Ему доставались самые тяжелые, самые запутанные и гиблые дела, от которых, как могли, открещивались другие чиновники. А он впрягался и рыл, как бур, пока виновный не оказывался за решеткой. Он не боялся крови, грязи и долгих, утомительных розысков. Родиона Георгиевича подстегивала любовь к ловле преступников, которая не успела остыть за пять лет службы в столичном сыске. Он любил слово «сыщик» и был уверен, что победит любого противника.
Но сейчас Ванзаров почувствовал сомнение. Ему вдруг показалось, что он столкнулся с чем-то, на что у него не хватит сил. Глядя на скрюченное тело, опытный сыщик вдруг осознал, что… боится! Не трупа, а того, чем может закончиться расследование. Интуиция выдала сигнал тревоги. Ванзаров не мог объяснить, откуда взялся этот пронизывающий страх. Как будто за спиной поднялись тени забытых демонов!
А между тем пристав уже толкал к нему господина без шапки, зябко кутающегося в незастегнутую бобровую шубу и изрыгающего обильные проклятия.
Родион Георгиевич позволил себе пять секунд молчания, чтобы получить первое впечатление от подозреваемого: невысокий мужчина, глубокая залысина, редкие курчавые волосы помечены сединой, всклоченная борода. Обширная синева разошлась под глазами. И это - профессор?! Нет, скорее запойный комик провинциальных театров.
– Как вы смеете, болваны, остолопы, вытаскивать больного человека на мороз, мерзавцы! - прохрипел господин простуженным голосом. - Надо, господа, дело делать, а не произволом заниматься!
– Если не ошибаюсь, доктор Серебряков? - вежливо спросил сыщик.
– Профессор! Вы что за субъект, позвольте спросить?
– Ванзаров, сыскная полиция, - Родион Георгиевич прикоснулся к котелку.
– Какое хамство! Я болен и требую меня немедленно отпустить. Я буду жаловаться вашему начальству! - профессор плотнее запахнул шубу. Он стоял на снегу в тапках на босу ногу, укрывая шубой ночную пижаму. Пристав Щипачев выполнил приказ слишком буквально.
– Маленькая формальность! - проговорил Ванзаров исключительно вежливым тоном и приподнял край простыни. - Извольте взглянуть… Это вы убили даму?
Разозленный господин повел себя совершенно неожиданно. Он замер с выпученными глазами и открытым ртом и тут же, схватившись за нечесаные остатки шевелюры, истошно завопил:
– О владыка сущего! О Сома милостивый! За что?! Машенька!
4
Профессор выглядел подавленным. Ванзаров пожалел больного старика и не повез его в участок на допрос. Серебряков, размазывая замерзающие слезы и всхлипывая, безвольно поплелся в дом. Его голые пятки глубоко проваливались в снег, но, кажется, он не замечал холода.
Из прихожей профессор направил сыщика прямо в свой кабинет. Все стены полутемной комнаты с плотными зелеными шторами на окнах до самого потолка закрывали стеллажи с книгами. Тускло блестело потертое золото корешков. Судя по названиям, которые Ванзаров успел разобрать, профессор собрал отличную библиотеку по мифологии и магии. В воздухе явственно ощущался какой-то необычный запах.
Кафельная печь совершенно не грела. Родион Георгиевич пожалел, что снял пальто.
Профессор укутался в шотландский плед и уселся в жесткое, скрипучее кресло. Прямо над его головой висела репродукция с гравюры Рембрандта: доктор Фауст вызывает светящийся шар с магическими письменами.
Под светом настольной лампы с широким абажуром Серебряков смотрел на сыщика как зверек, загнанный в угол. Он перестал рыдать, но часто и тяжело дышал.
– Что вам еще надо?! - злобно проговорил профессор, даже не предложив гостю сесть.
– У вас инфлюэнца? - с сожалением спросил сыщик.
– Нет, мой организм… прошу вас, ближе к делу! Вы, кажется, спросили, не я ли убил Машеньку? Так вот вам мой ответ на все ваши мерзкие вопросы: нет и еще трижды - нет! А теперь - убирайтесь!
Ванзаров простил хамство, сохраняя исключительный дипломатизм.
– Позвольте узнать фамилию… Марии? - спросил он.
– Ланге.
– Кем она вам приходится?
– Хорошая знакомая.
– Вы женаты?
