На такой высоте не выжил бы ни зверь, ни человек. Мы решили, что наша единственная надежда – пройти через Сакэй по широкому плато, открывавшемуся меж двумя горами прямо перед нами.
– Так это Сакэй, – сказал Мэрэм, пока мы стояли рядом с лошадьми на склоне горы. Ветер дул с запада, в спину, и угрожал сбросить нас вниз. – Должен сказать, мне не слишком нравится, как он выглядит.
Мне тоже. Земля перед нами была увядшей и открытой всем ветрам, ее коричневые травы и проплешины уже покрылись сугробами. И так до серой дымки горизонта. Мне показалось, что я различаю вдалеке очертания темной скалы, пометившей лик негостеприимного плато. Не верилось, что здесь могут жить люди. И все же я знал, что когда мы спустимся в долину, то вполне можем столкнуться с кочевниками, пасущими свои стада, или с конницей Красного Дракона, объезжающей границы его ужасающего царства.
– Так, – сказал Кейн, и ветер растрепал его снежно-белые волосы. – Так.
Атара стояла около меня, глядя вниз на Сакэй так, словно до этого видела его в своем кристалле.
Мэрэм с сомнением посмотрел на Имайру.
– Ты говоришь, что возглавлял рейды сюда?
– Нет, не сюда. Мы сражались с армиями Зверя почти в сотне миль к югу.
– Но ты все еще собираешься провести нас здесь?
– Нет, не собираюсь.
Все посмотрели на него с удивлением, так же как Мэрэм.
– Но ты хотел вести нас через Сакэй. Или ты на него посмотрел и передумал?
– Я поведу вас через Сакэй, – сказал Имайра, глядя жесткими голубыми глазами в сторону и указывая на горы Наргаршата. – Это тоже Сакэй.
Хотя лицо Мэрэма покраснело от ветра, на мгновение с него сбежал весь цвет.
– Но эти горы непроходимы!
– Нет, путь есть. – Холод в его глазах заставил меня вздрогнуть. – Древний путь – мы зовем его Путь Стенаний.
Он рассказал нам, что давным-давно его предки построили систему дорог, тоннелей и мостов через Наргаршат, чтобы облегчить себе войну с Морйином. Там, меж ледяными вершинами высоких гор, почти не переставая воет ветер. И там же матери иманиров стенали многие сотни лет, видя, как гибнут их сыновья и дочери.
– Зверю понадобилось долгое, долгое время, чтобы изгнать нас с Наргаршата. Но горы слишком обширны, а нас осталось слишком мало, чтобы оборонять их. Так что в конце концов мы отступили в Элайвагар.
– Но тогда, конечно же, воины Красного Дракона теперь стерегут этот ваш Путь Стенаний.
– Нет, на это у них нет причин – никто из моего народа не ходил там вот уже тысячу лет.
– И ты тоже?
– И я.
– Так откуда ты знаешь, что он все еще существует.
– Он должен существовать. Ты видел, как мой народ делает вещи.
– Но что, если Красный Дракон уничтожил его?
– Предполагаю, что нет. Видишь ли, это был тайный путь и, возможно, его люди не смогли отыскать.
Все мы стояли, гадая, как Имайра сам сможет отыскать путь через эти ужасные горы и таким образом провести нас к Аргатте через черный ход. В ответ он снял свой тюк и достал завернутый в бумагу сверток, который дал ему Барри, быстро открыл его и извлек карту своего отца.
– Что это? – Мэрэм подошел поближе.
Имайра держал в руках то, что казалось парой лакированных дощечек, квадратных и выложенных разным темным деревом. С великой осторожностью он снял верхнюю дощечку, аккуратно прилегавшую к покрытой рунами рамке нижней, словно защищая ее внутреннюю поверхность. Это был меньший квадрат внутри квадрата, сделанный из красновато-коричневого вещества, выглядевшего как глина. Имайра и в самом деле назвал ее живой глиной и сказал, что его прадед сделал эту карту около девяноста лет назад.
