Предание гласит, что эти деревья сажались в годы великих бедствий - нашествий чужеземцев, поэтому очень древние - в несколько обхватов. Каждое последующее уступает предыдущим в росте и толщине. Последний дубок посадил Хучбаров Ахмад ранней весной сорок четвертого года в память о трагедии Черной Среды.
Много различных поверий вокруг этих деревьев, и самое главное - вера в то, что если дубок привьется, не засохнет, беда уйдет, растает, как снег по весне, сила народа возобновится и семя халлойское * не иссякнет.
Сажают очередной дубок семеричное количество мужчин (сем, четырнадцать, двадцать один), после трехдневного поста и молитвы. С этим связано такое поверие, что листва постоянно посылает к Трону Всевышнего мольбу о защите нашего народа от иноземных хищников.
Есть и такое поверье, что тот, кто придет на Гончий Дук со злыми намерениями, будет наказан, таково древнее заклятье.
Горцы уверяют, что это заклятье поражает любого, кто попытается нанести вред этому месту и этим деревьям, что случаи такие были и в наше время. Например, в тысяча девятьсот тридцать первом году заядлый коммунист Макаш заявил на собрании, что Бог, это миф, сочиненный тупыми попами и муллами, ничего, кроме того, что мы видим своими глазами, нет. И он, Макаш, не боится ни Его, ни Его Ада, ни Его наказания.
- Почему Он не наказывает меня сейчас, если Он такой сильный?
- Макаш, - сказал старик Тох, дрогнувшим голосом, - ты не стал молиться - мы тебя не ругали, думали, что опомнишься; ты водку пил, как русский и валялся у плетней - мы молчали, надеясь, что близкие тебя приведут в чувства; ты грязно ругаться стал - мы терпели; ты возглавил комбед и стал грабить нас, отбирая трудом нажитое добро - снесли и это; теперь ты перед лицом целого села мусульман богохульствуешь. За такое не то что село, а целые большие шахары проваливались под землю. Опомнись, надменный глупец! Опомнись! Побойся Бога!
- Я вам докажу, что я прав. Я сделаю что-то такое… - лицо у него, говорят, осветилось сатанинской усмешкой. - Вот, что я сделаю: я возьму двух сильных волов, наточу свой топор так, что им можно будет побриться, взберусь на Гончий Дук, срублю один из этих дубов и буду топить им всю длинную зиму свою печку и нич-ч-чего со мной не случится. Вот увидите!
На второй день сельчане с ужасом увидели, как Макаш, засунув отточенный топор за пояс, повел двух волов в ярме в сторону леса.
Волы пришли вечером сами, без Макаша. А Макаша нашли охотники через два дня в жалком состоянии, они его еле-еле узнали: лицо исказилось в страшной гримасе, нижняя челюсть съехала на один бок. Руки скрючены, вдобавок он стал колченогий.
С охотниками был близкий родственник из их тайпа, а то бы его оставили в лесу на погибель, настолько сильна была ненависть к нему сельчан.
Да, такое было. Невольно поверишь.
А еще в сорок шестом во время большой войсковой операции против повстанцев-мстителей, летчикам было дано задание: бомбить Гончий Дук, разнести в щепки Священные Дубы. Летчики выполнили это задание… но бомбы точно угодили в истребительный батальон НКВД, который маршем двигался в этом направлении. Из батальона мало кто ушел живым.
Между собой русские военные это место стали называть Проклятым Местом. Мистический страх заставлял военных обходить его стороной. А ну его!
В тяжелые времена Гончий Дук служил защитникам Родины не только местом больших сборищ, но и как почта, как телеграф, как СМИ. Для этих целей использовали не только сам Гончий Дук, но и тропы, ведущие к нему, и всю окрестность.
На гладком стволе чинары на уровне человеческого роста на веревочке висела старая обложка от книги, на ней химическим карандашом писали послание: «Меня зовут Андрей Балкин. Я бежал из армии. Галгайцы, примите меня к себе. Мне одному тяжело».
Андрею Балкину задали вопрос, после его послания провели черту карандашом и написали: «Иди в свою армию, здесь тебе нечего делать. В армии легче, чем в горах».
Диалог Андрея Балкина с абреками продолжался около двух месяцев: «Вы что в своих горах совсем озверели? Мне нельзя назад в армию - меня расстреляют: я убил особиста, за то, что он у меня невесту переманил, а я ее сильно любил».
«Тебе так и надо! Зачем такую дуру любил?»
«Это не ваше дело, кого мне любить. Принимаете или нет?»
«Нет. Мы русским не верим. Уходи, не то застрелим».
