А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 


- Господи, если я ошиблась!
Солт и не почувствовал скальпеля. Густой белый гной брызнул в руки Анны и потек по спине вниз.
Анна вскрикнула от радости и стала вытирать ватой со спиртом руки. Осторожно кончиками обеих пальцев выдавливала гной.
- А-ах-х! - Глубоко с облегчением вздохнул Солт. - Ахмад, что она сделала со мной?
- У тебя был внутренний нарыв, глубоко под мясом. Она сделала надрез и выпустила гной, целая чашка гноя из тебя вытекла. Я такое первый раз вижу.
- Какое облегчение!
- Солт, твой сын знал, кого в жены берет.
- Да благословит Господь ее руки.
- Мы принесем тебе подорожники, они вытянут весь гной, что там остался. Через два дня будешь бегать. Мы уходим, Солт. Если что мальчика пришлешь к Ветровым скалам, мы придем. Да вы и сами теперь хорошо вооружены: три винтовки, маузер и эта пушка…
С Анной абреки прощались отдельно, с великим к ней уважением и почтением.
- Храни Вас Бог, Анна! Правдиво слово древних: «Господь соединяет похожих». Навряд ли ошибусь, если скажу, что самый безрассудный и отважный из ингушей - Асламбек, Ваш муж. Он не присоединяется ни к одному отряду - одинокий волк.
- Простите, Ахмад, - возразила Анна совершенно серьезно, - Вы тут ошиблись: Асламбек не одинокий волк - а неукротимый лев.
Хучбаров Ахмад постоял молча, потом вскинул на упрямую женщину восхищенные глаза:
- Вы правы. Асламбек - неукротимый лев, а его жена - львица. О, счастливец! - С нескрываемой завистью произнес он, - и нам бы по Львице, но не всем Господь дарует их. Что поделаешь?!
Тогда еще Анна не знала о семейной драме этого поистине благороднейшего и великого воина-мстителя ингушского народа.

* * *
Шел 1941 год.
Степан Лукъяныч болел, и дочь не отходила от его постели, леча и утешая горячо любимого отца.
22 июня 1941 года началась война, а в первых числах августа Сашу мобилизовали в армию.
Прощание отца и сына было печальным: оба знали, что в этом мире больше не встретятся.
- Жаль, сынок, что не женился ты - детишки были бы. Храни тебя Господь! Более свидеться нам не придется. Коли жив, вернешься, сразу женись…
Письмо от Саши пришло через месяц из-под Ростова, а потом - молчание.
Анна по- настоящему почувствовала себя одинокой и брошенной, так что уход за больным отцом и ночные бдения у его постели -давали забвение.
В такой день к ней зашел сын ее деверя Гири, который учился в техникуме и часто заходил к Анне в гости.
Саварбек большими карими глазами глядел на больного старика и Анну, сидел грустные, молчал, от чая отказался. Уходя, он сказал:
- Тетя Анна, вы много плачете. Я вижу. Вам тяжело. Ничего.
- Папа очень плохой, Савик. Что мне делать?
- Ничего. Ничего.
- Ты куда?
- Домой, в Базоркино.
- Уж темнеет.
- До ужина я добегу. Не беспокойтесь.
Он ушел, а за полночь в окно постучались. Анна вышла и с удивлением увидела свекра Солта, Совдат и Савика, который распрягал лошадь…
- Как Степан?
- Очень плох, он уже не приходит в сознание.
Свекор обнял ее за плечи, чувство беспомощности и одиночества ушло от нее. Она от радости всплакнула, Солт широким рукавом чохи утер ей слезы.
- Я вижу, что он долго не протянет, а я - одна.
- Дела Аллаха, дочка. Такие дела: одни уходят, а другие приходят. Закон жизни.
Степан Лукъяныч скончался к обеду второго дня. Закрыв усопшему глаза, Солт вывел Анну из комнаты во двор, усадил на лавку и прижал к себе, дал ей поплакать, поглаживая по спине.