– Нет, я никогда не был женат. Я не считал возможным перейти мост, который отделяет любовницу от жены. Можно считать… она была моя ученица. И помощница.
– Что-то вроде секретаря? - уточнил Ванзаров.
– Она была единомышленником и… другом. - Серебряков вновь всхлипнул. - У нее тяжелая судьба. И я считал своим долгом всегда помогать ей, чем только мог. Впрочем, это теперь уже не важно.
– Как давно вы с ней знакомы? - продолжил сыщик.
– Не помню… может быть, год, два, какая разница!
– А где познакомились?
– На моих лекциях, естественно!
– Прошу прощения, не успеваю следить за новинками науки: то, знаете, труп найдут, то ограбят кого-нибудь. Столько работы! А что вы читаете? - пригладив усы, Ванзаров изобразил глубокий интерес.
– Историю религий, - неприязненно ответил профессор.
– О! Вы популярный богослов?
Профессор взорвался.
– Вон! Немедленно вон! - заорал он.
Взрыв негодования быстро исчерпал его силы. Серебряков задохнулся и закашлялся.
– Вам подать воды? - спокойно спросил Ванзаров.
– Вы, полицейские, лезете с грязными лапами в душу человека, у которого погиб близкий друг! - прохрипел красный от негодования Серебряков.
– Прошу прощения… - начал Родион Георгиевич.
– Не надо! - резко оборвал профессор. - Не притворяйтесь дураком, Ванзаров! Выпускник Петербургского университета не имеет морального права так низко опускаться!
Сыщик не мог вспомнить другого случая, когда бы он растерялся на допросе. Но этому маленькому, полуживому человечку удалось привести его в замешательство.
– Откуда вы знаете…
– Сколько бы лет ни прошло, педагогу не забыть подающего такие надежды студента юридического факультета! На вас молились все преподаватели! И чем вы кончили? Сыскной полицией! Какой позор! - профессор злобно фыркнул.
Ванзарову потребовалось все самообладание. Ну, конечно! Как он мог запамятовать. Лекции тогда еще доцента Серебрякова не были столь популярны, как чтения Менделеева, Бутлерова и Фаворского, но определенную известность в студенческих кругах он имел. Правда, за это время бывший доцент здорово изменился.
– Ах да! Вы преподавали на химическом факультете! - воскликнул Ванзаров. - Вместо скучных формул - зажигательные идеи о всеобщем братстве, равенстве и свободе. Прошу прощения, если перепутал порядок слов, в полиции несколько тупеешь!
Родион Георгиевич никогда не прощал обиды. И на удар отвечал ударом. Серебряков сел в кресле поудобнее и уперся руками в стол.
– Вы слуга империи, вам меня не понять. Задавайте вопросы и уходите.
– А если я очень хочу понять вас, профессор?
– Вы? Не смешите! Разве может жалкий обыватель понять великий замысел Фауста! Его мечту! И жертвы, которые он принес ради нее!
– И даже Марию Ланге?
– Нет! Нет! Нет! - из последних сил просипел профессор.
– Тогда, будьте добры, домашний адрес барышни Ланге.
– Я не знаю ее адреса! Мне этого было не нужно! Она приходила ко мне сама, когда хотела, мы беседовали, обсуждали… - Серебряков оборвал себя на полуслове.
– Когда Ланге приходила последний раз? - сдержанно спросил сыщик.
– Не помню. Кажется, третьего дня… - профессор поерзал в кресле.
– А вчера вечером?
– Меня не было дома.
– Где вы проводили вечер?
– Преподаватели Бестужевских курсов пригласили меня на праздничный бал. Я не мог отказаться. Вернулся довольно поздно. И лег спать. А утром проснулся от страшного грохота, устроенного вашим жандармом.
– Бестужевские… это здесь, недалеко, на Васильевском? - как бы вспоминая, проговорил Ванзаров.
– Да, на Десятой линии. Меня видели сотни людей! Коллеги поднимали тост в мою честь. Я не возвращался ночью в маске, чтобы… - профессор подавил рвавшийся всхлип.
С некоторым сожалением Родион Георгиевич подумал, что у старика верное алиби. Хотя подозрения с него отнюдь не сняты. Просто искать придется дольше.
– Когда вы вернулись домой, ворота были закрыты? - спросил Ванзаров.
– Понятия не имею! Я мало обращаю внимания на бытовые мелочи.
