..
Прошла неделя, за ней другая, третья, однако Лена по-прежнему ночевала в комнате Сашка. Бойкота она не объявляла, стирала, как обычно, ему рубашки, готовила завтраки и ужины, но не садилась с ним за стол. А по выходным дням ездила с Сашком во Всеволожск отдельно от Сергея, на электричке. Не помогло Сергею и то, что в подтверждение своего увлечения он притащил домой двенадцать иконок на эмали, год без движения пролежавших в его конторе: Лена равнодушно взглянула на них и не проронила ни слова. Щедрый подарок к женскому празднику лежал нераспакованным на столике в прихожей, а цветы, которые Сергей приносил через день, Лена опускала в вазу и ставила у него в комнате, куда наведывалась в его отсутствие, чтобы вытирать пыль.
Ничего, внушал себе Сергей, еще не все пропало. Лена - безупречная мать и, надо думать, не отважится разрушать семью из-за ерунды. Дело Тизенгауза так или иначе закончится, нарыв прорвется, и Лена, даст Бог, оттает.
Надо сказать, Сергей не ошибся лишь в одном - Лена никому, даже Марине, не рассказывала о его принадлежности к агентуре. Прозрение оказалось слишком внезапным, она просто не знала, как жить дальше.
Развязка наступила в июне, в день летнего солнцестояния.
46. МЕЧ ФЕМИДЫ
Повторный процесс над Тизенгаузом назначили на среду, 21 июня 1989 года. Лена пришла в суд загодя и села во втором ряду, рядом с Мариной и Тизенгаузом. Лары с ними не было - на сей раз официально вызванная сюда в качестве свидетеля, она, к своему неудовольствию, осталась в коридоре. Ближе к десяти часам в зал снова набились окрестные пенсионеры, большей частью те же самые, что и в январе, а Андрей Святославович с тяжким вздохом поднялся, чтобы занять место на скамье подсудимых.
Новый состав суда возглавлял румяный здоровяк лет тридцати пяти, обвинителем теперь выступала громоздкая женщина с одной большой звездой в петлицах, а напротив нее, ближе к скамье подсудимых, разложил бумаги пожелтевший от никотина старик с кудрявой, зачесанной назад шевелюрой и слоем перхоти на вороте пиджака. Его левую щеку рассекал сине-багровый шрам, отчего лицо старика выглядело зловещим. Это был адвокат, приглашенный по настоянию Марины, зациклившейся на том, что Андрей Святославович от волнения позабудет что-то важное и не сумеет должным образом защитить себя.
Открыв судебное заседание, румяный судья с выражением зачитал обвинительное заключение. За всю трудовую жизнь, начиная с сентября 1959 года и до момента задержания за спекуляцию в марте 1988 года, подсудимый заработал на службе в государственных учреждениях 37000 рублей. При обысках дома у гражданина Тизенгауза и в его гараже 17, 22 и 25 марта 1988 года изъято различных ценностей в виде изделий из золота, серебра, полудрагоценных камней, резного поделочного камня, слоновой кости, а также из янтаря на сумму 230 тысяч рублей по оценке комиссионной экспертизы. Кроме того, при обыске квартиры гражданина Тизенгауза изъято 372 изделия из янтаря с вплавлениями членистоногих животных, которые, по оценке экспертов, имеют страховочную стоимость в один миллион рублей. Для собирания и накопительства указанных выше изделий требовались значительные денежные средства, чего у подсудимого не было и, с учетом его трудовых доходов, не могло быть. Страсть к накопительству привела подсудимого к совершению преступления - спекуляции в особо крупных размерах. Далее со всеми подробностями излагался эпизод с куплей-продажей ростовских икон на эмали и факт обнаружения в служебном сейфе подсудимого боевых припасов в виде стандартных винтовочных патронов калибра 5,6 миллиметра, признанных криминалистической экспертизой пригодными для стрельбы.
Заканчивалось обвинительное заключение сведениями о том, что гражданин Тизенгауз ранее не судим, на учете в психоневрологическом диспансере и у нарколога не состоит, по месту жительства замечаний не имел, по месту работы характеризуется положительно - постоянно перевыполнял производственный план, вел общественную работу, был лектором общества "Знание", дисциплинарным взысканиям не подвергался. Обстоятельством, отягчающим ответственность Тизенгауза, является совершение преступления из корыстных побуждений, а обстоятельств, смягчающих ответственность, в его действиях не установлено.
