- Подумайте, стоит ли омрачать нашу дружбу отказом.
Сергей послушно кивнул.
- Сидите тихо. - С этими словами Затуловский скрылся в прихожей, плотно затворив за собой дверь.
Из соседней комнаты через стенку до Сергея доносился взволнованный женский голос, отвечавший на короткие вопросы Затуловского, но Сергей не пытался вникать в то, что там обсуждалось. Чужие секреты ему до лампочки, своих под завязку. Обещание Затуловского взять под контроль дело Нахмана полностью раскрепостило, даже окрылило Сергея, и сейчас он с любопытством листал комментарий к Уголовному кодексу РСФСР, чтобы выяснить меру наказания за шантаж. Черт возьми, пусть настольная книга шефа послужит целям расширения кругозора его сверхштатного помощника.
К удивлению Сергея, преступление с таким названием в алфавитно-предметном указателе не значилось.
Шпионаж был, а шантаж почему-то отсутствовал. Видно, следует поискать синоним, решил он и минуту спустя похвалил себя за сообразительность: то, что совершили Марк и его братик-эндокринолог, на языке правоведов именовалось вымогательством и в соответствии со статьей 148 наказывалось лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до одного года.
Странно, усомнился Сергей, всего лишь три года по верхнему пределу, в то время как за однократное мошенничество его самого некогда приговорили к четырем годам, а Вороновского - к восьми при потолке в десять лет. Черт побери, где же логика? Может быть, в дополнение к вымогательству Нахманам подсудобят еще парочку статей с большим сроком? Догадка Сергея, однако, не подтвердилась: самовольное присвоение власти и прав должностного лица (статья 194), равно как и нанесение побоев, повлекших за собой кратковременное расстройство здоровья потерпевшего (статья 112), предусматривали наказание не свыше двух лет. Выходит, братьям вообще не грозит исправительно-трудовая колония, поскольку всех первосрочников, кому сунули до трех лет включительно, отправляют на стройки народного хозяйства, чтобы приобщить к полезному труду под надзором спецкомендатуры без изоляции от общества. Везет же некоторым!
Как ни злился Сергей на Нахмана, а жаждать крови было не в его правилах. Ускользнет Марк Себе-Наумович от колонии с часовыми на вышках, со жратвой впроголодь, со звериными нравами блатных, - что же, его счастье. Все равно ему не позавидуешь. Ведь от одного только заключения в "Кресты" напрочь сходили с ума люди потверже Марка.
Нахлынувшие воспоминания заставили Сергея плотно зажмуриться и помотать головой точно так же, как при позыве к рвоте. Не было и, даст Бог, не будет в его жизни ничего страшнее, тягостнее и омерзительнее тех семи месяцев, что прошли в "Крестах". Даже в колонии под Колпином, где первые полгода он как проклятый горбатился на общих работах, жилось все-таки легче. А потом, когда каким-то чудом его вдруг назначили библиотекарем в культурно-воспитательную часть, все самое худое осталось позади. Неволя есть неволя, это непреложный факт, но, как и повсюду, за колючей проволокой люди тоже устраиваются по-разному. Отныне Сергей поутру, сидя в тепле, просматривал свежие газеты перед их раздачей отрядным воспитателям, а часиков этак с десяти, с пол-одиннадцатого вместе с завклубом, бывшим администратором Ленконцерта, и с председателем совета коллектива колонии, ведавшим на свободе плодоовощной базой, день-деньской сражался в преферанс. Именно там, в колонии, он пристрастился к увлекательной игре со скачками, которые, надо думать, и сбили с панталыку сверх меры азартного Марка Нахмана.
