Она пошла дальше, холодная и неприступная.– Я знаю, – ответил Ланкастер.С леди так нельзя обращаться. Он это знает, для этого есть другие женщины… Женщины, которые не возражают против некоторой грубости, если им достойно заплатили за это.– Ты любишь другую, – произнесла Син.– Кого? – переспросил Ник еще до того, как вспомнил, что обручен.Он стал судорожно придумывать объяснение, и тут девушка резко остановилась.– Ты обручен!Она повернулась к нему и взмахнула руками.– А, ну да, конечно.– Ник! – В ее голосе слышалось раздражение, руки по-прежнему были подняты к небу. – Что с тобой случилось?У Ланкастера загорелось лицо. Что он должен был ответить на этот вопрос? У него столько всего случилось.– Ты ее совсем не любишь?Он немного помолчал, словно обдумывая этот вопрос, потом тихо прошептал:– Нет. Совсем не люблю.И от этих слов словно камень с души свалился. Наконец прозвучала правда.– Но… Это же ужасно. Ты женишься на этой женщине только ради денег?Ланкастер снова задумался на мгновение, надеясь, что это неправда. Но какую еще причину он мог назвать сейчас?– Да.– Господи, ты такой же корыстный наемник, как и мой отчим, – в ее голосе прозвучали нотки отвращения.Это была неправда. Не совсем правда. Наемнику платят зато, чтобы использовать его тело в бою. Ланкастеру заплатят не за это. Он совершенно другой человек.Похоже, он уже смирился со своим положением, и эта мысль больше не причиняла ему боль. А может быть, на расстоянии подобная перспектива казалась не такой очевидной.Когда Николас поднял глаза, Синтия была уже далеко. Ник поднял воротник пальто, чтобы укрыться от ветра, сунул руки в карманы и поспешил за ней. Глава 7 Какой ужасный день!Синтия бросила на стол угольный карандаш и, подперев подбородок руками, наблюдала, как он катится по столу.Николас больше ничего не говорил о ее безрассудстве и безопасности. Он вообще не сказал ни слова, да и Синтия была не расположена к разговорам. Но, несмотря на все усилия, они так ничего и не нашли, кроме той пропасти, что выросла между ними за все это время.Утром на короткое время он показался ей прежним Ником. Веселым, красивым и заботливым. А потом стал другим. Этаким лондонским джентльменом, природный шарм которого превратился в жестокий инструмент. Его по-прежнему отличало личное обаяние, но теперь оно было отполировано до блеска. Как ювелирное изделие, как оружие. Или как доспехи.Но если он и защищал что-то, то явно не то мягкое сердце, которое было у него в юности. Тот мальчишка не способен был пройти мимо страдающей лягушки и не помочь ей. А этого человека совершенно не заботила женщина, которой он поклялся в любви. Он так спокойно сказал об этом, совершенно без всяких эмоций. А невеста любит его?Синтия фыркнула, удивляясь собственному вопросу. Ну конечно, эта женщина любит его. Все любят Николаса. Его мама всегда говорила, что он родился с особым даром. Люди чувствовали себя рядом с ним комфортно, а он наполнял весельем каждую комнату. Неужели он растратил свой дар в Лондоне? Неужели он иссяк?Синтия выдохнула с такой силой, что лежавший перед ней исчерченный лист затанцевал на столе. С него слетела легкая пыль от угольного карандаша, как будто это слетал песок с тех самых скал, которые она пыталась изобразить.Синтия взяла карандаш и нанесла темные штрихи на бумагу.Ее работу нельзя было назвать искусством, да это и не было искусством, она и сама это понимала. Разбивавшиеся волны были похожи на спутанные волосы, вьющиеся вокруг скал. Скалы напоминали бока коров. И все-таки она совершенствовалась. Кроме того, мягкий скрип угля по пергаменту успокаивал ее, создавал ощущение исполненного долга.Но сегодня ни о чем, кроме Ника, она думать не могла, поэтому спрятала карандаш в столе и достала старый дневник. Эти страницы уже отложились в ее памяти. Она перечитывала их десятки раз, но ничего нового не нашла. Возможно, дневник, как талисман, откроет секреты, только если она поверит в него.В дверь постучали, она потерла глаза. Господи, так и ужин можно пропустить.– Входите, – позвала она миссис Пелл, но дверь из коридора не открылась.Открылась дверь в соседнюю комнату.– Добрый вечер.С улыбкой на лице вошел Ник, неся в руках закрытую белую чашку.