Позабытый Зандберг стоял в сторонке и с тихим обожанием созерцал даму.
Когда все пятьдесят тысяч были собраны, очарованный Лунц приказал немедленно найти для дамы какую-нибудь тару. Кассиры упаковали купюры в шляпную коробку, разысканную в чьем-то кабинете, и Лунц лично проводил ангела до выхода, а у самых дверей страстно поцеловал ручку. Он просил не забывать их и приходить еще. Он даже шептал о свидании. На все его неожиданные пылкости дама благосклонно кивала, но отвечала невнятно.
Вернувшись в кабинет, Максим Львович вдруг понял, что даже не видел лица этой странной барышни. Более того, даже не спросил, как ее зовут и каким образом к ней попал чек на огромную сумму.
Дурман улетучился. Директор вспомнил, что он вытворял при сотрудниках, и ему стало дурно. Дрожащими руками Лунц налил стакан воды и залпом осушил. Он начал быстро просчитывать ситуацию. Совершенно незнакомому человеку выдано пятьдесят тысяч рублей без всякой проверки чека. Максим Львович тут же постарался себя успокоить. В случае разбирательства правлением банка, его проступок заключается только в том, что он сразу выдал наличные. Но ведь чек был от уважаемого Эдуарда Севиера, родного брата председателя ревизионной комиссии их банка. Значит, можно будет сослаться на желание оказать услугу родственнику.
Лунц облегченно вздохнул. Большого преступления с его стороны нет.
И все-таки, для очистки совести, директор снял телефонный рожок, покрутил ручку вызова и продиктовал барышне номер домашнего телефона Роберта Севиера.
Ответил сам финансист. Максим Львович вежливо поздоровался и поинтересовался о здоровье его детей и супруги. Севиер сухо поблагодарил. Продолжая светское вступление, Лунц спросил, как поживает его брат Эдуард.
Роберт Севиер, подданный английской короны и влиятельный петербургский финансист, ответил после короткой паузы без всяких эмоций, как и полагается истинному джентльмену:
– Мой брат умер второго января. В утренней газете напечатан некролог.

15

Сыщик и его помощник медленно шли по Пятой линии к дому Серебрякова.
Короткий зимний день порадовал ясным солнечным небом, и мороз, свирепствовавший с ночи, уже не казался таким лютым. Улица скрипела сухим снегом. Мимо лавочек, с гостеприимно распахнутыми ставнями, деловито шествовали кухарки. Они важно несли полные корзины снеди и степенно раскланивались знакомым. На всю улицу звонко кричали разносчики сбитня, держа под мышкой укутанные в одеяло чайники. Мальчишки с лотками, полными свежих пирожков, нахваливали свой товар: «Свежие, румяные, только из печи!» Радостная суета улицы в ярких бликах зимнего солнца казалась другим миром, в котором нет страха и необъяснимых смертей. Джуранский первым не выдержал молчания.
– Родион Георгиевич, как вы считаете, сома действительно…
– Мечислав Николаевич, не знаток я индийских легенд! - отмахнулся Ванзаров. - Вот Сократ - другое дело!
– Но позвольте, - начал кипятиться Джуранский, - эта пресловутая сома, будучи якобы божественным напитком, или напитком богов, так приумножала силы, что человек способен был справиться один с целым полчищем врагов.
– Заметьте, так гласила легенда! - Сыщик поднял указательный палец. - Да и то если верить всему, что говорил Аполлон Григорьевич…
– Но, по его словам, в руках профессора оказалось могучее оружие, силу которого мы даже представить не можем!
– Ну какое там оружие, голубчик… Лебедев же сказал: легенды гласят, что бог Индра, напившись сомы, уничтожил девяносто девять городов… этой… как ее… Шамбары, кажется.
– Хороша себе легенда! - поразился Джуранский. - А как вам нравится то обстоятельство, что сома дарила бессмертие и давала власть над временем и миром?
– Я не стал бы так серьезно относиться к соме, - вздохнул сыщик. - Мало ли что мог сказать Серебряков в состоянии бреда.
– Да, но профессор пробыл более часа на морозе и после этого был жив! - не унимался ротмистр.
– Я думаю, вы делаете поспешные выводы, - как можно спокойнее сказал Ванзаров. - Легендарную солгу никто не пил уже несколько тысячелетий. Думаю, у нас в России просто нет компонентов, необходимых для ее изготовления. Так что нам нужно, во что бы то ни стало найти реальную убийцу - госпожу Уварову. И давайте на этом закончим, голубчик!
Около дома профессора они остановились, не заходя в открытые ворота. Ванзаров огляделся, прикидывая, где должен находиться первый филер, контролирующий дом снаружи. Сыщик уже хотел спросить Джуранского, не видит ли ротмистр агента. И тут за спиной вежливо кашлянули.