– Это одна из вещей, которые мой народ не разучился создавать. Почти во всех семьях иманиров есть такая карта.
Мэрэм протянул палец, чтобы провести им по гладкой, ничем не нарушенной поверхности глины, но мощный голос Имайры заставил его застыть:
– Не трогай! Живую глину нельзя трогать, иначе ты разрушишь карту.
Мэрэм отдернул руку, как от раскаленного железа.
– Не понимаю, как ты можешь называть это картой.
– Смотри, человечек. Если у меня не дрожат руки и разум чист, то ты увидишь кое-что, чего не видел никогда.
Когда Имайра сориентировал свою карту в сторону гор Наргаршата, все мы собрались вокруг. Имайра закрыл глаза и медленно переступал мохнатыми ступнями по голой земле. Почти так же медленно он поворачивал покрытую глиной доску, очевидно, размещая ее вдоль линий, которые мог заметить только сам.
Вдруг живая глина карты начала двигаться, словно ее месили невидимые руки. Местами по волнующейся поверхности пошли борозды и трещины, а кусочки глины превратились в гряды и гребни и поднялись вверх длинными зубчатыми грядами, напоминавшими миниатюрные горы. За малое время произошла эта трансформация, а когда она завершилась, я, к своему изумлению, увидел, что Имайра держит в руках точную копию гор, что лежали перед нами.
– Это карта ближайших гор Наргаршата, – сказал Имайра, открывая глаза и указывая вниз. – Видите долину за передней грядой?
Конечно, мы все видели глубокую выемку в глине за передними горами карты. Но, оглядев мир вокруг, сквозь холодный воздух, тяжело висевший под голубыми небесами, все, что я смог увидеть, это нескончаемую белую стену скалистых пиков, обрамлявших коричневатое плато Сакэя. Если за этими вполне реальными горами и лежала долина, то карта могла ее видеть, а я – нет.
– Если карта верна, то долина, похоже, тянется на многие мили, – заметил мастер Йувейн, указывая на мерцающую глину.
– Карта верна. – Имайра с гордостью посмотрел на нее. – А долина в длину примерно восемьдесят миль. По ней можно проделать треть пути до Аргатты.
– Но какое волшебство в этой карте? – спросил Мэрэм. – Я никогда о таком не слышал.
Глаза Имайры потеплели, когда он смотрел на Сакэй. Потом он ответил Мэрэму:
– Мир – это великое и великолепное место. И в нем сквозь долины, реки и внутри холмов пульсируют токи Земли – их больше, чем сосудов в твоем здоровенном носу, – и они повторяют контуры рельефа. Живая глина резонирует с этими токами так, что может хранить в себе очертания земных форм.
Серые глаза мастера Йувейна остановились на карте.
– Но, похоже, не всей Земли.
– Нет, для того, что карта может воспроизводить, есть ограничения. Направленная с большим умением, она показала бы ландшафт на расстоянии сотни миль, но не дальше.
– Так мы не сможем узнать, что находится за долиной?
– Нет, пока не пройдем ее. Но я надеюсь, что мы отыщем другие долины, параллельные этой. Линия Наргаршата тянется до Аргатты, как и большинство его долин.
– А этот твой Путь Стенаний? – осведомился Кейн. – Следует ли он по долинам Наргаршата?
– Говорят, что да.
– Думаешь, сможешь его отыскать?
Имайра посмотрел на карту и кивнул.
– Я надеюсь.
С замечательной картой, показывающей путь через горы, похоже, нам не придется спускаться на плато Сакэй Но мне не хотелось соглашаться с новым маршрутом. На плато перед нами хватало травы для лошадей.
– В долинах тоже встретится трава, – успокоил меня Имайра. – По крайней мере в нижних.
Как он заметил, вьюки все еще были полны овса, который мы припасли для путешествия.
– А если случится худшее и лошади начнут голодать, вы всегда сможете их съесть и идти дальше пешком.