Против Андрея Святославовича у них, выходит, ничего нет, кроме липовой истории с иконами, догадалась Лена. Вот, значит, чем занимаются наши спецслужбы - подло провоцируют людей, а потом с гордостью рапортуют начальству, что разоблачили и отдали под суд столько-то злостных нарушителей социалистической законности.
Допрос подсудимого прошел без эксцессов и занял менее получаса. Андрей Святославович не признал себя виновным и объяснил, что является коллекционером в четвертом поколении. Даже в невыносимых условиях блокады Ленинграда его родители, распродав и обменяв на продукты питания большую часть имущества, в неприкосновенности сохранили коллекции, а он, в меру своих сил, неуклонно пополнял их. Финифть он покупал для обмена не за 1050 рублей, как, лжесвидетельствуя, показал на следствии и на прошлом суде Коростовцев, а за 2510 рублей. Что же касается винтовочных патронов, то они ему не принадлежат. Объяснить их наличие в сейфе он не может, но допускает, что патроны подбросили. Сделать это несложно, тем более что дубликат ключей от сейфа имелся в канцелярии ЦНИИСЭ.
Судебное следствие повторилось с удручившей Лену тождественностью, разве что Сергей давал показания не твердым голосом, как в тот раз, а нехотя, будто через силу, да добавились два новых свидетеля - Лара, бойко рассказавшая, как проходил обыск в отделе товароведения ЦНИИСЭ, и представитель УБХСС, щуплый блондин в очках с металлической оправой, по-военному доложивший, что выезжал по заданию органов следствия в командировку в город-курорт Палангу Литовской ССР, где установил пять школьных учителей с именем Витаутас, ни один из которых, как показала оперативная проверка, не появлялся в Ленинграде за период с февраля по март прошлого года.
Прения сторон начались речью обвинительницы, страстно обличившей такое позорное явление нашей действительности, как стяжательство. Когда весь советский народ под водительством Михаила Сергеевича Горбачева перестраивает экономику, ускоряя поступательное движение вперед, к светлым вершинам, находятся отдельные отщепенцы вроде подсудимого, грубо попирающие законы Родины. Потом, поумерив ораторский пафос, она проанализировала доводы обвинительного заключения, признав версию подсудимого об обмене финифти несостоятельной, а его ссылку на родителей, деда и прадеда, якобы собиравших антиквариат, - голословной. А в заключение, ни словом не упомянув о винтовочных патронах, заговорила человеческим тоном: подсудимый прежде ни в чем предосудительном замечен не был, имеет на иждивении приемную дочь, Тихонову Наталью, 1976 года рождения, перенес инфаркт и, в силу перечисленных причин, не представляет существенной опасности для общества, вследствие чего она от лица государственного обвинения просит суд назначить гражданину Тизенгаузу наказание, не связанное с лишением свободы, в виде исправительных работ сроком на два года с удержанием 20% заработка в доход государства и с конфискацией имущества.
Лена взволнованно сжала ладонь подруги, но та никак не отреагировала. Понурив голову, Марина беззвучно роняла слезы - для нее любое наказание Андрея Святославовича означало вопиющую несправедливость.
В противовес выступлению обвинительницы старый адвокат рокочущим басом заговорил о том, что следствие не удосужилось проверить заявление его подзащитного относительно предметов антиквариата, доставшихся ему по наследству, из чего вытекает, что у суда нет веских оснований усомниться в их добросовестном происхождении. Не выдерживает критики и аргумент обвинителя, утверждавшего, что литовец Витаутас - плод фантазии подсудимого, ибо свидетельские показания старшего оперуполномоченного УБХСС Пичугина о безрезультатных поисках учителя из Паланги не основаны на законе, так как получены оперативным путем, а в комментарии к статье 68 Уголовно-процессуального кодекса ясно сказано, что оперативно-розыскные мероприятия имеют ориентирующее значение для разработки и проверки версий, но не могут заменять доказательств. Столь же безосновательным является и утверждение обвинителя о необъективности показаний свидетельницы Рябокобылко из-за того, что последняя якобы расположена к подсудимому. Нельзя умолчать и о том, что показания свидетелей Коростовцева, Однополенко, Холмогорова, Потери и Цымбаревич по-разному указывают на искусственный характер обеих сделок с финифтью, вызывая мотивированные подозрения в провокации, жертвой которой стал его подзащитный. На это же непреложно указывают и боевые припасы, якобы хранившиеся им в служебном сейфе. Перечисленные обстоятельства, на взгляд защиты, настолько убедительны, что суд, тщательно взвесив и обсудив все, вместе взятое, а также руководствуясь пунктом 2 Постановления Пленума Верховного Суда Союза ССР "О судебном приговоре", обязывающим все сомнения толковать в пользу подсудимого, должен признать Тизенгауза Андрея Святославовича невиновным за отсутствием в его действиях состава преступления.
