«Расписывайся и забирай», - говорит мне и приказывает моим людям, - грузите, чего стоите! Скорее!» «Подожди, - говорю, - я не за детскими игрушками приехал, а за оружием, проверим». «Чего тут проверять?» «А что ты так торопишься?» «Тороплюсь, потому что немцы уже под Орджоникидзе стоят». «Вот если бы ты раньше торопился, когда надо было торопиться, они бы не стояли под Орджоникидзе. Это ты виноват и, такие, как ты». «Я тебе приказываю! - кричит. - Я капитан такой-то. У меня еще дела есть, кроме тебя». «А я получил приказ от своего командира, все брать проверяя. Может там вообще не оружие, а какие-нибудь железки, а вместо патронов - гвозди». У меня с собой в арбе был топор. Я его принес. Этот интендант на меня набросился, за пистолет хватается, а я положил руку на кинжал. Говорю спокойно: «Ты с пистолетиком не балуйся, а то без головы останешься». Вскрываю ящик с автоматами, и что ты думаешь Лешка - там лежат новенькие «Шмайстеры» в смазке. Вот, сука, а! я открываю винтовки - немецкие, обмундирование - немецкое. Больше я открывать не стал. «Ах ты, сволочь! Ты думал, что у ингушей в голове масла не хватит, чтобы твое говно разгадать. Мы унесем это оружие в отряд, а ты пошлешь во след НКГБ. Нас возьмут с немецким оружием и немецким обмундированием - вот, смотрите, ингуши создали на поддержку немцам целый отряд! Ты это хотел, шакал? Вот тебе!» Я поднес ему под нос дулю, отобрал оружие, потом дал хорошо в ухо, взял под мышки, как ягненка и понес в кабинет секретаря райкома, такой русский Шустов был. Индентантика бросил к нему под стол хорошим пинком, а сам стал навытяжку у двери. Там еще двое сидели, один русский и ингуши Мальсагов Тухан и Абдул-Хамид. «Что это?» - спрашивает русский. «Это немецкий шпион. Я его арестовал». «А ты кто?» «Начальник разведгруппы партизанского отряда имени Серго Орджоникидзе». «Что этот человек сделал?» «Вот смотри, - говорю, - я приехал за снабжением для отряда. Он выдает. Вот бумага. Тут написано: триста винтовок советского производства образца 1940 года, тридцать автоматов ППШ, десять револьверов системы «Наган», триста пар белья для рядовых Советской Армии. А что он выдает?» «Что?» - и те двое встали. «Пошли сами посмотрите, тут рядом». Интендантика я подхватил и понес с собой. «Отпусти его», - говорит начальник. «Нет, не отпущу. Грязную кошку носом тыкают в то, что она наложила». Прошли мы туда. Ящики открытые стоят. С моими людьми скандалят какие-то двое русских, выгнать хотят из кабинета. Начальники смотрят бумагу, смотрят ящики. Я вытащил немецкий френч с погонами, показал им, показал этому интендантику: «Тебе кто это дал? Гитлер?» - И еще раз дал в другое ухо, голова у него нормальная стала, круглая, обе щеки вспухли. Русские забрали у меня интенданта, мол, хватит, дальше сами разберемся. Мне же по описи выдали двести пятьдесят винтовок, пятнадцать наших автоматов, три револьвера, чай, сахар, муку и крупы. Все точно проверил и повез на базу. Наказал беречь и стеречь. Я знал, что этим дело не кончится. Абдул-Хамид узнал, что случилось. «Ты хороший замах
*
. Ты спас весь наш отряд. Нас всех могли расстрелять вместе. Это их шутки. Кобулов с Меркуловым руки свои, наверное, кусают. Твой интендант признался, что эти «подарки» ингушам послал Кобулов». У меня тут такое слово вырвалось: «Ваи-и, Адбул-Хамид, так очень тяжело: воевать с немцами и постоянно оглядываться назад, чтобы эти крысы за пятку не укусили. Не лучше ли сперва их всех перебить, а потом с именем Аллаха и за немцев взяться?» Ваи! Как он испугался! Эх-яхь! «Замолчи!» - сказал, - «даже в уме такие вещи не говори. Погубишь не только себя…»
Давай, Лешка спать! У меня глаза слипаются. Раздевайся до белья и спи спокойно. Когда представляется возможность, абрек должен дать телу полный отдых.
