А если ее как следует напугать, попасть дубиной не по голове, а в сантиметре от оной, то зеленая может задать такого стрекоча, что не остановится и через десяток метров. Сбить лягуху дубиной, было проявлением высочайшего мастерства.
Был и иной способ добыть столь ценный для мальца, охотничий трофей, при этом особо не осторожничая. Речной берег был сплошь усыпан гладкими, обточенными водой и временем каменьями, разнообразных размеров и форм. Встречались среди них гладкие и плоские, которые так хорошо швырять и глядеть, как те подпрыгивают на гладкой речной поверхностью. Споря при этом, у кого камень подпрыгнет над водой большее число раз, прежде чем скроется из глаз.
Попадались и увесистые каменья, подстать руке мальца и его силе. Вооружившись пригоршней камней, они носились вдоль реки, высматривая лупоглазых наблюдателей. И горе тому пупырчатому, что, заприметив приближающуюся по берегу мальчишескую ватагу, продолжал самоуверенно таращиться, вместо того, чтобы удирать сломя голову. Или затаиться на дне, под камнями, не привлекая внимания. Если лягушка этого не делала, то отделаться от малявок, ей было сложновато.
Заметив земноводное, пацаны начинали обстрел камнями. И стоило только зеленой вынырнуть в другом месте, как на нее вновь обрушивался град камней. И так продолжалось до тех пор, пока лягушке не удавалось-таки уйти от столь плотной опеки, как правило, с отбитыми боками, сплавившись от мучителей вниз по течению. Но чаще для лягушки все заканчивалось гораздо плачевнее. Метко пущенный кем-нибудь из ребят камень, раскраивал череп земноводного. Под радостный визг малышни, лягуха торжественно перекочевывала в маленькую корзинку, отличающуюся по размерам от рыбной. Эта корзина была специально сплетена для самых юных охотников, недавно покинувших ряды ничтожных копателей кореньев.
Помимо глупых пупырчатых созданий, в корзинку собирались и прочие вкусности, которые можно найти вблизи речных берегов. Бродя по колено в воде, внимательно разглядывая дно, где отчетливо был виден каждый камень, ребятня собирала моллюсков, в изобилии разбросанных по дну, принесенных течением с других мест. Это отменное лакомство не нуждалось в приготовлении. Раковина открывалась, ее содержимое оказывалось во рту. А затем, зажмурившись от удовольствия, они с аппетитом жевали, сопя и причмокивая. А еще на дне можно было найти улиток и слизней. Их даже не нужно открывать. Стоило чуть надавить пальцами, и с легким хрустом лопалась их такая непрочная защита, а в руках оставалась нежная и сочная мякоть.
Ракушками и слизнями хорошо задабривать стариков и ребят постарше, что занимались серьезным делом, - рыбной ловлей, кого раздражала беготня и визг малышни у берега, поднятый ими шум, а особенно кидаемые в воду, камни. И хотя на рыбной ловле эта суета и беготня никоим образом не отражалась, нередко случалось, что брошенный камень, неудачно отскочивший от воды, больно ударял кого-нибудь из рыбаков. И тогда незадачливому метателю камней, как и всем членам ватаги, неудачно поохотившимся вблизи одного из рыбаков, не оставалось ничего другого, как пускаться наутек, спасаясь от гнева пострадавшего. И не время выяснять, кто именно запустил злополучный камень, вызвавший такой переполох. Старшие ребята, как и старики, разбираться в подобных тонкостях не станут, поймают кого-нибудь и отходят от души несчастного, тем самым копьем, которым охотились на рыбу, превратив орудие труда на время воспитательного процесса в дубину. Пойдет дубина гулять без пощады по спине, заднице и бокам малявки, оставляя на теле багровые рубцы, выбивая дурь из организма.