– У меня последний маленький вопрос. Кто мог убить Марию Ланге, и почему ее бросили около вашего дома?
– А вот это, господин сыщик, умоляю вас выяснить как можно скорее! И поймайте убийцу! Надеюсь, теперь все?
Ванзаров поклонился. Идя мимо книжного шкафа, он заметил фотокарточку, небрежно воткнутую между томами. Из любопытства, он быстро вынул снимок. Среди нескольких персонажей и самого Серебрякова была запечатлена Мария Ланге. Но фотография оказалась необычной. Даже на редкость странной. И можно сказать, неожиданной.
– Как вы смеете, немедленно отдайте! - закричал профессор.
Сыщик успел подробно рассмотреть карточку и протянул ее Серебрякову:
– Тоже ваши ученицы?
– Вас это не касается! Прощайте! - злобно крикнул профессор.
Уже в дверях квартиры, надев пальто, Ванзаров обернулся:
– Отчего вы не держите кухарку?
– Я ее выгнал, - буркнул профессор.
– Воровала?
– Нет. Надоело терпеть глупую бабу. Да еще и глухонемую.
– Попрошу, господин Серебряков, никуда не отлучаться из города. Вы нам можете понадобиться…
Дверь с грохотом захлопнулась перед носом Родиона Георгиевича.
5
Во дворе переминались с ноги на ногу замерзший околоточный, ожидавший указаний от сыщика, и Пережигин, но Ванзаров подошел к дворнику.
– Степан, а что, профессор давно кухарку выгнал? - спросил он.
– Да уж, почитай, десятый день как…
– И куда она делась?
– Живет у меня в светелке. Куда ей идти? Глухая и немая, - дворник жалостливо шмыгнул.
– И жена не против? - удивился сыщик.
– Так померла моя хозяйка, - Степан перекрестился, - уж года два тому. А так хоть живой человек. Да и жалко убогую. Много не ест, а по двору помогает.
– Я разрешил, ваше благородие, пусть поживет убогая. Но если прикажете… - околоточный демонстрировал служебное рвение.
– Нет-нет, все правильно… А сбегай-ка, Степа, за своей приживалкой, - Ванзарову из любопытства захотелось посмотреть на женщину, которая согласилась терпеть вздорного профессора.
– А чего бежать, вон она, - ткнул пальцем дворник.
Сгорбленная старушка, плотно обмотав голову драным платком, прижалась к двери дворницкой. Она настороженно смотрела на полицейских. Ванзаров махнул, подзывая ее.
Немая подошла, поклонилась в пояс.
Родион Георгиевич нагнулся к низенькой старушке.
– Как звать? - закричал он прямо в ухо.
Женщина подняла сморщенное личико, улыбнулась и издала тихий стон.
– Глухая - одно слово. Я тут давеча самовар уронил, так она даже не шелохнулась! - дворник гордился, что его приживалка совершенно ничего не слышит.
Ванзаров махнул рукой, отпуская калеку. Она как-то странно глянула, будто запоминая сыщика, повернулась и смиренно засеменила к дворницкой.
– Какие будут приказания, господин Ванзаров? - околоточный прямо рвался в бой.
– Обойти квартиры, опросить жильцов, может кто что видел. Действуйте как обычно! - сыщику явно не понравился этот выправной служака.
В этот момент во двор почти вбежал невысокий, сухощавый мужчина, с тонкими чертами лица и острым, прямым носом. Господин носил короткие черные усики. Несмотря на мороз, он не повязал шарф, а белый воротничок рубахи плотно стягивал галстук черного шелка.
– Здравия желаю, господин Джуранский! - околоточный резво козырнул.
Вбежавший господин машинально поднес руку к шляпе, чтобы отдать честь, но вовремя спохватился и просто кивнул.
– Родион Георгиевич, что ж вы меня не захватили, я б помог?! - слегка обиженным тоном сказал он, пожимая протянутую ладонь Ванзарова.
– Пустяки, Мечислав Николаевич, хватит того, что меня из постели подняли. В общих чертах суть дела знаете?
– Да, пристав успел рассказать…
Ванзаров тут же поручил своему лучшему помощнику, за глаза прозываемому в сыскной полиции Железным Ротмистром, массу дел. Во-первых, выяснить в адресном столе, где проживала девица Ланге. Во-вторых, точно установить, до какого часа профессор Серебряков присутствовал на балу Бестужевские курсов. В-третьих, организовать смену филерского наблюдения за домом. А в-четвертых, выяснить по картотеке, не проходил ли профессор по каким-нибудь, пусть даже самым незначительным, делам. Родион Георгиевич постарался, чтобы поручений хватило на весь день.
