- Какой там Ромей! С кем сравнила! Да на что он был способен, как плакаться горькими слезьми под балконом, да по случаю тыкаться железным прутиком. Твой кунак в два счета порешил бы и тех и ентих заодно, коли пришлось. Идите с Богом!
- Папа, мы бы и тебя взяли, но мы пойдем по опасным дорогам в горы, в аул. В Базоркино свадьба не получится: чекисты нагрянут.
- Идите. Только, Асламбек, ты Анну не обижай потом в женах.
- Да Вы что, Степан Лукъяныч! - Обиделся тот.
- Не, не. Не то ты подумал. По жизни ты ее не обидишь - не таковский. А вот, ненароком, разлюбишь - она этого не вынесет.
Асламбек чуть побледнел, помолчал с минуту и тихо промолвил:
- Между нашими душами до конца будет так, как сегодня. Но я понимаю Ваше беспокойство.
Степан Лукъяныч вышел проводить гостей. Анну усадили в линейку, там сидела девушка-ингушка, которая радушно обняла невесту.
- Хорошая ты, Анна! Я - Совдат, буду твоя дружка.
- Ты тоже, Совдат, красивая! - Вернула комплимент Анна.
Сбоку к линейке была пристегнута верховая лошадь под седлом. Асламбек подвел эту лошадь к Сашке.
- Садись, казак.
- А чья это лошадь?
- Твоя.
- Моя?
- Мой подарок брату невесты. Поехали.
- Ух, ты! - Саша взлетел в седло. - Вот она как, батя, родня кунацкая-то!
- Ну-ну! Порадуйся пока.
Линейка и Саша с одним ингушом поехали в одну сторону, а Асламбек с двумя соплеменниками совсем в другую - такой маневр на всякий случай.
- Конь хороший, а вот это, - он показал на свои гражданские одежды, - не к коню, не идет.
- Будет все, - повернулся с улыбкой спутник, - и чокхи будет, как синее небо, и рубашка и кинжал. Тогда посмотришь какой ты красивый! Ты -Сашка?
- Да.
- Я Албаст, очень родной: Асламбека матери сестры сын. - Он протянул руку, Саша ответил жарким рукопожатием. - Теперь ты тоже наш родной. Очень родной.
Когда подъезжали к Тереку, еще светило солнце, и горы сияли во всей своей красоте. Анна родилась во Владикавказе, но Терек воочию видела первый раз.
Терек воет, дик и злобен
Меж утесистых грамад…
Она была очарована.
Спутники долго совещались у переправы, кричали во все горло, чтобы слова их доходили до ушей друг друга сквозь этот невероятный хаотический шум. Потом линейка направилась наискось против течения.
Албаст и Саша ехали с правой стороны рядом, чтобы на всякий непредвиденный случай прийти на выручку девушкам на линейке. Все обошлось благополучно, но девушек немного подмочило волной шаловливой реки.
Проехали еще с версту, тут начинались ингушские горы. Дальше - тропа. Линейка остановилась. Возница попрощался и повернулся назад, оказывается был городской, его наняли.
Тут из леска выехали Асламбек и его товарищи с запасным конем. Коня у них взял Албаст. Похлопал по бокам, натянул подпругу, но задумался.
- Седло жесткое, мужское. Она намучается, пока мы доедем до своих башен.
Албаст снял черкеску, под ним еще был теплый бешмет. Сложив аккуратно, он накрыл седло этим бешметом и завязал ремешком с двух сторон, чтобы не сползся.
- Теперь чуть лучше. Анна, давай сюда.
- Это конь для меня?
- Тебе, тебе. - Албаст аккуратно подхватил девушку и плавно опустил в седле.
Теперь она поняла, почему Асламбек попросил ее одеть самое свободное, широкое платье. Подружка-ингушка взобралась на круп коня Асламбека.