Эльтару нервно заржал, а я посмотрел на Имайру так, будто бы он предложил съесть моего родного брата. Имайра, в ужасе смотревший, как мы едим солонину, не мог толком понять, почему мы совершенно по другому относимся к лошадям.
– Давай, Вэль, – сказал Кейн. – Мы в любом случае рискуем.
Быстро посовещавшись, мы решили, что наибольший риск кроется в прямой дороге через Сакэй, где невозможно укрыться на голых камнях. Так что, когда Имайра оторвался от карты и ее поверхность снова разгладилась, мы приготовились пересечь великие горы Наргаршата и достичь Аргатты Путем Стенаний.
Глава 39
Так мы въехали в Сакэй. Нам понадобился остаток дня, чтобы пробраться через ближайший проход и подняться на высоченную переднюю гряду. Это было нелегко. Атара поскользнулась на обледеневших камнях и чуть не сломала ногу. Лошади страдали в разреженном воздухе, задыхаясь и потея, их шкуры покрылись изморосью. Мы накрыли животных одеялами, чтобы их не трясло, но это не особенно помогло. Вой ветра превратился в пронзительный визг, когда мы поднялись на гребень горы, все исхлестанные жесткими хлопьями снега. Даже наши огромные белые шубы не могли защитить от ветра.
– Я замерз, я устал, – жаловался Мэрэм, тащивший в поводу Йоло.
Впереди виднелись скалистые башни и туманные облака, а снежная пудра под ногами скрывала подстилку старого снега, превратившегося в ледяную корку.
– Я и в самом деле очень замерз, – восклицал Мэрэм. – Я так замерз, что… О мой Бог, я отморозил пальцы! Я их не чувствую!
Я поспешил к Мэрэму и помог снять перчатки, которые ему связала Аудумла. Кончики пальцев стали твердыми и белыми. Я обхватил их ладонями и попытался согреть дыханием. К нам подошел мастер Йувейн.
– Этого я и боялся, – сказал он, мягко ощупывая узловатыми пальцами руки Мэрэма.
Тот содрогнулся от ужаса:
– Вы что-нибудь можете сделать? Никогда больше не прикасаться к женщинам, никогда…
– Надеюсь, что руку мы спасем.
Его уверенность несколько подбодрила Мэрэма. Мастер Йувейн велел мне растирать его пальцы, пока они совершенно не оттают. Мэрэму он посоветовал держать руки в карманах, поближе к телу, до тех пор, пока мы не разобьем лагерь и наш целитель не сможет вылечить поврежденную плоть при помощи варистеи.
– Хорошо. Но если это Сакэй, то я уже сыт им по горло.
Я тоже так считал. И не только я – все мы, может быть, кроме Имайры, который, перехватив поводья Йоло, возглавил спуск в долину, показанную нам его картой. В этой ветреной впадине длиной в десятки миль мы отыскали несколько зачахших мертвых деревьев, из которых получилось отличное топливо для костра. Нашлось здесь и немного травы для лошадей, и вода в маленьком коричневом ручье. К счастью, мы, кажется, оказались единственными людьми, ступившими на эту землю за тысячу лет.
Ночью в нашем лагере было холодно. Мастер Йувейн совершил маленькое чудо при помощи зеленого кристалла, полностью восстановив руки Мэрэма. Тот поклялся быть поосторожнее во время долгого путешествия, что еще нам предстояло. Я не сомневался, что он сдержит слово. Ни один человек не испытывал большей нежности к своим конечностям.