- Все умрем. Все: и я, и я ты - все живые. Хороший был человек Степан, добрый, честный. Наш долг предать его земле, как положено…
- Он просил по-христиански, чтобы поп отпел.
- Сделаем, как он хотел. Есть здесь поп?
- Есть. Он тайно служит Богу. Власти боится. Омывает и отпевает усопших. Но папу я сама омою.
- Давай позовем попа, пусть все делает, как надо.
Собрались соседи, родственники и друзья Степана Лукъяныча.
Тело омыли и одели в праздничный казачий наряд.
Солт запряг коня и послал Саварбека в село за убойной скотиной для поминок. Эльбускиевых поехало так много, что возы стояли во всю длину переулка.
Ингуши вели себя так корректно, чтобы каким-то образом не нарушить христианские ритуалы, и Анна была бесконечно благодарна им за это душевное понимание.
Солт отвел сноху в сторону:
- Дочка, когда люди вернутся с похорон, дальше что делают христиане?
- Поминки. Накрывают столы и приглашают всех. Папа собирал деньги на это.
- Ты эти деньги оставь, возьми бумагу и напиши все что надо, сколько надо. Наше дело слабо не будет. Давай.
Получив такой листок, Солт отправил двух племянников в город за продуктами и напитками. Телку зарезали и, собрав по соседям, большие котлы, развели костры прямо в палисаднике.
Пока похоронная процессия вернулась с кладбища, Солт с родственниками устроили импровизированные столы.
Время было за ужином. Анна с Совдат убирали со столов, мыли посуду. Совдат пошла в дальний угол сада, выплеснуть в яму грязную воду. Быстро вернулась.
- Пошли, Анна, там один человек тебя ждет.
- Кто он, Совдат?
- Узнаешь.
Совдат подвела ее к старой груше, под ней стоял Асламбек. Девушка развернулась и пошла во двор.
- Асламбек! Боже мой! Папы уже нет!
Она бросилась в объятия.
- Чтобы я сделала без наших? Воти приехал и все устроил. Все расходы на себя взял…
- А на что, Анна, нужны родственники: они опора в тяжелые минуты. Ты об этом не думай. Но я не знаю, как тебя утешить. Степан Лукъяныч был не простой отец. Он понимал тебя. Я его тоже любил, как отца…

Корова для детей

Хорошо в летний вечер вот так стоять на веранде добротного дома и наблюдать, как сгущаются сумерки над селом.
Воздух, хоть купайся в нем, и густой и теплый и немного уже прохладный. Скотина давно вернулась с пастбища, вон она лежит во дворе. Коров подоили, жена внесла в дом два ведра с молоком. Сейчас она кормит и укладывает детей.
Бечер потом сядет поужинать с женой в спокойной обстановке. Таков порядок в семье. Хорошо! Жить можно!
- У тебя три коровы, Бечер. Зачем тебе столько.
Бечер повернулся, но тяжелая рука легла на спину и успокоила.
- Это ты, ингуш?
- Три коровы, бычок, овцы - богато ты зажил, Бечер.
- Живешь в селе, а что еще тут делать?
- Но они раньше были не твои. Правда?
Рука придавила спину, требуя ответа на поставленный вопрос.
- …Правда, раньше…
- Одну из этих коров, вон ту с подпиленными рогами, отведешь завтра детям.
- Детям?
- Детям - Заире и Сосо. Эту корову доила моя сестра, когда первый раз отелилась. Это хорошая корова. Четвертый раз отелилась. Молока много дает. Если не сделаешь как я сказал, вообще останешься без ничего. Как ты мог донести на родную племянницу?
- Ты ходил к Заире… и Сосо?
- Я приходил к себе домой, и буду приходить. И сюда буду приходить, смотреть чтобы вы ничего тут не портили. Еще раз донесешь - убью. Сам знаешь наш абреческий закон. Я тебя дважды простил: один раз за отравленную еду, второй раз за этот донос. Третьего не будет. Мое терпение кончилось.