Впрочем, если смотреть в корень, облегчение участи Сергея произошло вовсе не вдруг и уж подавно не благодаря чуду. Еще в ту пору, за год до освобождения Сергея, в мозгу Затуловского, должно быть, уже созрело намерение использовать его на всю катушку, о чем сам Сергей не имел ни малейшего представления. Ничего он не заподозрил и в день выхода на волю, вместе с напутствием получив от начальника колонии служебные координаты майора Затуловского на случай возможных заминок с пропиской и трудоустройством. Хочется ментам поиграть в благодетелей, пусть потешат свое самолюбие, решил он. Но листок с номером телефона не выбросил - мало ли как сложатся обстоятельства. Сложились же они прескверно, иначе не скажешь, потому что кадровики воротили морды от Сергея, словно от прокаженного. Короче, месяц спустя он позвонил Затуловскому и впервые появился здесь, на 5-й Красноармейской, вдосталь нахлебавшись унижений и уже ни во что не веря. Щеголеватый Роман Валентинович участливо выслушал его и без колебаний пообещал выручить. У него, дескать, имеется на примете подходящая синекура в системе торговли, ни дать ни взять мечта поэта. Там временно исполняет обязанности некто по фамилии Шапиро, смекалистый малый, который, будучи "инвалидом пятой группы", готов без каких бы то ни было обид уступить место руководителя подразделения приличному "арийцу", если тот согласится работать с ним рука об руку. Помимо оклада, ежемесячно будет набегать прогрессивка, а вдобавок оборотистый Шапиро позаботится о том, чтобы у начальника хватало денег на карманные расходы. Нет-нет, пугаться незачем, криминалом это не пахнет, все в рамках закона плюс, конечно, известная ловкость рук, без чего в торговле не проживешь. Но на добро принято отвечать добром: Сергею Константиновичу придется подписать обязательство негласно сотрудничать с органами правопорядка, вносить посильный вклад в борьбу с нарушителями нашей социалистической законности, находясь на связи непосредственно с ним, Романом Валентиновичем Затуловским.
Так Сергей попал в агентуру УБХСС и превратился в "почтмейстера" с псевдонимом "Севастьянов". Что ему оставалось? Не мог же он, нормальный мужик с дипломом инженера, дальше висеть на шее у Лены или, как Иванушка-дурачок, за жалкие гроши вкалывать разнорабочим на стройке! Нет уж, хрен вам в глотку!
Работа с Шапиро оказалась нисколько не обременительной, денежной и из-за свободного расписания удобной, хотя первое время Сергея, признаться, коробило при мысли, что Додик доносит Затуловскому о каждом его шаге. Но так уж устроена наша жизнь, что на некоторые вещи разумнее не обращать внимания, смотреть философски, как бы сквозь пальцы. Раз уж все советские люди от мала до велика под колпаком у государства, то почему Сергей должен быть исключением? Скрывать ему нечего, тем более от Затуловского, который, надо отдать должное, показал себя справедливым, во всех отношениях достойным шефом. Когда масштабы затеянной им "почтовой игры" разрослись и Сергей стал наваривать на ней по тысяче с лишним в месяц, Затуловский отказался войти в долю, сославшись на то, что обойдется без этих денег. Единственным, на что он согласился, да и то скрепя сердце, были коньячные подношения, достававшиеся, судя по всему, сослуживцам подполковника, потому что сам он вот уже пять лет не пил ни грамма и даже бросил курить из-за хронической язвы желудка.
В общем, сотрудничество с Затуловским можно было бы считать редкостной удачей, если бы не одно "но" - временами на обычно вежливого Романа Валентиновича что-то накатывало и он ни с того ни с сего обдавал Сергея язвительным презрением, что обнаруживалось как в размытом, студенистом, скользящем взгляде, так и в донельзя оскорбительных шуточках, от чего Сергей приходил в ярость. Причем, как это ни удивительно, хамство сквозило у Затуловского чаще всего в тех случаях, когда Сергей брался за дополнительные задания и, казалось бы, заслуживал поощрения. Именно поэтому он сегодня наотрез отказывался от роли коллекционера, хотя в благодарность за только что выданную индульгенцию запросто мог бы услужить Затуловскому.
"Такова, видно, природа всякого работодателя, - размышлял Сергей, коротая время в ожидании шефа. - Стоит по неосторожности поддаться его напору и без возражений выполнять все прихоти, как он усядется мне на голову. Нет уж, увольте, товарищ подполковник, не на того напали! Пусть мы накрепко связаны друг с другом, а без должного уважения я для вас пальцем о палец лишний раз не ударю. Другое дело, если вы просто, по-человечески попросите меня. Тогда, пожалуй, лучше не упрямиться, а мало-помалу уступить".
- Ну как, надумали? - быстро спросил Затуловский, успевший выпроводить посетительницу.
- Роман Валентинович! - Сергей встретил его обезоруживающей улыбкой. Поставьте себя на мое место. Почтовой клиентуры невпроворот, за неделю я пропускаю через себя сорок, а то и пятьдесят человек. Работа штучная, деликатная, каждый хочет, чтобы ему уделили особое внимание, выслушали, посочувствовали. А сколько разъездов? Жуть! В иные дни, не вру, на спидометре набегает до трехсот километров. Это вам не хухры-мухры!