– Миссис Пелл сказала, что Адам опаздывает, заканчивая свои дела, поэтому нам придется ужинать одним, если мы хотим избежать встречи с ним.Аромат лукового супа наполнил комнату.– Спасибо за новость. И за суп, – произнесла Син.Ланкастер прошел в комнату, огляделся, но не решился поставить чашку.– Ты устроилась?Пока их не было, миссис Пелл убралась в этой комнате, теперь здесь все сверкало чистотой и пахло свежими цветами.– Да, все хорошо.– А это тот дневник?– Да.Синтия инстинктивно вцепилась в него, желая спрятать подальше.– Такой маленький. – Ник сделал еще шаг и оказался почти рядом с ее плечом. – А это чертеж местности?У Синтии замерло сердце. Ее рисунок не был предназначен для постороннего глаза, только для нее.– Предлагаю детально изучить его, но полагаю, что это бессмысленное занятие. Сколько лет было твоему дядюшке в то время? Восемь или девять?Синтия посмотрела на рисунок. Восемь лет? Какая невоспитанность…Ник потянулся за бумагой, и Синтия схватила дневник, набросок и сунула их в ящик стола.– Ему было одиннадцать.– Слишком молод для художника.– Ты можешь поставить чашку здесь. Спасибо.Ланкастер прижал чашку к груди, когда Синтия протянула к ней руку.– У меня в комнате есть хлеб. Присоединишься ко мне?– Я очень устала.Синтия подняла голову и увидела, что Ник смотрит на нее умоляющим взглядом.– Ну, пожалуйста, пойдем. – Он улыбнулся. – У меня есть вино.Было похоже, что он избавился от настроения, нахлынувшего на него на побережье. Он снова стал прежним Николасом, и сопротивление было бесполезным.– Ну, хорошо. У тебя есть вино, а я хочу вина. Поэтому у меня нет причины отказываться.Синтия прошла за ним следом в комнату, в ту комнату, где она спала прошлой ночью, и внимательно осмотрелась, как будто его вещи могли что-то рассказать о нем.Таз, от которого все еще шел слабый пар в прохладной комнате. Полотенце, которым он вытирал лицо и шею. Тщательно убранная кровать, на которой не осталось следов ее пребывания. Два бокала для вина на столике, подвинутом ближе к огню, один пустой, а второй – с каплями вина на дне.– Садись, ты ведь устала, – пригласил Ник.Синтия заметила, что у него по краснел и уголки глаз.– Ты тоже устал.И словно в подтверждение ее слов он опустился на стул сразу, как только села Синтия.– Признаюсь, что не очень хорошо спал сегодня. Мистические открытия, знаешь ли.– Допускаю, – улыбнулась она в ответ.Ну вот, Ник уже заставил ее улыбнуться.Ланкастер наполнил бокалы вином, и они приступили к трапезе. От горячего супа внутри разлилось приятное тепло. Молчание, царившее в комнате, было в сто раз комфортнее той тишины, в которой они работали несколько часов назад. Когда Ник потянулся за хлебом, внимание Синтии привлекли его пальцы.Они были длинными и грубоватыми, не такими изысканными, как все остальное в нем. Эти пальцы с хрустом разломили поджаристую булку. В свете камина виднелись золотистые волоски, покрывавшие его кожу. Когда он потянулся через стол, чтобы положить половинку хлеба на ее тарелку, проявился рельеф мышц. Эти крупные пальцы прикасались сегодня к ней, гладили, удерживали ее.– Спасибо, – только и сумела произнести Синтия.– Не за что, – тихо ответил он.Их взгляды встретились. Читает ли он ее мысли? Разделяет ли их? Но его улыбка была чистой и лишенной всяческого намека на флирт.Сознание вины превратило теплый суп у нее в желудке в раскаленный уголь. Ник принадлежит другой женщине.– Как поживает твоя семья? – неожиданно громко поинтересовалась Синтия.– Хорошо.Ланкастер ни слова к этому не добавил.– Я очень сожалела, когда узнала о твоем отце. Он был хорошим добрым человеком.На его лице промелькнула улыбка.– Да, он был замечательным человеком.Ник взял свой бокал и отодвинул полупустую тарелку. Через несколько секунд его бокал был пуст, и он снова наполнил его до краев.– Добрым, – добавил он с кривоватой улыбкой.– Наверное, ты скучаешь по нему.– Думаю, да. Это было очень давно.Давно? Его отец умер всего лишь два года назад. Она откусила хлеба, чтобы скрыть свое изумление. Он всегда был так близок к отцу, такому же теплому и дружелюбному человеку, как и сам Ник. Видимо, из-за скорби эти два года показались ему целой вечностью.