А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


- Оно и видно!.. Если бы у меня на руках имелся подписанный договор аренды, вы, надо думать, придрались бы к чему-то другому?
- Олл-райт. Только вы напрасно злитесь. Сильные люди должны смотреть правде в глаза. Мы купили химкомбинат, чтобы привнести сюда дух...
- Вы привнесли сюда только дух французского одеколона! - перебил Сергей. Спекулируете аммиаком, без зазрения совести обирая здешних работяг, а пользы от вас - как от козла молока!
Кизяков негромко рассмеялся.
- С вами не соскучишься... Давайте работать дружно, не пожалеете. Будем платить вам как председателю правления "Старосельского карбида" 2 тысячи долларов в месяц, не считая дивидендов. Ваш друг Шапиро столько не потянет, о'кей?
Сергей закурил. Упоминание Давида подействовало на него угнетающе, подсказав, что Кизяков собрал исчерпывающую информацию и наверняка знает о его катастрофическом положении.
- Не хотите работать со мной - могу предложить на ваше усмотрение другой вариант, - продолжил Кизяков. - Мои эксперты оценили ваши капиталовложения в 84 тысячи долларов. Для ровного счета я дам вам 85 тысяч, и тогда разойдемся мирно, как в море корабли, о'кей?
Сергей промолчал, глядя в окно.
- Мне понравилось сравнение с яйцами. Я тоже использую для примера яйца, только не куриные, а ваши. Смотрите, - Кизяков вытянул вверх левую руку, блеснув золотым "Ролексом" на запястье. - Я держу вас за яйца. Сожму, - он медленно сложил музыкальные пальцы в кулак, - и вам станет больно. Я понятно выразился?
Сергей снова ничего не ответил.
- О чем задумался, детина? - шутливо поинтересовался Кизяков.
- На днях купил пару гранат "Ф-1". Прикидываю, где бы их испытать. Не подскажете?
- Подскажу, почему бы нет. В прошлый приезд меня возили пострелять уток, и западнее Старосельска, километрах в тридцати, я видел заброшенный известковый карьер. Может быть, там?
- Может быть.
Кизяков посмотрел на часы, погасил улыбку и встал.
- Даю вам на размышления неделю, время не ждет. А чтобы вы не питали иллюзий, карбидный цех мы опечатаем...
На следующее утро, собираясь в Санкт-Петербург, Сергей у себя в люксе гостиницы "Химик" складывал вещи в дорожную сумку. У стола, опустив подбородок на сцепленные кисти рук, замер пригорюнившийся Титов.
- Константиныч, у тебя, гляжу, водка осталась, - нарушил молчание Титов. Недопитая бутылка - плохая примета.
- Допей.
Титов наполнил граненый стакан, выпил одним духом и, занюхав водку черствым хлебом, сказал с теплом в голосе:
- Эх, хорошо прошла!
- У тебя плохо не проходит, - проворчал Сергей.
- Ехай в Питер, обмозгуй там, как ловчей справиться с Кизяковым, - бодро заговорил Титов.
- Как ни крути, а придется брать говноеда на абордаж, - озабоченно произнес Сергей. - Другого выхода нет.
- Дерзай, Константиныч, покалечь злыдня, - загорелся Титов.- Бог тебя простит! Он, ей-ей, заслужил.
- Ты меня знаешь, я порядочный человек, мне чужого не нужно, - продолжал Сергей, обращаясь не столько к Титову, сколько к себе самому. - Мой принцип живи и давай жить другим. Но когда меня по-бандитски берут за горло, я ни перед чем не остановлюсь.
- А то! - поддержал Титов, в волнении раздавив недокуренную сигарету. - И я в точности такой же! Скажи, Константиныч, что от меня требуется, - все исполню!
Сергей поднялся и покровительственно похлопал Титова по плечу.
- Проводи меня до машины - вот и все, что от тебя требуется, пень ты старый!
Внизу, усаживаясь в "мерседес", Сергей напоследок велел Титову в следующий понедельник поточнее разузнать время приезда Кизякова в Старосельск и лаконично, без комментариев, передать эти сведения в "Холис". При этом Сергей подчеркнул, что Титов должен звонить к нему в Питер не со служебного телефона, а с почты, по автомату.
Пожилая горничная, обслуживавшая третий этаж гостиницы "Химик", слыла чистюлей, каких теперь раз-два и обчелся. После отъезда Сергея она битый час наводила лоск в освободившемся люксе и со свойственной ей дотошностью насухо протерла суконкой не только наружную, но и внутреннюю поверхность стола и стульев. Нынешние постояльцы, ни дна им, ни покрышки, имели обыкновение ковыряться в носу, пальцами прилепляя сопли к низу мебели, что она приравнивала к святотатству. На сей раз вместо засохших соплей горничная выдрала из-под стола непонятную фитюльку, повертела ее в руках и со словами: "Чтоб вам пусто было, охальникам!" - выбросила ее в мусорное ведро.