И долго еще потом, подвергшийся экзекуции малец, спал исключительно на животе, ходил прямой, как дерево, такой же несгибаемый. Расцвеченный синюшными, и желтушными полосами, пришедшими на смену багровых отметин. И еще долго потом сопляк не принимал участия в шумных забавах, пока заживала подпорченная старшими, шкура. А когда организм приходил в норму, малец вновь радовался жизни в компании сверстников. Позабыв о порке, с увлечением метал камни в пупырчатых соглядатаев, приготовив увесистый камень для старикана, устроившему ему в прошлый раз, жестокую трепку. Он не промахнется и не станет ждать отскока, специально приложится камнем по сгорбленной спине старика, застывшего истуканом на течении реки, опустившего глаза едва ли не вровень с водой, высматривая рыбу. Стоило ей показаться на глаза старику, следовал молниеносный выпад копьем, а спустя мгновение на остро отточенной палке трепыхалась, тщетно силясь освободиться, здоровенная серебристая рыбина. В старых, морщинистых и узловатых руках оставалось достаточно сил для того, чтобы справиться с рыбой, и задать трепку сопляку, посмевшему помешать важному делу.
Малявки, не смотря на юный возраст, были хитры и расчетливы. Чтобы избежать неминуемого наказания, они нередко прибегали к проверенной уловке. Вручить посланному в погоню подростку десяток ракушек для старика, плюс пригоршню слизней ему лично, и конфликт можно было считать исчерпанным. Посыльный возвращался к старикам с ракушками, которыми они и перекусывали, позабыв об инциденте. Ребятне не составляло особого труда набрать и себе ракушек, и слизней, чтобы слегка перекусить, унять голод в ожидании обеда, к приготовлению которого уже давно приступили в стойбище. Приготовления к обеду начались с первой корзиной рыбы, доставленной к кострам.
Частенько, бегая туда-сюда, ребятня обнаруживала еще один деликатес, очень вкусный и при этом большой. Вот только охотиться на него в одиночку, было строго-настрого запрещено. За ослушание можно было получить изрядную трепку, от наказания ракушками и слизнями не откупишься.
Нередко на их пути встречались гады ползучие, от крохотных, длиной в пару десятков сантиметров и толщиной в палец, до многометровых гигантов с ногу взрослого охотника. Но гиганты встречались крайне редко и для мальцов они были слишком крупной добычей, чтобы связываться с нею. При встрече с гигантской рептилией, пацаны оставляли наблюдателя, следить за перемещениями змеи, а сами наперегонки мчались к рыбакам, оповестить о находке.
Рыбаки с острогами, которыми они только что били рыбу, со всех ног мчались к змее. Огромная рептилия была слишком большой и вальяжной, чтобы обращать внимание на ничтожных двуногих, суетящихся рядом. Змея даже не предпринимала попыток, избавиться от человеческого внимания. Слишком мелки и ничтожны суетящиеся вокруг двуногие, чтобы огромная рептилия могла предположить с их стороны враждебное поползновение в свой адрес. Максимум, чего людишки могли добиться шумом и возней, лишь несколько ускорить скорость ее движения, из желания убраться подальше от этих шумных существ.
И тем более неожиданно в мягкое и податливое тело врезался десяток остро отточенных палок, намертво пригвождая гадину к земле. Ей было впору бесноваться и кидаться на обидчиков, да только сделать этого змея не могла. Слишком крепко пригвоздили ее к земле коварные двуногие, не давая возможности пошевелиться. Медленно умирала большая змея, истекая кровью из многочисленных ран, чтобы вскоре превратиться в знатный трофей. Несколько десятков килограммов нежного и ароматного мяса без единой косточки, не требующего особых премудростей в приготовлении.
Гораздо опаснее была встреча с гадами, меньшими в размерах и весе в десятки раз. Слишком велик был соблазн расправиться со змеей, особенно если длина ее не более метра, а зачастую и менее того. Не смотря на крошечные размеры, маленькие змеи были гораздо опаснее своих огромных собратьев. Они не презирали людей, видя в них серьезных противников, от которых можно ожидать всего, чего угодно. Змееныши не дожидались, когда на них набросятся с палками и камнями, чтобы забить насмерть. При встрече с человеком даже самого маленького роста, они спешили убраться прочь. Если спастись бегством не удавалось, а драки невозможно было избежать, занимали оборонительную позицию, из которой совершали молниеносные выпады в сторону противника, стараясь ужалить. Ненависть к человеческим существам была заложена в них на генном уровне. Доведись змее встретить спящего, заработавшегося, или просто прозевавшего ее появление человека, она обязательно ужалит его, обрекая на смерть. Между людьми и змеями испокон веков шла война, и встреча их, не могла закончиться миром.
