а) электоральное участие (наиболее массовая и рас-.
пространенная форма);
б) участие в деятельности политических партий
и общественных организаций, выполняющих политиче-
ские функции (в рамках этой формы в свою очередь
можно вести речь об участии исполнительском и орга-
низаторском, о материальной поддержке и непосредст-
венно-деятельном участии, о рядовом участии и участии
в роли лидера и т. д.);
в) участие в производстве и распространении поли-
тической информации (здесь также можно говорить
о различных функциональных ролях участвующих);
г) участие в митингах, демонстрациях, забастовках
и иных акциях политического характера (типа защиты
<Белого дома> в Москве в августе 1991 г.) вплоть до
революций, требующих непосредственно <прямого дей-
ствия<Э) выполнение политических функций в институтах
государственной власти (в различных <ролях>, вклю-
чая роль политического лидера).
Как нетрудно заметить, все эти формы, кроме
электорального участия, подразумевают деятельность,
направленную как на поддержку существующей поли-
тической системы, так и против нее. Хотя форма <г>, за
исключением акций типа <демонстрации в поддержку
власти>, в большей мере ориентирована против суще-
ствующей политической системы, то форма <> - наобо-
рот. Разграничение основных форм участия личности
в политическом процессе, иные варианты его типологии
имеют важное значение, во-первых, с точки зрения кон-
кретного анализа особенностей практики политической
социализации в той или иной стране (например, в на-
шей) и, во-вторых, в смысле актуализации внутрилич-
местного уровня процесса вхождения человека в политику.
Действительно, даже чисто конспективное выделение
основных форм политического участия позволяет заме-
тить, что реализация конкретным индивидом своего уча-
стия в политике в какой-то одной форме вовсе не исклю-
чает возможности его участия в иных формах. (Скажем,
участие в работе партии отнюдь не исключает возмож-
ность участия в выборах или в работе представитель-
ного органа власти.)
Чем обусловлено политическое участие личности, та
или иная его форма? Разумеется, влияние оказывают
политическая система, социальная среда, политические
и неполитические факторы процесса политической соци-
ализации, о чем уже шла речь. Но, очевидно, при ответе
на данный вопрос нельзя ограничиваться сказанным.
Если исходить из того, что человек - существо биосо-
циальное и соответственно в структуре личности выде-
ляются социальный и естественно-природный компонен-
ты, то следует признать, что на участие конкретного
человека в политике, на его политическое поведение
влияют мировоззрение, политическое сознание и поли
тическая культура личности, ее собственные цели,
ценности, стереотипы, установки, мотивы, интересы
и потребности (как интериоризированные, так и
иные).
Но нельзя, забывать и о психологических, биологи-
ческих элементах личности (мышление, темперамент,
воля, память, эмоции, состояние физического и психи-
ческого здоровья, пол, возраст и даже цвет кожи), ко-
торые также оказывают влияние на политическое пове-
дение человека. Вспомним, например, как взаимная
личная, во многом эмоциональная неприязнь отталки-
вала друг от друга Ельцина и Горбачева, существенно
влияла на линию их политической деятельности. Безу-
словно, по мере прогресса цивилизации значение естест-
венно-природных элементов постепенно снижается. Ска-
жем, современные научно-технические достижения,
средства информации и коммуникации делают память
отнюдь не столь значимым элементом для участия лич-
ности в политике (вплоть до выдвижения ее на роль
политического лидера), как это было 100 или 200 лет ;
назад. То же можно сказать и о состоянии физического
здоровья (вспомним хотя бы Т. Рузвельта). Если же
взять такой элемент, как возраст, то он, думается, во-
обще один из самых относительных в этом плане. Но
то, что возраст все-таки оказывает влияние на формы
участия людей в политике, несомненно.