- Кто спорит? Ваши заслуги мы ценим, об этом вы знаете.
- А толку?
- Хотите, отдам свой орден, - добродушно усмехаясь, предложил Затуловский. - Дать?
- Поносить?
- Насовсем.
- Лучше дайте мне сменщика или откройте филиал почты.
- Чтобы погубить все? Нет, Сергей Константинович, оставайтесь монополистом. Так гораздо надежнее. Но, по-дружески прошу, от коллекционерства не открещивайтесь, выручайте меня. Это как раз тот случай, когда без вас мне не обойтись. Договорились?
- Ладно, давайте ближе к делу, - как бы нехотя уступил Сергей, имитируя бессмысленность дальнейшего сопротивления. - Вы же, черт вас подери, все равно не отвяжетесь.
- Скажите, вы знакомы с ростовской финифтью?
- Откуда? Краем уха слышал, что это народный промысел. Вроде бы чем-то сродни хохломской росписи.
- Можно сказать и так, хотя... - Затуловский извлек из стола три образца и выложил их перед Сергеем. - Вот она, знаменитая ростовская эмаль с сюжетами библейского содержания. Здесь, как видите, изображено возложение мученического тернового венца, здесь - Иисус Христос воскрешает Лазаря, а на этой Богоматерь с младенцем. Симпатичные штучки?
- Не то слово. - Сергей рассматривал маленькие иконки с неподдельным интересом.
- Запомните наиболее распространенные размеры: три на пять, пять на семь и восемь на десять сантиметров, - продолжал Затуловский. - Их цена зависит не столько от размера, сколько от возраста и колеблется от 70 до 200 рублей. Сделанные в восемнадцатом веке встречаются реже и, соответственно, ценятся дороже.
Сергей одну за другой перевернул иконки оборотной стороной и с оттенком недоумения заметил:
- Нет ни подписи автора, ни даты.
- Не ищите, их и не должно быть, - охотно пояснил Затуловский. Иконописец работал на Бога, а не для людей. Период изготовления легко определяется на глаз. Прежде всего по манере изображения святых. Для восемнадцатого века характерно традиционное церковное письмо с отрешенными, темными ликами, а в девятнадцатом веке они больше похожи на живых людей. Есть существенная разница и в контрэмали. Сравните, - отточенным ногтем мизинца он показал на покрытие оборотной стороны двух пластинок, - в восемнадцатом веке контрэмаль была серого цвета, а позднее стала белой и, заметьте, наносилась более тонким слоем.
- Ну а дальше что?
- Как я уже говорил, сегодня же начинайте знакомиться с коллекционерами, вооружитесь лупой и покупайте финифть. По моим данным, в Ленинграде всерьез интересуются ростовской финифтью всего три человека, люди известные, с видным общественным положением. Есть еще четвертый, но это тема отдельного разговора, к нему мы вернемся где-нибудь через месяц. Этих зубров вы вряд ли увидите, они в коллекционерских сборищах редко участвуют. Сейчас нам крайне важно, чтобы вас знали в лицо завсегдатаи, те посредники и мелкие жучки, что кормятся вокруг купли-продажи раритетов.
- Зачем?
- Ближе к весне на рынке появится крупная партия ростовской финифти, а они, зная о вашем интересе, подсуетятся и, в расчете на комиссионные, предложат ее вам, активному новичку, на котором можно больше заработать. Тогда вы получите от меня меченые купюры, а на первых порах обойдетесь своими деньгами. Обычно рынок финифти вялый, предлагают ее не каждый день и в виде единичных экземпляров. Сотен шесть-семь у вас найдется?
Сергей кивнул.
- Внедряйтесь в эту среду,- подытожил Затуловский. - Чем быстрее, тем лучше. У меня все. А у вас?
- Здесь доля тюремщиков и переводы, - с этими словами Сергей вручил Затуловскому плотный конверт. - Реестр внутри.
- Не забудьте захватить с собой исходящую корреспонденцию, - поднимаясь, Затуловский жестом указал на книжный шкаф, где на полке лежала папка с тесемками.
В прихожей, провожая Сергея, Затуловский по-свойски подмигнул, вымолвив на прощание:
- Успехов вам, господин тайный советник.