Ночь наступила мгновенно, а с нею и мрак. Дважды сходили с коней. Сашу и Анну вели за руки мимо каких-то опасных мест. Далеко за полночь они увидели внизу в долине у странных строений яркий огонь. Там сновали тени. Заслышав топот их коней, раздались радостные крики женщин и детей.
- Боага! Боага! *

* * *
- Эй, невеста! Вставай! Хватит спать, солнце высоко поднялось, гости первые приехали.
Анна открыла глаза, но не сразу сообразила, где находится. Она с удивлением посмотрела на каменные стены башни, на полочки с гончарной и медной посудой, вычищенной до блеска, на узенькие оконца-бойницы - на весь этот невиданный доселе интерьер древнего горского жилья.
Совдат захохотала и обняла Анну:
- Ты боишься? Не бойся. Это башня Асламбека, твоего жениха. Любишь.
- Я бы его съела! - Шепнула невеста своей дружке на ушко.
- Вай! Ты - голодная волчица? Эшшахь!
- Это что? - Спросила Анна, показывая пальцем на кудал, ковш и большую круглую медную ванну.
- Купаться! Невеста перед свадьбой должна купаться. - Совдат стащила с Анны одеяло, - время кончилось: все спрашивают невесту.
Через час освеженная и наряженная в национальный костюм, невеста рассматривала себя в зеркале. Она обомлела от восхищения собой.
- Вот что делает одежда с человеком!
- Ты очень красивая. А теперь пять раз…
Они стали спускаться с верхнего этажа вниз по деревянной лестнице. Там собрались все родственницы. Женщины окружили Анну, и все остались весьма довольны, кроме тайных завистниц, которые заметили, что все же «не своя». Их замечания одобрения не имели. Пришла бабушка Асламбека Баги, согнутая годами в три погибели, опираясь на клюку - ей давно уже за сто.
Старушка внимательно рассмотрела невесту, хотя не могла поднять голову выше пояса Анны.
- Оввай! Откуда он такую выискал? А я-то рассердиться хотела. Не могу. Ладно. Хотя в стране галгаев немало красавиц. Она благородна - вижу по глазам - в них нет зудал и лоал. * - Старушка резко повернулась к толпе женщин, - вы наши самые близкие родственницы. Унесите от нашей свадьбы к вашим очагам на кончиках своих языков мед, а не яд. Я хочу ее поцеловать.
- Анна, это мать отца Асламбека. Она хочет тебя поцеловать и хорошее слово сказать. - Передала неотлучная Совдат слова бабушки Баги.
Невеста низко склонилась перед старушкой.
- Да не порвется вовеки узел любви, завязанный между твоим и сердцем Асламбека! - Старушка приложилась к щеке невесты.
Совдат торопливо перевела благословение бабушки, кое-как связывая такие нежные слова.
У Анны брызнули слезы.
- Вай! Вай! - Вскричала бабушка и попыталась сухой рукой утереть эти слезы. - У нее чистое сердце!
Это был вердикт.
В дверь постучались.
- Женщины, разрешите нам войти.
- Старик Саадал, - зашептали женщины, - вы можете войти.
Дверь раскрылась, и через порог башни переступил старик с длинной седой бородой, а за ним еще двое: Арскхи и Саша. Анна на миг обомлела, увидев брата. На нем ладно сидела темно-синяя черкеска с газырями, ремень с бляхами и кинжал. На ногах - мягкие сапоги, на голове - черная барашковая шапка.
А Саша и не сразу узнал Анну.
- Все доброе - этому жилью и тем, кто здесь! - сказал Саадал.
- Да не лишит и тебя Господь своей милости! - ответила за всех бабушка Баги.
- Меня попросили быть свидетелем со стороны невесты. Я задам ей три вопроса, пусть она ответит прямо и честно, чтобы не быть мне ответчиком перед судом Господним.
Арскхи на довольно хорошем русском языке стал объяснять девушке суть дела:
- Анна, этого старика зовут Саадал. Он прославился в горах неподкупной честностью. Поэтому его выбрали в свидетели с твоей стороны. Он вроде посаженного отца на русской свадьбе, но с большими правами. Вот тут и твой брат Саша. Он тебе задает три вопроса, отвечай правду.