Дело в том, что приобщение человека к политике
осуществляется с детских лет и на протяжении всей
его жизни. Здесь могут быть весьма условно выделены
три основные этапа: этап первичной политической соци-
ализации (приблизительно с 3-4 лет), связанный с фор-
мированием представлений о простейших политических
понятиях в первую очередь через семью, средства мас-
совой информации; второй этап обучения (примерно с
7-8 лет), связанный с накоплением знаний о политике,
выработкой отношения к ней под влиянием специальных
институтов (политических и общественных), групп свер-
стников, средств массовой информации; и, наконец,
третий этап (приблизительно с 18-25 лет), связанный
с собственной трудовой деятельностью, обретением
в социальной структуре постоянного социального поло-
жения, утверждением особенностей характера, оформ-
лением собственной гражданской позиции, определен-
ного отношения к конкретным политическим институ-
там, целям и ценностям, овладением своими правами
и обязанностями и т. д.
3) Третьим результатом процесса политической со-
циализации личности является определенная степень
автономии человека, его способность, если следовать
кантовской интерпретации данного понятия, быть <гос-
подином самому себе> благодаря добровольно выбран-
ным принципам. Правда, в позитивном смысле о таком
результате процесса политической социализации можно
говорить применительно лишь к модели <интереса>, ибо
именно в этой, либерально-правовой схеме последова-
тельно проводится линия дистанцирования человека от
политической власти (реализуемого в первую очередь
с помощью права). В случае модели подчинения речь
чаще всего идет либо о псевдорезультате (внешняя ви-
димость права, иллюзия автономии человека), либо
о непосредственно отрицательном (нулевом) результате,
ЯТО, впрочем, очень выразительно характеризует осо-
бенность процесса политической социализации лично-
сти в тоталитарном обществе.
Безусловно, это выглядит парадоксом: результат во-
влечения человека в политику-его автономия, достиг-
нутая им сознательная отстраненность от политического
процесса. Но, наверное, этот парадокс имеет смысл,
если даже при выделении качеств, необходимых поли-
тическому лидеру, М. Вебер в <Политике как призва-
нии и профессии> говорит о глазомере и <чувстве ди-
станции>. Дело в том, что именно этот результат, если
так можно выразиться, <возвращает человека к самому
себе> после его вхождения в политический процесс. До-
стигнутое состояние автономии позволяет человеку как
бы со стороны взглянуть на себя в этом процессе, осо-
знать себя подлинным субъектом политики (а для этого
мало ограничиться только осознанием общественных
и индивидуальных интересов и потребностей, деятель-
ностью по их реализации), не делая себя рабом одной
своей ипостаси - человека политического.
Данный результат политической социализации лич-
ности оказывается принципиально значимым и для по-
литического процесса, ибо определяет его границы, воз-
вращает каждый раз политику к своему изначальному
смыслу, т. е. к политике как рациональному, публичному
способу самоорганизации общества. <На арене социаль-
ной жизни автономия обнаруживает себя как инициа-
тивность, ответственность, предприимчивость, способность
строго контролировать свое поведение и подчинять
его единой жизненной стратегии>. Будучи реали-
зованной на следующем <витке> политической социали-
зации, автономия личности означает применение всех
этих свойств и черт в качестве могучего фактора разви-
тия политического процесса, его <окультуривания>.
Опираясь на изложенную теоретическую интерпре-
тацию проблемы политической социализации личности,
рассмотрим ее преломление в исторической практике
развития нашей страны. В чем состояла логика приоб-
щения человека к политике в советском обществе? К ка-
ким результатам это привело? Или, предельно заостряя
вопрос, поставим его так: является ли советский человек
человеком политическим?
Основной тезис ответа на данный вопрос, очевидно,
состоит в следующем. Советский человек (хомо совети-
кус) представляет собой тип человека неполитического.
Хомо советикус - существо не политическое, а идеоло-
гизированное и псевдополитизированное. Попытаемся
обосновать такой ответ.