- Я же… не сам… заставили… не буду…
- Дядя, называешься! У детей совсем нечего есть. Чтобы утром корова стояла в их дворе! Это моя корова.
Рука придавила спину.
- Отведу. Что сказать, когда корову отдам?
- Ты - их родной дядя, не хочешь, чтобы сироты сидели без молока. Так и скажешь.
- Скажу.
- Скажи, скажи, Бечер. Обязательно скажи. Будешь хорошим дядей.
Человек плавным кошачьим движением перелетел через перила веранды и оказался во дворе. Он спокойно прошел по двору и исчез за калиткой.
Бечер стоял на веранде, боясь пошевелиться. Тихий летний вечер ему разонравился, и эта скотина теперь мало его радовала.
А немного погодя вышла жена.
- Бечер, ты с кем-то тут говорил?
- Нет. Тебе показалось. Я песню напевал про себя… слова…

После свидания

Он отвернулся в сторону и молчал, потому что чувствовал себя очень виноватым, почти преступником. Он ждал сурового приговора, которого навряд ли вынесет. Его могут прогнать прочь.
- Лешка, я знаю, где ты был. - В голосе Оацрхо не чувствовался не то что приговора, даже выговор. - Я не сразу догадался. Первые три дня я просто бегал по горам, где ты мог быть, потом понял. Дважды ходил туда, но не нашел. Сегодня восьмой день, Лешка, как ты думаешь, я хорошо себя чувствовал?
- Нет.
- Вох! Другой раз так не поступай. Предупреждай, когда туда идешь. Девка - дело хорошее, но о брате тоже надо думать.
- А я думал, что ты меня прогонишь…
- Куда: из гор - в горы? Тебя? Э-э, Лешка! Я понимаю: молодое сердце свое хочет. Весна! Ты мужчиной стал. Кто прячет огонь под сеном - глупый. Все восемь дней у нее был?
- Нет. У нее был два дня. А потом тебя искал. Все наши места обошел.
- А я тебя искал, чуть с ума не сошел. Видишь, как ты плохо поступил?
- Я больше… не пойду.
- Нет, ходить надо, но чтобы я знал, где тебя искать.
- Ты меня совсем не подозреваешь?
- В чем?
- Я же русский.
Оарцхо сбил с него шапку.
- И-и, дурр-рак! Какой ты русский? Ну - русский, а что? У Ахмада Хучбарова тоже русские есть. Русский, мусский - тут совсем другое дело. Как ты туда пошел? Как нашел? Не кричал же: «Эй, где здесь живет Нюра Смальцова?»
- Когда мы их заловили с телятами, она проговорилась, что живут на самом краю села, что лес рядом. А там так: с одного края село открытое, вроде поляна, а с другой - горы и лес. Вот я и шел по краю, заглядывал почти в каждый двор.
- Нашел?
- Да. Помнишь она говорит: «А дед скворечник смастерил». Знаешь, что такое?
- Что.
- Деревянный домик для птиц.
- А! Видел, когда в армии был. Русские это дело любят.
- Вот. Скворечник повесили на груше, а летом - листва, еле-еле видно. Но…
- Хорошо. Ты прямо к ним домой пошел.
- Конечно. Уж темно было. Они ужинали.
- Дед ее не сказал: «Уходи!»
- Нет.
- Не продаст?
- Он же внучку любит.
- Ты тоже внучку любишь! - Улыбнулся Оарцхо и похлопал Лешку по плечу. - Она красивая, молодая. Глаза - как два солнца! Как такую не любить? Ладно.
Потом посерьезнел и погрозил пальцем под носом Лешки:
- Еще раз не скажешь, пойдешь - хорошую взбучку получишь! Вот. Вставай, отсюда надо уходить: сюда истребительный отряд идет.
- Откуда ты знаешь?
