И здесь не могла помочь и самая железная выдержка и редкое самообладание. Можно нарваться на знакомого офицера или прапорщика в составе патруля. Тогда никакие одежды не помогут проскочить мимо незамеченным. Гуляка непременно будет задержан и доставлен в часть, для понесения заслуженного наказания. В подобную передрягу старые и опытные служаки, никогда не попадали. Прежде чем отправиться в самоход, они наводили справки о том, кто из офицеров и прапорщиков, заступает в патруль. И если боец имел несчастье быть лично знаком с данным типом в погонах со звездами, то легко отказывался от выхода в город в этот день, с легкостью перенеся его на другой.
Припрятанная в ветошь приличная одежонка, призвана помочь в плане отдохнуть и расслабиться в городе в тайне от начальства, и потому пользовалась устойчивым спросом, особенно среди старослужащих. Ей было уготовано стать не только камуфляжем для «самоходчиков», но и чем-то большим. Армейский срок службы 2 года, которые в самом начале кажутся нескончаемыми, однажды, неожиданно для солдата, кончаются. Впереди дембель, путь домой, и новая, гражданская жизнь. И здесь оказывается как нельзя, кстати, сделанный еще в армии запас гражданской одежды.
Не нужно тратить денег из скромных солдатских сбережений. Выбранная по душе и по размеру одежда и обувь, послужат и на гражданке. Она же позволит избежать патрулей, что рыщут по приграничным, и просто большим городам, в поисках нарушителей. А придраться к дембелю проще простого, ведь он для этого значимого в жизни события, трудился, не покладая рук, несколько месяцев. А это неуставной китель, ботинки, рубашка. Все, в чем он должен предстать дома перед родными и близкими, изумленными девчонками и восхищенными парнями из числа тех, кому служба в армии еще только предстоит. Припасенная загодя гражданская одежонка, позволяла с наглой мордой миновать патрули и добраться без помех до родного города, и уже там переодеться в любовно приготовленную для такого случая, армейскую форму, чтобы явиться домой во всей красе.
И поэтому усердно тюкали топорами солдаты, сортируя под шумок приличную одежду от откровенного барахла, которому только и место, что под топором. Когда все стихнет и толпа новобранцев, увлеченная новыми начальниками, покинет сие заведение, начнется уборка, а заодно дележка добычи.
Раздевшись в комнате рубщиков, ребята без промедления направлялись в очередной дверной проем, где оказывались перед врачихой, проводящей наружный осмотр. И хотя она была по большому счету женщиной, но, глядя на ее рожу, не возникало и мысли застыдиться, попытаться прикрыться. Огромная, жирная туша, с большими грубыми руками, хриплым прокуренным голосом, не вызывала иного чувства, кроме омерзения. И это чудовище их бесцеремонно разглядывало, вертело перед собой, ставило раком, заглядывало в раздвинутые по команде, ягодицы. Не найдя компрометирующих высыпаний, она грубым голосом восклицала неизменное «следующий», производя привычные манипуляции.
Проскочив кабинет с тушей в белом халате, будущие воины оказывались в предбаннике, где их дожидались тазики, мочалки и мыло, а из неплотно прикрытых дверей, доносилось приглушенное урчание воды. Воде они были несказанно рады, после стольких дней, проведенных в пыльной духоте вагона. И поэтому в руки первый попавшийся тазик, мочалку и кусок мыла, и скорей туда, где шумит вода, и раздаются оживленные голоса.
Поплескавшись в душе, смыв грязь, дурное настроение и усталость, они оказывались в другом помещении, где на входе стоял солдат со стопкой вафельных полотенец в руках. Ими надлежало вытереться насухо и выбросить здесь же, в высящуюся на углу кучу. Затем новичок делал несколько шагов к стойке, находящейся под присмотром вездесущего прапора. И тут начиналось самое смешное. Один из солдат выдавал новичку белье и тот делал шаг вперед, второй выдавал штаны и китель, еще шаг вперед, далее следовали сапоги и шапка, и движение по направлению к очередной двери.
