Дозвониться до невесты не получилось. Она не брала трубку, возможно, не слышала звонка, возможно… Он не хотел думать о том, почему она не отвечает. В его голову лезли разные мысли. Страшные боролись с реалистичными и добрыми. Он в конце концов решил, что она просто отключила звук и легла отдохнуть, ведь у нее заслуженный отпуск. «Она сейчас спит себе, нежась под шелковой простыней», – представив, как облегает ткань ее тело, уверовал он. Толик ошибался.
В бухгалтерии его ждал приятный сюрприз в виде денежной премии, прилагаемой к положенным отпускным и гонорару.
– Счастливо отдохнуть! – пожелала кассир, убирая в толстый скоросшиватель подписанную им ведомость. – Наше руководство не жадное, но такие подарки делает не часто, только для особых работников.
– Я самый обычный трудоголик, – отмахнулся дизайнер.
– Не стоит проявлять малодушие, Анатоль, – раздалось за спиной со стороны двери. – Это заслуженные слова и награда.
– Олег Викторович, – заулыбалась кассир, но мимика ее была не натуральной, словно уголки губ покойника оттянул вверх патологоанатом.
– Я хотел взять денег, – подходя к Анатолию, кладя ему на плечо пухлую ладонь, сказал мужчина. – Но чуть позже, не торопитесь, – распорядился он, и кассир застыла у сейфа, как солдат, одной ногой задевший растяжку и ждущий помощи.
– Я заходил к вам сказать «до свидания», – произнес дизайнер, глядя в лучащиеся слащавым весельем глаза редактора, напомнившие ему кота, наевшегося сметаны со стола хозяина.
– Мне секретарь передала, – промурлыкал толстяк, сжав пальцы, лежащие на плече Толика так, что тот почувствовал ногти, вдавливающиеся в кожу. – Я ходил… Ездил по одному очень щекотливому делу. Но тебе пока об этом знать, Анатоль, не нужно. Меньше знаешь – крепче спишь. Придет время, и все откроется, как карты в покере.
– Так таинственно, интригующе, – сказал дизайнер, испытывая необъяснимые, неприятные ощущения.
– Да, – улыбнулся толстяк, и мясистые щеки его задрожали, подобно телу водянисто-прозрачной медузы, выброшенной на песчаный берег. – Речь о новом проекте фирмы! Никакой интриги. Просто у тебя отпуск, поэтому тебе надо хорошо отдохнуть.
– Аааа, – протянул Толик, почему-то не веря словам главного редактора.
– Новый проект – новые деньги! – рассмеялся Олег Викторович и вдруг оборвал смех, обратившись к кассиру: – Кстати, о деньгах!
– Я пойду, до свидания, – попрощался молодой мужчина, не дожидаясь отдельного приглашения.
– Отличного отдыха! – крикнул редактор.
Дверь закрылась, поэтому Толик не услышал его слов: «И Полина Борисовна пусть повеселится».
Прибрав на рабочем месте, получив расчет, попрощавшись с некоторыми сотрудниками, Толик не знал, чем себя занять. На работе он привык работать, но сейчас его голова была забита мыслями о предстоящем отпуске, поездке в Оренбург с любимой женщиной, ее знакомству с матерью…
Он набрал номер телефона мамы. Она ответила сразу.
– …Жди нас, на днях будем стоять на твоем пороге, – прежде чем отключиться, сказал он. – И не хандри, что опять на тебя напало. Отсутствие новостей – хорошие новости!
Она сказала: «До свидания, жду вас», – и прервала связь. Она, как и сам Толик, не верила, что отсутствие вестей о пропавшем человеке – это хорошо.
Дизайнер не знал, что еще сделать в офисе. Он впервые в жизни выходил в отпуск, поэтому зашел в отдел кадров на всякий случай поинтересоваться, нужно ли что-нибудь еще заполнить, подписать. Его попросили расписаться в приказе об отпуске, удивились такой рачительности, пожелали счастливого отдыха и предложили идти домой паковать чемоданы.
– Все равно сейчас не до трудов праведных. Уже летишь? – спросила работник кадровой службы, глядя на него сквозь толстые стекла очков.
– Куда лечу?
– Я имею в виду, что ты не можешь собраться с мыслями, все мысли об отпуске и ты уже в пути, – пояснила женщина.
Сидящая рядом с ней за соседним столом девушка рассмеялась, Толя тоже, кивая.
– Уже лечу! Только на поезде! – улыбался он, выходя в коридор.
Тут зазвонил его телефон. Определитель рассекретил Полину.