Выдержав смысловую паузу, адвокат сверху вниз посмотрел на визави и елейным голоском спросил: "Не потому ли уважаемый процессуальный противник рекомендовала вынести наказание мягче минимального по статье 154, часть 3, УК РСФСР, что в глубине души сама не верит в виновность моего подзащитного?"
Последнее слово подсудимого прозвучало в гробовой тишине. Даже пенсионеры слушали, не шелохнувшись. Он не оправдывался, а говорил лишь о том, что во время обыска, вопреки его законным требованиям, работники милиции не включили в опись имущества, например, скрипку Страдивари, хотя в протоколе нашлось место для алюминиевой ложки и шариковой авторучки ценою в 32 копейки. У него изъяли свыше восьми тысяч произведений декоративно-прикладного искусства, тогда как в материалах дела содержатся сведения только о пяти с небольшим тысячах. Куда делись остальные, в том числе все до одного драгоценные камни, скрипка и множество других, поистине бесценных предметов? Где описи коллекций, где систематизированная картотека с фотографиями? Где редкие книги по искусству? Все это вывозилось из квартиры тайно, по ночам, и исчезло, растворилось без следа. А как производились экспертизы? Работники Государственного музея этнографии народов СССР оценили 200 авторских скульптур из янтаря, среди которых было шесть произведений Карла Фаберже, в 670 рублей, то есть по 3-4 рубля за штуку, что дешевле одного необработанного куска янтаря весом 800 граммов, ими же оцененного в 800 рублей! Про часть предметов в трех других актах экспертизы со святой простотой отмечено, что "из-за отсутствия прейскурантов" эти вещи, видите ли, "не имеют стоимости", причем по неуклонно прослеживаемой закономерности это относится к самым лучшим из них. Вдумайтесь, какие могут быть прейскуранты на произведения искусства? Случайна ли эта профессиональная безграмотность? Нет, все от начала и до конца совершалось сознательно, в надежде позднее, после конфискации, безнаказанно разворовать то, что еще чудом сохранилось. Впоследствии, если вдруг обнаружится недостача, воры погасят ее, внеся по 3-4 рубля за предметы, истинная цена которых измеряется тысячами. Неужели это ни о чем не говорит суду?
Тизенгауз перевел дух и безнадежно махнул рукой.
На следствии и на первом суде, вяло, без прежнего подъема продолжал Тизенгауз, он ни словом не обмолвился обо всем этом из боязни побоев, которым он неоднократно подвергался в "Крестах", а теперь ему все равно. Будь что будет, от судьбы не уйдешь! И он без сил опустился на скамью подсудимых, отвернувшись от судей.
Суд удалился в совещательную комнату, а присутствовавшие в зале разбрелись кто куда. Сергей назойливо маячил в дальнем конце коридора, расхаживая кругами, а Лена делала вид, что не замечает его, и пила кофе из термоса, закусывая бутербродами, предусмотрительно захваченными из дому. Бутербродов было шесть, Лена сделала столько с расчетом на Марину и Андрея Святославовича, но они вежливо отказались и отошли к окну, где молча курили в тревожном ожидании.