– Сделаем! - ротмистр деловито насупился и тут же хлопнул себя по лбу. - Что ж я… вас же Лебедев срочно просит прибыть в участок!
6
Штабс-ротмистр Особого отдела полиции Юрий Жбачинский считал, что общение с агентом должно напоминать игру и украшаться шпионской романтикой. Для этого он не жалел сил и выдумки. До сих пор удача ему благоволила. Ни один из его агентов не был разоблачен. А ведь они работали не с обычными уголовниками, а с безжалостными террористами-революционерами.
Политический сыск для Жбачинского был не просто службой. Он занимался борьбой с врагами империи с такой страстью, на какую вообще способен офицер секретной полиции за скромное жалованье полторы тысячи годовых.
Но сегодня у него было свидание с малозначительным агентом Дианой. Штабс-ротмистр назначил встречу в квартире на Крюковом канале, которую снял для таких надобностей. Агент новенький, задание получил первое, что-то вроде учебного боя. Жбачинскому хотелось как можно скорее получить отчет и сразу направиться на прием Департамента полиции в ресторане «Дононъ».
Штабс-ротмистр настолько несерьезно относился к Диане, что позволил себе опоздать на четверть часа, наслаждаясь коньяком и воздушными пирожными в «Cafe de Paris» в Пассаже.
Когда он явился, Диана уже задернула шторы и включила электрический свет. Не снимая пальто, Жбачинский сразу прошел в комнату с большим круглым столом, которая считалась гостиной.
– Прошу прощения, Диана, срочное совещание.
Девушка не ответила.
– Ну-с, что у нас нового за прошедшие двадцать три дня? - Жбачинский точно помнил, когда у них состоялась последняя встреча.
Он не обратил внимания на нездоровый вид агента. Более того, штабс-ротмистр искренне считал, что симпатичной женщине бледность к лицу. А Диана была очень симпатична. Но Жбачинский не позволял себе смешивать работу и страсть к женщинам.
Диана по-прежнему молчала.
Штабс-ротмистру захотелось закончить эту ненужную встречу.
– Голубушка, если у вас нет новостей, не беспокойтесь. Я пойму. Поработайте еще месяцок с профессором, а если ничего не накопаете, мы для вас что-нибудь придумаем! - он приветливо улыбнулся.
Но не дождался ответа.
– Ну, хорошо, - Жбачинский встал, решив, что с Дианой все понятно. Обычная пустоголовая кукла, захотела поиграть в шпионов. У нее ничего не получилось, и барышня не знает, как выкрутиться. - Давайте договоримся: недельки через две, ну, числа 15 января, встретимся здесь, и, может быть, у вас будет что рассказать. А сейчас позвольте откланяться.
Жбачинский даже протянул руку через стол.
Диана посмотрела прямо в глаза штабс-ротмистру.
– Юрий Тимофеевич, я не знаю, как вам сказать. То, что я узнала, представляет страшную опасность, это такое… такое… - голос Дианы задрожал, но она справилась с волнением.
– Ну-с, и что же такого трагически страшного вам удалось узнать? - Жбачинский постарался сказать это как можно мягче и дружелюбней.
– Я вам все расскажу, все… - Диана по-детски всхлипнула. - Только, пожалуйста, прошу вас верить всему, что я скажу. Дайте честное слово, хорошо?
Жбачинский едва не рассмеялся.
– Честное офицерское слово, Диана, поверю каждому слову!
Диана тяжело вздохнула и начала…
7
Чтобы тела, лежащие на металлических полках, не портились, в мертвецкой Второго участка Васильевской части постоянно хранились большие бруски льда. Их закладывали на все секции стеллажа, а оставшиеся держали горкой под мешковиной. Даже летом здесь было так холодно, что полицейские, прежде чем войти, накидывали шинель.
Середину мертвецкой занимал большой анатомический стол из цельной плиты белого мрамора. Сверху падал свет стосвечовой электрической лампочки, свисающей на длинном шнуре под треугольным жестяным абажуром.
Доктор Горн, врач участка, с удовольствием сделал глоток горячего чая с коньяком. Сегодня ему посчастливилось ассистировать звезде российской экспертной криминалистики - самому Лебедеву!