– Привет, почему не брала трубку, спала? – спросил он, прислонившись к стене офиса, оклеенной шершавыми мягкими обоями под покраску.
– Я ходила по магазинам, а телефон забыла дома, совсем растеряха стала, – сказала она. – У меня для тебя важная новость. Ты скоро домой придешь? Может, пораньше отпустят?
– Меня уже отпустили, сейчас приеду. А что за новость?
– Приедешь и узнаешь, – понизив голос, секретничала она.
– Жди! Уже выхожу! Любимая моя, жди.
Он отключился, пошел к лифту. Спустился на первый этаж. Сначала не понял, что кто-то произносит его имя. Потом остановился и оглянулся.
– Анатолий! – звал его охранник, отец Ивана, друга Сергея.
– Здравствуйте, как ваши дела? – подходя к стойке контрольно-пропускного пункта, поприветствовал знакомого Толя.
– Дела идут. Вы спешите? – улыбнулся мужчина, пожимая протянутую руку.
– Ухожу в отпуск, – поделился дизайнер, разведя руки в стороны.
– Вовремя я вас поймал! Мой сын просил передать вам конверт, вот он, – сказал охранник, нагибаясь и доставая из-под столешницы конверт, протягивая его Толику.
– Ого! Мне пишут письма, – попытался пошутить дизайнер, но вышло вяло. Принимая белый бумажный пакет из больших рук мужчины, он не испытывал особой радости.
– Сын сказал, что это важно и поможет вашему делу. Больше я ничего не знаю, – отрапортовал «почтальон».
– А как сам он поживает? – чувствуя подушечками пальцев неприятную ворсистость конверта, спросил Толик.
– Нормально поживает, но я не смею вас больше задерживать, счастливого отдыха!
– Спасибо! – удаляясь прочь, бросил дизайнер. – Спасибо!
Он вышел на улицу. Воздух был сухим, отравленным выхлопными газами, солнце шпарило нещадно. Люди куда-то спешили. Большой муравейник жил обычной жизнью. Анатолий аккуратно сложил конверт пополам и, еще раз перегнув наполовину, убрал в задний карман брюк. Потом достал телефон, позвонил Полине:
– Ну, что за новость у тебя! Я терпеть больше не могу.
– А ты где?
– По пути домой, – переходя дорогу на зеленый свет, ответил он.
– Вот дома и узнаешь. Я тебя люблю, жду. Давай быстрее!
Он поцеловал трубку, отключился, но даже этот звонок не перебил появившихся в голове мыслей о Сергее и письме его друга. «Узнаю, что там Полина мне приготовила», – решил он, спускаясь на платформу в метро.
Письмо лежало в кармане. Его надо было только открыть, и будущее могло бы сложиться иначе.

Глава 11
К чему приведут разговоры в поезде?

1
Толик подхватил ее на руки, прижался к ее щеке своей, потом на его лице отобразился испуг, руки дрогнули, с губ слетел вопрос:
– Резкие движения запрещены?
– В каком смысле? – не поняла она, обвив его шею. – Ты можешь носить меня на руках, в этом нет ничего страшного.
– Я просто так скоро сделал это, а потом испугался, что мог навредить ребенку, – объяснил он и потерся щекой о ее светлые волосы.
Она звонко рассмеялась, в уголках глаз залучились морщинки:
– Я тебя люблю, мальчик мой! Я так тебя люблю!
– А я тебя люблю, – ответил Толик, неся ее в спальню.
Он осторожно положил ее на кровать, опустившись на одно колено, потом присел на ковер. Хоть Полина и находилась на уровень выше, их глаза находились напротив, на одной волне. Они пристально глядели друг на друга, ничего не говоря, словно впервые изучая и оценивая. Улыбки не сходили с их губ. Женщина протянула левую руку и запустила пальцы в его вихры:
– Тебе надо подстричься, – сказала она.
– А тебе надо сходить к врачу, проконсультироваться, – ответил он, вставая с пола, присаживаясь на кровать.
Под ним покрытая шелковой простыней поверхность просела. По ткани побежали стрелы – впадины, преломляя и изменяя оттенки цвета.
– Вначале я был оглушен, потом подумал, что давно знал о твоей беременности, и только сейчас до меня доходит, что я стану отцом, – положив ладони на ее ногу, заговорил Толик. – Я шел домой с чувством, что все изменится. И я исподволь знал, что эти метаморфозы не будут связаны с моим отпуском…
– Тебя отпустили в отпуск! – обрадовалась она, всплеснув ладошками, подпрыгнув, отчего новые стрелы-впадины искривили шелковое полотно.