- Анна яхаш ецарий ер? Анна, хье дог раьза йолаш йенай хьо маьре, е низаг1а йоалаяьй? *
Арскхи перевел.
- Я вышла по своей воле, - произнесла тихо девушка.
Арскхи передал слова невесты старику, а тот вопросительно глянул на Сашу. Саша утвердительно кивнул головой.
- Получила ли ты, Анна, разрешение отца на этот брак?
- Отец благословил меня, - ответила невеста.
- Я это подтверждаю, - сказал Саша.
- Хорошо. Теперь третий вопрос: ты - христианка. Останешься в своей религии или примешь веру мужа?
Девушка молчала минуты две.
- Я об этом и не думала… А можно я останусь в своей вере!
- Можешь. Я понял. Оставайтесь с миром.
Саадал вышел, а за ним и остальные двое мужчин.

* * *
- Ну, батя, нагулялся я на целый год! - Саша разнуздал коня и привязал его к забору.
- Ты пропадал целых восемь дней. Все в горах.
- Пять дней в горах, а потом поехали в Базоркино, чтобы невесту всему племени Эльбускиевых показать, они там живут, а свадьбу играли в горах ради безопасности, подалее от чекистов.
- А ты и вырядился, что твой кунак.
- Одежда? Это подарок от дружка моего Албаста, родственник нам приходится тоже. А гуляли, батя, от души!
- Ну, рассказывай, как там Аннушка? Освоилась.
- Аннушка, батя? - Он вскинул руки, а глаза засияли от восторга. - Ву-у-у! Вся горела, как солнце! На голове шапочка, золотом шитая. На груди вот такие вот штучки! Пояс широкий, серебренный. Ее поставили, чтобы все могли посмотреть. А рядом та девушка, что сюда приезжала. Там у них такой порядок: старики и богомольные люди - своя компания, а молодежь повеселее - отдельно. Пьют не все, но и те, что пьют, не перепиваются, а чтобы навеселе быть. А во дворе танцы. «Невесту! Невесту! - кричат, - поглядим мол, что у нее за стать. Давай невесту в круг».
«Ну, - думаю, - пропала ты сеструха». Выводят Анну. С нею деверь должен станцевать. Что ж! пошел по кругу, подходит к снохе, кланяется, приглашает. Как пошла Аннушка, что твоя лебедь, да так ладно и красиво. Мужчины аж повскакивали. Один выхватил из-за пояса кремневку, пальнул в воздухе. И пошла пальба. «Х1айт! - кричат, - молодец нускал!*». Батя, а я тоже танцевал!
- Да ну?
- Ей Богу! Это на второй день было. А я понаблюдал, как они руки и тело держат и что ногами выделывают. Главное, чтобы под музыку. А музыка - ноги сами ходят. Когда я танцевал, все встали - почет оказывали.
- Так, так! А венчали как? - Допытывался старик.
Саша рассказал весь простой обряд венчания по-ингушски.
- Значить христианкой оставили, дозволили?
- Да, батя. - Мулла ихний сказал Анне: коли надумаешь сама перейти в нашу веру - скажешь, потому что хорошо, когда муж и жена одной веры.
- А я-то думал…
- Батя, тебе подарки передали, - отец с сыном вошли в дом. Саша держал сумку из кошмы. - Это все тебе, как отцу невесты по обычаю ихнему. Вот черкеска с серебряными газырями. Вот бешмет - это вместо рубахи надевается. Папаха, пояс и кинжал…
Степан Лукъяныч нахмурил брови и взял со стола пояс с кинжалом. Дагестанская работа. Сплошь чистое серебро. Старик потянул до середины кинжал, сталь блеснула ледяным холодом, синеватые прожилки заиграли радужными лучами.