Уже засыпая под толстым шерстяным одеялом, полуохрипшим от надвигающегося сна голосом Лешка спросил:
- Все партизанское снабжение ты припрятал на всякий случай?
- Нет, что ты. После того, как немцы отошли зимой 1943 года, приехала целая комиссия и все забрала по описи - патрон в патрон. Ты был здесь, когда мы эти дела делали. Я тебе не рассказывал - военная тайна. Я и отцу не рассказывал… А это, что здесь мы приобрели на стороне у армейских интендантов купили на пять человек. Комиссия попросила штаб показать - я показал совсем другое место, пещеру за Эршты. Там мы кое-что держали. Вот, Лешка, какая ингушская история. Э-эх!
- Ты не плохо говоришь по-русски.
- Я один год учился в Буро, это было… Это было в 1928 году. Отец отдал меня частной учительнице, русский язык выучить, читать - писать! Я хорошо учился. Учительница была грузинка, старая и умная женщина… нас было у нее девять учеников, все разные: большие-маленькие, девочки-мальчики. А одна русская девочка была Полечка, маленькая, худая, тихая, бедная. Учительница ее за так учила. Обижали ее ни за что, просто так, все, кроме меня. Мне жалко было, и защищать стыдно: смеяться будут. Но я не выдержал, взял Полечку за руки и посадил возле себя. Был там такой мальчик Котов Шурка, с большой головой и большой дурак, из богатой семьи. Отец его шкурами торговал. Я в уборную пошел, а он побил ее. Прихожу - Полечка плачет, сильно плачет, а Котов смеется. У-ух, я рассердился, кинжал выхватил и на него кинулся. Он хотел в дверь бежать - я туда. Дети «ай-ай!» кричат, учительница - «вай-вай!». Котов раму высадил и на улицу - я за ним по улице. Я же горец, а он жирный, видит, что ему не уйти, по водосточной трубе вверх на крышу полез. Как кошка! Я хотел тоже, а кусок трубы оторвался. «Слезай, - говорю, - тебя зарезать надо. Ты большой негодяй. Тебе не стоит жить». «Нет, - говорит, - не слезу». «Ничего, я тебя завтра зарежу. В школу придешь?» «Завтра, - говорит, - я с отцом приду. Он тебя вот таким большим тесаком, которым шкуры выделывают, зарежет». «Ничего, - говорю, - он меня зарежет, а потом из гор придут мой отец, брат отца, три брата матери, мои двоюродные братья: Тод, Аслан, Лабзан, Алтаж, Хуси и Чарг - всех вас зарежут, никого не оставят». Я пошел к учительнице… Ну, тут кончилась моя учеба, Лешка, отец меня домой повез. А еще я в армии был. Служил в пехоте под Брестом. И у тебя я учился говорить.
- Брест рядом, где я жил.
- Да, наверное. Когда я в Брест попал, думал, что это Буро, везде по-нашему говорили: ингуши и чеченцы, почти весь гарнизон из наших был. Давай спать… Сегодня я столько разговаривал, что рот болит. Спокойной ночи!
- И тебе… брат Оарцхо…

* * *
Лешка сладко вытянулся под одеялом, но ноги еще ныли от вчерашних усилий. У костра сидел Оарцхо и задумчиво перебирал сулхаш *.
- Оарцхо, мне сон приснился.
То молча кивнул головой.
