– Я с удовольствием познакомлюсь с господином Ванзаровым, - Студзитская улыбнулась. - Только, боюсь, дорогая, в этот приезд мне уже не успеть. Сегодня вечером я возвращаюсь в Ревель.
– Как жаль! - вздохнула Софья Петровна. - А он так хотел вас повидать…
– В другой раз - обязательно! - дама развязала тесемки ридикюля и стала что-то искать в нем. - Кстати, дорогая, у меня для вас еще один набор пряностей…
– Ну что вы, не стоит! Мой муж не любит специй.
– Да-да, минуточку… - не слушая подругу, пробормотала Студзитская.
– Он сам вам это подтвердит…
– Что? - спросила Студзитская и слишком поздно заметила, что рядом со столиком остановился массивный, чуть горбящийся господин.
– Позвольте представиться: Ванзаров Родион Георгиевич, - с тихой угрозой проговорил сыщик - Давно хотел вас встретить, Ольга Сергеевна. У меня к вам есть несколько вопросов!
Ольга Сергеевна не растерялась. Она улыбнулась и мягко кивнула в знак приветствия.
– Очень приятно, господин Ванзаров, такой сюрприз! - ее пальцы в ридикюле быстро нащупали рукоятку браунинга и бесшумно взвели упругий боек.
– Хотите еще побегать? - сурово спросил Ванзаров.
– Конечно! - дерзко ответила дама и тут же выхватила из сумочки оружие.
Ствол нацелился сыщику в голову.
Но Джуранский среагировал быстрее.
Сила «левого прямого» у чемпиона кавалерийского полка по боксу была такова, что дама слетела со стула, не успев нажать курок. Но ротмистр все равно бросился закрывать собой Ванзарова и его супругу. Геройство оказалось излишним. Дама недвижно лежала на полу.
Софья Петровна закрыла лицо руками и выбежала из кафе.
– Мечислав Николаевич, голубчик, вы ж ее прибили! - с сожалением сказал Ванзаров.
Ротмистр легко поднял с пола обмякшее тело, посадил на стул и вырвал из сжатых пальцев оружие.
– Ничего, сотрясение мозга пойдет ей на пользу! - мрачно пошутил он.
Барышня пребывала в глубоком обмороке. Руки свесились плетьми, голова упала набок. Вдобавок при падении со стула она сильно ударилась виском.
– Да, ловко вы ее! - проговорил Ванзаров, откидывая вуаль.
– А вы говорите, в сыске кулаки не нужны! - ухмыльнулся Джуранский. - Вот ведь удача. Второй день подряд приходится носить на руках симпатичных женщин!

5

В пролетке барышня лишь немо открывала рот. Ротмистр довольно небрежно хлопал ее по щекам.
Ванзаров хорошо помнил приказ Герасимова: не допрашивать задержанную. Но отдать «охранке» последнего и самого главного подозреваемого Родион Георгиевич не мог. Ванзаров сильно рисковал, нарушая распоряжение начальника Охранного отделения. Однако сыщик принял решение. Он должен узнать все. Он должен докопаться до истины. Авось опять пронесет!
Пока Джуранский приводил свою жертву в чувство нашатырем, Ванзаров осмотрел ридикюль. Ни флакончика с зеленоватой жидкостью, ни баночки с мышьяком там не оказалось. Среди женских мелочей нашлись запасная обойма к пистолетику и открытая пачка сотенных купюр с печатью Сибирского торгового банка на бумажной ленте.
Сыщик с некоторым трепетом взял на ладонь маленький браунинг. Пистолет был предназначен для защиты слабого пола от внезапного нападения, обладал небольшой дальностью, но с близкого расстояния мог свалить любого верзилу.
Родион Георгиевич погладил вороненый ствол и перламутровую рукоятку. Он был неравнодушен к браунингам. В его сейфе хранился FN-Browning M1903, или, как чаще называли эту модель, Browning № 2. В Бельгии для русской полиции была закуплена небольшая партия таких пистолетов, и коллежскому советнику удалось получить для себя один. Наганы образца 1895 года, стоявшие на вооружении Департамента полиции, он не уважал.
Ванзаров с сожалением отправил дамское оружие в ридикюль и посмотрел на обессилевшую женщину. Неожиданно он понял, что не испытывает к ней ненависти.
От запаха нашатыря девица вздрогнула, мотнула головой и вдруг осмысленно посмотрела на Ванзарова. Она поняла, кто сидит перед ней, захотела что-то сказать, но резкий приступ головной боли заставил ее застонать. Арестованная попыталась поднести руки к вискам, но запястья были скованы наручниками.