- Булат! - Восхищенно проговорил казак, - да ты знаешь ли хоть цены ему?
- А что? - удивился Саша.
- Это - булат! Теперь его не делают. Казаки раньше почитали булат лучше дамасской. Этому одному клинку цена нескольких коней, а ты взял и привез, как вроде вещь простая.
- Нет, батя. Хоть ты и отец мне, но неправ ты!
- А что так, сынок?
- Разве ты простой родственник. По обычаю кавказскому ты самый уважаемый родственник. А потому подарки - дорогие.
- И все-то он знает! За восемь днев…
- Тебя в гости приглашали.
- Куды? В горы-то?
- В Базоркино. Поедешь?
- Я поеду! Думаешь не поеду? Я им покажу, что вольные казаки не хуже их, кунаков, умеют почет воздать кому полагается. - Он с шумом задвинул кинжал в ножны и стал собирать свои подарки. -Я ничего не пожалею.
Через полтора месяца Анну привезли к отцу. Пошел слух, что абрек Асламбек вывез из Кабарды красавицу-княжну невиданной красоты и женился на ней. Гепеушники организовали охоту на «княжну», потому что по решению руководства Кремля весь род княжеский подлежал физическому истреблению, даже грудных малюток расстреливали. А тут взрослая «княжна» замужем за ингушским абреком.
Отец заметил, что на лице дочери постоянно светит радостная улыбка.
Однажды Анну забрали в ОГПУ. Допрашивали двое. Один сидел за столом - Чубчиков, второй стоял рядом с Анной, по фамилии Бурка.
- Это не ты ли, барышня, прославилась в горах, как кабардинская княжна?
- Я - казачка, - ответила допрашиваемая, - а у казаков князей не бывало. Мы - вольный народ.
- Ух, ты! Таки и не бывало?
- Нет.
- А с Асламбеком Эльбускиевым ты в каких отношениях.
Анна промолчала.
Чубчиков хлопнул жирной ладонью о стол, так что Бурка вздрогнула от неожиданности:
- Сука! Отвечай, когда я спрашиваю!
Анна отступила на шаг назад и сомкнула челюсти.
- Молчишь? Не будешь отвечать? Те-те-те! Бурка, глядь, а животик-то у нее вроде чуточку вздулся. С чего бы это? А? ты не знаешь?
- Поставить эксперимент? Проверить?
- Проверь уж.
Бурка слегка развернулся на каблуках и с разворота ударил носком ялового сапога Анну в живот. Женщина охнула и свалилась на пол…

* * *
Рядом с Базарной Площадью в те времена были замечательные дворики с двухэтажными домиками, окнами во двор. В один из таких двориков въехала бричка, груженная до верху буковыми дровами. Возница-горец остановил лошадь по середине дворика и стал оглядываться по сторонам.
- Дяденька, Вам кого? - Спросила его девчушка лет шести в сарафанчике, что играла мячиком о стенку.
- Ай, хорошая! Такие люди - Бурка. Началник болшой. Дарва ему прывезли.
- Я сейчас.
Девочка побежала в дом, сбежала по балкону на второй этаж.
На балкон вышла полная женщина:
- Вам кого там?
- Тавариш Бурка. Дарва прывезли по казенному наряду. Пусть товариш Бурка распишется издес в бумага и скажет, куда дарва барсать.
- Может, я распишусь?
- Нэт! Что ты?! Бумага государственный, я отвечай. Пусть сам пирдет.
Погодя вышел сам Бурка без гимнастерки и на босу ногу.
- Давай, где твоя бумага, а дрова свалишь вон у того сарайчика…
Тугой ремешок обвился вокруг полной шеи Бурки.
- Ты чего?…
- Молчи, есть хочешь остаться жив! Тихо!
Его мигом прикрутили к дровам. И так все было устроено, что из домов не видно было, чем занимаются у этой арбы с дровами.
- За молчание - жизнь, а не то глотку перережу.
Руки были прикручены к дровам.