По законам племени, обнаружившие змею мальцы, должны сообщить об этом старшим, которые без проблем справятся с рептилией, привнеся в общую продовольственную копилку, 1-2 килограмма сочного и нежного, змеиного мяса. Соблазн совладать с небольшой змеей, зачастую играл с мальцами скверную шутку. Маленькая не значит безобидная. Чем меньше гад, тем более опасен, только осознание этого приходит много позже. Размеры подкупали, и мальцы пытались справиться со змеей собственными силами, пуская в ход камни и палки.
Взбешенная болезненными ударами змея вертелась во все стороны, кидаясь на обидчиков. Мальцы, радостно вопя, ловко увертывались от выпадов змеи, обрушивая на гада шквал камней и палочных ударов. Постепенно количество попаданий перерастало в качество, и змея затихала, захлебнувшись переполнявшей ее злобой. Иногда хватало одного двух метких попаданий камнем по голове, или ловкого удара дубиной, превращающего змеиный череп в бесформенное месиво.
Но случалось и такое, - отчаянно сражающаяся за жизнь змея, хоть и проигрывала битву, но успевала ужалить одного из нападавших. Умирая, злобный мозг гада, мог успокоиться тем, что за жизнь свою он отомстил.
Жизнь человеческая после укуса змеи не была слишком долгой. Порой они не успевали дойти до старших, как малец с двумя красными отметинами от зубов змеи, с каждым шагом наливающийся смертельной бледностью, падал на землю, заходясь в предсмертных судорогах и корчах. И никто не в силах был помочь, змеиный яд был смертельным для человека. И если взрослые людские особи, ужаленные змеями порой и выживали, то дети всегда умирали.
И уже поздно задавать трепку участникам злополучной охоты. Случившегося не исправить. Умершего все равно не воскресить и отныне место ему за окраиной стойбища, лакомством для хищных зверей, с аппетитом, уплетающим сочную человеческую плоть, вместе с пропитавшим ее, змеиным ядом.
Смерть от змеиных укусов в племени была весьма существенной, и если бы не плодовитость женщин, последствия борьбы со змеями, могли быть гораздо плачевнее. Об умерших никто не печалился. В племени всегда было много детей. Не все матери знали точное количество собственных отпрысков. Потеря одного двух, не портила общей картины. Требующих пищу детенышей все равно было изрядное количество, и об их неустанном пополнении каждую ночь заботился вернувшийся с охоты сожитель, а за неимением оного, случайный сосед, или молодой парень, еще не успевший обзавестись подругой, но полный сил для сексуальных сражений.
Племя было довольно примитивным и не было в нем ничего, кроме ежедневной работы, от восхода до заката солнца, с перерывами на еду. А когда заходило солнце и нахождение вне защитного полукруга костров становилось смертельно опасным, племя разбредалось по своим закуткам, переходя во власть законов ночи. И долгое время слышалось сопение одних и довольное похрюкивание других, вовлеченных в сексуальную битву. К неописуемому восторгу детишек, с интересом наблюдающих за возней взрослых, с попыткой повторения их телодвижений. И укладывался брат на сестру, а сестра подползала под брата, и пыхтели они, и сопели подражая взрослым, не понимая в силу лет, самого главного. Когда они вконец доставали родителей сопением и возней, папаша на время прекращал поступательные движения, отвешивая тумаков расшалившимся детишкам. И они на время замирали, с интересом наблюдая за родителями.
Когда это прискучивало, они отворачивались и засыпали, прижавшись теснее, друг к другу. Тем сильнее, чем холоднее становились ночи. Сливались в единый организм, чтобы сохранить благодатное тепло. Вскоре, к посапывающим детишкам присоединялись и взрослые, утомившиеся в любовных баталиях, чтобы отдохнуть перед новым днем, который, как и все предыдущие, будет полон борьбы за выживание.
Но если члены племени порой и давали себе отдохнуть денек-другой после удачной охоты от повседневных дел, то у изгнанника и в мыслях не было подобной праздности. Он должен бороться за жизнь, что в одиночку делать гораздо труднее. Много опасностей подстерегает в лесу одиночку. От ядовитых рептилий, до хищного зверья, которым кишит лес, особенно ночью. Но и они были не главной опасностью для одинокого бродяги.
