошва заскользила по наклонной плоскости крыши…
…Полина с нетерпением посмотрела в направлении арки, проглотившей ее жениха. Подумала, что правильно сделала, оставив в номере серьги, подаренные им вчера вечером по приезде в Санкт-Петербург.
– Сутенера ищешь? – хмыкнул широкомордый, улыбаясь.
Она не ответила. С заднего сиденья салона кто-то сказал:
– Она же не проститутка, значит, работает без крыши. Может, ей надо помочь сесть? Может, она привыкла, чтобы перед ней дверцу открывали, а?
– Запросто, – намереваясь выйти из салона, отстегивая ремень безопасности, буркнул водитель.
Полина на дрожащих ногах стала обходить автомобиль сзади, осматривая дорогу. «Подожду его во дворе, они вряд ли поедут следом», – думала она, спускаясь с тротуара на покрытие трассы. Раздавшийся грубый рев клаксона заставил ее вздрогнуть, но не обернуться. Следом за сигналом ей в спину полетели выкрики:
– Да что ты ломаешься! Настоящие мужики тебе воткнут… – орал водитель, вышедший из автомобиля, стоя около мраморного льва.
– Воткнем, спуская! – рассмеялся скрытый тонированными окнами мужчина, сидящий на заднем сиденье.
– Не обидим, заплатим! Стой же, стой! Хоть письки нам подрочи!
Она не оглядывалась, чувствуя предательскую тяжесть в коленях. «Где же он, где? – стучало в голове. – Что-то с ним произошло». Сзади донесся звук захлопнувшейся автомобильной дверцы, рокот мотора. Она вошла в арку, бросила взгляд назад через плечо. «Мерседес» уезжал, мраморный лев остался. Полина вошла, пройдя под сводом, во двор. Отойдя от прохода влево, прислонилась к щербатой кирпичной стене. «Где же он?!» – понимая, что сейчас заплачет, подумала она.
…Толик лежал на животе, вытянутой рукой зацепившись за почерневшее от времени дерево дверцы чердачного окна. Ветер словно усилился. Толя напрягся, второй рукой ухватился за край рамы. Он подтянулся к зеву окна. В голове только нецензурные слова. Краем глаза он замечает, как комочек пыли, смешавшийся с мелким песком, выбившийся из-под рейки подоконника, покатился вниз по наклонной плоскости крыши. Мужчина уперся правой ступней в жесть, булькнувшую под давлением его тела. Подталкивая себя снизу, он наполовину вполз в открытое окно. «Что же со мной происходит?» – подумал он, выдыхая…
…Полина плакала беззвучно. Прижимая одну руку к груди, другой она расчесывала волосы. Ей казалось, что в последнее время она только и делает, что плачет, то от радости, но чаще от вырастающего в груди комка грусти и боли. Вчера, когда Толя подарил ей серьги, а потом позвонил своей маме сообщить о том, что сделал предложение и они собираются зарегистрировать брак, она была на седьмом небе от счастья и расплакалась, спрятавшись в ванной, не желая раздражать любимого своей плаксивостью. Сейчас, стоя у стены в одном из двориков Санкт-Петербурга, смотря на напоминающий издохшую змею использованный презерватив, лежащий на асфальте, она плакала от необъяснимого чувства. Когда-то она прочла, что существует несколько факторов, определяющих вероятность наступления у человека депрессии. В таблице, составленной по результатам тестирования огромного количества жителей планеты Земля, было предусмотрено все, способное вызвать стресс: рождение ребенка, смерть близкого, переезд, свадьба, развод, поездка в другой город и многое другое. «Там не было пункта „странное поведение вашего жениха, – подумала она, и слабая улыбка блеснула на ее губах. – Я собралась замуж в свои годы, я поехала в маленькое путешествие, я переживаю за любимого… Этого достаточно для нервного срыва“.
Она отвела взгляд от презерватива и увидела Толика. Его белая майка была испачкана на груди в чем-то серо-красном. Он выглядел оглушенным, как человек, узнавший о смертельной болезни, подтачивающей его изнутри. Он увидел ее:
– Полина, солнце мое, прости меня, – подходя к ней, заговорил он. – Я сам не знаю, что со мной творится. Я думал, что догоню Артема и узнаю важную информацию, но он скрылся, а я чуть не… Ну, не плачь, пожалуйста.
– Меня приняли за шлюху и чуть не украли, – повиснув на его плечах, сказала она, разрыдавшись в голос.
– Прости, прости, прости, – шептал он, глядя бессмысленным взором в щербатую оранжево-красную кирпичную стену дома.