Потом этот горец спокойно распряг лошадь, достал из арбы винтовку и сел в седло. Пять выстрелов: в обе коленные чашечки, в голени ступней и последний - в промежность.
Когда обитатели двора бросились к окнам, горец спокойно заряжал магазин винтовки, а потом тихо выехал со двора.
Бурка остался жив. Ему ампутировали обе ноги выше колен и…
Чубчикова нашли мертвым в спецвагоне поезда на Баку. Ему просто всадили пулю промеж глаз.

* * *
- Папа, я хочу принять веру мужа.
Степан Лукъяныч не удивился, в их семье давно перестали удивляться даже самым невероятным вещам.
Черные круги под глазами дочери еще не растаяли, глаза излучали глубокую печаль.
- Ты это надумала после того, что случилось с… дитем?
Она утвердительно кивнула головой.
- Поступай, дочка, как душа подсказывает. Я тебе поперек не встану: знаю, что неспроста ты. Думала. Абрек твой совсем озверел, жестоко наказал обидчиков. И за тебя, конечно, и за потомство. А кто тебя вере-то ихней научит? Уедешь к ним?
- Тут на базаре старик ингуш, ночной сторож. Со своей старушкой в будочке живут. Я у них научилась кое-чему, как омываться, как намаз творить. Мулла-татарин введет меня в веру.
- Так я пошла? Сегодня святая пятница.
- Иди, дочка, иди с Богом.
Вернулась она после обеда с мешочком под мышками. Оттуда она извлекала коврик, небольшой кумганчик и медный тазик.
- Подарили как новообращенной…
Асламбек появлялся неожиданно, как невидимка. Гепеушники окружали дом, предлагали сдаться.
Степан Лукъяныч выходил на порог:
- Вам кого, ребята? Чего за забором-то прятаться? В дом идите.
- Асламбека Эльбускиева пришли арестовать.
- Нет его. Чего он тута не видал?
- Как так нет? Мы точно знаем, что он здесь.
- Ну, идите сами, гляньте, коль старику не верите.
Врывались в дом - нет. И никаких следов.
- Все равно заловим.
- На то вы поставлены, служивые, - пожимал плечами старый казак, вроде его и не касается. - Ловите…
Осенью после сбора урожая Степан Лукъяныч засобирался к Эльбускиевым в Базоркино. Решили уж ехать всей семьей.
- Мы, что, послабее ингушей в родственных делах? - Поговаривал старик, закупая по магазинам подарки для многочисленных родственников Эльбускиевых. Для детей огромную корзину городских гостинцев: конфет, пряников, всяких свистушек и других игрушек. Накупили разных отрезов для родственниц, сукно старикам на черкеси.
Воз был уставлен большими лыковыми кузовами груш и яблок с собственного сада. Плетенный кувшин с домашним вином был аккуратно окутан пшеничной соломой, не дай Бог, чтобы его ударило сильно о что-нибудь при тряске.
Степан Лукъяныч сам нарядился в дарованный сватом костюм.
Анна устроилась рядом с отцом, а Саша поехал верхом на своей лошади.
- Воа-а! Правда ли это? Или я вижу сон? А может, солнце поднялось с запада?! - Широко раскинув руки, Солт пошел навстречу свату. - Марша доагийла! *
- Ну, здравствуй, Солт! Свиделись, наконец.
Родственники обнялись.
Брат с сестрой любовались этой встречей. Несмотря на восьмидесятилетний возраст, худощавый, статный, высокий Солт и плотный, крепкий как дуб Степан Лукъяныч.
- Пошли, Степан, пошли в дом. Какая радость!
Да, радость была неподдельная.
Вышла старая женщина.
- Солт, это наш захал *?
- Да, да, Новши, это наш захал Степан, отец Анны.
Женщина подошла и обняла гостя по-родственному.
- Наша жена.
Потом со всех дверей длиннющего ингушского дома повысыпали и взрослые и дети, окружили Степана Лукъяныча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31