Термин <хомо советикус>, давно уже присутствую-
щий в западной политической публицистике, сегодня все
чаще входит в публицистический и научный оборот
в нашей стране. Фактически за ним скрывается фено-
мен личности тоталитарного общества, в частности ком-
мунистического тоталитаризма. Этот феномен много-
гранен и совершенно естественно становится объектом
анализа философов и политологов, экономистов и куль-
турологов, психологов и психиатров.
Пожалуй, лучшую возможность более или менее
цельно представить образ хомо советикуса дает офици-
альная идеологическая версия советского обществове-
дения, излагавшаяся в темах <Социалистический образ
жизни>, <Коммунистическое воспитание> и др. Вот как
в ней характеризовались основные достоинства и пре-
имущества советского человека: осознание справедли-
вости существующего общественного социалистического
строя по сравнению с капитализмом; неразрывность
своей личной судьбы с судьбой социализма, советской
власти; доверие к руководящей роли КПСС, убежден-
ность в научном характере ее политики, мнение о ком-
мунисте как образце поведения; доверие к советской
власти в целом, убежденность в том, что эта власть
служит советскому человеку, заботится о нем; чувство
гордости и удовлетворенности политической и оборон-
ной мощью СССР; готовность откликнуться на призывы
и решения, идущие от руководства, активно претворять
их в жизнь. (Примерно так выглядят важнейшие черты
советского человека в книге Ф. Бурлацкого и В. Му-
шинского <Народ и власть>, вышедшей в 1986 г.)
Разумеется, сегодня можно усомниться в том, что
эти черты являются достоинствами, но тем не менее они
позволяли нарисовать некий обобщенный политический
портрет <усредненного> советского человека, представить,
как он выглядел, когда проводил коллективизацию и
индустриализацию, осваивал целину или космос, строил
БАМ, шел на коммунистический субботник или демон-
страцию и т. д. Правда, эти черты не позволяют увидеть
другой <лик> советского человека, который подвергался
репрессиям, коллективизации или отправке на работу
в шахты Донбасса, замерзал зимой на целине, лишался
части своей зарплаты в связи с затратами на космос,
проклинал комсомол, по путевке которого он оказался
на БАМе, употреблял самые нелестные эпитеты по по-
воду <великого почина> 70-летней давности, в связи с ко-
торым теперь упраздняется выходной, и т. д. Наконец,
эти черты не дают возможность представить, каким
советский человек был наедине с собой. Впрочем, это
был уже не советский человек или как минимум не сов-
сем советский человек. Причем не только отдельный
человек оказывался парадоксально двуликим в поли-
тическом смысле. В кругу парадоксов развивается вся
логика тоталитарного политического режима с момента
его зарождения. В самом деле, вспомним, например, что
теория коммунизма, по Марксу, предполагала, в отли-
чие от многих других учений, превращение человека
в самоцель производства, установку на активность
субъекта, в том числе и политическую. Практика совет-
ского <социалистического строительства>, которое осу-
ществлялось как бы (именно как бы) по теории Маркса,
дала обратный феномен - массового закрепощения
людей, их превращения в <винтики> системы, отчуж-
дения от собственности, результатов труда, власти,
культуры и т. д.