«Я - не русский. Я - казак. А если до стрельбы дойдет, то я сам хоть кого застрелю».
«Откуда мы знаем, что ты казак?»

* * *
В бывший Ахки-юрт средь белого дня подъехал военный на коне к зданию сельсовета. Там шло совещание по поводу активизации борьбы с ингушскими бандами. В совещании принимали участие работники районного отдела НКВД, секретари райкома партии, местные активисты-дружинники. Вел совещание старший лейтенант Косачук.
Во дворе стояли две машины, а к забору привязаны кони.
В тени акации на большом бревне сидело человек пять рядовых.
К сельсовету подскакал на горячем коне военный, в форме рядового НКВД. Он ловко соскочил с седла. Один из солдат нехотя поднялся с бревна, забросил надоевшую винтовку за плечо:
- Тебе что?
- Я связной из отряда. Имею срочное поручение к капитану Косачуку.
- Погоди. У них военное совещание. Вот выйдут на обед и передашь, что надо.
- Мне некогда годить. Сказано: дело срочное!
- Пакет что ли? Давай передам.
- Нет. Приказано: из рук в руки.
Солдат нехотя двинулся к двери.
- Что сказать-то? От кого ты?
- От капитана Омелова. Ну ты, поторапливайся! Там ребята в горах гибнут…
Солдат скрылся за дверями. Через минуту показался лейтенант Косачук.
- Ну что просил передать капитан Омелов? В засаду, что ли, попали?
- А вот что!
Двумя выстрелами в упор из револьвера, приехавший уложил офицера у дверей сельсовета, выхватил из другого кармана гранату и заорал на солдат.
- А ну на землю, губошлепы, паршивые вояки!
Солдаты попадали, поползли, стараясь забиться в какую-нибудь щель.
Всадник вскочил на коня, швырнул гранату в дверь сельсовета и ускакал, как залетный вихрь.
Он галопом летел по самой длинной улице и кричал:
- Я казак - Андрей Балкин! Я убил суку лейтенанта Косачука! Передайте всем, что это я, казак Андрей Балкин, исполнил приговор Кавказского Трибунала! Я - казак Андрей Балкин!…
На почтовой чинаре повисла записка:
«Теперь вы мне верите?».
Ему ответили:
«Принимай ислам, если хочешь присоединиться к нам».
Андрей Балкин был категоричен:
«Я родился христианином и христианином умру. Я не изменю своей вере».
Абреки написали лаконичную резолюцию:
«Ты настоящий мужчина, казак Андрей Балкин! Ходи к нам».

Двойник

Ахмад вернулся с улицы, отряхивая с пальцев капли воды, утерся платочком и совершил намаз на шкуре дикой козы. Не торопясь обулся, сел на лавку с молитвенными четками в руке. От него шло абсолютное спокойствие. Закончив весь ритуал, он совершил недолгий дуа, свернул четки, поднес к губам и положил в нагрудный карман.
- А теперь поговорим серьезно, - Ахмад в упор посмотрел на нового ладного крепкого мужчину с большущими усами иссиня черного цвета. - В мирное время три дня гостю не задают вопроса. Тут - война. На войне другие законы. Как ты сказал свое имя?
- Барат, Барат Загидов. Неужели ты про меня не слышал, Ахмед?
- Про Барата Загидова? Слышал. Значит, ты Барат Загидов?
- Да, Ахмад, я Барат Загидов.
- Это неправда! - Сказал знаменитый абрек.
- А кто же я тогда?
Он усмехнулся и броским взглядом оценил обстановку. Ровно напротив него сидел молодой грузин Вепхия с винтовкой на коленях, а ствол точно смотрел ему в живот. У выхода сидели еще двое. А рядом на лавке по обеим сторонам еще двое. Новый понял, что на спасение бегством никаких шансов ему не оставили. Но что они знают? У них нет никаких доказательств. Должно быть, это такая шоковая проверка, «баня» называется.
- Кто я, по-твоему? - повторил он свой вопрос.
- Я не знаю, кто ты на самом деле, это ты нам скажешь. Только ты - не Барат.
- Почему?
- Потому что у тебя не все документы в порядке.
- Какие документы? У абрека не бывает никаких документов. У меня нет документов.