Змею можно обойти стороной, или убить, что для любого взрослого члена племени, было плевым делом. Хищника можно обмануть, спрятаться от него, отпугнуть огнем, которого боятся все звери без исключения, от самых маленьких, до гигантов. Жаль только, что в его случае, пользоваться огнем ближайшие несколько дней, было бы весьма неосмотрительно. Но и без огня от хищника можно легко отделаться. Для этого нужно забраться на дерево, где и переждать опасность. Главное не проспать момент, когда он привлечет чье-нибудь, чересчур пристальное внимание к собственной персоне.
Даже вызвав в чьих-то голодных и алчных глазах к своей персоной вполне определенный гастрономический интерес, не следовало впадать в панику. Большая часть хищного зверья, бывшая не прочь полакомиться человечиной, в силу анатомических причин, была лишена возможности добраться до лакомой добычи. Не умели они лазать по деревьям. Если бы взгляды могли испепелять, они бы превратили человека в горстку пепла, но добраться до него, звери все равно бы не смогли. Их уделом было наблюдение за дремлющим в ветвях человеком, в надежде на то, что он свалится во сне с дерева. И уж тогда-то они в считанные секунды разберутся с ним, вознаградив себя за долгое и томительное ожидание.
Леший, также как и его соплеменники, с детства был обучен спать на деревьях, и знал сотню способов, как расположиться даже на самом неудобном для спанья дереве так, чтобы не свалиться с него спящим. И поэтому ожидание сидящих под деревом хищников, могло оказаться бесконечным. Ночь, особенно летом, так скоротечна, и тратить ее на бесцельное ожидание, не имело смысла. Прождав час-полтора, хищная стая снималась с места и трусила вглубь леса, в поисках более доступной добычи. Иногда они уходили и раньше, вспугнутые более сильным и опасным хищником. Но если объявившийся хищник принадлежал к наземным представителям хищного мира, то и он напрасно терял время в бесполезном ожидании.
Иногда, на смену наземным хищникам, приходили злобные твари, которые отлично умели лазать по деревьям, и которым ничего не стоило достать притаившегося в древесной кроне человека. Здесь главное не проспать, уловить шорох карабкающегося на дерево тела, скребущих по коре когтей. Если вовремя заметить опасность, с ней вполне можно совладать. Каким бы страшным не был хищник на земле, при попытке взобраться на дерево он терял былую мощь. По крайней мере, до тех пор, пока не преодолевал гладкий ствол и не оказывался среди переплетения древесных ветвей, где к нему возвращались сила и ловкость, и он снова превращался в грозного хищника, совладать с которым в одиночку практически невозможно. Когда же он карабкался по стволу наверх, изо всех сил цепляясь всеми четырьмя лапами за ствол, зверь был очень уязвим. Его смертоносные лапы с убийственными когтями были заняты, и он не мог пустить их в ход. В распоряжении хищника оставалась лишь грозная, свирепо оскаленная пасть с множеством острых зубов. Но несущая смерть внизу, здесь, между небом и землей, она могла выполнять только устрашающие функции, напугать человека, заставить забраться выше, отступить в гущу ветвей, сделать роковой шаг назад, что неминуемо приведет к смерти.
Но даже самый неопытный охотник племени прекрасно знал, что этого нельзя делать ни в коем случае. Отступление означает смерть. Хищника нужно встречать на подступах к нижним ветвям, когда зверь находится в наиболее уязвимом положении. И не нужно пугаться налитых кровью глаз зверя, его широко раззявленной, оскаленной пасти. Единственное, на что он способен в этой ситуации, - устрашать, и ничего более. Главное пересилить себя, не поддаться паническому страху, встретившись глазами со злобным взглядом зверя. Ткнуть с размаху отточенным копьем в оскаленную морду, в налитые кровью глаза. Столько раз, сколько потребуется для того, чтобы рычащий от ярости и боли зверь, рухнул с дерева на землю. Чтобы враг бежал прочь, трусливо поджав хвост, оставляя кровавые отметины, по которым его найдут другие хищники, или люди, вышедшие поутру на охоту. Если удастся удачно ткнуть зверя в налитый кровью глаз, можно и убить, а это означает почет, и шкура убитого зверя достанется смельчаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Был и иной способ добыть столь ценный для мальца, охотничий трофей, при этом особо не осторожничая. Речной берег был сплошь усыпан гладкими, обточенными водой и временем каменьями, разнообразных размеров и форм. Встречались среди них гладкие и плоские, которые так хорошо швырять и глядеть, как те подпрыгивают на гладкой речной поверхностью. Споря при этом, у кого камень подпрыгнет над водой большее число раз, прежде чем скроется из глаз.