- Мне приснились моя мать и Нани. Обе такие молодые и красивые. Была такая ровная поляна у речки. Мы там бегали. Они оба меня ловили и смеялись. «Это мой сын!» - кричит мама. «Теперь он будет моим!» - кричит Нани. Потом разом обе спрашивают: «Чей ты?». А мне как отвечать, чтобы ни одну не обидеть - я убегать, а они за мной. Глаза у них сверкают, волосы развеваются, обе молодые… так я и проснулся.
- Это хороший сон, вставай. Пойдем, посмотрим, что делают эти люди в нашей пещере. Маленькое ученье проведем: научу тебя обращаться с автоматом, заряжать и стрелять.
- Выйдем туда на улицу?
- Нет. Могут услыхать. Я здесь тебя обучу - первый урок, а в бою доучишься.
- Будет бой?
- Да. Наверное. Посмотрим.
Они быстро позавтракали и приступили к учению.
- Это автомат. Хорошее оружие, но патроны тратит без счету. С винтовкой проще. Это ППШ, новый ППШ. Старый был с тяжелым диском, а этот с рожками. Он удобнее. Вот так взводишь…
После краткой теории, занялись практическими учениями: Леша пальнул несколько раз во тьму пещеры одиночными, а затем дал две очереди, рожок опустел. На этом обучение молодого абрека закончилось.
Оарцхо принес из тьмы два солдатских вещмешка, в которых аккуратно уложил все необходимое. В руках у Оарцхо моток тонкой, но прочной веревки.
- Это зачем?
- Нам нельзя возвращаться по той тропе, которой пришли: можем следы оставить.
Они потушили костер, и пошли к выходу. Опять ползли, прижимаясь к самой земле.
- Будешь идти по камням, на снег не наступай. Мы должны ходить без следов. Возьми себе палку. Так идти недолго. Потом легче будет.
Оарцхо проверил экипировку дружка, ладно ли все на нем, не давит ли.
- Карабин и автомат пока за плечо. Вот так. Пошли.
Шли они несколько часов вниз по ущелью по речке, пока не дошли к голому скалистому обрыву, который нависал, казалось, с самого неба.
- Тут подниматься будем. Лешка, снимай вещмешок и оружие. Поставь на сухое место.
Сам снял с себя все, даже полушубок, полез вверх, цепляясь за выступы скал почти по отвесной стене. Лешка с изумлением увидел, что этот человек, с могучим телом, карабкался вверх с ловкостью зверя и скоро скрылся из глаз. Начала спускаться веревка с камнем-грузилом на конце.
- Достал?
- Да.
- Цепляй вещмешки.
- Тяжело будет.
- Ничего.
За вещмешками пошло вверх оружие.
Конец веревки опять спустился.
- Леша, обвяжись вокруг пояса. Два узла сделай.
- Готов.
- Вперед! Не бойся! Это наши горы. Они крепкие.
- Ну, так с богом! - Лешка полез вверх. Он хватался и за выступы и за кустики. Кустики вырывались с корнями, не выдерживая его тяжести, сыпалась в лицо земля и он повисал, беспомощно дрыгая ногами, но туго натянутая веревка его держала прочно.
Вот оказывается почему Оарцхо обходил кусты.
- Не торопись. Спокойно лезь. Я тебя держу.
Они взобрались на ровную площадку размером в два квадратных метра, но, господи! Какое это благо!
Они отдыхали минут двадцать, пока совсем не успокоилось дыхание.
- Знаешь, Лешка, - Оарцхо ткнул юношу пальцем в грудь, - совсем не думай, что трудно и опасно. Вставай и иди, когда я скажу. Здесь совсем немного такой дороги. Один конец веревки у тебя останется, здесь так надо… такой прием.
Встал и пошел направо, растопырив руки, но Бог его знает на что упирались его ноги, там выступ тропы с полмужской ладони. Шел, всем телом прижимаясь к горе. Лешка зажмурил глаза.
- Лешка, тяни веревку к себе. Еще тяни, еще, хватит. Вот там привяжи вещмешки. Свой конец у себя оставь.
Вещмешки сперва поползли по камням, а потом повисли, резко пошли вверх.
