Анна не скрывала от своей семьи дружбы с Асламбеком. И когда мать что-то проворчала насчет того, что следует поберечь дочь от этого абрека, отец резко оборвал ее:
- Мать, наша дочь Анна - девка с головой и лишнего никому не позволит. А насчет парня этого - так он земляк получается: они в одной гимназии учились.
- Ну, гляди, Степан Лукьяныч, как бы тебе потом за бороду себя не дергать.
Подумал с недельку отец, взял сына Сашку и покатил в Ростов, гостинцы повез. С дочерью повидался, на ингуша того посмотрел. Остался доволен. Ладно скроенный, чтоб ему…! А Сашка с Асламбеком, как братья стали, неразлучные. Провожали их вместе. Рядом шли Анна и Асламбек. Степан Лукьяныч посмотрел по сторонам и не нашел равных им красавцев на перроне:
- Сук-кины дети! - Вырвалось у него, - какая пара! Другой такой и нет тута.
Обрадованный Сашка брякнул:
- Батя, за Анну не бойся. Асламбек сам ее не тронет и другим не позволит. Она за ним, как за могучим дубом. Вишь какая веселая! И учится лучше всех.
- Дай-то Бог, сынок! Дай-то Бог!
Зимой двадцать седьмого года умерла мать Анны. Асламбек поехал с подругой на похороны. Был крайне предупредителен. Через неделю возвращались в Ростов. Он повез ее на квартиру. У калитки она остановилась, обернулась к нему:
- Асламбек, за что мне Бог даровал такого преданного друга? Вы мне очень дороги! У меня не получается выразить все, что в душе - поймите сами так.
- А я не представляю свою жизнь без Вас, родная Анна. Это я должен благодарить Бога!
Она поставила саквояжик на снег, подошла и поцеловала его:
- Я с радостью покоряюсь своей судьбе. Будь, что будет.
Потом тихо вошла во двор.
Он стоял и слушал, пока звуки ее шагов не погасли где-то в доме.
Вот и состоялось их любовное объяснение.
Асламбек повернулся и пошел со светлым сердцем: наконец все сомненья отпали!
Три года пролетели, как предрассветные весенние сны. Каждая минута каждого дня была посвящена осознанию того, что они есть, созданы друг для друга - и другого счастья быть не может.
Наступил тридцатый год. Анна успешно сдала все государственные экзамены и получила заветный документ - диплом. Диплом ей вручал ректор университета с похвальным словом на трибуне актового зала. Анна направилась к ступенькам, спускавшимся в зал, когда ее окликнула моложавая преподавательница Людмила Васильевна. Весь университет знал о том, что она неравнодушна к студенту с юридического факультета Асламбеку Эльбускиеву, всячески старается заполучить его, но безуспешно. Анна увидела торжествующую улыбку на лице Людмилы Васильевны, может она радовалась тому, что ненавистная соперница наконец уедет к себе во Владикавказ, и она сможет добиться своего.
Анна повернулась к президиуму из одних преподавателей.
- Вы что-то хотели мне сказать, Людмила Васильевна?
- В такой радостный день все девушки с цветами. У Вас, кажется, и жених есть. Неужели он не догадался купить для Вас букет?
Зал замер от неожиданности. Все поняли: это дуэль. Что будет-то?
- Видите ли, Людмила Васильевна, мой жених - ингуш. У них не принято делать дешевые копеечные подношения любимым девушкам.
- А дорогие принято? - съязвила она.
- Да. Вот букет, который преподнес мне жених в этот, как Вы сказали, радостный день.
Анна подошла к столу, положила руку на стол перед Людмилой Васильевной, чуть потянула рукав к плечу, высвобождая запястье. На запястье девушки переливался драгоценными камушками золотой браслет в виде венка из цветов и листьев.
Многие преподаватели встали со своих мест, чтобы получше разглядеть это чудо ювелирного искусства.
- Это же… - поперхнулась преподавательница.
- Коня, кабардинского иноходца отдал дагестанцу-ювелиру за этот букетик, уважаемая Людмила Васильевна. А Вы понимаете, что такое конь для горца.
Она гордо подняла голову и сошла вниз, где ее встретил Асламбек и повел к месту.
Им долго аплодировали.
И вот прощальный вечер в ресторане с богато накрытыми столами и приглашенным оркестром, разумеется, на деньги самих выпускников. И тут колесо судьбы сделало самый неожиданный поворот.
Говорили тосты, осушали бокалы, танцевали. Асламбек с Анной станцевали лезгинку. Всем очень понравилось. После Асламбека в круг вошел военный, гепеушник, щеголяя новой экипировкой: длинная зеленая гимнастерка, перепоясанный лакированным ремнем с портупеей и кобурой, синие галифе и сапоги. Под носом коротенькие усики. Он деланным жестом пригласил Анну в круг.