Попадались и увесистые каменья, подстать руке мальца и его силе. Вооружившись пригоршней камней, они носились вдоль реки, высматривая лупоглазых наблюдателей. И горе тому пупырчатому, что, заприметив приближающуюся по берегу мальчишескую ватагу, продолжал самоуверенно таращиться, вместо того, чтобы удирать сломя голову. Или затаиться на дне, под камнями, не привлекая внимания. Если лягушка этого не делала, то отделаться от малявок, ей было сложновато.
Заметив земноводное, пацаны начинали обстрел камнями. И стоило только зеленой вынырнуть в другом месте, как на нее вновь обрушивался град камней. И так продолжалось до тех пор, пока лягушке не удавалось-таки уйти от столь плотной опеки, как правило, с отбитыми боками, сплавившись от мучителей вниз по течению. Но чаще для лягушки все заканчивалось гораздо плачевнее. Метко пущенный кем-нибудь из ребят камень, раскраивал череп земноводного. Под радостный визг малышни, лягуха торжественно перекочевывала в маленькую корзинку, отличающуюся по размерам от рыбной. Эта корзина была специально сплетена для самых юных охотников, недавно покинувших ряды ничтожных копателей кореньев.
Помимо глупых пупырчатых созданий, в корзинку собирались и прочие вкусности, которые можно найти вблизи речных берегов. Бродя по колено в воде, внимательно разглядывая дно, где отчетливо был виден каждый камень, ребятня собирала моллюсков, в изобилии разбросанных по дну, принесенных течением с других мест. Это отменное лакомство не нуждалось в приготовлении. Раковина открывалась, ее содержимое оказывалось во рту. А затем, зажмурившись от удовольствия, они с аппетитом жевали, сопя и причмокивая. А еще на дне можно было найти улиток и слизней. Их даже не нужно открывать. Стоило чуть надавить пальцами, и с легким хрустом лопалась их такая непрочная защита, а в руках оставалась нежная и сочная мякоть.
Ракушками и слизнями хорошо задабривать стариков и ребят постарше, что занимались серьезным делом, - рыбной ловлей, кого раздражала беготня и визг малышни у берега, поднятый ими шум, а особенно кидаемые в воду, камни. И хотя на рыбной ловле эта суета и беготня никоим образом не отражалась, нередко случалось, что брошенный камень, неудачно отскочивший от воды, больно ударял кого-нибудь из рыбаков. И тогда незадачливому метателю камней, как и всем членам ватаги, неудачно поохотившимся вблизи одного из рыбаков, не оставалось ничего другого, как пускаться наутек, спасаясь от гнева пострадавшего. И не время выяснять, кто именно запустил злополучный камень, вызвавший такой переполох. Старшие ребята, как и старики, разбираться в подобных тонкостях не станут, поймают кого-нибудь и отходят от души несчастного, тем самым копьем, которым охотились на рыбу, превратив орудие труда на время воспитательного процесса в дубину. Пойдет дубина гулять без пощады по спине, заднице и бокам малявки, оставляя на теле багровые рубцы, выбивая дурь из организма.