За время, прошедшее с января по сегодняшний день, Лена ни разу не видела Тизенгауза. Он нигде не работал и после тюрьмы с трудом приходил в себя, попеременно обретаясь то у Марины, в Веселом поселке, то в своей квартире, на Гражданке, и всячески избегая встреч с бывшими коллегами. С Мариной же она дружила по-прежнему, хотя что-то в их дружбе изменилось, причем не в лучшую сторону. Не то чтобы Марина перестала безраздельно доверять Лене, нет, но какой-то налет, а вернее сказать, тонкий ледок отчуждения периодически давал себя знать. Лена не заводила разговоров о будущем Тизенгауза, справляясь только о его здоровье, а Марина, против обыкновения, не стремилась говорить о наболевшем, что Лена не без горечи сочла вполне естественным.
Прошел час, затем еще полчаса, все давно собрались в зале, а судьи не торопились покидать совещательную комнату. Тизенгауз, согнувшись и вобрав голову в плечи, замер на скамье подсудимых, Марина целиком ушла в себя, а Лена рассеянно прислушивалась к спору, разгоревшемуся между адвокатом и обвинительницей. Забыв недавние распри по делу Тизенгауза, они громко обсуждали перипетии парламентского скандала вокруг Гдляна и Иванова, как бы поменявшись ролями: обвинительница рьяно защищала следователей Прокуратуры Союза, называя их народными героями, а старый адвокат с сарказмом утверждал, что в позиции обоих невооруженным глазом прослеживается заведомо обвинительный уклон.
"Встать, суд идет!" - перекрывая шум в зале, звонко прозвучал девичий голосок секретарши, и румяный судья, избегая смотреть на Тизенгауза, с председательского места огласил приговор. Если отбросить многократно повторявшиеся подробности, то сухой остаток выглядел не слишком утешительно для подсудимого.
Суд установил вину Тизенгауза доказанной в том, что он совершил спекуляцию иконами на эмали с целью наживы в особо крупных размерах, а именно в сумме 1450 рублей. Вместе с тем судом не было добыто доказательств того, что винтовочные патроны поместил в сейф подсудимый, а не какое-либо иное лицо. Исходя из оценки личности подсудимого, суд счел возможным избрать более мягкое наказание, чем предусмотрено законом, и именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики приговорил Тизенгауза Андрея Святославовича к двум годам исправительных работ с конфискацией имущества, полностью сняв с него обвинение в незаконном хранении боевых припасов. Мало того, суд простер свое милосердие за границы, очерченные обвинительницей, и освободил осужденного от отбытия назначенного ему наказания, поскольку тот провел в предварительном заключении 9 месяцев и 28 дней, а каждый день содержания под стражей засчитывается за три дня исправительных работ.
Пенсионеры встретили приговор жидкими аплодисментами. Марина, как и в прошлый раз, без памяти бросилась к Тизенгаузу, а Лена сразу же направилась к двери.
На улице ее попытался остановить Сергей, но она обогнула его, как фонарный столб, и легкой, скользящей походкой заспешила на Финляндский вокзал, чтобы сесть на электричку до Всеволожска.
А во Всеволожске, войдя в калитку дома на Константиновской улице, Лена окликнула:
- Зинаида Афанасьевна, где вы?
- Деточка моя! - тотчас отозвалась костлявая старуха Холмогорова, сидевшая на низенькой скамеечке между грядками и пропалывавшая шубнику. - Не ждала тебя, золотко.
Когда Лена приблизилась к ней, старуха протянула навстречу перепачканную жирной землей руку. Этот жест не был предложением рукопожатия, а означал немую просьбу помочь встать.
Лена подняла старуху на ноги и всмотрелась в заросли бузины, куда частенько прятался, изображая индейца-семинола, шаловливый сын.
Проследив за ее взглядом, старуха сообщила:
- Не ищи. Сашенька с обеда укатил на велосипеде.
- Куда? - встревожилась Лена. - Я же запретила ему кататься по улицам.
- На Сергиевской он. У Коли, у дружка своего, - пояснила старуха, целуя Лену в щеку. - Мальчик большой, уже не привяжешь к подолу. То ли еще будет, когда Сашеньку забреют в солдаты!
Об армии Лена боялась даже думать. Только-только закончилась война в Афганистане, так началась заваруха на Кавказе. А кто может наперед знать, где кремлевские олухи ввяжутся в очередную авантюру?
- Нам надо поговорить, - сказала Лена. - За этим я и приехала.