Там не было ничего, кроме расставленных вдоль стен лавок, на которые надлежало приземлиться для переодевания. На выходе из этого, невесть какого по счету помещения, лениво курил, безразлично глядя на одевающихся, солдат. Усталость и отрешенность сквозили в его взгляде, словно он прожил не одну тысячу лет, и все интересное в жизни, было уже позади.
Больше никуда не гнали, из чего был сделан вывод, что сие помещение является последним. Там они провели около часа, надевая полученное обмундирование, смеясь друг над другом. Настолько комично выглядели они, лысые и лопоухие в форме, которая явно была не по размеру, кому-то маловата, а для кого-то и велика. Эти недостатки им надлежало устранить чуточку позже, в казарме, куда их и доставил один из прапорщиков.
Это был даже не учебный пункт, а карантин, где учили азам всего, что их ждет на службе. Основное это дисциплина, умение выполнять приказы не раздумывая, и как можно быстрее. В карантине учили быть солдатами внешне, и внутренне. Чтобы ко времени торжественного принятия присяги на верность служению Родине, они не выглядели стадом баранов, а представляли собой некое подобие подразделения.
Жизнь в карантине текла с запланированной скоростью, в заданном направлении. Политическая подготовка, строевая, физическая и все это с утра и до позднего вечера, с перерывами на завтрак, обед и ужин, с ежевечерним просмотром программы «Время» и часом личного времени, когда тебя никто не строит, не заставляет что-то делать. Когда ты волен делать все, что хочется, в пределах дозволенного. В этот час набегавшиеся за день салаги, собравшиеся в ленинской комнате усердно скрипели ручками, спеша отправить домой очередную весточку о своей героической службе.
Поначалу и Лешка кинулся вместе со всеми строчить письмо на Родину, но вскоре остыл. Ведь писать-то ему было некому, не с кем поделиться ни горем, ни радостью. Умерла мать, бабка и дед, сгинул без вести отец, пропав в зыбком и зловещем мареве таежной аномалии. Лешкины друзья затерялись еще на призывном пункте районного центра, и где они служат, он не знал. Поэтому, пока его товарищи по службе усердно корпели над письмами, Лешка в тишине ленинской комнаты листал газеты, которых имелось множество подшивок.
Лешка не старался к кому-нибудь привязываться и заводить друзей. Он был прекрасно осведомлен о том, что и эти друзья-товарищи вскоре затеряются, многих он уже никогда не увидит. В первый же день пребывания в карантине, замполит учебной роты объявил о том, что так называемый карантин, продлится ровно 10 суток. По его окончании их ждет присяга на верность служения Родине и отправка в многочисленные учебки, где им надлежало провести по полгода, чтобы стать специалистами в своем деле и получить знаки различия младших командиров.
3.7. Сержантская школа
В бесконечной учебе и муштре означенные 10 суток, пролетели словно миг. Вскоре все осталось позади, и учебная застава с присущей только ей дуростью, и торжественное стояние на плацу с автоматом в руках, и зачитывание красивой бумажки со словами клятвы в верности советской Родине. «И пусть постигнет меня презрение товарищей, если я нарушу слова клятвы», - так заканчивались слова присяги, по которой им надлежало жить ближайшие два года.
Но сперва его ожидала сержантская школа, где надлежало провести первую четверть отмеренного срока, а это целых шесть месяцев. Ему, в отличие от большинства, ехать, никуда не пришлось. Учиться надлежало здесь, в Пржевальском пограничном отряде, входящем в состав Краснознаменного Восточного Пограничного Округа.
Спустя пару часов после торжественного принесения присяги, началась для него, и новых товарищей, в большинстве прибывших из других отрядов КВПО, совсем другая жизнь. Время проведенное в карантине, тогдашняя муштра и дурь показались детской шалостью в сравнении с тем, что они имели сейчас. Гоняли их так, словно поставили цель не подготовить младших командиров, а извести под корень. Хотя было тяжело, порой невыносимо, когда хотелось орать от злобы, обиды на весь мир, невыносимой усталости, парни терпели. Закаляли характер, с каждым прожитым днем приближая маячащий где-то вдалеке день, когда закончатся их многомесячные мытарства, и они получат сержантские лычки на погоны.