Горничной было невдомек, что ей попался высокочувствительный микрофон с автономным источником питания. Но свою роль микрофон уже выполнил: вечером, по пути в Москву, охранник с вдавленным носом прокрутил на магнитофоне разговор Сергея с Титовым и получил недвусмысленные указания от Кизякова.
77. ЗАТВОРНИКИ
В сентябре Добрынин запоздало сожалел, что не уехал из Комарова сразу же после похищения. Говоря Вороновскому, что будет рядом с ним до конца, Добрынин надеялся принести пользу, отвлечь его от горестных дум, согреть дружеским теплом и вниманием, которых нелепо ждать от кагэбэшников, работавших по найму. Однако благим намерениям Аристарха Ивановича не суждено было сбыться. Не то чтобы Вороновский тяготился его соседством, вовсе нет, - Виктор нисколько в нем не нуждался, умозрительно погрузившись в некий ирреальный мир.
Вот уже третью неделю Вороновский не выходил из библиотеки, куда беспрепятственно допускался только пес Яков. Когда бы Добрынин ни проходил мимо, ранним ли утром, в обеденное время либо далеко за полночь, оттуда доносились органные мелодии Баха, сонаты Бетховена, "Реквием" Моцарта и духовные песнопения. Впрочем, то ли 7, то ли 8 сентября из библиотеки зазвучали джазовые импровизации Чарльза Паркера, непревзойденного саксофониста середины века. Но по тональности импровизации Паркера мало отличались от минорных сочинений великих мастеров прошлого и не свидетельствовали о том, что Вороновский пытается переломить себя. Именно в тот день, вслушиваясь в заунывные переливы саксофона, Добрынин сказал Ларисе, что музыка, помимо всего прочего, выполняет функцию добавочного барьера, возведенного Виктором, чтобы надежнее отгородиться от окружающих.
Вход в библиотеку Добрынину не был заказан, он наведывался туда ежедневно, но подолгу никогда не задерживался. На Виктора нельзя было смотреть без содрогания - краше в гроб кладут. Вялый, небритый, с пожелтевшим лицом и воспаленными от бессонницы глазами, он не просто сдал, а буквально сник за считанные дни. Отросшая щетина была сплошь седой, причем седина, точно иней по морозному стеклу, поднялась вверх, захватив виски, а рука Вороновского, ни на миг не выпускавшая сигарету, мелко дрожала, как березовый лист на ветру. Говорить с ним было трудно - Виктор беспрестанно терял нить разговора, отвечал односложно, с задержкой, зачастую невпопад. Для Добрынина оставалось загадкой, чем он питался: на его глазах Лариса раз за разом выносила из библиотеки тарелки с нетронутой едой. А кофе - это кофе, им одним сыт не будешь.
Ощущение полнейшей никчемности усугублялось атмосферой недоверия, посеянного Алексеем Алексеевичем и угнетавшего Добрынина изуверской бессмысленностью. Видит Бог, трагический разворот событий диктует необходимость конспирации, но к чему доводить бдительность до абсурда? Мало того, что его отстранили от участия в заседаниях кризисного штаба, - так олухи из охраны даже запретили ему выгуливать Якова за пределами видимости телеобъективов наружной системы слежения. А когда он изъявил вполне естественное для здорового мужика желание с ночевкой съездить в Питер к своей давнишней приятельнице Лике, детской писательнице, Алексей Алексеевич, черт его дери, выставил условие, что Валерий должен неотступно находиться в непосредственной близости. Ничего себе переплет! И вообще, за кого его здесь принимают? С Женей Скворцовым все понятно, он - чистой воды профессионал, генерал-лейтенант госбезопасности, ему, как говорится, и карты в руки. А Крестовоздвиженский? Почему Джузеппе может заседать в кризисном штабе, а он, Добрынин, не может? Чем он хуже Крестовоздвиженского?