- Вижу, вижу, не слепая, - в раздумье произнесла старуха. - То-то ты нынче вместо "бабульки" величала ценя по имя-отчеству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Прошла неделя, за ней другая, третья, однако Лена по-прежнему ночевала в комнате Сашка. Бойкота она не объявляла, стирала, как обычно, ему рубашки, готовила завтраки и ужины, но не садилась с ним за стол. А по выходным дням ездила с Сашком во Всеволожск отдельно от Сергея, на электричке. Не помогло Сергею и то, что в подтверждение своего увлечения он притащил домой двенадцать иконок на эмали, год без движения пролежавших в его конторе: Лена равнодушно взглянула на них и не проронила ни слова. Щедрый подарок к женскому празднику лежал нераспакованным на столике в прихожей, а цветы, которые Сергей приносил через день, Лена опускала в вазу и ставила у него в комнате, куда наведывалась в его отсутствие, чтобы вытирать пыль.
Ничего, внушал себе Сергей, еще не все пропало. Лена - безупречная мать и, надо думать, не отважится разрушать семью из-за ерунды. Дело Тизенгауза так или иначе закончится, нарыв прорвется, и Лена, даст Бог, оттает.
Надо сказать, Сергей не ошибся лишь в одном - Лена никому, даже Марине, не рассказывала о его принадлежности к агентуре. Прозрение оказалось слишком внезапным, она просто не знала, как жить дальше.
Развязка наступила в июне, в день летнего солнцестояния.
46. МЕЧ ФЕМИДЫ
Повторный процесс над Тизенгаузом назначили на среду, 21 июня 1989 года. Лена пришла в суд загодя и села во втором ряду, рядом с Мариной и Тизенгаузом. Лары с ними не было - на сей раз официально вызванная сюда в качестве свидетеля, она, к своему неудовольствию, осталась в коридоре. Ближе к десяти часам в зал снова набились окрестные пенсионеры, большей частью те же самые, что и в январе, а Андрей Святославович с тяжким вздохом поднялся, чтобы занять место на скамье подсудимых.
Новый состав суда возглавлял румяный здоровяк лет тридцати пяти, обвинителем теперь выступала громоздкая женщина с одной большой звездой в петлицах, а напротив нее, ближе к скамье подсудимых, разложил бумаги пожелтевший от никотина старик с кудрявой, зачесанной назад шевелюрой и слоем перхоти на вороте пиджака. Его левую щеку рассекал сине-багровый шрам, отчего лицо старика выглядело зловещим. Это был адвокат, приглашенный по настоянию Марины, зациклившейся на том, что Андрей Святославович от волнения позабудет что-то важное и не сумеет должным образом защитить себя.
Открыв судебное заседание, румяный судья с выражением зачитал обвинительное заключение. За всю трудовую жизнь, начиная с сентября 1959 года и до момента задержания за спекуляцию в марте 1988 года, подсудимый заработал на службе в государственных учреждениях 37000 рублей. При обысках дома у гражданина Тизенгауза и в его гараже 17, 22 и 25 марта 1988 года изъято различных ценностей в виде изделий из золота, серебра, полудрагоценных камней, резного поделочного камня, слоновой кости, а также из янтаря на сумму 230 тысяч рублей по оценке комиссионной экспертизы. Кроме того, при обыске квартиры гражданина Тизенгауза изъято 372 изделия из янтаря с вплавлениями членистоногих животных, которые, по оценке экспертов, имеют страховочную стоимость в один миллион рублей. Для собирания и накопительства указанных выше изделий требовались значительные денежные средства, чего у подсудимого не было и, с учетом его трудовых доходов, не могло быть. Страсть к накопительству привела подсудимого к совершению преступления - спекуляции в особо крупных размерах. Далее со всеми подробностями излагался эпизод с куплей-продажей ростовских икон на эмали и факт обнаружения в служебном сейфе подсудимого боевых припасов в виде стандартных винтовочных патронов калибра 5,6 миллиметра, признанных криминалистической экспертизой пригодными для стрельбы.
Заканчивалось обвинительное заключение сведениями о том, что гражданин Тизенгауз ранее не судим, на учете в психоневрологическом диспансере и у нарколога не состоит, по месту жительства замечаний не имел, по месту работы характеризуется положительно - постоянно перевыполнял производственный план, вел общественную работу, был лектором общества "Знание", дисциплинарным взысканиям не подвергался. Обстоятельством, отягчающим ответственность Тизенгауза, является совершение преступления из корыстных побуждений, а обстоятельств, смягчающих ответственность, в его действиях не установлено.