И долго еще потом, подвергшийся экзекуции малец, спал исключительно на животе, ходил прямой, как дерево, такой же несгибаемый. Расцвеченный синюшными, и желтушными полосами, пришедшими на смену багровых отметин. И еще долго потом сопляк не принимал участия в шумных забавах, пока заживала подпорченная старшими, шкура. А когда организм приходил в норму, малец вновь радовался жизни в компании сверстников. Позабыв о порке, с увлечением метал камни в пупырчатых соглядатаев, приготовив увесистый камень для старикана, устроившему ему в прошлый раз, жестокую трепку. Он не промахнется и не станет ждать отскока, специально приложится камнем по сгорбленной спине старика, застывшего истуканом на течении реки, опустившего глаза едва ли не вровень с водой, высматривая рыбу. Стоило ей показаться на глаза старику, следовал молниеносный выпад копьем, а спустя мгновение на остро отточенной палке трепыхалась, тщетно силясь освободиться, здоровенная серебристая рыбина. В старых, морщинистых и узловатых руках оставалось достаточно сил для того, чтобы справиться с рыбой, и задать трепку сопляку, посмевшему помешать важному делу.
Малявки, не смотря на юный возраст, были хитры и расчетливы. Чтобы избежать неминуемого наказания, они нередко прибегали к проверенной уловке. Вручить посланному в погоню подростку десяток ракушек для старика, плюс пригоршню слизней ему лично, и конфликт можно было считать исчерпанным. Посыльный возвращался к старикам с ракушками, которыми они и перекусывали, позабыв об инциденте. Ребятне не составляло особого труда набрать и себе ракушек, и слизней, чтобы слегка перекусить, унять голод в ожидании обеда, к приготовлению которого уже давно приступили в стойбище. Приготовления к обеду начались с первой корзиной рыбы, доставленной к кострам.
Частенько, бегая туда-сюда, ребятня обнаруживала еще один деликатес, очень вкусный и при этом большой. Вот только охотиться на него в одиночку, было строго-настрого запрещено. За ослушание можно было получить изрядную трепку, от наказания ракушками и слизнями не откупишься.
Нередко на их пути встречались гады ползучие, от крохотных, длиной в пару десятков сантиметров и толщиной в палец, до многометровых гигантов с ногу взрослого охотника. Но гиганты встречались крайне редко и для мальцов они были слишком крупной добычей, чтобы связываться с нею. При встрече с гигантской рептилией, пацаны оставляли наблюдателя, следить за перемещениями змеи, а сами наперегонки мчались к рыбакам, оповестить о находке.
Рыбаки с острогами, которыми они только что били рыбу, со всех ног мчались к змее. Огромная рептилия была слишком большой и вальяжной, чтобы обращать внимание на ничтожных двуногих, суетящихся рядом. Змея даже не предпринимала попыток, избавиться от человеческого внимания. Слишком мелки и ничтожны суетящиеся вокруг двуногие, чтобы огромная рептилия могла предположить с их стороны враждебное поползновение в свой адрес. Максимум, чего людишки могли добиться шумом и возней, лишь несколько ускорить скорость ее движения, из желания убраться подальше от этих шумных существ.
И тем более неожиданно в мягкое и податливое тело врезался десяток остро отточенных палок, намертво пригвождая гадину к земле. Ей было впору бесноваться и кидаться на обидчиков, да только сделать этого змея не могла. Слишком крепко пригвоздили ее к земле коварные двуногие, не давая возможности пошевелиться. Медленно умирала большая змея, истекая кровью из многочисленных ран, чтобы вскоре превратиться в знатный трофей. Несколько десятков килограммов нежного и ароматного мяса без единой косточки, не требующего особых премудростей в приготовлении.
Гораздо опаснее была встреча с гадами, меньшими в размерах и весе в десятки раз. Слишком велик был соблазн расправиться со змеей, особенно если длина ее не более метра, а зачастую и менее того. Не смотря на крошечные размеры, маленькие змеи были гораздо опаснее своих огромных собратьев. Они не презирали людей, видя в них серьезных противников, от которых можно ожидать всего, чего угодно. Змееныши не дожидались, когда на них набросятся с палками и камнями, чтобы забить насмерть. При встрече с человеком даже самого маленького роста, они спешили убраться прочь. Если спастись бегством не удавалось, а драки невозможно было избежать, занимали оборонительную позицию, из которой совершали молниеносные выпады в сторону противника, стараясь ужалить. Ненависть к человеческим существам была заложена в них на генном уровне. Доведись змее встретить спящего, заработавшегося, или просто прозевавшего ее появление человека, она обязательно ужалит его, обрекая на смерть. Между людьми и змеями испокон веков шла война, и встреча их, не могла закончиться миром.