– Ну, и что вы скажете, Аполлон Григорьевич? - спросил он выдающегося специалиста.
В огромной лапе Лебедева изящная фарфоровая чашечка выглядела крошечной игрушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Но сейчас Ванзаров почувствовал сомнение. Ему вдруг показалось, что он столкнулся с чем-то, на что у него не хватит сил. Глядя на скрюченное тело, опытный сыщик вдруг осознал, что… боится! Не трупа, а того, чем может закончиться расследование. Интуиция выдала сигнал тревоги. Ванзаров не мог объяснить, откуда взялся этот пронизывающий страх. Как будто за спиной поднялись тени забытых демонов!
А между тем пристав уже толкал к нему господина без шапки, зябко кутающегося в незастегнутую бобровую шубу и изрыгающего обильные проклятия.
Родион Георгиевич позволил себе пять секунд молчания, чтобы получить первое впечатление от подозреваемого: невысокий мужчина, глубокая залысина, редкие курчавые волосы помечены сединой, всклоченная борода. Обширная синева разошлась под глазами. И это - профессор?! Нет, скорее запойный комик провинциальных театров.
– Как вы смеете, болваны, остолопы, вытаскивать больного человека на мороз, мерзавцы! - прохрипел господин простуженным голосом. - Надо, господа, дело делать, а не произволом заниматься!
– Если не ошибаюсь, доктор Серебряков? - вежливо спросил сыщик.
– Профессор! Вы что за субъект, позвольте спросить?
– Ванзаров, сыскная полиция, - Родион Георгиевич прикоснулся к котелку.
– Какое хамство! Я болен и требую меня немедленно отпустить. Я буду жаловаться вашему начальству! - профессор плотнее запахнул шубу. Он стоял на снегу в тапках на босу ногу, укрывая шубой ночную пижаму. Пристав Щипачев выполнил приказ слишком буквально.
– Маленькая формальность! - проговорил Ванзаров исключительно вежливым тоном и приподнял край простыни. - Извольте взглянуть… Это вы убили даму?
Разозленный господин повел себя совершенно неожиданно. Он замер с выпученными глазами и открытым ртом и тут же, схватившись за нечесаные остатки шевелюры, истошно завопил:
– О владыка сущего! О Сома милостивый! За что?! Машенька!
4
Профессор выглядел подавленным. Ванзаров пожалел больного старика и не повез его в участок на допрос. Серебряков, размазывая замерзающие слезы и всхлипывая, безвольно поплелся в дом. Его голые пятки глубоко проваливались в снег, но, кажется, он не замечал холода.
Из прихожей профессор направил сыщика прямо в свой кабинет. Все стены полутемной комнаты с плотными зелеными шторами на окнах до самого потолка закрывали стеллажи с книгами. Тускло блестело потертое золото корешков. Судя по названиям, которые Ванзаров успел разобрать, профессор собрал отличную библиотеку по мифологии и магии. В воздухе явственно ощущался какой-то необычный запах.
Кафельная печь совершенно не грела. Родион Георгиевич пожалел, что снял пальто.
Профессор укутался в шотландский плед и уселся в жесткое, скрипучее кресло. Прямо над его головой висела репродукция с гравюры Рембрандта: доктор Фауст вызывает светящийся шар с магическими письменами.
Под светом настольной лампы с широким абажуром Серебряков смотрел на сыщика как зверек, загнанный в угол. Он перестал рыдать, но часто и тяжело дышал.
– Что вам еще надо?! - злобно проговорил профессор, даже не предложив гостю сесть.
– У вас инфлюэнца? - с сожалением спросил сыщик.
– Нет, мой организм… прошу вас, ближе к делу! Вы, кажется, спросили, не я ли убил Машеньку? Так вот вам мой ответ на все ваши мерзкие вопросы: нет и еще трижды - нет! А теперь - убирайтесь!
Ванзаров простил хамство, сохраняя исключительный дипломатизм.
– Позвольте узнать фамилию… Марии? - спросил он.
– Ланге.
– Кем она вам приходится?
– Хорошая знакомая.
– Вы женаты?
– Нет, я никогда не был женат. Я не считал возможным перейти мост, который отделяет любовницу от жены. Можно считать… она была моя ученица. И помощница.
– Что-то вроде секретаря? - уточнил Ванзаров.