- А вон посмотри, - Оарцхо указал вниз по ущелью, - большой отряд, целый взвод.
- Давай, устроим засаду.
- Во-о, Лешка, это не то, что ты думаешь, и даже не то, что я думаю - это большая операция. Кони, на них груз, наверное, продовольствие. Смотри, еще один отряд. Эшшахь! Ручные пулеметы!
В небе раздался гул самолета.
- Слышал? Пошли, Лешка, надо предупредить других. Нет, не надо! Они же сами предупредили всех - самолет! Мы с тобой здесь засядем, на той стороне. Они дальше пойдут. Посмотрим, как они назад будут идти.
- А не лучше засесть вон в том кустарнике?
- Нет. Там мало больших камней.
- А зачем нам большие камни?
- Старая ингушская война - сам увидишь. Некогда лекции читать, пошли.
Уйдя вне зоны видимости движущихся в горы отрядов, абреки спустились вниз, перешли на другую сторону, стали подниматься на гребень горы по отвесному склону.
Их не заметили, хотя расстояние до отрядов сократилось так, что можно было различить каждого в отдельности, даже молодых от старших.
А выше в горах раздались гулкие раскаты взрывов.
- Что это?
- Самолеты бомбят.
- Кого?
- Так просто. Чтобы сказать, что ту был большой бой. Ну, большой бой будет. Знаешь почему?
- Почему?
- Вот по горе люди тихо ходят, осторожно ступают - и ничего. Глупый человек ногами шаркает, камни пинает - обвал начинается. Понял, что я хотел сказать?
- Понял.
- Сейчас и по другим ущельям отряды наступают.
- Почему ты так думаешь?
- Они уверенно идут. И еще когда большое наступление, они самолеты поднимают. Четвертый взвод пошел. Не шутки. Ничего. Один взвод НКВД, два взвода - солдаты, один взвод - курсанты. Каша какая-то. Солдат жалко и курсантов, а этих собак из НКВД - не жалко.
В засаде было слышно как внизу шаркали сапоги.
Подождали пока прошли все четыре взвода, выждали еще некоторое время.
- Ты наблюдай в бинокль, туда вниз смотри, а я камни буду собирать.
- Какие камни?
- Большие, чтобы скатывать вниз. Они окажутся ровно под нами.
- Вот оно чего!
- Да, старое ингушское дело.
Он стал подкатывать к краю большие обломки скал, укладывать их в ряд. Затем они двинулись вслед за ушедшим отрядом, не спускаясь вниз. Оарцхо шел и глазами примечал места, где скатывать камни. Таких мест они подготовили несколько. У Лешки было задание следить за тылом. Оарцхо ворочал камни, а он в бинокль просматривал ущелье.
- Теперь скоро начнется, они идут на отряд Бузурки. Там восемь абреков - не слабые мужчины. Мы поможем. Запомни хорошо: не высовывайся, особенно когда бьет пулемет. Пулемет, как коса, косит все подряд. Не ленись - место меняй. Снайпер и пулеметчик тебя приметил и ждет, чтобы ты высунулся, нажал - и все. Первыми стреляй в командиров и в пулеметчиком. Командиров узнаешь - у них полевые сумки. Энкеведешников не жалей. Курсантов и солдат, если хотят убегать, не убивай…
Резкий винтовочный выстрел прокатился по вершинам гор.
- Длинная английская винтовка Бузурки. У старика глаз, как у орла! Чья-то душа вышла через дырку в теле.
Выстрел повторился.
- Еще один в ад пошел!
Длинными очередями ударил пулемет - такой треск как будто у самого уха раскалываются сухие стволы бука.
- Неопытный пулеметчик - длинными очередями стреляет, молодой, наверно. Это хорошо! Диск быстро кончится.
Действительно, пулемет потрещал еще с минуты две-три и смолк, но винтовочная пальба продолжалась.
- Пошли туда, Оарцхо.