Все когда-нибудь заканчивается, даже казавшийся бесконечным кошмар. Когда все оказывается позади, и ты пребываешь в новой реальности, становится казаться, что так было всегда, и не было никакого кошмара, лишь страшный сон. Промчались месяцы и вслед за первыми снежинками, упавшими на землю, чтобы украсить белоснежным ковром, на Лешкины погоны легли сержантские лычки, чтобы золотым блеском украсить скромное, зеленое сукно погон.
Выпускные экзамены остались позади в таком далеком прошлом, что и вспоминать об этом не хотелось. Лешка, всегда отличавшийся прилежностью и упорством, преуспел и здесь. И хотя было тяжело, старался делать все точно так, как того требовали от курсантов наставники. Лешка был сельским парнем, не избалованным бездельем и праздностью городской жизни, с детства привычный к физическим нагрузкам. В этом отношении ему было гораздо легче преодолевать нагрузки, по сравнению с парнями, оказавшимися в этом дурдоме прямиком из города. Когда становилось невыносимо тяжело, и хотелось бросить все и послать всех к чертовой матери, он бросал взгляд на товарищей по несчастью. И по глазам окружающих явственно читал, что им не лучше, даже еще тяжелее и горше.
И он продолжали ползти, или бежать, в зависимости от полученной вводной. Стиснув зубы, Лешка устремлялся вперед, увлекая за собой остальных. Он никогда не был слабаком дома, не собирался становиться и здесь. Покинуть сержантскую школу, расписаться в немощи он не мог. Он обязан был закончить ее, преодолев все трудности. Это он наглядно продемонстрировал на экзаменах, где не было ему равных ни в стрельбе, ни в беге, ни в ориентировании на местности.
Парню, с детства обученному бродить с ружьем по таежным дебрям, подобные дисциплины были раз плюнуть. Сложнее было другое, нудная зубрежка воинского устава, бестолковой книжонки, что едва ли когда ему пригодится, но без знания которой, аттестационных испытаний не преодолеть. Но, когда нужно, Лешка становился на редкость упрямым. Не все предметы в школе, которую он с блеском закончил, давались ему одинаково легко. Не все он понимал, но то, что не мог понять умом, брал зубрежкой.
Точно также обстояло и с воинским уставом, которого он не понимал, но основные положения выучил наизусть. Итоговые испытания Лешка выдержал на отлично. В знак высокой оценки за продемонстрированные знания и навыки, он получил не две лычки на погоны, как большинство его товарищей, а сразу три, став по окончании курсов сержантом.
Успешными итогами экзаменов Халявин настолько расположил членов комиссии, что получил приглашение остаться в сержантской школе, в качестве командира отделения, обучая новобранцев премудростям службы, будущего младшего командира. И хотя для Лешки было лестным, признание его заслуг со стороны начальства, но он отказался. Он представлял службу в пограничных войсках несколько другой, нежели бесконечная муштра в учебном пункте. Ему хотелось с оружием в руках служить на передовых рубежах советской Родины. Ловить ползущих на родную землю нарушителей и перебежчиков, пытающихся удрать за границу, чтобы на Западе продать подороже, украденные тайны.
В этом благородном стремлении, ему отказать не могли. И вскоре он с группой бойцов, закончившим учебные пункты в других городах и по иным специальностям, «поднялся» на комендатуру, чтобы уже оттуда распределиться на заставу. А до заставы путь был не близок.
3.8. Дорога на заставу
До комендатуры пришлось добираться по безлюдной, гористой местности, километров 200. где не было ничего, ни селений, ни растительности, ни зверья. Лишь мелькнет где-нибудь на горе одинокий архар, с тысячелетним безразличием во взгляде уставившийся куда-то в пустоту, застывший на месте, словно выточенный из камня. Промелькнет высоко в небе, распластав двухметровые крылья, белоголовый орлан, паря над кажущейся безжизненной, каменистой пустыней. На самом деле она вовсе не была таковой, доказательством чему было его присутствие здесь. Он парил над сонным, погруженным в вековую спячку миром, высматривая обитающую средь нагромождения камней, живность. А это и тушканчики, эдакие карликовые кенгуру, так смешно скачущие на задних лапках, прижав к груди короткие передние и выставив, как антенну вверх длинный, с кисточкой на конце, хвост. Это и суслики, что рыжими столбами застыли в каменистом безлюдье, осматривая нагромождение камней, на предмет возможной опасности, что может помешать в важнейшем деле, накоплении запасов пищи и нагуливании жира. И невдомек рыжим, глазастым столбикам, резким свистом, предупреждающим сородичей об опасности, что смерть наблюдает за ними не из-за россыпи серых, покрытых мхом валунов, не из-за нагромождения камней, где почудилось какое-то движение, заставившее прервать обгрызание вкусных кореньев. Смерть парили в небесах, наблюдая с заоблачных высот, подбираясь к бестолковому суслику, исполняющему роль стража, которого она давно приметила.