- Извините, я устала, - сказала девушка, напрашивающемуся кавалеру.
- Пошли. Чего ломаешься?
- Вам понятным языком сказано: я устала, больше танцевать не хочу.
- Отказываешься?
- Как Вам угодно понимать, так и понимайте, но я больше ни с кем танцевать не намерена, кроме как с женихом.
- Что? Что ты сказала? - гепеушник схватил девушку за локоть и швырнул в круг, Анна сумела устоять на ногах, хоть и качнулась, но не упала. Повернулась и пошла в ту сторону, где стоял Асламбек.
- Стой, сказал! - Гепеушник бросился к ней, но ему перегородил дорогу студент плотного телосложения.
- Чего тебе?
- А вот чего!
Звук пощечины раздался, как выстрел. Это была пощечина не интеллигента, ради нанесения оскорбления обидчику. Это была пощечина горца, в которую вкладываются сила, страсть и ненависть. Гепеушник рухнул, как сраженный, пол окрасился брызгами крови.
Он поднимался с полу, мыча какие-то угрозы. Лицо было измазано кровью и скривилось на один бок. Видимо он плохо видел, потому что в упор рассматривал всех окружающих, ища ударившего. Придя в себя, он отер рукавом кровь с лица и тут встретился взглядом с тем, кого искал.
Асламбек стоял напротив и не собирался ретироваться, а рядом с ним стояла бледная Анна.
- Предлагаю на этом закончить наши прения, - сказал Асламбек гепеушнику, - я получил полную сатисфакцию, как говорили в прошлом веке.
- Ах ты, кулацко-белогвардейская…! - Он выхватил револьвер и выстрелил, но промахнулся. Второй выстрел произвести не успел, его самого сразила пуля. Он зашатался, выронил оружие, опустился на колени и повалился на бок.
В зале поднялся женский визг и крики испуганных преподавателей.
Асламбек взял девушку за руку и двинулся к выходу.
- Вы все свидетели, что этот боров вынудил меня защищаться. Кто попытается задержать меня - уложу на месте.
Они вышли на улицу и скорыми шагами пошли по темным переулкам в сторону квартиры Анны.
Неожиданно встречная машина затормозила рядом. Асламбек выхватил оружие.
- Асламбек-жан, ты чего?
- О, Артюш! Друг! - Он спрятал оружие в карман и с нескрываемой радостью бросился к машине знакомого таксиста. - Спасай!
- Ты в беду попал, брат?
- В беду, в большую беду. - И он кратко изложил то, что случилось. - Вези нас на ее квартиру. Там отец Анны. Старик не пошел на торжественное вручение дипломов: сердце прихватило. Бог помиловал! Хорошо, что здесь нет ее брата Сашки, а то такая бы каша заварилась.
- Асламбек-жан, тебе нельзя туда ехать. Давай я свезу вас к другу-персу, а старика привезу туда. Вай! Вай! Какие дела!
- Нет, сперва туда. Там увидим. Так скоро они не кинуться туда.
Остановились за три дома - ничего, никакой засады, не успели еще.
Услыхав случившееся, Степан Лукьяныч проявил удивительное спокойствие.
- Нам отсюда сбегать никак нельзя, куда сбежишь-то, а ты, сынок, давай уходи, да живым в руки не попадайся. Изломают, поизмываются и убьют. Ну ингуши! Дед еще говорил: «С ингушом свяжешься - покой потеряешь, в каждом готовый абрек сидит». Да уж ладно. Чему быть, того не миновать.
- А я и не каюсь, Степан Лукъяныч, что случилось. Вот если бы не получилось, тогда всю жизнь корил себя. А зачем я должен оскорбления терпеть от этого хама? За то, что гепеушник?
- Знамо, то не потерпишь, на то ведь тебя Господь ингушом и породил. Эх дела! А? На-ка вот, абрек, бери, пригодятся, чтобы след твой простыл из Ростова немедля.
Старик протянул ему деньги, все, которые у него были.
Асламбек замахал руками и отступил на шаг.
- Тебя отец не учил старшим подчиняться? А ну бери, а не то…!
Тут вмешалась Анна:
- Асламбек, ты брезгуешь деньгами моего папы, когда они тебе так нужны?
Это подействовало, он взял деньги и пошел к двери, а на пороге обернулся:
- Степан Лукъяныч, мы рубили белых, а белые рубили нас. Каждый из нас считал, что он спасает народ. Мы, красные, победили, вернулись с фронтов, а в тылу огромный змеюшник развелся. Еще хуже стало. Что-то мы не то делали. Одно хорошо получилось?
- Что, сынок? Что хорошо получилось?