За стеклом сияло солнце, нагревая асфальт, бетон, железо, кожу и все-все-все, заполняющее этот большой город. Шторы, висящие на деревянной гардине, были чуть прикрыты, чтобы сдержать жгучие лучи.
– Да, у меня месяц свободы, но это не новость в сравнении с тем подарком, который сделала мне ты! – сказал Толя, погладив ее изящно лежащую руку.
– Когда поедем в Оренбург? – спросила она.
– Ты несколько минут назад сообщила мне, что беременна! Дай осмыслить! Я думать забыл о поездке к городу корней, я весь в мыслях о будущем, о своем новом статусе.
– Я хочу поехать познакомиться с твоей мамой, – ответила она.
– А к врачу? Когда ты пойдешь к врачу? – проследив, как, словно по волнам, «солнечный зайчик» «поплыл» по шторе.
– У меня небольшой срок, могу пойти в Оренбурге, если что.
– Никаких «если что»! Откуда эта беспечность?! – возмутился Толя, вскакивая с кровати.
Она молча посмотрела в сторону окна, потом в направлении двери, затем на него.
– Я не хочу бежать в больницу сейчас, в этом нет необходимости, поверь мне. Я хочу увидеть город, подаривший мне моего любимого мужчину, – пояснила она и посмотрела вниз, опустив ресницы.
– Ну, ладно. Я могу сейчас поехать и купить билеты на завтра. Если они есть, – усаживаясь обратно, взяв ее руки в свои, сказал он.
– Я могу поехать с тобой на вокзал за билетами.
– Чтобы стоять в очереди?
– А закажи их по телефону, – предложила она, вспомнив о такой возможности.
– Полиночка, я хочу пройтись, чтобы обдумать свое новое положение, можно?
– Ладно, я понимаю, ты еще в шоке.
– Да, это по-нашему, – улыбнулся он, вставая.
Она проводила его, заперла дверь. Через какое-то время он вернулся, достал из кармана билеты на завтрашний поезд.
– Я позвонил маме, сказал, что мы завтра выезжаем. Она обещала приготовить бешбармак. Это хоть и казахское блюдо, но у нас считается праздничным, и готовят его в семьях с разным национальным составом, – входя в квартиру, сказал Толик.
– Я ела бешбармак в исполнении своей тетки, теперь поем в исполнении свекрови, – ответила женщина, обняла его, прижавшись головой к широкой груди.
2
– Черт! Совсем забыл о нем! – вспыхнул Толик, глядя, как за окном вагона медленно поплыли привокзальные постройки.
– О чем?! – испугавшись, что он забыл выключить утюг, которым перед самым выходом подглаживал стрелки брюк, воскликнула Полина, присев на нижнюю полку купе.
– Письмо, которое мне сотрудник знакомый передал. Я совсем про него забыл, – выждав несколько секунд, ответил дизайнер. – Оставил в кармане брюк.
– А о чем письмо? – успокоившись, спросила она, расстегивая замок дорожной сумки на колесиках.
– Не знаю, – скользя взглядом по проплывающему за стеклом железнодорожному составу, сказал Толик.
В дверь постучали, и сразу, не дожидаясь разрешения войти, полотно поехало в сторону, ролики чуть шуршали. В купе вначале появился заостренный носик ребенка и витушки волос соломенного цвета, вихрящиеся вокруг лица.
– Место тридцать пять здесь? – спросила девочка высоким, с хрипотцой, явно прокуренным голосом.
– Да, – ответили оба одновременно, посмотрели друг на друга и улыбнулись своей непроизвольной синхронности.
Лицо исчезло. В купе вползал, подталкиваемый сзади, чемодан, какой Толику доводилось видеть лишь у бабушки, не желавшей использовать новоявленные легкие дорожные сумки китайского производства. Бока квадратного ископаемого были зеленого цвета с черными поперечными полосками. «Арбуз», – подумала Полина и хмыкнула, Толик посмотрел на нее и улыбнулся.
– Что это за квадратный арбуз?! – обратился он к девочке, зашедшей в купе.