Против Андрея Святославовича у них, выходит, ничего нет, кроме липовой истории с иконами, догадалась Лена. Вот, значит, чем занимаются наши спецслужбы - подло провоцируют людей, а потом с гордостью рапортуют начальству, что разоблачили и отдали под суд столько-то злостных нарушителей социалистической законности.
Допрос подсудимого прошел без эксцессов и занял менее получаса. Андрей Святославович не признал себя виновным и объяснил, что является коллекционером в четвертом поколении. Даже в невыносимых условиях блокады Ленинграда его родители, распродав и обменяв на продукты питания большую часть имущества, в неприкосновенности сохранили коллекции, а он, в меру своих сил, неуклонно пополнял их. Финифть он покупал для обмена не за 1050 рублей, как, лжесвидетельствуя, показал на следствии и на прошлом суде Коростовцев, а за 2510 рублей. Что же касается винтовочных патронов, то они ему не принадлежат. Объяснить их наличие в сейфе он не может, но допускает, что патроны подбросили. Сделать это несложно, тем более что дубликат ключей от сейфа имелся в канцелярии ЦНИИСЭ.
Судебное следствие повторилось с удручившей Лену тождественностью, разве что Сергей давал показания не твердым голосом, как в тот раз, а нехотя, будто через силу, да добавились два новых свидетеля - Лара, бойко рассказавшая, как проходил обыск в отделе товароведения ЦНИИСЭ, и представитель УБХСС, щуплый блондин в очках с металлической оправой, по-военному доложивший, что выезжал по заданию органов следствия в командировку в город-курорт Палангу Литовской ССР, где установил пять школьных учителей с именем Витаутас, ни один из которых, как показала оперативная проверка, не появлялся в Ленинграде за период с февраля по март прошлого года.
Прения сторон начались речью обвинительницы, страстно обличившей такое позорное явление нашей действительности, как стяжательство. Когда весь советский народ под водительством Михаила Сергеевича Горбачева перестраивает экономику, ускоряя поступательное движение вперед, к светлым вершинам, находятся отдельные отщепенцы вроде подсудимого, грубо попирающие законы Родины. Потом, поумерив ораторский пафос, она проанализировала доводы обвинительного заключения, признав версию подсудимого об обмене финифти несостоятельной, а его ссылку на родителей, деда и прадеда, якобы собиравших антиквариат, - голословной. А в заключение, ни словом не упомянув о винтовочных патронах, заговорила человеческим тоном: подсудимый прежде ни в чем предосудительном замечен не был, имеет на иждивении приемную дочь, Тихонову Наталью, 1976 года рождения, перенес инфаркт и, в силу перечисленных причин, не представляет существенной опасности для общества, вследствие чего она от лица государственного обвинения просит суд назначить гражданину Тизенгаузу наказание, не связанное с лишением свободы, в виде исправительных работ сроком на два года с удержанием 20% заработка в доход государства и с конфискацией имущества.
Лена взволнованно сжала ладонь подруги, но та никак не отреагировала. Понурив голову, Марина беззвучно роняла слезы - для нее любое наказание Андрея Святославовича означало вопиющую несправедливость.
В противовес выступлению обвинительницы старый адвокат рокочущим басом заговорил о том, что следствие не удосужилось проверить заявление его подзащитного относительно предметов антиквариата, доставшихся ему по наследству, из чего вытекает, что у суда нет веских оснований усомниться в их добросовестном происхождении. Не выдерживает критики и аргумент обвинителя, утверждавшего, что литовец Витаутас - плод фантазии подсудимого, ибо свидетельские показания старшего оперуполномоченного УБХСС Пичугина о безрезультатных поисках учителя из Паланги не основаны на законе, так как получены оперативным путем, а в комментарии к статье 68 Уголовно-процессуального кодекса ясно сказано, что оперативно-розыскные мероприятия имеют ориентирующее значение для разработки и проверки версий, но не могут заменять доказательств. Столь же безосновательным является и утверждение обвинителя о необъективности показаний свидетельницы Рябокобылко из-за того, что последняя якобы расположена к подсудимому. Нельзя умолчать и о том, что показания свидетелей Коростовцева, Однополенко, Холмогорова, Потери и Цымбаревич по-разному указывают на искусственный характер обеих сделок с финифтью, вызывая мотивированные подозрения в провокации, жертвой которой стал его подзащитный. На это же непреложно указывают и боевые припасы, якобы хранившиеся им в служебном сейфе. Перечисленные обстоятельства, на взгляд защиты, настолько убедительны, что суд, тщательно взвесив и обсудив все, вместе взятое, а также руководствуясь пунктом 2 Постановления Пленума Верховного Суда Союза ССР "О судебном приговоре", обязывающим все сомнения толковать в пользу подсудимого, должен признать Тизенгауза Андрея Святославовича невиновным за отсутствием в его действиях состава преступления.