- Я этого зарвавшегося плебея уложил из именного оружия. Командарм Фрунзе лично сам вручил его мне за Перекоп.
Когда он скрылся за дверью, старик проронил:
- Бабка моя, Глафира Андреевна, царствие ей небесное, в таком случае говаривала: «По плоду видно, что не то дерево посажено». Ну и завертелась карусель! А прав оказался Сашка, брат твой. Как я беспокоился о тебе, Анна, из-за этого абрека, так он и говорит брат твой: «За Анну не бойся. Асламбек, сам ее не тронет и другим не позволит». Каков а! Ну, Анна Степановна, жди гостей, да не робей, сама судьбу выбрала. Авось пронесет. Только ты, дочка, на абрека своего не наговаривай, как бы с тобой не обходились. Зубы стисни и терпи. Говори честно, как было. Против них со зла ничего не говори, а то посадят. Держись ровно, твердо. Мол, было так и так.
Артюша довез Асламбека да Аксая, от денег категорически отказался:
- Убери, Асламбек-жан! Убери! Тебе они пригодятся. Я тебя не видел! Я тебя вообще не знаю. Хорошо?
- Хорошо, Артюша!
- А эта девушка не проболтается?
- Нет, она тебя не выдаст даже под пытками.
Армянин утер слезы и сел в машину…
За Анной приехали под утро. Ее забрали вместе с отцом. Отца к обеду следующего дня отпустили, ее держали три дня, настаивали подписать признание, что Асламбек член кулацко-националистической банды.
Девушке не давали спать, но она не подписывала эту бумагу, дала собственноручное показание, очень короткое, как все было.
Еще три недели отец с дочерью не могли вернуться домой: Анну предупредили, что она обязана являться на допросы, пока в этом будет необходимость. Выезжать из Ростова ей запретили.
Ее вызывали через день. Настоящая моральная пытка. Гепеушники добивались того, чтобы она подписала документ о добровольной осведомительской деятельности. Крики, угрозы, оскорбления продолжались часами. Следователи меняли друг друга - метод ломки души. Но эта упрямая душа в теле красавицы молчала и не ломалась. Однажды это продолжалось одиннадцать часов подряд. На шестнадцатый день следователь положил перед ней лист бумаги, привстал и торопливо произнес:
- Вот, Левенцева, подпиши и можешь отчаливать к себе домой во Владикавказ. Распишись!
Он обмакнул пером в чернильницу и протянул девушке:
- Вот тут ставь свою подпись. Формальности.
Анна взяла ручку, стала внимательно читать то, что в ней было напечатано машинкой и частично написано от руки чернилами. Из написанного выходило, что она, Анна Степановна Левенцева, обязуется сообщить в НКВД, как только к ней явится Эльбускиев Асламбек Солтович, член кулацко-белогвардейско-националистической подпольной организации. И еще она обязывалась выдавать любых членов указанной организации, как только она что-то о них узнает.
Анна положила ручку, отодвинула бумагу.
- Я не стану это подписывать. Это ложь! Асламбек - красный командир, воевал с белыми, имеет орден и именное оружие от самого Фрунзе. Вы занимаетесь подлогом.
Следователь вызвал конвоира.
- Отведи в камеру, в одиночку.
Два дня ее не вызывали. Вечером третьего дня Анну повели к следователю.
- Садись.
Она села на грубый табурет, положила руки на колени, стала готовиться к обороне. Следователь долго и внимательно рассматривал ее.
- Левенцова, скажи мне не для протокола, а так, по-человечески, чем купил тебя этот бандит?
Анна усмехнулась, подняла лицо и взглянула в глаза следователю.
- Асламбек не бандит.
- Ну, хорошо, что особенного в этом Асламбеке Эльбускиеве, ради которого русская красавица очертя голову идет на самопожертвование, как декабристка?
- Во-первых, я не русская.
- А кто ты?
- казачка.
- А что это значит?
- Это значит, что в нашем роду не было ни одного труса, предателя и доносчика.
- Я и сам из казаков.
- Нет, вы не казак.
- Как не казак?
- Казак не стал бы издеваться над женщиной. А насчет Асламбека - он мужчина! У него не только мужское тело, сердце мужское и душа тоже. Впрочем Вам это известно не хуже меня.
Он отпустил Анну домой, совсем.
- Понадобишься - вызовем.
Отец встретил ее у выхода. Все эти дни бедный отец ожидал дочь е этих страшных ворот.
Утром рано они выехали домой.
В купе, кроме них никого не было. Степан Лукъяныч устроил вещи на верхних нарах, усадил дочь и сам сел в ожидании движения поезда.