– Нам пора в гостиницу, собираться домой, – успокоившись, прошептала она, увернувшись от его поцелуя.
– Пойдем, – отозвался он, обнимая ее за плечи, шагая в арку.
4
Она склонила голову на его плечо. Автомобиль ехал плавно, словно лодка по волнам тихой реки. Водитель молчал, всматриваясь вперед. Толя решил, что лучше заплатить чуть дороже, но доехать быстрее в уютном салоне автомобиля, чем трястись в вагоне или на автобусе, и не прогадал. В тепле, сидя на мягких сиденьях, прижавшись друг к другу, словно брошенные посреди заснеженного поля на произвол судьбы сиротки, они окончательно помирились. Снаружи моросил мелкий противный дождь. Петербург провожал их слезами, льющимися из серой пелены, затянувшей небо в плотный корсет.
– Я стала такой плаксой, – прошептала Полина, не поднимая головы с его жесткого плеча. – Это потому, что столько всего происходит так неожиданно.
– Ты про наше решение пожениться? – уточнил он, гладя ее ладонь. За стеклом с ревом пронесся грузовик с кузовом зеленого цвета.
– И про это тоже. Одна моя знакомая жутко переживала перед тем, как пойти в загс и подать заявление, а перед самой свадьбой она вообще готова была сквозь землю провалиться, так боялась, – сказала Полина, убрав со лба светлую челку, посмотрев в зеркальце заднего вида на глаза водителя, не мигая смотрящего вперед, легко поворачивающего рулевое колесо.
– А я не волнуюсь, – признался Толик, наклонив голову.
Он поцеловал ее в волосы, для чего ему пришлось вытянуть губы, сложенные в трубочку. Если бы Полина видела это, то непременно рассмеялась бы, так забавно это выглядело. Она сказала бы: «Ты как утконос с картинки учебника по биологии». Но поскольку она не заметила, как он ее целовал, то сказала:
– В голову постоянно лезут сомнения: правильно ли я делаю, такой ли человек мне нужен, зачем нам регистрировать отношения, если у многих знакомых семейных пар после штампа начались проблемы…
– У меня нет таких знакомых, у моих женатиков все хорошо, – вставил Толик.
– Им повезло. Я не думаю, что нас постигнет судьба тех, кого я знаю. Я гоню плохие мысли, но они, как мошкара, не унимаются.
– Ты не обращай на них внимания, как я, – предложил он, поерзав на сиденье, потревожив Полину.
– Толь, я так хорошо устроилась, – закапризничала она, чуть впившись ногтями в его руку.
Он наклонился и снова поцеловал ее в открывшееся ушко. Она повела плечом.
– Щекотно, – произнесла женщина, проследив взглядом, как капля дождя сбежала вниз по стеклу, оставив влажную дорожку, моментально истаявшую на ветру.
– Я вчера испытал такое странное щемящее чувство, словно и радостно и грусть одновременно, – зашептал ей на ушко Толик. – Когда я сказал маме, что мы поженимся, то она рассмеялась. Кажется, впервые со дня похорон бабушки.
– Я поняла тогда, что тебе хорошо, по лицу поняла, – сказала Полина.
Она приподнялась, наклонилась в сторону водителя, попросив:
– А есть у вас медленная музыка? Лучше классику.
Мужчина встрепенулся, словно сова, очнувшаяся ото сна. Сморщил лоб, вспоминая. Потом, не отводя взгляда от трассы, нагнулся в бок, достал откуда-то кассету, сказав:
– Мелодии уходящего века подойдут? Хорошая музыка.
– Давайте, – согласилась женщина, прижавшись к любимому, обнявшему ее за плечи правой рукой. – Я обоняю запах твоего дезодоранта.
– Ну и как, аромат радует твой обонятельный орган?
– Не только его, – жарко прошептала она, приблизив губы к его уху.
– У меня тоже все просыпается, – прошептал он, слушая начальные аккорды «Одинокого пастуха».
– Я имела в виду сердце, мой шалунишка, – похлопав его ладошкой по колену, улыбнулась она.
Протяжные звуки вкупе с плавным бегом иномарки убаюкивали, погружая в сон, даря отдохновение и покой. О, если бы мир всегда такой мог быть и можно было бы бездумно нам любить, даря себя и получая в дар град поцелуев, нежности пожар. Без интеллекта, словно существа из тех времен, когда вся жизнь едва пробилась через слой камней. Тогда бы все казалось веселей? Или соль жизни в том, чтоб иногда беда входила в дом? Чтоб закалялись, словно полотно из стали в горниле горя и печали?