Правда, Алексей Алексеевич, чтобы как-то смягчить бестактность, взял за правило делиться с Добрыниным свежей информацией. От него Добрынин узнал о звонке похитителя, получившего у них кличку "Кацо", и о том, как проходят переговоры. Кацо нехотя уступал, сократив размер выкупа сперва на 200 тысяч долларов, а затем сразу опустившись до миллиона, тогда как Алексей Алексеевич, начав со 100 тысяч, довел предложение до 350 тысяч. На этом торг застопорился: Кацо наотрез отказывался дальше снижать сумму, а Алексей Алексеевич ссылался на предел материальных возможностей, которыми располагает Вороновский. Кроме того, под настроение Алексей Алексеевич иногда сообщал еще кое-что, так или иначе связанное с похищением, но у этих обрывочных сведений была удручавшая Добрынина особенность: они всецело относились к прошедшему времени и никак не затрагивали будущего. Когда же Добрынин, сдерживая неприязнь, спросил, долго ли продлятся переговоры, Алексей Алексеевич только пожал плечами.
В такой нервной обстановке о работе над романом не могло быть и речи, поэтому Добрынин от нечего делать коротал дни у телевизора и том за томом перечитывал собрание сочинений Джона Стейнбека, маленькими глотками попивая марочный грузинский коньяк. Отчего бы для разнообразия малость не покейфовать, раз в буфете у Витьки напитков - хоть залейся?
Единственным отрадным событием, разогнавшим грусть-тоску Аристарха Ивановича, послужил приезд Аршака Самсоновича, повара от Бога. Неожиданно появившись под вечер в пятницу, 9 сентября, старый армянин без долгих объяснений миновал кордон охраны, молча выслушал Добрынина и, выяснив, что Вороновский отказывается от пищи, моментально удалился на кухню. Провозившись там не менее часа, Аршак Самсонович принес в столовую устрашающих габаритов сковороду с блюдом, скромно названным "чижи-пыжи". Сказать, что это омлет с фаршем, мог бы только тупой неандерталец. По мнению Добрынина, Аршак сотворил не просто райскую шамовку, а подлинное произведение искусства с ароматом горных трав и экзотических специй. "Чижи-пыжи", без сомнения, обладали волшебным свойством - через полчаса в столовую вбежала Лариса, сообщившая о том, что Виктор Александрович съел все без остатка.
В субботу Аршак Самсонович побывал на рынке и, шуганув из кухни Ларису, приготовил к обеду кюфта-бозбаш, из-за чего Добрынин, прежде не вкушавший подобной благодати, млел от восторга. Немногословный Аршак Самсонович не мешал Добрынину наслаждаться и то и дело подкладывал ему добавку, а умиротворенный Аристарх Иванович предавался воспоминаниям. Не переставая есть, он увидел себя молодым человеком, впервые приехавшим в Ереван с группой московских писателей, мысленно воспроизвел зеркало Севана, расстилавшегося внизу, под скалой, на которой построили ресторан "Ах-Тамар", вспомнил вкус паровой форели и нечаянно перенесся на берега Куры, куда его по утрам выводил грузинский поэт Иосиф Нонешвили, чтобы у воды выветрить похмелье и закрепить отрезвление доброй порцией хаши.
Видит Бог, до чего быстро промчалась жизнь! Иосифа Нонешвили давно уже нет, он, Добрынин, незаметно состарился, а изумительно красивая, великая держава распалась на части, едва ли способные достойно существовать друг без друга. Разве не так? Что нынче творится в России - сам черт не разберет. В Ереване сады и парки пустили на дрова, иначе невозможно было перетерпеть зимние холода. А в Тбилиси люди с вечера занимают очередь за хлебом, выстаивая ночь напролет, чтобы не помереть с голодухи. Вот до чего довели комиссары в пыльных шлемах, едрена вошь!
Аршак Самсонович кивнул в знак согласия и добавил, что далек от политики, однако уволился из ресторана "Баку" - после войны в Карабахе армянину не выжить под одной крышей с азербайджанцами. Уезжая из Комарова, Аршак Самсонович смущенно сказал, что у него на черный день отложено 40 тысяч долларов. Если Виктору Александровичу понадобятся деньги на выкуп Лены-джан, берите, не жалко.
В среду похитители снова вышли на связь, в результате чего произошла подвижка: Кацо скинул 100 тысяч, а Алексей Алексеевич набавил 50 тысяч.
А в субботу, 17 сентября, Добрынин принимал незваных гостей - Марину Васильевну и Тизенгауза. С середины августа они, как выяснилось, проводили отпуск за сбором грибов и ягод под Приозерском, разбив палатку на берегу Вуоксы, а по возвращении в Санкт-Петербург услышали от Крестовоздвиженских о похищении и тотчас приехали в Комарове.
Усадив их в каминном зале, Добрынин на правах хозяина наполнил бокалы вишневым бренди и в общих чертах рассказал, что произошло.
- Не жмитесь, отдайте негодяям 900 тысяч! - воскликнула Марина, залпом проглотив полбокала бренди. - Пусть подавятся!