Они сидели друг против друга за столиком у окна. Анна смотрела на пассажиров, спешащих к своим вагонам. Отец внимательно и с нежностью глядел на дочь. За этот месяц она очень похудела, перенесенные страдания и душевные переживания изменили ее лицо, оно сохраняло прежнюю красоту, но к ней добавилось упорство, какая-то неженская жесткость.
- Ты у нас пошла в предка-казака Нарычая, такой же неукротимый. Казак был. Его характер к тебе перешел. Для чего господь девкой уродил, тебе бы, дочка, мужчиной уродиться.
- Уродись я мужчиной, папа, была бы абреком в горах. Другого места мужчине и не оставили, как лес да горы.
Старик покачал головой.
- Думаешь, он там?
- Я знаю, что он там.
- У них, у ингушей, и своих красавиц много, дочка.
- У Асламбека я - одна, папа. И он у меня - тоже. - Она дала знать, что не следует с ней говорить, сомневаясь в их преданности друг другу.
И так Анна стала участковым врачом в своем квартале.
А вестей от Асламбека никаких не было.
- Может, сгинул твой абрек. Неужели попался?
- Нет, папа, жив он. Если бы что, я почувствовала. Он не попадется. Что орлу делать в клетке? - Она улыбнулась чему-то своему, - не тужи обо мне, папа, он придет ко мне.
В ее голосе не было и тени сомнения.
- Да что толку-то, дочка?
Теплым октябрьским вечером семья села за ужин. Как раз и Саша вернулся из техникума.
За ужином Анна наливала отцу стакан кахетинского вина. Сама в рот не брала и Саше не давала.
- За вас, мои дети, - сказал старик, подняв стакан. - Чтобы счастье не обошло вас, чтобы людьми оставались. Чтобы у тебя, дочка, получилось, как того душа желает…
Он выпил, но стакана поставить не успел…
- Добрый вечер! Приятной трапезы!
Все так и обомлели, повернулись к открытой двери: там стоял Асламбек в черкеске, при кинжале, а в руках новенький карабин.
- Следовало постучаться, а дверь открыта. Я постучался о косяк, но вы не услыхали. Извините!
- Асламбек! - Анна встала во весь свой стройный рост. И больше ни слова.
Саша громко хлопнул себя по колену, а Степан Лукъяныч заторопился.
- Я пришел поблагодарить и попрощаться с вами.
- Попрощаться? Уходишь? На совсем? - Спросила Анна.
- Да. Так все обернулось…
- Как обернулось? А я? Ты меня больше не любишь?
- Не надо говорить такие слова, Анна. Ты же знаешь, что это не так. Я не хочу тут в вашем доме наследить. Вам и так из-за меня натерпеться пришлось.
- Асламбек! Ты говоришь чужие нечестные слова! - она горько засмеялась.
- Саша, пойди во двор, да гляди в оба, а я тоже пойду. Вы, дети, погутарьте, да не ссорьтесь после всего, что было. Не такая вы пара, чтобы о пустяках ссориться.
Степан Лукъяныч их оставил один на один, а сам ушел на кухню. А минут через десять оба, держась за руки, вошли к Степану Лукъяновичу. Заговорил Асламбек:
- Если бы не такой случай, я бы не осмелился с Вами лично заговорить об этом. Я бы сватов-стариков прислал. Поймите. Я прошу у Вас руки Вашей дочери Анны.
- Руку просишь? - Захихикал старик, - а сердце?
- А сердце я ему, папа, сама отдала.
- Вона оно как! Ну так как же мне вас, дети, благословлять. Этот -мусульманин, ты - христианка. Э-эх, как будет - так и будет! Все под Единым Богом живем. А ну подите-ка сюда!
Они опустили головы, как устыдившиеся дети и подошли к старику.
- Господь вас благослови! - Он захватил их головы в охапку и прижал к своей широкой груди. - Любите друг друга до смерти. А там как будет - так и будет.
- Так мы поедем, папа?
- Куды? И ты?
- Повенчаться зовет.
- По-ихнему?
- Да. Я же за него замуж иду.
Призадумался старик казак, а потом махнул рукой.
- Иди, Анна! С Богом! Иди без оглядки!
- Степан Лукъяныч, разрешите и Сашу дня на два в горы забрать. Благословение Ваше и разрешение на венчание передать священнику, отец или брат кто-то же должен быть при этом.
- Ладно, забирайте и Сашу. - Согласился он, - что тут поделаешь, хоть одна душа из родной семьи пусть погуляет на твоей свадьбе. Ну, Анна! У тебя все не так, как у других людей. Жениха выбрала из ингушей, а он вон что учудил: на выпускном балу (геть, ты кунацкая непокорная душа!) чекиста при всем честном народе уложил, в ресторане и глядит исусовыми глазами…
- Так мы, папа, последние Ромео и Джульетта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31