А за стеклом проносились поселки, городки, деревья, автомобили. Дождь почти сошел на «нет», но ближе к Москве вновь зачастил, разводя круги на лужах. Молодой мужчина и женщина уснули. Музыка пеленала их, как мать дитя. Правда, водителю, как ни жалко было ему будить пару, пришлось выключить кассету и обратиться к Толе:
– Барин, куда дальше или на остановке сойдете?
– Да, у метро останови, – кивнул дизайнер, продирая глаза, потягиваясь.
До дома они добрались быстро и сразу легли спать. Сон был крепким, без кошмаров. В сумочке Полины лежал карманный календарик, на котором она красным маркером отмечала дни своих месячных, начинавшихся так же регулярно, как приходят счета на оплату электроэнергии. Скоро срок, скоро они узнают…
Глава 10
Хорошие вести или плохие?
1
Толик принял решение успокоиться и перестать искать того, чего, скорее всего, нет. Достаточно травить себе нервы, выискивая демонов в углах офиса, надеясь обнаружить взаимосвязь между поворотами судьбы работников и местом их труда. Чтобы не проявить малодушие, Толик даже выкинул квитанцию на получение заказанных им оберегов, не пошел проверить, вернулся ли из скоропалительной командировки Артем. Он решил посвятить себя только подготовке рекламного проекта по пиву, отдыху с любимой женщиной. Несколько дней у него получалось оставаться преданным выбранному пути.
В эти дни работа засасывала его с девяти утра до шести вечера, иногда без перерыва на обед, только крепкий кофе и совещания с Людмилой Геннадьевной и сотрудниками отдела маркетинга. Главной рекламной стратегией, на которой изначально настаивал клиент, было распространение информации о продукте и убеждение потенциальных потребителей в том, что этот продукт – пиво подарит новые ощущения, поэтому если люди хотят испытать необычные эмоции, то им необходимо непременно попробовать, а впоследствии перейти только на предлагаемый продукт. Хотя в должностные обязанности Анатолия, как дизайнера, не входили функции по разработке творческой стратегии, он осуществил подбор целевой аудитории, составил концепцию продукта, вместе с предложением использовать определенные средства распространения рекламной информации предоставил непосредственную стратегию сообщения. Ему так было легче. Зная, на кого нацелен продукт, и изучив статистические данные о среднем возрасте граждан, употребляющих пиво, найденные в Интернете, он с наибольшей вероятностью установил, на кого должна быть направлена реклама. Исходя из предполагаемой группы охвата, Анатолий разработал несколько вариантов рекламных роликов для телевидения.
Поскольку первой задачей было осведомление потенциальных потребителей, то Анатолий поставил перед собой задачу создать первый ролик, при помощи которого можно было бы распространять информацию о существовании и возможности приобретения пива данной марки. Так как эта серия продукта запускалась впервые, Анатолий позволил себе «поиграть» с формой и цветом бутылок.
– Они намереваются выпускать пиво в бутылках стандартной формы из светлого стекла. Мне кажется, что будет лучше запустить серию бутылок эксклюзивной формы, но оставить отличительные признаки привычного характера, а именно оставить темно-янтарный цвет упаковки. У большинства граждан со времен Советского Союза сложилось устойчивое мнение, что пиво разливают именно в темные бутылки, так зачем обманывать ожидания людей? – спросил он у Людмилы Геннадьевны.
– Но потребитель так же привык к бутылкам стандартной формы или к банкам, – попыталась возразить женщина.
За ее спиной, на стене, висела ярких веселых расцветок картина. Она и сама излучала радость, обращаясь к Толику так, словно того неприятного разговора и не было вовсе.
– К форме упаковки люди стали относиться проще. Я, конечно, могу ошибаться, но цвет запоминается сильнее. Возьмите, например, вывески аптек. Не важно, какой они формы, но имеет большое значение цвет: зеленый, белый, красный. У нас в Оренбурге, когда я там жил, один владелец фармасети поддался на уговоры дизайнера и оплатил вывеску темно-синего цвета, которая на просвет была светло-синей. Но он не учел, что днем она будет почти черной. У него упали продажи, потому что люди боялись закупать лекарства в аптеке с похоронного цвета вывеской…
– Анатолий! Не путай пивные бутылки и аптеки, это разные вещи…
– Но суть одна и та же, если мы изменим форму, а цвет оставим стандартный, то покупатели не перепутают, что брать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46