16

– Рад вас приветствовать, господин Ванзаров!… Честь имею, ротмистр!
Руководитель отряда филеров Курочкин появился, казалось, из ниоткуда, что только подтверждало его профессиональные качества.
Филимон служил в полиции уже седьмой год. Он был учеником знаменитого Евстратия Медникова - создателя русской школы филерского искусства. Курочкин начал рядовым филером, но быстро выдвинулся благодаря исключительной пронырливости, сообразительности и какому-то звериному чутью. Высокая худая фигура должна была сразу привлекать внимание, но Филимон славился способностью работать невидимкой. И помощников он подбирал таких же - хватких и ловких.
Тем более было непонятно, как он и его сотрудники могли упустить двух дам, приходивших к профессору.
Курочкин дружелюбно смотрел на Ванзарова, явно не ожидая разноса.
– Скажите-ка, Филимон Артемьевич, а где находится ваш второй пост? - Ванзаров заставил себя улыбнуться.
– Как и полагается, на лестничной клетке, в прямом обзоре наблюдаемой квартиры! - отрапортовал филер.
– А где, по-вашему, сейчас господин профессор? - так же ласково спросил Родион Георгиевич.
– Объект наблюдения находится в своей квартире. Визитов не было. Объекты Рыжая и Бледная не появлялись! - Курочкин достал маленькую записную книжечку, которую имел каждый филер. В нее записывались мельчайшие детали поведения наблюдаемого объекта, точное время прихода и ухода, а также лица, им встреченные.
– Вынужден вас огорчить, - Ванзаров перестал улыбаться. - Объект наблюдения, он же профессор Серебряков, сейчас находится в покойницкой Второго участка!
– А что он там делает? - искренне удивился начальник филеров.
– Там он подвергается вскрытию господином Лебедевым… Вот так, господин лучший филер столицы! Проморгали! - зло закончил сыщик.
– Не может быть! - только и смог выдавить ошарашенный Курочкин.
– Может! Очень даже может быть!
Филимон растерянно посмотрел на Джуранского, как будто ища поддержки, но ротмистр молчал и яростно жонглировал усиками.
– Но как же…
– А вот так! - Ванзаров решил устроить хорошую взбучку. - Ночью профессор был выведен кем-то из дома, потом отведен к проруби на Неве и сброшен в нее. А вы - ничего не видели!
– Когда это произошло? - глухо спросил Курочкин.
– Очевидно, между тремя и шестью часами утра, - вставил Джуранский.
– Но ведь у нас смена только до полуночи! А затем - с восьми!
– Это не меняет дела, - наступал Ванзаров. - Вы должны были проинструктировать дворника, что, в случае ухода профессора поздней ночью, тот должен был немедленно бежать к городовому. Это было сделано?
– Разумеется!… Более того, я лично проверил ворота ночью. Они были заперты! - филер так беспомощно посмотрел на сыщика, что у Родиона Георгиевича пропало желание третировать подчиненного дальше. Он лишь тяжко вздохнул:
– Что ж, Филимон Артемьевич, сделанного не воротишь, пошли разбираться с дворником!