Сергей поморщился. Псевдоним "Севастьянов" был присвоен ему отнюдь не случайно: это была фамилия царского чиновника, до революции возглавлявшего департамент почт и телеграфа и имевшего ранг тайного советника. Уязвило Сергея, конечно, не это, к этому он давно привык, а иносказательно выраженное напоминание о том, кто здесь хозяин и кто - шестерка.
- И вам того же... - буркнул он в дверях и, не желая оставаться в долгу, едко добавил: - ...господин оберштурмбаннфюрер!
33. АВТОПОРТРЕТ
Ровно в четыре часа пополудни Затуловский распрощался с последним визитером, поел тепленькой манной каши, составлявшей весь его дневной рацион, и, раздевшись до трусов, прилег на кушетку. Эта почти что ритуальная процедура предшествовала короткому сну, после чего ему нужно было возвращаться в УБХСС, на Каляева, 19, где он в восемь утра начинал и не ранее восьми вечера заканчивал трудиться все дни недели, кроме воскресенья. Работа в таком изнурительном режиме могла прежде времени вогнать в гроб человека и с более крепким здоровьем, чем у Затуловского, если бы не полуторачасовой, послеобеденный отдых, к которому Роман Валентинович привык и который считал спасительным средством от нервных срывов.
Что же, Затуловскому было-таки чем гордиться. За шестнадцать лет службы в милиции ему приходилось заниматься многим, но ничто не приносило большего удовлетворения и не выполнялось им с поистине виртуозным изяществом, нежели вербовка и эксплуатация агентуры. Безупречных людей нет, каждый где-то наследил, поступив не по совести и нарушив хотя бы одну из библейских заповедей. Важно поточнее узнать, за что ухватиться, аккуратненько подобрать ключи, а остальное, как говорят, пара пустяков. Именно он, Рома Затуловский, лучше других отыскивал трещины в скорлупе, прикрывавшей человеческую сущность, внедрялся туда, как волк в чащобу, и подчинил своей воле несколько сотен отнюдь не рядовых людей, превратив их в надежных, активно работавших осведомителей. Большинство он впоследствии передал на связь своим сотрудникам, а костяк из самых перспективных агентов держал при себе, не жалея на них времени. Таковых насчитывалось сто шесть, в том числе всего лишь пятеро, как Иуда Искариот, были платными, эпизодически получавшими денежное вознаграждение по "девятой" статье.
Создание разветвленной агентурной сети, естественно, не было самоцелью, а служило инструментом для разведывательной работы, которая в свою очередь целиком и полностью зависела от остроты его взгляда и, разумеется, от организаторских качеств. Разглядеть в обыденной обстановке то, чего не различали чужие, ко всему равнодушные глаза, - вот в чем залог подлинного успеха. Для примера возьмем следственный изолятор "Кресты". Понятие "изолятор" происходит от глагола "изолировать", что, по Далю, означает "отделить, уединить, отрешить от всего окружающего". Это в теории, а что на практике? Содержащиеся в "Крестах" подследственные без проблем передают оттуда и получают извне ценнейшую информацию. Были бы денежки на подкуп контролеров, вот и вся недолга. Кто, спрашивается, на Литейном, 4, не знал, что в "Крестах" давным-давно "течет крыша"? Все знали, но бессильно разводили руками - как быть, с какого конца браться, раз народ нынче пошел сплошь продажный? Пока аксакалы по-бабьи охали и ахали, он, Затуловский, только-только освоившись в роли начальника 3-го отдела УБХСС, надоумил начальство: зачем искоренять то, из чего можно извлечь неисчислимую выгоду! Каким образом? Ввести хаотичные информационные потоки в регулируемое русло, пропускать их через фильтр перлюстрации и грамотно, с соблюдением всех требований конфиденциальности, использовать добытые сведения в следственной и оперативно-поисковой работе.
Идея пришлась ко двору, однако первый блин вышел комом. Вместо того чтобы сразу же поручить это тонкое дело инициатору, руководство ГУВД положилось на тугодумов из Управления мест заключения и просчиталось: вопреки предостережениям Ромы, оперчасть "Крестов" не отсекла контролеров от доставки почтовых отправлений городским адресатам, из-за чего один за другим последовали проколы. Только тогда все неформальные контакты Арсенальной набережной с внешним миром замкнули на майора Затуловского, оставив за персоналом изолятора лишь рутинные функции - сбор исходящей и раздачу входящей корреспонденции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77