По законам племени, обнаружившие змею мальцы, должны сообщить об этом старшим, которые без проблем справятся с рептилией, привнеся в общую продовольственную копилку, 1-2 килограмма сочного и нежного, змеиного мяса. Соблазн совладать с небольшой змеей, зачастую играл с мальцами скверную шутку. Маленькая не значит безобидная. Чем меньше гад, тем более опасен, только осознание этого приходит много позже. Размеры подкупали, и мальцы пытались справиться со змеей собственными силами, пуская в ход камни и палки.
Взбешенная болезненными ударами змея вертелась во все стороны, кидаясь на обидчиков. Мальцы, радостно вопя, ловко увертывались от выпадов змеи, обрушивая на гада шквал камней и палочных ударов. Постепенно количество попаданий перерастало в качество, и змея затихала, захлебнувшись переполнявшей ее злобой. Иногда хватало одного двух метких попаданий камнем по голове, или ловкого удара дубиной, превращающего змеиный череп в бесформенное месиво.
Но случалось и такое, - отчаянно сражающаяся за жизнь змея, хоть и проигрывала битву, но успевала ужалить одного из нападавших. Умирая, злобный мозг гада, мог успокоиться тем, что за жизнь свою он отомстил.
Жизнь человеческая после укуса змеи не была слишком долгой. Порой они не успевали дойти до старших, как малец с двумя красными отметинами от зубов змеи, с каждым шагом наливающийся смертельной бледностью, падал на землю, заходясь в предсмертных судорогах и корчах. И никто не в силах был помочь, змеиный яд был смертельным для человека. И если взрослые людские особи, ужаленные змеями порой и выживали, то дети всегда умирали.
И уже поздно задавать трепку участникам злополучной охоты. Случившегося не исправить. Умершего все равно не воскресить и отныне место ему за окраиной стойбища, лакомством для хищных зверей, с аппетитом, уплетающим сочную человеческую плоть, вместе с пропитавшим ее, змеиным ядом.
Смерть от змеиных укусов в племени была весьма существенной, и если бы не плодовитость женщин, последствия борьбы со змеями, могли быть гораздо плачевнее. Об умерших никто не печалился. В племени всегда было много детей. Не все матери знали точное количество собственных отпрысков. Потеря одного двух, не портила общей картины. Требующих пищу детенышей все равно было изрядное количество, и об их неустанном пополнении каждую ночь заботился вернувшийся с охоты сожитель, а за неимением оного, случайный сосед, или молодой парень, еще не успевший обзавестись подругой, но полный сил для сексуальных сражений.
Племя было довольно примитивным и не было в нем ничего, кроме ежедневной работы, от восхода до заката солнца, с перерывами на еду. А когда заходило солнце и нахождение вне защитного полукруга костров становилось смертельно опасным, племя разбредалось по своим закуткам, переходя во власть законов ночи. И долгое время слышалось сопение одних и довольное похрюкивание других, вовлеченных в сексуальную битву. К неописуемому восторгу детишек, с интересом наблюдающих за возней взрослых, с попыткой повторения их телодвижений. И укладывался брат на сестру, а сестра подползала под брата, и пыхтели они, и сопели подражая взрослым, не понимая в силу лет, самого главного. Когда они вконец доставали родителей сопением и возней, папаша на время прекращал поступательные движения, отвешивая тумаков расшалившимся детишкам. И они на время замирали, с интересом наблюдая за родителями.
Когда это прискучивало, они отворачивались и засыпали, прижавшись теснее, друг к другу. Тем сильнее, чем холоднее становились ночи. Сливались в единый организм, чтобы сохранить благодатное тепло. Вскоре, к посапывающим детишкам присоединялись и взрослые, утомившиеся в любовных баталиях, чтобы отдохнуть перед новым днем, который, как и все предыдущие, будет полон борьбы за выживание.
Но если члены племени порой и давали себе отдохнуть денек-другой после удачной охоты от повседневных дел, то у изгнанника и в мыслях не было подобной праздности. Он должен бороться за жизнь, что в одиночку делать гораздо труднее. Много опасностей подстерегает в лесу одиночку. От ядовитых рептилий, до хищного зверья, которым кишит лес, особенно ночью. Но и они были не главной опасностью для одинокого бродяги.