Парящий в небе орлан, наблюдает за сусликом, уставившимся куда-то в нагромождение камней, обратившимся в зрение и слух. И невдомек рыжему наблюдателю, что быстрокрылая смерть над головой поставила на его жизни, жирный крест. Сужает орлан круги, готовясь к смертоносному пике, после которого унылая каменистая пустыня станет еще безлюднее. Зато у хищной птицы будет сытный обед и заслуженный послеобеденный отдых. А затем новый полет и наматывание кругов над раскинувшейся внизу россыпью каменных обломков, на предмет обнаружения очередного местного жителя, годного в пищу.
А в пищу ему годились практически все здешние обитатели. Будь это бестолковый суслик, что должен стать сегодняшним обедом, что смешной попрыгунчик, - тушканчик, скорее завтрак, нежели обед, что пресмыкающийся в ничтожестве змей. Водились здесь существа и покрупнее, но встречались крайне редко и представляли по большей части чисто теоретическую опасность.
Одно из подобных существ, с песчаного цвета шкуркой, притаилось в нагромождении камней, не дыша, не шевелясь, дабы не издавать ни малейшего звука, могущего спугнуть добычу. Добыча итак настороже. Суслик или что-то заметил, или почувствовал, но он перестал грызть сладкий корешок, настойчиво таращась в сторону затаившегося хищника. Лисе не оставалось ничего другого, как прикинуться камнем. И пребывать в столь безжизненном состоянии столько времени, сколько потребуется рыжему грызуну для того, чтобы успокоиться и вернуться к прерванному занятию.
Наблюдая за застывшим в неподвижности сусликом, лиса успевала краем глаза отслеживать и перемещения парящего в небесной выси орлана, слишком часто бросающего вниз заинтересованные взгляды. Пернатый хищник высматривает добычу, и возможно нашел ее. Вот только кого он выбрал в качестве закуски? Кого бы хищная птица не заприметила, себе на обед, это в любом случае не устраивало лису. Если намеченной жертвой окажется суслик, то с обедом придется повременить, многие часы уйдут на выслеживание новой добычи. С подобным итогом лиса была не согласна, как еще более не согласна с тем, если в качестве добычи, парящая в небесах хищная птица присмотрела не суслика, а именно ее.
Оба варианта лису не устраивали, поэтому она не сводила с птицы глаз, готовая при малейшей опасности пуститься наутек, наплевав на обед. В конце концов голодной, тем более летом, которое царит здесь почти круглый год, она все равно не останется. Мышей здесь водится, видимо-невидимо, просто придется побольше побегать, чтобы наловить достаточно мышатины на обед. Она продолжала прикидываться камнем, не сводя глаз с суслика, замершего в неподвижности. У лисы был шанс заполучить желаемую добычу, и она не желала его упускать. Тем более что суслик перестал быть неподвижным столбом, как минуту назад. Время от времени, он отрывался от пристального разглядывания нагромождения камней в десятке метров перед собой, бросая короткие взгляды на землю, где валялся в пыли вкусный корешок, который он с таким аппетитом грыз, пока его внимание не привлек мелькнувший в камнях, рыжий силуэт.
Все было тихо, и грызун постепенно склонялся к мысли о том, что тревога оказалась ложной, и никого там нет, кроме его беспочвенных страхов. Минуту спустя зверек и вовсе позабыл о заставившем его насторожиться, движении. Он опустился к земле и с увлечением продолжил прерванное из-за досадного недоразумения, занятие. В передних лапах грызуна оказался вкусный корешок, который он с удовольствием грыз крепкими зубами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143