Выдержав смысловую паузу, адвокат сверху вниз посмотрел на визави и елейным голоском спросил: "Не потому ли уважаемый процессуальный противник рекомендовала вынести наказание мягче минимального по статье 154, часть 3, УК РСФСР, что в глубине души сама не верит в виновность моего подзащитного?"
Последнее слово подсудимого прозвучало в гробовой тишине. Даже пенсионеры слушали, не шелохнувшись. Он не оправдывался, а говорил лишь о том, что во время обыска, вопреки его законным требованиям, работники милиции не включили в опись имущества, например, скрипку Страдивари, хотя в протоколе нашлось место для алюминиевой ложки и шариковой авторучки ценою в 32 копейки. У него изъяли свыше восьми тысяч произведений декоративно-прикладного искусства, тогда как в материалах дела содержатся сведения только о пяти с небольшим тысячах. Куда делись остальные, в том числе все до одного драгоценные камни, скрипка и множество других, поистине бесценных предметов? Где описи коллекций, где систематизированная картотека с фотографиями? Где редкие книги по искусству? Все это вывозилось из квартиры тайно, по ночам, и исчезло, растворилось без следа. А как производились экспертизы? Работники Государственного музея этнографии народов СССР оценили 200 авторских скульптур из янтаря, среди которых было шесть произведений Карла Фаберже, в 670 рублей, то есть по 3-4 рубля за штуку, что дешевле одного необработанного куска янтаря весом 800 граммов, ими же оцененного в 800 рублей! Про часть предметов в трех других актах экспертизы со святой простотой отмечено, что "из-за отсутствия прейскурантов" эти вещи, видите ли, "не имеют стоимости", причем по неуклонно прослеживаемой закономерности это относится к самым лучшим из них. Вдумайтесь, какие могут быть прейскуранты на произведения искусства? Случайна ли эта профессиональная безграмотность? Нет, все от начала и до конца совершалось сознательно, в надежде позднее, после конфискации, безнаказанно разворовать то, что еще чудом сохранилось. Впоследствии, если вдруг обнаружится недостача, воры погасят ее, внеся по 3-4 рубля за предметы, истинная цена которых измеряется тысячами. Неужели это ни о чем не говорит суду?
Тизенгауз перевел дух и безнадежно махнул рукой.
На следствии и на первом суде, вяло, без прежнего подъема продолжал Тизенгауз, он ни словом не обмолвился обо всем этом из боязни побоев, которым он неоднократно подвергался в "Крестах", а теперь ему все равно. Будь что будет, от судьбы не уйдешь! И он без сил опустился на скамью подсудимых, отвернувшись от судей.
Суд удалился в совещательную комнату, а присутствовавшие в зале разбрелись кто куда. Сергей назойливо маячил в дальнем конце коридора, расхаживая кругами, а Лена делала вид, что не замечает его, и пила кофе из термоса, закусывая бутербродами, предусмотрительно захваченными из дому. Бутербродов было шесть, Лена сделала столько с расчетом на Марину и Андрея Святославовича, но они вежливо отказались и отошли к окну, где молча курили в тревожном ожидании.