– А, кандалы!… - глухо сказала она и опять скривилась от боли.
– Прошу прощения. Бить женщин - это верх неприличия, но ваш браунинг не оставил нам выбора, - ответил Ванзаров. - Вам принести воды?
– Я от вас ничего не возьму. От ищеек «охранки» - лучше смерть, чем помощь!
Джуранский угрожающе засопел.
– Мы не «охранка», а сыскная полиция. И вы это отлично знаете. Так что, сударыня… - Ванзаров запнулся. - Кстати, а как вас называть: Елена Павловна Студзитская, или Елена Савская, или Ольга Сергеевна Ланская? А может, агент Охранного отделения Озирис?
Ротмистр удивился куда больше барышни. Мечислав Николаевич недоумевающе глянул на своего начальника, а потом, с некоторым уважением, на даму в наручниках.
– Я погляжу, вы много знаете! - она безвольно уронила скованные руки.
– Даже больше, чем вы можете представить, - согласился Родион Георгиевич. - Так как вас величать?
– Ну, раз уж погибать… - красавица расправила плечи и выпрямилась, - так лучше под своим именем. Меня зовут Хелена Валевска. Я полька и горжусь этим! Я ни о чем не жалею и ни в чем не буду раскаиваться! Все, что я сделала, я сделала ради одной великой цели - свободы моей несчастной, униженной родины! И жалею только об одном: слишком мало я успела сделать, чтобы нанести смертельную рану вашей империи!
Она чеканила каждое слово с глубокой верой фанатика. На правом виске горела ссадина, волосы сбились в комок, под глазами выступили глубокие черные круги. Но в бешеном порыве убежденности Валевска казалась удивительно прекрасной. Ванзаров невольно залюбовался ею.
Джуранского тоже сразила внутренняя сила несгибаемой женщины. Он невольно поправил галстук и пригладил волосы.
– Что ж, пани Валевска, раз уж мы познакомились, может быть, сможем поговорить? - вежливо спросил Ванзаров.
– Я ничего вам не скажу, - холодно ответила она.
– Охотно верю, да и Мечислав Николаевич в этом не сомневается, правда? - Ванзаров указал на ротмистра. - Хотя рассказывать вам все равно придется - полковнику Герасимову и его подручным. Они не будут церемониться. Мы же просто хотим с вами побеседовать. Без всякого протокола, заметьте.
– И о чем же? - в голосе Валевской слышалась откровенная издевка.
– Может, расскажете, как вы убили Марию Ланге и профессора Серебрякова? - дружелюбно спросил Ванзаров. - Расстрел агентов в банке мы видели собственными глазами. Что же касается отравления Дэниса Брауна и доведения до скоропостижной кончины Эдуарда Севиера…

Валевска застонала.

– Я не убивала их, - тихо сказала она.
– Кого именно?
– Марию и Александра Владимировича, - Валевска снова застонала.
– Ротмистр, принесите воды! У Власкова наверняка имеется графин, - распорядился Ванзаров. - И пожалуйста, побыстрее!
Джуранский выскочил из кабинета.
– Благодарю вас… - еле слышно сказала Валевска.
Сыщик встал со стула и пересел на место Джуранского.
– Как я понимаю, пани Хелена, если не вы это сделали, то, следовательно, виновата госпожа Уварова, или, точнее, Фаина Бронштейн.
Родион Георгиевич внимательно следил за реакцией барышни. Видимо, сила воли у польской революционерки просто стальная. Ни один мускул на лице не дрогнул. Она молчала, принимая решение. Ванзаров ждал.
– Фаина у вас в арестантской? - наконец спросила Валевска.
– К сожалению, нет, - Ванзаров печально вздохнул. - Вчера она погибла. В этом кабинете.
– Ее били? - сдержанно спросила Хелена.
– Она попыталась убить ножом… - Ванзаров осекся, подбирая слова, - одного важного полицейского чиновника. Сопровождающий агент застрелил Фаину в сердце. Мне очень жаль. Поверьте.
Валевска закрыла глаза.
– Каждый должен платить за свободу свою цену. Значит, она заплатила свою! - сказала Хелена с глубокой убежденностью. - Профессор был сумасшедшим, заносчивым, эгоистичным, но увлеченным человеком. А Мария просто безобидное существо. Для меня убить их было бы большим грехом.
– Вы хотите сказать, что их убила Уварова?!
– Вы же сами сказали, что кроме нее это сделать некому, - бросила Хелена.
– Как вы узнали о смерти профессора?