Та вздохнула, ее тоненькие руки, как птицы, вспорхнули вверх. Не прекращая жестикулировать, соломокудрая пассажирка ответила:
– Да, все так говорят. Я просто деда расстраивать не хотела, он все еще живет временами, когда хлеб стоил несколько копеек. Жуткий брюзга. Мне проще было тащиться с этой рухлядью, чем объяснять ему современные тенденции, – она попыталась, не прекращая говорить, засунуть чемодан в ящик, под сиденьем нижней полки, но крышка не открывалась, тогда Толик помог ей спрятать «арбуз», а девушка продолжала: – Жить с пожилым человеком, стоящим одной ногой в могиле, а другой в маразме, – это еще то веселье! Уж поверьте мне! Сейчас с ним моя мать одна, как она там, ума не приложу. Если бы он был мне не дедом, а отцом, то я бы, возможно, относилась к его заходам проще, а так… – она развела руки в стороны, затем резко сцепила тонкие пальчики-соломинки в «замок» на груди. – У вас есть пожилые родственники?
– Моя бабушка недавно умерла, – ответил Толя.
Полина предпочла промолчать, пытаясь переварить всю информацию, обрушенную словно воды Ниагары на ее голову всего за несколько секунд из уст этой, похожей на ребенка, женщины, о возрасте которой красноречиво говорили морщины на шее и сморщенная кожа на тыльных сторонах ладоней.
– Соболезную, – усаживаясь на сиденье, напротив пары, продолжила пассажирка. – Смерть тяжело пережить, но можно. У меня подруга умерла от пьянки. Панкреатит, кажется. Когда ее мать рассказывала мне о тех муках, которые перенесла за последние свои дни Лиза, я плакала, а сейчас спокойно говорю об этом вам, незнакомым людям. – Тут она подпрыгнула, словно вспомнив что-то важное, ее руки-птицы вспорхнули вверх. – Аааа! Мы не познакомились! Извините, пожалуйста, я обычно сразу представляюсь и узнаю, с кем разговариваю, это профессиональная привычка. А сейчас просто после похорон не могу прийти в себя. Вроде все спокойно, а изнутри что-то гложет. Меня зовут Жанна Ванова, я журналист одной из газет города Оренбурга. А вы?!
Они молчали, смотря на этого маленького человечка с блестящими внимательными глазками темно-зеленого цвета, пронырливо-заостренным носиком и тонкими губами. «В жопе воду не удержит», – подумала Полина, и на лице ее расплылась улыбка, а потом смех вырвался наружу, сотрясая все тело.
– Извините, – вставила она и продолжила веселиться, наблюдая, как удивленно округлились красивые глаза пассажирки.
– Я что-то смешное сказала?! – возмутилась та, вставая.
– Извините мою невесту, – вмешался Толя, протягивая руку и предлагая женщине присесть обратно. – У нас очень хорошее настроение, а ваше появление было таким… – он задумался, подбирая нужное слово, – таким стремительным и неожиданным…
– И смешным, – улыбнулась Жанна, уперев руки в сидение, обтянутое красным дерматином.
– В некотором роде, – пожал плечами молодой мужчина, прочитав название станции, которую миновал состав, вспомнив, что здесь Москва заканчивается и начинается пригород.
– Извините, – вытирая выступившие слезы, сказала Полина, поднимая лицо на журналистку. – Я вспомнила анекдот, который уже забыла, но смеха сдержать не смогла. Меня зовут Полина, а моего жениха Анатолий. Я коренная москвичка, а он из Оренбурга…
– Да! – обрадовалась Жанна, всплеснув руками, хлопнув себя ладонями по острым коленкам. Одета она была в синие со стразами джинсы и бледно-голубую майку с белыми цветами, напоминавшими пионы или хризантемы.
– Чистая правда, – кивнул Толя.
– А что в Москве делал? – без обиняков взялась за расспросы попутчица.
– Работал, а в процессе счастье свое нашел, – он указал на смутившуюся от этих слов Полину.
– Расскажите? – растаяла женщина, сцепившая ладони, подперев ими подбородок, локти она уперла в колени.
– Сделать нашу историю достоянием целого города? Ну уж нет! – отказал молодой мужчина, почесав большим и указательным пальцами левой руки переносицу, потом надбровные дуги.
– Я не собираюсь писать статью на основании вашей жизни, если не хотите, – положив руки на стол, вздохнула Жанна. – Я не использую все, что мне известно о людях и городе в своих материалах. Надо соблюдать журналистскую этику. У нас есть негласные правила, которых придерживаются все. Например, не писать об одном и том же в разные газеты…
– Разве?! – почесав за ухом и отодвинув наползшую на половину окна шторку, закрывшую вид на дачи, коттеджи, деревья, удивился Толя. – Во всех газетах пишут об одном и том же на разные лады.
– Это пишут журналисты, состоящие в штате данных средств массовой информации. А я говорю про то, что если я напишу статью о ядовитых свойствах «луноцвета», то не понесу ее в несколько газет сразу, понятно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46