– Она была единомышленником и… другом. - Серебряков вновь всхлипнул. - У нее тяжелая судьба. И я считал своим долгом всегда помогать ей, чем только мог. Впрочем, это теперь уже не важно.
– Как давно вы с ней знакомы? - продолжил сыщик.
– Не помню… может быть, год, два, какая разница!
– А где познакомились?
– На моих лекциях, естественно!
– Прошу прощения, не успеваю следить за новинками науки: то, знаете, труп найдут, то ограбят кого-нибудь. Столько работы! А что вы читаете? - пригладив усы, Ванзаров изобразил глубокий интерес.
– Историю религий, - неприязненно ответил профессор.
– О! Вы популярный богослов?
Профессор взорвался.
– Вон! Немедленно вон! - заорал он.
Взрыв негодования быстро исчерпал его силы. Серебряков задохнулся и закашлялся.
– Вам подать воды? - спокойно спросил Ванзаров.
– Вы, полицейские, лезете с грязными лапами в душу человека, у которого погиб близкий друг! - прохрипел красный от негодования Серебряков.
– Прошу прощения… - начал Родион Георгиевич.
– Не надо! - резко оборвал профессор. - Не притворяйтесь дураком, Ванзаров! Выпускник Петербургского университета не имеет морального права так низко опускаться!
Сыщик не мог вспомнить другого случая, когда бы он растерялся на допросе. Но этому маленькому, полуживому человечку удалось привести его в замешательство.
– Откуда вы знаете…
– Сколько бы лет ни прошло, педагогу не забыть подающего такие надежды студента юридического факультета! На вас молились все преподаватели! И чем вы кончили? Сыскной полицией! Какой позор! - профессор злобно фыркнул.
Ванзарову потребовалось все самообладание. Ну, конечно! Как он мог запамятовать. Лекции тогда еще доцента Серебрякова не были столь популярны, как чтения Менделеева, Бутлерова и Фаворского, но определенную известность в студенческих кругах он имел. Правда, за это время бывший доцент здорово изменился.
– Ах да! Вы преподавали на химическом факультете! - воскликнул Ванзаров. - Вместо скучных формул - зажигательные идеи о всеобщем братстве, равенстве и свободе. Прошу прощения, если перепутал порядок слов, в полиции несколько тупеешь!
Родион Георгиевич никогда не прощал обиды. И на удар отвечал ударом. Серебряков сел в кресле поудобнее и уперся руками в стол.
– Вы слуга империи, вам меня не понять. Задавайте вопросы и уходите.
– А если я очень хочу понять вас, профессор?
– Вы? Не смешите! Разве может жалкий обыватель понять великий замысел Фауста! Его мечту! И жертвы, которые он принес ради нее!
– И даже Марию Ланге?
– Нет! Нет! Нет! - из последних сил просипел профессор.
– Тогда, будьте добры, домашний адрес барышни Ланге.
– Я не знаю ее адреса! Мне этого было не нужно! Она приходила ко мне сама, когда хотела, мы беседовали, обсуждали… - Серебряков оборвал себя на полуслове.
– Когда Ланге приходила последний раз? - сдержанно спросил сыщик.
– Не помню. Кажется, третьего дня… - профессор поерзал в кресле.
– А вчера вечером?
– Меня не было дома.
– Где вы проводили вечер?
– Преподаватели Бестужевских курсов пригласили меня на праздничный бал. Я не мог отказаться. Вернулся довольно поздно. И лег спать. А утром проснулся от страшного грохота, устроенного вашим жандармом.
– Бестужевские… это здесь, недалеко, на Васильевском? - как бы вспоминая, проговорил Ванзаров.
– Да, на Десятой линии. Меня видели сотни людей! Коллеги поднимали тост в мою честь. Я не возвращался ночью в маске, чтобы… - профессор подавил рвавшийся всхлип.
С некоторым сожалением Родион Георгиевич подумал, что у старика верное алиби. Хотя подозрения с него отнюдь не сняты. Просто искать придется дольше.
– Когда вы вернулись домой, ворота были закрыты? - спросил Ванзаров.
– Понятия не имею! Я мало обращаю внимания на бытовые мелочи.
– У меня последний маленький вопрос. Кто мог убить Марию Ланге, и почему ее бросили около вашего дома?
– А вот это, господин сыщик, умоляю вас выяснить как можно скорее! И поймайте убийцу! Надеюсь, теперь все?