- Сиди. Мы будем у них на виду. Если подошли люди Шовхала - их там человек двадцать. Хватит.
Бой затих, а потом начался с неистовой силой. Оарцхо сохранял спокойствие. Сюда отчетливо доносились приказы командиров.
- Вон смотри вниз.
- Что это? Отступают?
- Нет. Раненных вывозят. Пусть отнесут, будем возвращаться, мы проверим наши винтовки. Энкеведешники, собаки!
Двое на руках несли раненого, они уложили его прямо на тропу ниже того места, где была засада Оарцхо и Лешка, побежали назад.
- Твой - первый, мой - второй. Хорошо целься!
Прогремело два выстрела - оба энкеведешника замертво свалились на горячие камни. А раненный стал уползать.
- Убью гада! Они безоружных стариков и больных убивали.
Пуля настигла его у самого поворота - распластался, словно поплавать собрался.
- Э-э! Они отходят! Теперь наша работа началась. Бегом иди туда, где я последний раз камни таскал. Чуть дальше того места делай засаду и не пропускай их, держи. У тебя сколько рожков для автомата?
- Три?
- На, мои запасные бери. Давай, Лешка! Кавказскую пословицу помнишь?
- Какую?
- Шакала насытить можно только свинцом.
Лешка сунул в карман брошенные ему Оарцхо два рожка и, пригнувшись, побежал занимать указанную позицию.
Тут был поворот. Вот он какой Оарцхо, все про горы знает, не хочет, чтобы враги ушли. Лешка устроился за скалой, дозарядил магазин винтовки, снял со спины автомат, положил рядом. Оарцхо всегда повторяет.
- Лешка, заставляй голову думать, она для того и посажена на плечи: что будет, если я так поступлю? А что если по-другому? Научись быстро думать. На войне лениво думать нельзя.
Лешка подумал и решил.
Когда отступающие подошли к тому месту, где лежали убитые энкеведешники, Лешка открыл прицельный огонь. Военный в фуражке и с портупеями крест-на-крест упал лицом вниз. Курсант поставил ручной пулемет на большой валун и прижался плечом к прикладу, но очереди не последовало. Курсант сполз назад, а пулемет скатился с камня. Другой курсант бросился к пулемету, встал с ним во весь рост, повернул оскаленное лицо в ту сторону откуда могли стрелять. Лешка прицелился, но выстрелить не успел: курсант выронил оружие и осел. Это Оарцхо его уложил.
- Залечь! Без паники! Обнаруживать цель и подавлять огонь противника! - Размахивал револьвером один из командиров.- Где пулеметчики?
Они залегли в этой впадине, вдавливаясь в маленькую щель.
Оарцхо начал сталкивать вниз камни один за другим. На тех, кто внизу, обрушился камнепад. В миг все скрылось в грохоте и пыли.
- Давай вниз! Пока он очнутся мы успеем.
Оба побежали, прикрываясь скалами занимать новую позицию для засады.
Это был первый жаркий бой, в котором Оарцхо и Лешка приняли участие, настоящее сражение. Оно длилось весь световой день. Отряд отступал, отбиваясь от горцев, по ущелью к долине. Отряд энкеведешников понес большие потери в живой силе: шестнадцать человек убитыми и очень много раненных. Все снаряжение, боеприпасы и провиант остались в руках повстанцев. Горцы потеряли двух убитыми, а три человека тяжело раненными - они подорвались на минах, установленных энкеведешниками при отступлении.
Между прочим, среди богатых трофеев повстанцы нашли мешок с четырьмя головами.
Две головы горцы опознали: столетнего пасечника Шабазгири и его двенадцатилетнего невменяемого внука Курди.

Абреческий телеграф

Месту этому в древности наши предки дали название Гончий Дук, что значит гора Защитников Родины. Среди дремучего леса возвышается гладкий пологий холм, а на самой вершине дубовая аллея - могучие деревья в ряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31