17

Во дворе Пережигин ленивыми движениями метлы разгонял снег вокруг своих валенок.
– Здорово, Степан! - крикнул Ванзаров.
– И вам, вашбродь… - пробасил дворник.
– Ну что, друг мой, все пьешь?
– Никак нет! Разве возможно на нашей должности!
– Как же - нет! Вон, мне докладывают, с Нового года каждый день не просыхал!
Дворник удивленно открыл рот. Он не предполагал, что такой важной персоне докладывают о его пьянстве. Околоточному - еще понятно. А этому…
От страха, подступившего к горлу, Степану захотелось упасть в ноги, но он сдержался и стал усиленно тереть сухой глаз кулаком.
– Вашбродь, помилосердствуйте!
– Пережигин, ты мне комедию не ломай, а говори честно: вчера пил? - строго спросил Ванзаров.
– Упаси бог! Вот вам крест! - и дворник лихорадочно перекрестился.
– Значит, ворота забыл запереть на ночь трезвым? - настаивал сыщик.
– Да разве такое возможно! Да я в любом виде завсегда на ночь ворота… это первое дело… а уж вчера точно… вот и господин Курочкин вам скажет, ей богу! - для убедительности Степан даже прижал шапку к груди.
– Ну и в каком же часу ты их отпер? - спросил Ванзаров, глядя дворнику в глаза.
– Да вот господин Курочкин прибыл, так я сразу и… того! - совсем растерялся перепуганный дворник.
– А ключи от ворот у кого-нибудь еще в доме имеются? - вставил Джуранский.
– Только у меня, вашбродь, как можно! Никому не даю! - и дворник вытащил из-под фартука, надетого поверх зипуна, связку на металлическом кольце. - Вот они! А это от подвала, это от чердака, все здесь!
Ключи издали мелодичный перезвон кандалов.
– Ладно, Пережигин, не хочешь говорить правду, будем с тобой разбираться в другом месте, - сыщик спрятал руки в карманы пальто. Даже в перчатках пальцы мерзли. - Курочкин, в участок его!
Филимон и его напарник, пришедший во двор с наблюдательного поста на лестнице, подхватили Степана за локотки.
– За что, вашбродь?! Ни в чем не повинен!!! - зарыдал дворник.
Испугался Пережигин не решетки, а потери места. Он-то хорошо знал, что в арестантской участка его могут продержать «до выяснения» хоть месяц. А за это время домовладелец найдет нового дворника. И Степан потеряет заработок. И куда ему деваться? Где еще деревенскому мужику дадут такую хорошую работу? Дворник - человек уважаемый!
– За что? За то, что врешь! - продолжал Ванзаров.
– Никогда не врал и вам не смею, вашбродь! - всхлипывал Степан.
– Тогда рассказывай, кому ты сегодня ночью отворял ворота? Рассказывай, кому помогал господина Серебрякова топить! А заодно расскажи, как убивал девицу, которая к профессору ходила! Отвечай, душегуб! - сыщик говорил с такой страшной верой в свои слова, что даже ротмистру стало не по себе, хотя Ванзаров на допросах часто пользовался подобными уловками.
Степан смекнул, что на него вешают убийство. И не одно. Это уже не место потерять, а голову на плечах не сносить!
Пережигин с размаху бухнулся на колени.
– Не погубите! Не виноват я! Богом клянусь!
Что-то заставило Ванзарова оглянуться. Он увидел, как глухонемая старуха вышла из дворницкой и, остановившись всего в трех шагах, сжимала лопату для снега. Ее глаза с ненавистью буравили сыщика. Она не знала, что происходит, но, кажется, готова была встать на защиту своего благодетеля.
– Значит, не виноват? - буркнул сыщик. - А что этой ночью делал?
– Спал как убитый! Вот вам крест! Как ворота запер, решил, вздремну часок, а провалился до утра. Меня, вот, господин Курочкин разбудил! Более ни в чем не повинен! А в ту ночь, когда барышню нашли, был грех - напился и забыл ворота закрыть. А чтоб душу живую загубить, я же православный! - дворник истово крестился. По его небритым щекам текли слезы.
– Ну что, ротмистр, поверим господину Пережигину? - громко спросил Родион Георгиевич, поворачиваясь к Джуранскому.
– Отчего же не поверить, это можно… - сквозь зубы процедил ротмистр.
Ванзаров кивнул.
– Какого цвета зимнее пальто у Серебрякова? - спросил он, делая дворнику еще одну маленькую проверку. Сыщик прекрасно помнил, в чем Серебрякова привел на улицу пристав Щипачев.
– Да не пальто, а шуба бобровая! Не виноватый я! - всхлипнул дворник.
– Хватит, Пережигин, рыдать, иди работай, снега по колено! - сыщик повернулся к филерам. - Значит, так…
Курочкин и его напарник, как по команде, вытащили записные книжки с карандашами.
– Срочно найти тех, кто обобрал профессора на льду, и вернуть его одежду. Поняли, что на нем было?
– Да, шуба бобровая, - Филимон деловито записывал в блокнот.
– Ищите бродяг или артельщиков-ледорубов. У профессора мог быть кошелек или золотые часы. Скорее всего их уже пропивают. Про часы можно забыть. Главное найти одежду.
– А если уже, того… спустили? - серьезно спросил Курочкин.
– Вытрясти из мазуриков - кому и куда сбыли! И еще! Наблюдение за квартирой профессора продолжить! Если за два дня не произойдет ничего подозрительного - можете снять пост. Все ясно? Свободны!
Степан, утирая слезы, так и стоял на коленях. А глухонемая старуха, сжимая лопату, с лютой ненавистью смотрела в спину уходящих сыщиков.