Ванзаров поклонился. Идя мимо книжного шкафа, он заметил фотокарточку, небрежно воткнутую между томами. Из любопытства, он быстро вынул снимок. Среди нескольких персонажей и самого Серебрякова была запечатлена Мария Ланге. Но фотография оказалась необычной. Даже на редкость странной. И можно сказать, неожиданной.
– Как вы смеете, немедленно отдайте! - закричал профессор.
Сыщик успел подробно рассмотреть карточку и протянул ее Серебрякову:
– Тоже ваши ученицы?
– Вас это не касается! Прощайте! - злобно крикнул профессор.
Уже в дверях квартиры, надев пальто, Ванзаров обернулся:
– Отчего вы не держите кухарку?
– Я ее выгнал, - буркнул профессор.
– Воровала?
– Нет. Надоело терпеть глупую бабу. Да еще и глухонемую.
– Попрошу, господин Серебряков, никуда не отлучаться из города. Вы нам можете понадобиться…
Дверь с грохотом захлопнулась перед носом Родиона Георгиевича.
5
Во дворе переминались с ноги на ногу замерзший околоточный, ожидавший указаний от сыщика, и Пережигин, но Ванзаров подошел к дворнику.
– Степан, а что, профессор давно кухарку выгнал? - спросил он.
– Да уж, почитай, десятый день как…
– И куда она делась?
– Живет у меня в светелке. Куда ей идти? Глухая и немая, - дворник жалостливо шмыгнул.
– И жена не против? - удивился сыщик.
– Так померла моя хозяйка, - Степан перекрестился, - уж года два тому. А так хоть живой человек. Да и жалко убогую. Много не ест, а по двору помогает.
– Я разрешил, ваше благородие, пусть поживет убогая. Но если прикажете… - околоточный демонстрировал служебное рвение.
– Нет-нет, все правильно… А сбегай-ка, Степа, за своей приживалкой, - Ванзарову из любопытства захотелось посмотреть на женщину, которая согласилась терпеть вздорного профессора.
– А чего бежать, вон она, - ткнул пальцем дворник.
Сгорбленная старушка, плотно обмотав голову драным платком, прижалась к двери дворницкой. Она настороженно смотрела на полицейских. Ванзаров махнул, подзывая ее.
Немая подошла, поклонилась в пояс.
Родион Георгиевич нагнулся к низенькой старушке.
– Как звать? - закричал он прямо в ухо.
Женщина подняла сморщенное личико, улыбнулась и издала тихий стон.
– Глухая - одно слово. Я тут давеча самовар уронил, так она даже не шелохнулась! - дворник гордился, что его приживалка совершенно ничего не слышит.
Ванзаров махнул рукой, отпуская калеку. Она как-то странно глянула, будто запоминая сыщика, повернулась и смиренно засеменила к дворницкой.
– Какие будут приказания, господин Ванзаров? - околоточный прямо рвался в бой.
– Обойти квартиры, опросить жильцов, может кто что видел. Действуйте как обычно! - сыщику явно не понравился этот выправной служака.
В этот момент во двор почти вбежал невысокий, сухощавый мужчина, с тонкими чертами лица и острым, прямым носом. Господин носил короткие черные усики. Несмотря на мороз, он не повязал шарф, а белый воротничок рубахи плотно стягивал галстук черного шелка.
– Здравия желаю, господин Джуранский! - околоточный резво козырнул.
Вбежавший господин машинально поднес руку к шляпе, чтобы отдать честь, но вовремя спохватился и просто кивнул.
– Родион Георгиевич, что ж вы меня не захватили, я б помог?! - слегка обиженным тоном сказал он, пожимая протянутую ладонь Ванзарова.
– Пустяки, Мечислав Николаевич, хватит того, что меня из постели подняли. В общих чертах суть дела знаете?
– Да, пристав успел рассказать…
Ванзаров тут же поручил своему лучшему помощнику, за глаза прозываемому в сыскной полиции Железным Ротмистром, массу дел. Во-первых, выяснить в адресном столе, где проживала девица Ланге. Во-вторых, точно установить, до какого часа профессор Серебряков присутствовал на балу Бестужевские курсов. В-третьих, организовать смену филерского наблюдения за домом. А в-четвертых, выяснить по картотеке, не проходил ли профессор по каким-нибудь, пусть даже самым незначительным, делам. Родион Георгиевич постарался, чтобы поручений хватило на весь день.