- Никто не жмется, - возразил Добрынин. - Но безоглядно поддаваться напору похитителей нельзя, это может погубить заложников. Прежде чем приступить к обмену, надо сбить сумму, чтобы у них сложилось впечатление, будто они получат максимум возможного.
- А что говорит милиция? - Марина достала из сумки мятую пачку "ТУ-134" и глазами поискала спички.
Тизенгауз поднес ей горящую зажигалку, и она глубоко, по-мужски затянулась.
- Туда мы не обращались.
- Почему?
- Опять-таки из опасения за Жизнь Лены и Саши, - пояснил Добрынин, смакуя бренди. - Милиция работает грубо, трафаретно, а мы хотим избежать риска. Поэтому Женя Скворцов и Джузеппе Крестовоздвиженский решили обходиться своими силами, без вмешательства милиции, и подключили людей из ФСБ.
Марина шумно вздохнула и допила бренди.
- Запаситесь терпением, леди. Бьюсь об заклад, что к концу месяца мы сойдемся где-то на 600 тысячах, и тогда...
- Какие вы все умные! - враждебным тоном выпалила Марина. - Я в ужасе, а вам - хоть бы что!
- Мариночка, стоит ли тебе... - попытался утихомирить жену Тизенгауз.
- Столько мужиков сидят сложа руки, а бедная зайка... - Марина всхлипнула, выронила сигарету и уткнулась в платок, заботливо поданный Тизенгаузом.
- Арик, как ты полагаешь, кто мог это сделать? - спросил Тизенгауз, поглаживая Марину по спине.
- Видит Бог, не знаю.
- Тебе не приходила в голову мысль, что к похищению причастен бывший муж Елены Георгиевны?
- Эта версия проверялась одной из первых, - ответил Добрынин. - Холмогоров ни при чем, это установлено. Его просвечивали вплоть до печенок.
Со слов Алексея Алексеевича он знал, что просвечивали не только Холмогорова. На связь с преступным миром проверялись все прежние сослуживцы Лены, в том числе и Марина Васильевна, но, принимая во внимание ее сварливый нрав, Добрынин поостерегся упоминать об этом. Примечательно, что из сотрудников ЦНИИСЭ исключение сделали для одного Тизенгауза, чья добропорядочность изначально не вызвала сомнений у кагэбэшников.
- Он человек двойственный, способный на отъявленную подлость, - помолчав, вымолвил Тизенгауз.
- Кагэбэшники нашли, что у него все чин-чинарем, - убеждал Тизенгауза Добрынин. - Месяц сиднем сидит в командировке за 400 верст от Питера. Да нет, ты его зря подозреваешь. Не забывай, что Сашка - его сын... Марина Васильевна, плеснуть вам капельку бренди для бодрости духа?
Марина подняла глаза с потеками туши и спросила, давясь глухими рыданиями:
- Аристарх Иванович, вы... вы верите, что зайку... что их обоих спасут?
- Видит Бог, надеюсь. - Добрынин наполнил бокал Марины, подлил бренди себе и обратился к Тизенгаузу: - Андрюха, я тебя не узнаю. Чего не пьешь?
- Нет настроения. Арик, мне кажется, что Елену Георгиевну и Сашу похитили не профессиональные преступники.
- А кто же, по-твоему? Любители? - Марина взяла в руку бокал и, вслушиваясь в разговор, пригубила успокаивающий напиток.
- Будем рассуждать здраво, - предложил Тизенгауз. - Виктор Александрович здесь почти не бывает, коммерцией в Петербурге не занимается и связан с родиной лишь благотворительной деятельностью, о чем осведомлен узкий круг лиц. Иномарками он не пользуется, ездит на "волге" или на "жигулях". Иначе говоря, ни Елена Георгиевна, ни Виктор Александрович никому особенно не бросались в глаза.
- К чему ты ведешь, старик?
- Откуда грузины могли узнать, что он обладает значительным состоянием?
Добрынин усмехнулся и снисходительно пояснил:
- Хотя мы и называем главаря похитителей Кацо, никто из нас не считает его грузином. Прослушав запись переговоров, кагэбэшные филологи дали заключение, что он не грузин. Какие-то словечки он употребляет явно не к месту, и еще что-то в его речи не стыкуется с их лексикой. Так что, Андрюха, с грузином не ты один у нас умник.
- Напрасно смеешься... - Тизенгауз покраснел от неловкости и поспешно закурил. - Ты неустанно повторяешь - кагэбэшники, кагэбэшники. А их самих кто-нибудь проверял?
- Неужели ты всерьез допускаешь, что Витькины ангелы-хранители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77