- Оружие давай. Хорошо цепляй!
Ушло и оружие. Лешка остался один на этой площадке, которые была не больше того стола, который стоял в их родном доме, в Ленинградской области в селе Петровка.
- Обвязался?
- Да.
- Иди. Смело иди. Прижимайся к горе, как к маме. Ногами щупай дорогу. Ты не упадешь - я держу. Ты уже идешь?
- Да.
- Здесь недалеко. Еще иди. Хорошо. Открывай глаза.
Лешка открыл: перед ним стоял улыбающийся Оарцхо. Здесь была не площадка, а что-то вроде ямы в камнях.
- Все. Дальше совсем легко.
Вещи разбирать не стали. Оарцхо дальше полез не сам, а приказал Леше. Леша с мотком веревки на плече перекарабкался через два уступа и оказался на плато, освященном ярким солнцем. Все вокруг видно, как на ладони. Стояла тихая безветренная погода. Такая чистая красота кругом!
Тут они основательно расположились на отдых. Лешка проголодался, а ведь завтракал плотно. Поели сыр с чуреком. Очень вкусно!
- Давай сюда Лешка свой бинокль. Посмотрим, что делают наши гости.
Оарцхо перестал есть, стал смотреть в бинокль.
- Овец выгоняют. Увести хотят. Так! Трое военных, остальные гражданские. Во-о-от он! Я так и знал, что он приведет их. Сын Бачи. Ладно. А где же их лошади? Где-то внизу оставили с охраной. Мы туда пойдем, отберем для себя хороших лошадей.
Они стали спускаться к тому месту, где стоит Большой Чурт. Здесь когда-то давным-давно, лет триста назад, горец Бийсарха с братьями сделал засаду против банды похитителей людей. Банду уничтожили, людей освободили, но Бийсарха погиб. Этот чурт посвящен ему. В этом месте врагам разойтись невозможно - очень узко; победитель уходит, побежденные остаются… лежать на земле.
По мере приближения стали ступать осторожнее. Сквозь шум реки явственно слышалась русская речь. Оарцхо поднял руку. Они легли меж камней, прижавшись к земле. Оарцхо смотрел сквозь кустик.
- Трое. Двенадцать лошадей. Смелые! Хочешь посмотреть? Шапку сними. Выше куста не поднимай голову.
Действительно, их было трое, сидели у костра. У одного автомат, у двоих винтовки. Лошади стояли в стороне - им задали корм - у каждой на шее торба.
- Можно расстрелять, но шум поднимется, да и с этих гражданских дружинников начинать не хочется. Не по-мужски это. Разоружили и отпустили, а с теми немного поговорим. Ты автомат возьми в руки и стой здесь. Я пошел.
Оарцхо встал во весь рост из засады и стал спускаться, Лешка тоже встал и навел автомат на тех, кто сидел у костра.
Их сразу заметили.
- Эй вы, шакалы! Встать!
Они разом обернулись на окрик.
- Оружие на землю! Руки поднимите! Теперь назад отойдите чуть-чуть. Хорошо! Пистолет-мистолет есть? Нету? Жить хотите?
У тех со страха язык отнялся.
- Значит, не хотите?
- Хотим! Мы гражданские, мы не солдаты…
- Вы не гражданские. Гражданские с оружием не ходят. Вы - грабители, советские бандиты. Давай бег-г-гом до самого Орджоникидзе! Назад не смотрите.
Один тронулся с места, пошел, оглядываясь, потом побежал, остальные за ним.
- А ты не боишься, что они…
- Нет, не боюсь: они умирать не хотят. Собери оружие. Я лошадей выберу.
- Где мы их будем держать?
- Есть место у Хасана. Как-нибудь надо сохранить до весны; других отдадим отряду Хучбарова. Поехали навстречу остальным.
Они проехали с километр вверх, лошадей спрятали, а сами устроили засаду.