Змею можно обойти стороной, или убить, что для любого взрослого члена племени, было плевым делом. Хищника можно обмануть, спрятаться от него, отпугнуть огнем, которого боятся все звери без исключения, от самых маленьких, до гигантов. Жаль только, что в его случае, пользоваться огнем ближайшие несколько дней, было бы весьма неосмотрительно. Но и без огня от хищника можно легко отделаться. Для этого нужно забраться на дерево, где и переждать опасность. Главное не проспать момент, когда он привлечет чье-нибудь, чересчур пристальное внимание к собственной персоне.
Даже вызвав в чьих-то голодных и алчных глазах к своей персоной вполне определенный гастрономический интерес, не следовало впадать в панику. Большая часть хищного зверья, бывшая не прочь полакомиться человечиной, в силу анатомических причин, была лишена возможности добраться до лакомой добычи. Не умели они лазать по деревьям. Если бы взгляды могли испепелять, они бы превратили человека в горстку пепла, но добраться до него, звери все равно бы не смогли. Их уделом было наблюдение за дремлющим в ветвях человеком, в надежде на то, что он свалится во сне с дерева. И уж тогда-то они в считанные секунды разберутся с ним, вознаградив себя за долгое и томительное ожидание.
Леший, также как и его соплеменники, с детства был обучен спать на деревьях, и знал сотню способов, как расположиться даже на самом неудобном для спанья дереве так, чтобы не свалиться с него спящим. И поэтому ожидание сидящих под деревом хищников, могло оказаться бесконечным. Ночь, особенно летом, так скоротечна, и тратить ее на бесцельное ожидание, не имело смысла. Прождав час-полтора, хищная стая снималась с места и трусила вглубь леса, в поисках более доступной добычи. Иногда они уходили и раньше, вспугнутые более сильным и опасным хищником. Но если объявившийся хищник принадлежал к наземным представителям хищного мира, то и он напрасно терял время в бесполезном ожидании.
Иногда, на смену наземным хищникам, приходили злобные твари, которые отлично умели лазать по деревьям, и которым ничего не стоило достать притаившегося в древесной кроне человека. Здесь главное не проспать, уловить шорох карабкающегося на дерево тела, скребущих по коре когтей. Если вовремя заметить опасность, с ней вполне можно совладать. Каким бы страшным не был хищник на земле, при попытке взобраться на дерево он терял былую мощь. По крайней мере, до тех пор, пока не преодолевал гладкий ствол и не оказывался среди переплетения древесных ветвей, где к нему возвращались сила и ловкость, и он снова превращался в грозного хищника, совладать с которым в одиночку практически невозможно. Когда же он карабкался по стволу наверх, изо всех сил цепляясь всеми четырьмя лапами за ствол, зверь был очень уязвим. Его смертоносные лапы с убийственными когтями были заняты, и он не мог пустить их в ход. В распоряжении хищника оставалась лишь грозная, свирепо оскаленная пасть с множеством острых зубов. Но несущая смерть внизу, здесь, между небом и землей, она могла выполнять только устрашающие функции, напугать человека, заставить забраться выше, отступить в гущу ветвей, сделать роковой шаг назад, что неминуемо приведет к смерти.
Но даже самый неопытный охотник племени прекрасно знал, что этого нельзя делать ни в коем случае. Отступление означает смерть. Хищника нужно встречать на подступах к нижним ветвям, когда зверь находится в наиболее уязвимом положении. И не нужно пугаться налитых кровью глаз зверя, его широко раззявленной, оскаленной пасти. Единственное, на что он способен в этой ситуации, - устрашать, и ничего более. Главное пересилить себя, не поддаться паническому страху, встретившись глазами со злобным взглядом зверя. Ткнуть с размаху отточенным копьем в оскаленную морду, в налитые кровью глаза. Столько раз, сколько потребуется для того, чтобы рычащий от ярости и боли зверь, рухнул с дерева на землю. Чтобы враг бежал прочь, трусливо поджав хвост, оставляя кровавые отметины, по которым его найдут другие хищники, или люди, вышедшие поутру на охоту. Если удастся удачно ткнуть зверя в налитый кровью глаз, можно и убить, а это означает почет, и шкура убитого зверя достанется смельчаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143