– Вечером 31 декабря я приехала к Серебрякову и застала его в состоянии глубочайшей истерики… - Валевска говорила медленно, смотря перед собой в одну точку. - Он сказал, что Мария погибла. Ее нашли на улице мертвой. Он не представлял, как это могло случиться. Накануне вечером профессор рано лег спать, и Фаина осталась с Машей. Как она ушла, Серебряков не слышал. Так что Александр Владимирович резонно подозревал Фаину. Хотя в этот же день Фаина пришла к нему в дом и поклялась, что не убивала Марию.
Родион Георгиевич подумал, что теперь точно известно одно: Фаина была вечером накануне убийства в квартире профессора. Зачем же Серебряков ее выгораживал? А перед кончиной вдруг вспомнил и обвинил? Хотя, если у Ланге пропал ключ от квартиры профессора, то Фаина могла его взять. Чтобы ночью открыть дверь и незамеченной уйти. А перед этим убить гермафродита…
В кабинет вбежал Джуранский с графином и наполненным стаканом.
Валевска жадно осушила весь стакан и облегченно вздохнула.
– Предположим, все так, - продолжил Родион Георгиевич. - Ну а как же профессор? Не хотите же сказать, что Бронштейн его утопила?
Валевска запрокинула голову.
– Это было дня четыре тому назад. Рано утром Фаина ворвалась в номер, который я снимала в «Сан-Ремо», и с безумными глазами заявила, что профессора столкнули в прорубь. Она сама видела мертвое тело в полицейском участке.
– И что же? - не понял Ванзаров.
– Откуда она могла знать, что профессора именно столкнули, а не он сам, например, решил покончить с собой? Или его сначала убили, а потом бросили в прорубь? - Валевска холодно посмотрела на сыщика. - Мне хватает собственных грехов, я не желаю отвечать за чужие.
Ванзаров помассировал лоб. Это невероятно, но, кажется, он ошибся. Причем сильно. Неужели предсмертный крик профессора «Что ты наделала Надежда!» был самым прямым фактом, указывающим на убийцу? Но как хрупкая Уварова без помощи Хелены смогла вытащить на улицу тело Марии Ланге? Как она могла знать, что дворник Пережигин напьется и не закроет ворота? Сказочное совпадение?
– Допустим, вы правы. А кто придумал написать записку от имени сыскной полиции и оставить портье «Сан-Ремо»? - задумчиво проговорил Родион Георгиевич.
– Фаина, - коротко ответила Валевска.
– А кто дважды ездил на дачу профессора?
– Тоже она, - Валевска посмотрела на Джуранского с легкой улыбкой. - Она рассказала, как в нее четыре раза сумел не попасть, очевидно, этот господин.
Родион Георгиевич просто отказывался во все это верить. Если Валевска врет, то делает это виртуозно. Или просто спихивает все грехи на покойную. Но есть один момент, который она, кажется, не учла.
– В таком случае мне бы хотелось спросить… - Ванзаров нарочно сделал многозначительную паузу. - Откуда госпожа Бронштейн узнала, что расследование веду именно я?
Глаза Валевской забегали, выдавая растерянность. Но Хелена сразу нашлась.
– Я видела вас в «Медведе», - сказала она и отвернулась.
– Я вижу, вы, пани Валевска, сильная и решительная женщина, - с долей почтительности сказал сыщик. - Как же вы могли так долго быть близки с убийцей?
– У нас с Фаиной общее дело, ради которого все остальное неважно, - уверенно ответила Хелена.
– Великий бог всеобщего счастья?
– Что вы об этом знаете?! - с презрением бросила Валевска.
– Очень многое! Например, то, что профессор открыл состав легендарного напитка богов и решил с его помощью построить рай на земле. А самому ему хотелось, видимо, занять скромное место творца, нового Фауста, сверхчеловека. Правда, он не учел одного. Последствия приема этого наркотического вещества оказались несколько неожиданными. Ведь так?
– Вам Фаина рассказала? - устало спросила Хелена.
– Да и сам профессор перед смертью много чего успел открыть. - Ванзаров решил сыграть ва-банк. - Мы знаем состав сомы, знаем, как ее пьют и что происходит после этого. Мы знаем, что профессор хотел возродить забытое божество и дать народу новую религию. Мы знаем, что вы случайно придумали символ этой религии - пентакль. Также мы знаем, что профессор планировал массовое отравление сомой. Мы знаем почти все.
– Раз все знаете, зачем спрашиваете меня?