- Без моей команды не стреляй. Лишней крови не надо. Бьем сперва военных, энкеведешников, а потом, если окажут сопротивление, остальных. Ты вон за тот камень садись.
- Можно я из карабина?
- Можно.
Сперва показались из-за поворота Пихи и козел, глава стада, потом отара стала с блеянием спускаться в лощину, потом с оружием за плечами показались трое в форме НКВД и пятеро в гражданском. У энкеведешников были автоматы, остальные при новеньких карабинах. Шли они спокойно, не опасаясь засады, спокойная ночь придала им смелости.
Офицер- чекист шел, держа руки на автомате, который висел у него поперек груди, готовый в любую минуту открыть огонь, это был опытный и старый зверь, не лишенный боевой отваги. Черный дубленый полушубок ладно сидел на его плотном теле, глаза зорко смотрели из-под лакированного козырька. Он резко вскинул одну руку, фуражка с него упала, сам повалился лицом вниз. Двое остальных открыли огонь наугад. Гражданские залегли, стали отстреливаться. Второго энкеведешника сразила пуля Лешки, он повалился на бок и страшно кричал:
- Перевяжите мне ногу, я теряю кровь! Перевяжите мне ногу, а то я умру!
Третий военный побежал назад к повороту, но добежать не успел, подпрыгнул, оступился и полетел с обрыва вниз, в пропасть.
- Вы окружены! Сложите оружие, а то перестреляем всех до единого. Прекратите стрельбу!
Наступила тишина, кричал только раненый, и ему было не до сражения.
- Вставайте! Оружие на землю!
- А вы убивать не станете?
- Нет, кто выполнит приказ. Мы и так можем всех вас перестрелять. Быстро!
Один вскочил на ноги и резко отбросил от себя карабин. То же самое повторили еще двое.
- Отойдите в сторону, но не бегите.
Двое продолжали стрелять.
- Старик, если ты еще хоть раз выстрелишь, я убью тебя и того парня, что рядом с тобой. Они тоже поднялись, оставив оружие на земле.
- Отойдите к остальным.
Оарцхо встал из засады, но прежде чем спуститься вниз, сказал другу:
- Сиди на месте, приготовь автомат. Если со мной, что случится, всех убей. Одну очередь дашь поверх, чтобы поняли, что шуток не будет.
- Прямо сейчас?
- Да.
Оарцхо с винтовкой наперевес стал спускаться по откосу, а короткая автоматная очередь лишила остатки духа охотников за чужим добром.
- Мы же стоим… и все…
- Не стреляйте! - прикрикнул на свой «отряд» Оарцхо. - Они же сложили оружие.
- Да! Да! Мы сложили… Нас заставили…
- Никто вас не заставлял, не врите. Вы - добровольцы. Но…
Оарцхо подошел к корчащемуся на земле энкеведешнику, навел на него винтовку.
- Жить хочешь?
- Ты оставишь меня в живых?
- Я продам тебе твою жизнь за одно слово.
- Какое?
- Кто расстрелял стариков и больных в Волчьем Рву?
- Это не мы. Это истребительный отряд имени Черноглаза, командует старший лейтенант Черныш, сорок бойцов, все обстрелянные чекисты. Теперь добьешь?
- Нет. Договор - дело твердое. - Оарцхо махнул разоруженным рукой. - Забирайте его и айда. Сперва туго перевяжите ногу, а то вся кровь из него вытечет.
Оружие он оттащил подальше. Тут он заметил Пихи, который стоял, прижавшись спиной к горе, рот широко открыт, глаза осоловелые от страха.
- Иди сюда, - приказал ему по-ингушски Оарцхо. - Ты в штаны не наложил?
- Н-нет.
- Тогда снимай.
- Что снимать?
- Штаны.
- Зачем?
- А зачем они тебе?
- Я же, Оарцхо, ингуш, мужчина, родственником тебе прихожусь.
- Ты не ингуш, тем более не мужчина. Мужчина-ингуш врагов на своих не поведет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31