18

Вернувшись во Второй участок, Родион Георгиевич дал приставу Щипачеву строжайшие инструкции. Всех лиц, явившихся спросить о профессоре Серебрякове, невзирая на чины, следовало задерживать немедленно. Сыщик строго-настрого запретил кому-либо сообщать о смерти профессора и давать объявление в газету.
Родион Георгиевич послал Джуранского в комнату полицейского телеграфа отправить во все петербургские участки срочную депешу о розыске мещанки Уваровой с приложением подробных примет. В телеграмме указывалось, что подозреваемая представляет особую угрозу, поэтому при ее задержании требуется осторожность, а при содержании под стражей - неусыпное внимание. После поимки подозреваемой приставам надлежало немедленно связаться лично с чиновником особых поручений сыскной полиции. Текст депеши Ванзаров попросил отправить за своей подписью.
Лебедев появился в дурном расположении духа, что с ним случалось крайне редко. Он доложил, что догадка подтвердилась. Профессор принимал тот же состав, что и Мария Ланге. Более того, организм Серебрякова полностью пропитан жидкостью. По словам эксперта, профессор не питался нормальной пищей по крайней мере две недели. Лебедев добавил, что если это действительно та самая загадочная сома, то он уже ничему не удивляется.
Предприняв все, что было в силах, Родион Георгиевич отправился на Офицерскую, в Управление сыскной полиции. Первым делом он пошел на доклад к Филиппову.
Ванзаров попытался поподробнее рассказать о сути запутанного дела, но Владимир Гаврилович пребывал в праздничном настроении и благодушно отмахнулся от этой истории. Он прекрасно знал, что высоких начальников криминальные донесения не заинтересуют как минимум до окончания крещенских праздников. Доклад завершился милой болтовней о новогодних банкетах.
Ванзаров вернулся в кабинет, посмотрел на рабочий стол и с сожалением констатировал, что изрядно запустил текущие дела. Работу делопроизводителя он ненавидел, но поручить ее было некому. В сыскной полиции даже чиновник особых поручений должен был лично заполнять те дела, которые вел.
Родион Георгиевич с тоской посмотрел на бюст Сократа. Мудрый грек криво улыбался и ни о чем не тревожился.
Ванзаров собрал всю силу воли. Чтобы оттянуть неприятный канцелярский момент, он раскрыл «Ведомости градоначальства», которые с утра приносил курьер, и бегло просмотрел выпуск. Привычно пробегая глазами столбец некрологов, сыщик наткнулся на известие о кончине Эдуарда Севиера. Это был достаточно известный в Петербурге молодой человек, не достигший еще и тридцати лет, брат влиятельного финансиста.
Ванзаров прочитал некролог до конца, но о причине смерти Севиера-младшего в нем не сообщалось. Родион Георгиевич обреченно вздохнул, отбросил газету, макнул ручку в чернильницу и принялся заполнять чистые листы бумаги.
Около семи вечера, когда сыщик отложил исписанные листы, размял затекшую спину и собрался уже идти домой, ему телефонировал Макаров.
Родион Георгиевич сразу сообщил о гибели профессора Серебрякова. На том конце телефонного провода воцарилась тишина. Видимо, новость застала заведующего Особого отдела врасплох.
– Вы связываете это происшествие с… известной особой? - тихо спросил статский советник.
– Это вопрос, на который я и пытаюсь найти ответ, - вздохнул Ванзаров. Он подметил, что по служебному аппарату Макаров не назвал фамилию Уваровой.
– Любую новость сразу телефонируйте мне. Если нужна помощь, также телефонируйте, - Макаров, не прощаясь, дал отбой.

19

Увидев, каким изможденным пришел муж, Софья Петровна, не стала донимать его домашними мелочами и сама взялась подать чаю. Когда она наливала заварку из изящного чайничка кузнецовского фарфора, супруг нагнулся и прижался губами к ее руке, пахнущей чем-то сладким, с еле уловимым запахом мяты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36