– Что происходило после того, как Серебряков объявил вам, Фаине и Марии Ланге о пришествии в мир бога Сомы? - Родион Георгиевич сделал самый опасный ход. Если Валевска упрется, значит, можно звонить Герасимову.
– Снимите наручники, - со стоном попросила Хелена. - Не бойтесь, не убегу.
Ванзаров кивнул Джуранскому.
Щелкнула пружина. Валевска с облегчением растерла запястья, посиневшие от браслетов.
– Так что же было после того исторического вечера? - спросил Ванзаров.

6

ПОКАЗАНИЯ ВАЛЕВСКОЙ ХЕЛЕНЫ,
ДАННЫЕ ЕЮ ЧИНОВНИКУ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ
ПЕТЕРБУРГСКОЙ СЫСКНОЙ ПОЛИЦИИ
Р. Г. ВАНЗАРОВУ (БЕЗ ВЕДЕНИЯ ПРОТОКОЛА)
«В тот вечер 19 числа, когда мы уже стали прощаться, профессор отвел меня в кабинет и с загадочным видом попросил приехать к нему на дачу в Озерках завтра, к восьми вечера. Я спросила, зачем это и к чему такая таинственность. Серебряков ответил, что послезавтра, 21 декабря, он посвятит нас богу Соме и совершит обряд возлияния сомы. Он взял с меня слово, что я не скажу ничего Фаине, которую он знал как Надежду Уварову. Я спросила, почему его ученица, которая уже знает про сому, не может быть посвящена в таинство.
Профессор улыбнулся загадочно и сказал:
«Новое пришествие Сомы в мир должно быть встречено только тремя посвященными. Я - как начало мужское, вы - как начало женское и Мария - как универсальное существо, третий пол человеческой расы. Объединившись в обряде, мы будем представлять собой Человека, во всей его полноте. Надежде в этой церемонии нет места. Она глупа и будет причащена не как жрец, а как простой смертный».
Я обещала приехать. Профессор попросил захватить с собой чистую простыню.
В назначенный день, ровно в восемь вечера, я подъехала к даче профессора. В окнах его маленького домика горел свет. Я постучала в дверь, и профессор мне открыл. В первой комнате я увидела сваленную в кучу мебель. Я спросила, что это значит. Серебряков сказал, что так надо для обряда. Сам он был уже закутан в простыню, как в тогу, и попросил меня скорее переодеться. В доме было холодно, но я не стала ему перечить.
Серебряков скрылся за занавеской, которая отделяла вторую комнату дома. Я быстро скинула одежду и закуталась плотнее в простыню. Когда я была готова, профессор выглянул и пригласил меня войти. В руке он держал горящий факел.
Вторая комната была довольно обширна. В углу стояла корова, которая медленно жевала сено. Рядом с ней находилась бочка и лежали какие-то круглые камни. В комнате стоял ужасный запах. Профессор объяснил, что так пахнет коровья моча. В центре комнаты, прямо на полу, был разложен небольшой костер. Я спросила, не собирается ли профессор сжечь дом, но он сказал, что это совершенно безопасно. Угли лежат на металлическом поддоне.
Я заметила, что на потолке и вокруг костра нарисован пентакль. Мария Ланге, тоже закутанная в простыню, уже сидела у костра, на корточках. Серебряков предложил мне занять место у левого нижнего луча пентакля, как раз рядом с Марией.
Я не знала, как себя вести, и решила следовать за действиями Ланге. Профессор воткнул факел в металлическую подставку и поставил его на правом верхнем луче пентакля. Затем он поджег от костра еще один факел и укрепил его у левого верхнего луча. Получилось, что незанятой осталась только вершина пентакля. Профессор все делал молча, Мария не раскрывала рта, и я тоже ни о чем не спрашивала. Мне было холодно.
Серебряков отошел в угол, где стояла бочка, и поднял с пола какой-то поднос, прикрытый рогожкой. Я увидела, что на подносе стоят четыре хрустальных бокала. В одном явно было молоко, в другом что-то, по цвету похожее на мед, еще в одном - темно-зеленая густая жидкость. Один бокал был пустым. Мария встала на колени и молитвенно сложила ладони. Я последовала ее примеру.
Профессор поставил поднос с бокалами на пол, простер руки, как священник, и сказал:
«Сегодня, в священный вечер, мы, жрецы адхварью, призываем тебя, о Сома Павамана, великий бог, сын неба и земли, Всезнающий Небесный Возлюбленный, позволить нам прикоснуться к соку Господина Леса, сыну Синдху, небесному цветку, принесенному священным орлом, выжатому нами по правилу, очищенному сквозь овечьи шкуры и смешанному под возглас „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36