- Есть. Первый документ - большие черные усы. У Барата, как нам известно, тоже были такие. Тут у тебя все в порядке. Второй документ - большой рост. И тут нечего сказать - ты подходишь. Но шрам на голове поддельный, ненастоящий. У Барата на голове шрам от кинжала. Ему нанесли удар, когда он сидел во дворе. Кинжал остался сидеть в черепе. Барат выстрелом из кремневого пистолета уложил нападавшего, сломав ему ногу. Дело было во дворе самого Барата. Выскочил из дома отец, увидел сына и поверженного человека, все понял и крикнул сыну: «Не трогай кинжал руками, а то умрешь. Иди к лекарю, пусть он снимет». Барат так и поступил: пошел в соседний аул за четыре километра, там лекарь снял кинжал, наложил на рану специальное лекарство, наложил повязку. Нападавший тоже был аварец, а аварцы не носят игрушечных кинжалов. Аварцы носят самые широкие и длинные кинжалы на Кавказе. На голове Барата остался глубокий шрам. А тебе кто сделал такую царапину: кожа надрезана, а кость цела?
Ахмад встал с места и провел пальцем по белой полоске на бритой голове сидящего.
- В чем дело, Ахмад, почему ты так со мной разговариваешь? Объясни мне…
- Объясню. - Абрек достал из кармана часы и положил их себе на колено.
- Даю тебе ровно минуту. Нас интересует: кто ты? Кем послан, и с какой целью. Через минуту, если будешь продолжать врать, тебя расстреляют и сбросят в пропасть. Мы таких не хороним. Жить хочешь?
- Все хотят жить…
- Тогда говори всю правду. Каждое твое слово мы проверим. Перестань хитрить - ты совсем не хитрый. Ты пришел, чтобы убить нас, а мы тебе даруем жизнь за правду. Мы, конечно, тебя примерно накажем, но оставим в живых. Полминуты уже прошло, у тебя еще полминуты жизни. Так ты будешь говорить или нет?
Так все же кто такой Барат Загидов? Барат Загидов жил в своих горах и был примечателен только тем, что имел могучее телосложение и усы, равных которым в окрестных аулах не было. Был он человек мирный и трудолюбивый. Но раз на чужой свадьбе с ним поскандалил один аварец из другого села. На все выпады Барат отвечал шутками. Тот еще пуще сердился. На свадьбе им подраться не дали. Вот подсторожил тот Барата, когда он шел домой и с обнаженным кинжалом бросился на него. Барат и тут проявил крайнее терпение. Кинжала своего не обнажил, но, наловчившись, поймал нападающего за руки, отобрал оружие, повалил на землю, скрутил ему назад руки своим же ремнем, заткнул за пазуху кинжал с ножнами, дал хорошего пинка под зад:
- Иди, дурак, домой. Отоспись!
Он домой- то пошел, отоспался, но на второе утро явился во двор Барата и нанес тот знаменитый удар в голову, чем прославил не себя, а противника.
Старики этот скандал уладили: баш на баш; с одной стороны - удар кинжалом по голове, с другой - сломанная нога. В те времена по аулам ходила комиссия активистов, которая выявляла наличие верховых лошадей и забирала их для нужд Красной Армии. Однажды заявились и к ним. Отец Барата постоянно держал лошадь, хоть мало ездил на ней. Он просто любил ухаживать за ней. Лошадь обнаружили, стали забирать. Старик вцепился в гриву коня так, что его не могли двое молодых оторвать от нее. В это время явился с улицы Барат, увидел, как отца швырнули так грубо, что старик плюхнулся лицом в грязь. Барат нанес обидчику оплеуху, из ушей пошла кровь - лопнули перепонки. Те убрались восвояси, унося на руках искалеченного. На утро явились военные, окружили дом, забрали и лошадь и Барата.
В районной кутузке он просидел целый день, а ночью сломал решетку и ушел вместе с двумя другими горцами. Так Барат стал абреком. Из мирного спокойного трудяги он превратился в дерзкого налетчика. Приходит средь белого дня к дому начальника районного отдела ГПУ. Стучится в дверь. Выходит жена:
- Твой муж дома?
- Нет, на службе.
- Очень жаль. Передай ему вот что: у моего отца его холуи отобрали лошадь. Пусть вернет. А не то, я его поймаю и в ухо. Меня зовут Барат Загидов. Поняла? Поймаю и в ухо дам!
Лошадь через день вернулась домой: дескать, негодна для строевой службы.
Об аварце с тяжелой рукой шла слава. Говорили, что он врагов своих не убивает, а выводит из строя одним ударом в ухо. Разумеется, слышал про него и Ахмад, который уже третий год находился в бегах. Они оба знали друг о друге по рассказам людей, но встречаться не привелось.
Барата поймали. Его предали хозяева дома, куда он часто приходил, насыпали сонного лекарства в еду. Очнулся Барат в Махачкалинской тюрьме в одиночной камере. На ногах кандалы и на руках - наручники.
Следователь на допрос приходил в камеру, боялась водить этого великана по кабинетам, даже в оковах.