С точки зрения науки о политике естественно акцен-
тировать внимание на отчуждении человека от полити-
ческой власти. Если отчуждение вообще определяется
как социальный процесс, характеризующийся превра-
щением деятельности человека и ее результатов в само-
стоятельную силу, господствующую над ним и враждеб-
ную ему, то отчуждение человека от политической вла-
сти возводит последнюю в ранг такой силы. Иными сло-
вами, деятельность человека, направленная на реали-
зацию политически-властных отношений в тоталитар-
ном обществе, оказывается враждебной его природе,
<работает> против него, закрепощает его. Как и почему
это происходит? В чем советская специфика данного
процесса? В марксизме проблема преодоления отчужде-
ния от политической власти (речь идет об отчуждении
рабочего класса от власти в индустриально-буржуазном
обществе) увязывается в первую очередь с преодоле-
нием экономического отчуждения, происходящего на
основе обобществления средств производства, причем
объективно необходимого, реального, а не формального
обобществления. В практике же социалистического строи-
тельства в СССР средства производства были огосу-
дарствлены (что отнюдь не тождественно реальному
обобществлению, а фактически представляет собой его
антипод). <Социалистическое хозяйствование> на основе
<общенародной собственности на средства производ-
ства> реально оказалось гораздо ближе к модели азиат-
ского способа производства, чем к модели производства
посткапиталистического, постиндустриального, непосред-
ственно-общественного. В качестве реального субъ-
екта собственности в конце концов стал выступать
административно-бюрократический аппарат; если вспом-
нить, что тоталитаризму вообще и советскому в особен-
ности присуще отождествление партии и государства, то
можно конкретизировать, что этот субъект - партийно-
государственный аппарат, который сосредоточивает и
политическую власть. Причем дело тут не только и не
столько в субъективно-своекорыстных намерениях пред-
ставителей данного аппарата. Объяснения феномена
всевластия номенклатуры в стиле Р. Медведева, сведе-
ние проблемы возникновения нового, не описываемого
классической (веберовской) концепцией типа бюрокра-
тии к злой воле и интригам Сталина и его окружения
сегодня вряд ли кого-либо удовлетворят.
Истоки проблемы узурпации власти советской бюро-
кратией глубже и связаны с одной из центральных идей
теории социалистического строительства - идеей пре-
одоления отчуждения трудящихся от власти за счет пре-
вращения ее в дело всех, за счет всеобщего участия
в управлении государственными делами (<каждая ку-
харка управляет государством>). Организация власти
на такой основе предполагает отсутствие ее разделения
на исполнительскую, законодательную и судебную. Если
применительно к классической марксистской теории со-
циализма и коммунизма (трактующей новое общество
как общество, где объективная необходимость разделе-
ния труда уже исчерпана) обоснованность идеи всеоб-
щего участия в управлении, постправового народовластия
еще может быть предметом дискуссии, то применительно
к историческим условиям <социалистического строитель-
ства в СССР> о самой идее и практике ее реализации
можно сказать следующее. Фактически Советы - форма
доправового властвования, в вульгаризированном виде
воспроизводящая политическую систему античного по-
лиса, т. е. это форма власти, отбрасывающая полити-
ческое развитие на две с лишним тысячи лет назад -
к его отправной точке. Если к тому же учесть, что кон-
цепция всеобщего участия трудящихся в управлении
реализовывалась в рамках жестко-классового подхода, то
вряд ли стоит удивляться непрофессионализму новой
власти и сокрушаться по поводу роли <свадебных гене-
ралов>, которую играли люди <от сохи и наковальни>
на сцене политического театра, где режиссером был
партийно-государственый аппарат.
Значит ли это, что человек вообще остался <за бор-
том> политической жизни? Нет. не значит. Ему была
уготована роль объекта приложения политически-вла-
стных сил и псевдосубьекта политики. В тоталитарном
обществе индивид не может быть непосредственным
субъектом политики. Он - песчинка в массе, в нашем
случае-лишь представитель класса (по ранжиру: ра-
бочего класса - гегемона, колхозного крестьянства -
союзника, интеллигенции-социального слоя). Не слу-
чайно в советском обществоведении проблемы <лич-
ность - общество>, <личность - политика> оказались
вытеснены <классовой> проблематикой. В человеке це-
нится не индивидуальность, а принадлежность к классу,
к массе, к коллективу. В конечном счете это ведет к пол-
ному растворению личности в коллективе, к разруше-
нию возможностей личного творчества и индивидуаль-
ной инициативы, к формированию презумпции замени-
мости (человек-<винтик>), что и становится основой
массовых репрессий .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59