– Сделаем! - ротмистр деловито насупился и тут же хлопнул себя по лбу. - Что ж я… вас же Лебедев срочно просит прибыть в участок!
6
Штабс-ротмистр Особого отдела полиции Юрий Жбачинский считал, что общение с агентом должно напоминать игру и украшаться шпионской романтикой. Для этого он не жалел сил и выдумки. До сих пор удача ему благоволила. Ни один из его агентов не был разоблачен. А ведь они работали не с обычными уголовниками, а с безжалостными террористами-революционерами.
Политический сыск для Жбачинского был не просто службой. Он занимался борьбой с врагами империи с такой страстью, на какую вообще способен офицер секретной полиции за скромное жалованье полторы тысячи годовых.
Но сегодня у него было свидание с малозначительным агентом Дианой. Штабс-ротмистр назначил встречу в квартире на Крюковом канале, которую снял для таких надобностей. Агент новенький, задание получил первое, что-то вроде учебного боя. Жбачинскому хотелось как можно скорее получить отчет и сразу направиться на прием Департамента полиции в ресторане «Дононъ».
Штабс-ротмистр настолько несерьезно относился к Диане, что позволил себе опоздать на четверть часа, наслаждаясь коньяком и воздушными пирожными в «Cafe de Paris» в Пассаже.
Когда он явился, Диана уже задернула шторы и включила электрический свет. Не снимая пальто, Жбачинский сразу прошел в комнату с большим круглым столом, которая считалась гостиной.
– Прошу прощения, Диана, срочное совещание.
Девушка не ответила.
– Ну-с, что у нас нового за прошедшие двадцать три дня? - Жбачинский точно помнил, когда у них состоялась последняя встреча.
Он не обратил внимания на нездоровый вид агента. Более того, штабс-ротмистр искренне считал, что симпатичной женщине бледность к лицу. А Диана была очень симпатична. Но Жбачинский не позволял себе смешивать работу и страсть к женщинам.
Диана по-прежнему молчала.
Штабс-ротмистру захотелось закончить эту ненужную встречу.
– Голубушка, если у вас нет новостей, не беспокойтесь. Я пойму. Поработайте еще месяцок с профессором, а если ничего не накопаете, мы для вас что-нибудь придумаем! - он приветливо улыбнулся.
Но не дождался ответа.
– Ну, хорошо, - Жбачинский встал, решив, что с Дианой все понятно. Обычная пустоголовая кукла, захотела поиграть в шпионов. У нее ничего не получилось, и барышня не знает, как выкрутиться. - Давайте договоримся: недельки через две, ну, числа 15 января, встретимся здесь, и, может быть, у вас будет что рассказать. А сейчас позвольте откланяться.
Жбачинский даже протянул руку через стол.
Диана посмотрела прямо в глаза штабс-ротмистру.
– Юрий Тимофеевич, я не знаю, как вам сказать. То, что я узнала, представляет страшную опасность, это такое… такое… - голос Дианы задрожал, но она справилась с волнением.
– Ну-с, и что же такого трагически страшного вам удалось узнать? - Жбачинский постарался сказать это как можно мягче и дружелюбней.
– Я вам все расскажу, все… - Диана по-детски всхлипнула. - Только, пожалуйста, прошу вас верить всему, что я скажу. Дайте честное слово, хорошо?
Жбачинский едва не рассмеялся.
– Честное офицерское слово, Диана, поверю каждому слову!
Диана тяжело вздохнула и начала…
7
Чтобы тела, лежащие на металлических полках, не портились, в мертвецкой Второго участка Васильевской части постоянно хранились большие бруски льда. Их закладывали на все секции стеллажа, а оставшиеся держали горкой под мешковиной. Даже летом здесь было так холодно, что полицейские, прежде чем войти, накидывали шинель.
Середину мертвецкой занимал большой анатомический стол из цельной плиты белого мрамора. Сверху падал свет стосвечовой электрической лампочки, свисающей на длинном шнуре под треугольным жестяным абажуром.
Доктор Горн, врач участка, с удовольствием сделал глоток горячего чая с коньяком. Сегодня ему посчастливилось ассистировать звезде российской экспертной криминалистики - самому Лебедеву!
– Ну, и что вы скажете, Аполлон Григорьевич? - спросил он выдающегося специалиста.
В огромной лапе Лебедева изящная фарфоровая чашечка выглядела крошечной игрушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36