За время, прошедшее с января по сегодняшний день, Лена ни разу не видела Тизенгауза. Он нигде не работал и после тюрьмы с трудом приходил в себя, попеременно обретаясь то у Марины, в Веселом поселке, то в своей квартире, на Гражданке, и всячески избегая встреч с бывшими коллегами. С Мариной же она дружила по-прежнему, хотя что-то в их дружбе изменилось, причем не в лучшую сторону. Не то чтобы Марина перестала безраздельно доверять Лене, нет, но какой-то налет, а вернее сказать, тонкий ледок отчуждения периодически давал себя знать. Лена не заводила разговоров о будущем Тизенгауза, справляясь только о его здоровье, а Марина, против обыкновения, не стремилась говорить о наболевшем, что Лена не без горечи сочла вполне естественным.
Прошел час, затем еще полчаса, все давно собрались в зале, а судьи не торопились покидать совещательную комнату. Тизенгауз, согнувшись и вобрав голову в плечи, замер на скамье подсудимых, Марина целиком ушла в себя, а Лена рассеянно прислушивалась к спору, разгоревшемуся между адвокатом и обвинительницей. Забыв недавние распри по делу Тизенгауза, они громко обсуждали перипетии парламентского скандала вокруг Гдляна и Иванова, как бы поменявшись ролями: обвинительница рьяно защищала следователей Прокуратуры Союза, называя их народными героями, а старый адвокат с сарказмом утверждал, что в позиции обоих невооруженным глазом прослеживается заведомо обвинительный уклон.
"Встать, суд идет!" - перекрывая шум в зале, звонко прозвучал девичий голосок секретарши, и румяный судья, избегая смотреть на Тизенгауза, с председательского места огласил приговор. Если отбросить многократно повторявшиеся подробности, то сухой остаток выглядел не слишком утешительно для подсудимого.
Суд установил вину Тизенгауза доказанной в том, что он совершил спекуляцию иконами на эмали с целью наживы в особо крупных размерах, а именно в сумме 1450 рублей. Вместе с тем судом не было добыто доказательств того, что винтовочные патроны поместил в сейф подсудимый, а не какое-либо иное лицо. Исходя из оценки личности подсудимого, суд счел возможным избрать более мягкое наказание, чем предусмотрено законом, и именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики приговорил Тизенгауза Андрея Святославовича к двум годам исправительных работ с конфискацией имущества, полностью сняв с него обвинение в незаконном хранении боевых припасов. Мало того, суд простер свое милосердие за границы, очерченные обвинительницей, и освободил осужденного от отбытия назначенного ему наказания, поскольку тот провел в предварительном заключении 9 месяцев и 28 дней, а каждый день содержания под стражей засчитывается за три дня исправительных работ.
Пенсионеры встретили приговор жидкими аплодисментами. Марина, как и в прошлый раз, без памяти бросилась к Тизенгаузу, а Лена сразу же направилась к двери.
На улице ее попытался остановить Сергей, но она обогнула его, как фонарный столб, и легкой, скользящей походкой заспешила на Финляндский вокзал, чтобы сесть на электричку до Всеволожска.
А во Всеволожске, войдя в калитку дома на Константиновской улице, Лена окликнула:
- Зинаида Афанасьевна, где вы?
- Деточка моя! - тотчас отозвалась костлявая старуха Холмогорова, сидевшая на низенькой скамеечке между грядками и пропалывавшая шубнику. - Не ждала тебя, золотко.
Когда Лена приблизилась к ней, старуха протянула навстречу перепачканную жирной землей руку. Этот жест не был предложением рукопожатия, а означал немую просьбу помочь встать.
Лена подняла старуху на ноги и всмотрелась в заросли бузины, куда частенько прятался, изображая индейца-семинола, шаловливый сын.
Проследив за ее взглядом, старуха сообщила:
- Не ищи. Сашенька с обеда укатил на велосипеде.
- Куда? - встревожилась Лена. - Я же запретила ему кататься по улицам.
- На Сергиевской он. У Коли, у дружка своего, - пояснила старуха, целуя Лену в щеку. - Мальчик большой, уже не привяжешь к подолу. То ли еще будет, когда Сашеньку забреют в солдаты!
Об армии Лена боялась даже думать. Только-только закончилась война в Афганистане, так началась заваруха на Кавказе. А кто может наперед знать, где кремлевские олухи ввяжутся в очередную авантюру?
- Нам надо поговорить, - сказала Лена. - За этим я и приехала.
- Вижу, вижу, не слепая, - в раздумье произнесла старуха. - То-то ты нынче вместо "бабульки" величала ценя по имя-отчеству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77