Однажды следователь оскорбил его грязным, унизительным для мужского достоинства словом. Барат одним прыжком очутился возле следователя, ухватил его за горло. На шум и крики вбежали охранники, они увидели, что арестант поднял над собой следователя, а у того вывалился изо рта язык, и вылезли из орбит глаза. В Барата двое охранников разрядили свои револьверы. Великан замертво рухнул на бетонный пол рядом с тем, из кого сам вытряхнул душу.
Этот инцидент был засекречен. Пустили слух, что Барата отправили в Грозный для очной встречи с какими-то чеченцами.
В НКВД была разработана операция по ликвидации головного отряда Ахмада Хучбарова вместе с главарем. Главную роль должен был сыграть двойник Барата Загидова - старший лейтенант Гусейнов Латиф, который служил к тому времени на Западной Украине. Отозвали Гусейнова на Кавказ. Да, очень похож, не хватает только больших усов и глубокого шрама на голове. Не беда, усы отрастили, а шрам сделал хирург. Кроме того, два месяца Гусейнов вживался в роль Барата, изучал сложную сеть его родственников.
Пошла молва. Что Барат сбежал во время этапирования обратно в Дагестан. Стукнул, мол, двоих конвоиров друг о друга, захватил оружие и был таков.
На стволах чинар в Галашкинском районе Ингушетии появились дощечки с краткой надписью: «Барат Загидов ищет встречи с Ахмадом Хучбаровым». «Мы встретимся» - был ответ.
Среди тех, кто заселил села ингушей и чеченцев, были и такие, которые имели тесные связи с абреками-мстителями. По этим каналам и произошла встреча Ахмада с мнимым аварцем Баратом Загидовым…
- Ты все рассказал, Латиф Гусейнов.
- Все, я больше ничего не знаю. Что будет теперь со мной?
- Я тебе обещал жизнь?
- Обещал.
- Ты будешь жить, но за подлый обман, понесешь заслуженную кару от нас, а там, в НКВД, может, тебе дадут еще и орден.
На телеграфном столбе у самых дверей НКВД в селе Первомайском (Галашки) обнаружили приколотые булавкой большие черные усы с губой и записку: «Лейтенант Гусейнов Латиф сам не смог явиться по причине недомогания - примите пока усы».
Дней через десять явился и сам Латиф. Его привезли ночью и отпустили там же, у дверей НКВД. На Латифа было страшно смотреть.

Урок тамады

Муртаз понял, что тамада хочет ему что-то сказать, но так чтобы другие не услышали.
Они шли рядом, приотстав от остальных. Ахмад держал руку на плече своего товарища. Такая у него была привычка. Это он собирался с мыслями, перед тем как изложить очень важное.
- Муртаз, в твоем лице Господь даровал мне боевого товарища и младшего брата - не каждому тамаде выпадает такой жребий.
- Воллахи, тамада, я ценю твое отношение к себе, но в отряде ни один не хуже меня…
- Вот. Этими словами ты подтвердил мои слова: ты себя считаешь не лучше других, а наравне с ними. Так?
- Так, тамада! Может даже я хуже других.
- С этим не согласен. А теперь выслушай мои замечания. Говорю как с младшим братом. Муртаз, когда ты разговариваешь, то постоянно подчеркиваешь, что мы мусульмане-братья. А в нашем отряде был Богданов Вадим, которому ты, Муртаз, две недели назад собственноручно выкопал могилу. Я видел, как ты плакал и не стеснялся своих слез. А почему, Муртаз?
- Но, тамада, ты же сам знаешь, какой он человек был… - пробубнил молодой абрек.
- Ты не считал его своим братом?
- Считал.
- Но он был русский и не был мусульманином. А Саша Малышов тебе не брат? Он не отдаст свою жизнь, чтобы спасти тебя? А грузин Вепхия? А хевсуры из рода Гигаури, которые прикрывали нас, когда мы выносили наших раненых? А осетин Ирбек? Он тебе не брат?
- Брат… самый родной брат, клянусь Аллахом!
- Муртаз, я тоже мусульманин и горжусь тем, что я им родился. Но в мире есть люди других религий, например, христиане. Нам в этих горах не надо делиться. Мы все - братья, кто ходит по этим тропам, кто пьет эту воду, кто прикрывается от пуль этими скалами, все, кто поднялся на священную войну против самого грязного и коварного тирана из тех, что были в прошлом и есть сейчас.
Слова тамады проникли в самое сердце молодого абрека, он чувствовал в душе что-то новое, светлое, нерушимое.
Шли долго молча. Заговорил снова Ахмад:
- Мы все умрем, Муртаз. У каждого - свой час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31