Но Ник смотрел куда-то в пространство, как будто боль потери давно притупилась. Это было очень давно.Он выпил еще один бокал вина. Смущение девушки усилилось.– Разве ты не голоден?– Я хочу еще раз извиниться. – Ланкастер поставил бокал и наклонился вперед. – За то, что произошло раньше. За все.– Все в порядке.– Нет… Я должен объяснить. Или попытаться сделать это. Просто… Женщины в Лондоне… Они не такие как ты, Син.Ее ложка громко стукнула о чашку с супом, и она положила ее на стол. Неужели он думал, что она об этом не знает?– Они более… практичные и земные.– Я уверена, что так и должно быть, – произнесла она.– Здесь, в деревне, ты в безопасности.– Вряд ли это так, Ланкастер, – вспылила Син.– Прости. Конечно. Я плохо объясняю. Но в Лондоне много женщин, подобных тебе. Я говорю общими фразами, вместо того чтобы сказать конкретно, что я имею в виду.– И что же ты имеешь в виду? – Синтия постаралась не запоминать фразу «подобных тебе», но не сомневалась, что она еще много недель будет ее преследовать.– Я пытаюсь сказать тебе, что женщину, на которой я женюсь, моя персона волнует так же мало, как и меня – ее. А может, и меньше.– Может, она просто стеснительная.– Нет, – он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка была даже в его глазах. – Боюсь, что дело не в этом.Синтия потянулась за своим бокалом. Ей не нравился этот разговор, но очень хотелось получить информацию.– Я не понимаю, Ник. Все любят тебя, и ты любишь всех.– Син, – начал Ланкастер и рассмеялся.Боже, ей хотелось растаять от этого звука. Она скучала без него. Она скучала не только без Ника, но и без этого звука. Теперь его смех звучал глубже, но как-то упаднически.– Я был послушным ребенком, – произнес Николас. – Покладистым. Тут я с тобой согласен, – от смеха остался лишь отголосок. – Но покладистость – опасная штука.– Почему? – Она не понимала его слов, но, возможно, тому виной была его рука, которой он лениво прикрыл ее руку, гладя большим пальцем ее пальцы.– Будучи покладистым… Если бы ты была покладистой, Син, если бы это было твоим единственным качеством, ты бы не стала противиться этому браку. Ричмонд пришел бы за тобой, и ты бы с ним ушла. И теперь ты была бы сломленной.Его палец стал обводить контуры ее руки.– Ты восхищаешься моим упрямством?– Я восхищаюсь твоей силой, – Ланкастер улыбнулся. – И говорю, если бы тебе нравились все и ты нравилась всем… Синтия, твоя жизнь сразу бы превратилась в страдание.Девушка пыталась поймать его взгляд. Они говорили сейчас о нем. Так что он имел в виду? Ей хотелось спросить, но он разглядывал ее пальцы и не поднимал головы.– Я имею в виду жизнь в качестве леди Ричмонд. Это была бы самая несчастная жизнь, какую только можно представить.Момент был упущен. И если он имел в виду что-то еще под своими словами, Синтия не сомневалась: теперь он станет это отрицать. Поэтому она просто улыбнулась ему в ответ:– Я бы не стала леди Ричмонд. Я бы вышла замуж за человека, за которого меня обещал выдать отец.– Кто это? – с любопытством спросил Ланкастер.Неужели его удивляет, что кто-то хотел взять ее в жены? Если бы только она могла сразить его каким-нибудь громким именем. К сожалению, никого достойного не было.– Это сэр Реджинальд Бейлор.– Сэр Реджи? – воскликнул Ник, и Синтия не смогла сдержать смеха.– Да, сэр Реджи, все шесть футов кожи да костей. У него очень хорошие пастбища.– Господи, ты меня разыгрываешь.– Хорошо бы, если так. Я вела себя как абсолютная ведьма, пока он наконец не оставил меня в покое. Но потом Бейлор прислал своего сына, чтобы тот попытал счастья вместо него.– Неужели Гарри? – едва не подавился вином Ник.– Да, Гарри Бейлор. Который большую часть волос растерял еще до своего совершеннолетия. Но избавиться от него оказалось легче, чем от его отца.– Я вижу, ты была основательно занята, пока меня не было.– Десять лет – долгий срок.– Да, и скоро я опять уезжаю.В комнате на несколько мгновений повисло тягостное молчание, и Синтия ощутила знакомую боль в груди. Никуда он не вернулся, это все ненастоящее.– Поэтому давай лучше поговорим о твоих планах.– О каких планах?– Ты говорила, что собираешься в Америку. Значит, у тебя там есть семья.– Да, там живет сестра моего отца. Она заберет меня к себе. Мой отчим никогда не нравился ей.– Но для путешествия тебе понадобится компаньонка. Может быть, миссис Пелл?– Нет, она не поедет. Я думала об этом, буду нанимать женщину. Не могу дождаться, когда увижу Нью-Йорк. Письма моей тети… Похоже, этот город совершенно не похож на Лондон.Его рука по-прежнему прикрывала ее руку. Понимает он это, или она совершенно не имеет для него значения, как травинка, которую смяли и выбросили за ненадобностью? Синтия не могла выдержать этого, особенно когда его прикосновения вызывали напряжение во всем теле. Она убрала руку и осторожно положила ее на колени, чтобы ощущения не покинули ее слишком быстро.Изнеможение липкой пеленой обволакивало его, проникая в каждую клеточку. Сказывался длинный день лазания по скалам после бессонной ночи… И все же Ник не мог уснуть.Этот день соединил в себе все атрибуты абсурдного сна. Сначала воскрешение Синтии. Потом история о контрабандистах и спрятанном кладе и отъезд в Америку. С этим он справился. Он даже смирился с поиском спрятанного среди скал золота. Но то, что произошло на мокром, продуваемом ветром берегу с Синтией… С этим он смириться не мог.Он любил женщин. Он всегда любил женщин. Пожилых или молодых, красивых или простушек. И дело не обязательно касалось секса. Ему нравилось, как улыбаются, болтают и смеются женщины. Он любил наблюдать за их мыслительным процессом, когда они решали какую-то проблему. Он обожал их запахи и звуки. Гладкость кожи и остроту языка.Для Ланкастера не было ничего более мучительного, чем вечера в клубе в окружении накачанных виски, шумных и тучных джентльменов, наполнявших помещение дымом сигар и грубыми жестами.Да, он любил женщин. И это была величайшая трагедия его жизни. Эмоции, которые он никогда не сможет забыть. Неизбежное ощущение того, что выбило из состояния равновесия.Если бы он по-прежнему был обычным и невредимым, Ланкастер знал, какая жизнь у него была бы. Он ясно представлял себе яркие бурные сцены его жизни в пестрых тонах.Он бы уже десятки раз влюбился, веря, что каждая женщина – самая любимая, будь то скромная девственница или пресытившаяся жена мужиковатого лорда. Он бы любил их всех, с удовольствием и основательно. А когда бы пришло время жениться, он бы любил свою жену, пусть даже в браке по расчету.И все его ночи… Все его ночи были бы абсолютно разными. Часы удовольствия и дружеского общения. Смеха и тепла. Переплетение тел, рук и поцелуи.Он бы отдал все, чтобы просто лежать рядом с женщиной и осязать эту ее близость. Чтобы его целовали и ласкали. Гладили и держали в объятиях.Ланкастер закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на стальной обруч, сжимавший его грудь. Не важно, что и как могло бы быть. Он не был внимательным и заботливым любовником. Он был мужчиной, которому требовалось нечто более порочное.Он думал, что мог бы контролировать себя рядом с Имоджин. Стиснуть зубы и игнорировать собственные потребности. Но с Синтией… с Синтией он потерял контроль при первом же поцелуе.Но он не может хотеть ее подобным образом. Он не может позволить этого. И все же его тело непроизвольно напряглось от одной только мысли о ней, ее теле, подмятом под него, и руках, заведенных высоко над головой. Он хотел, чтобы все это повторилось. Ему хотелось взять ее прямо там, на песке, грубо, как порочную женщину.Но это была его Син, и даже если бы он не был помолвлен, он не смог бы сделать этого с ней.Ненавидя себя, Ланкастер медленно провел рукой по своему телу и взял в руки свою плоть. Ему было мерзко от мысли о том, чего он хотел, но это отсекало желания. Никогда. Глава 8 Прижавшись лицом к скале, Ланкастер вздрогнул и попытался освободить пальцы.– Прости, но не могла бы ты убрать ногу с моей руки?– Что? – крикнула Синтия.– Твоя нога! – завопил он.Она бросила хмурый взгляд через плечо, словно не поняла его слов, но ногу, в конце концов, подняла. Ланкастер надеялся, что воющий ветер заглушил его стон.– Давай поторапливайся, мы уже почти на месте.– Мне не нравится это, – пробормотал Ник, посмотрев вниз.До песка было около десяти футов. Ему не нравилась эта затея, но чувство вины возобладало над разумом. Чувство вины и вспыльчивый характер Синтии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27