Следующие четыре дня мы продвигались по долине. Меня беспокоило, что спрятаться было негде. Но, похоже, некому было смотреть на нас, кроме случайных стервятников, описывавших в восходящих потоках над горами широкие круги. Нам удалось за эти дни покрыть немалое расстояние. Лошади выдержали, и мы тоже. К вечеру пятого дня в Сакэе, когда долина резко закончилась огромным массивом, преградившим путь, все мы собирались с силами для очередного штурма мрачных горных высот. Карта Имайры показала проход справа от долины, скрытый за огромной скальной грядой впереди. Мы поднялись по каменистому склону, уповая на то, что карта не солгала. За час нам удалось добраться до разрыва в камнях – высочайшего из проходов, что нам приходилось пересекать. Мастер Йувейн бросил взгляд на огромную седловину, покрытую льдом и снегом, и вслух предположил, что та слишком высока. Так на мгновение показалось и мне, но потом в самом центре прохода я заметил расселину, очень похожую на врата Телемеша, через которые мы попали из Меша в Ишку.
– Выходит, твой народ однажды использовал огнекамни, – заметил Кейн, странно посмотрев на Имайру.
Имайра взглянул на проход, и я ощутил, что великана обуревают великое сомнение и великая печаль.
– Да, мы использовали огнекамни. – Иманир указал вперед. – Так мы создали Путь Стенаний.
Лильяна неловко двинулась, словно пытаясь защититься от ветра, проникавшего под шаль. Создавалось впечатление, что воет не ветер, а стонет сама земля.
Если когда-нибудь к проходу и вела дорога, снег и ветер давно стерли ее. Однако расселина в горах осталась почти такой же, какой прожгли ее огненные камни иманиров много лет назад. А на другой стороне, под самым глубоким из снежных полей, что нам встречались за всю дорогу, мы отыскали древнюю тропу, ведущую вниз.
Многие мили следовали мы по этой ленте утрамбованной земли и камня следующие десять дней. Тропа шла на юго-восток через борозды меж огромными горами, покрытыми льдом. Местами она проходила по склону горы, ловко прорезая его так, чтобы оставаться укрытой за скалами от постороннего взгляда из долины. Кое-где она совсем исчезала, и тогда Имайра доверял своему инстинкту, ведя нас вокруг скалистых башен, через впадины и возвышенности, пока тропа не появлялась вновь. Путь Стенаний, построенный иманирами. В большинстве долин, через которые он проходил, мы могли отыскать лишь немного травы для лошадей, а некоторые оставались совсем бесплодными и казались не больше, чем участками каменистой земли.
Пустынность Сакэя потрясла нас всех. Но это было ничто по сравнению с уродством, привнесенным в эту землю руками людей. Частые тоннели – проделанные в покрытых льдом скалах, слишком высоких, чтобы через них можно было перевалить – напоминали дыры, пробитые сквозь плоть земли к самым ее костям. А ещё хуже казались открытые ямы, которыми кто-то изрыл высокогорные луга и впадины, а иногда и сами горные склоны. Словно язвы в земле, гноящиеся раны, не исцелившиеся за тысячи лет. Что-то отравило земные токи, о которых говорил Имайра, ибо рядом с ямами ничего не росло. Оказалось, что остальные части Сакэя еще более опустошены и загублены, чем эта.
– Это работа Зверя, – объяснил Имайра, указывая на круглую оспину в долине далеко внизу. – Говорят, его люди копали такие ямы по всему Сакэю.
– Но почему? – спросил Мэрэм. – Тут есть алмазы? Золото?
Я вынул меч и направил на восток, желая удостовериться что камень Света все еще находится в том направлении. Когда в зеркальной поверхности меча отразился солнечный свет, неожиданная мысль промелькнула в моем мозгу.
– Красный Дракон и вправду ищет золото. Истинное золото, из которого он надеется сделать другой камень Света.
Имайра странно и с великой печалью посмотрел на меня.
– Точно так, точно так.
Эта метка Зверя встревожила меня и всех нас, ибо если люди Морйина однажды побывали здесь, то могут прийти и вновь. Я ощущал его присутствие везде: в зазубренных лезвиях гор, в башнях ледяных вершин и более всего в резком ветре. Как и было обещано, ветер дул через Наргаршат, словно сквозь зубы дракона, и выл без остановки, пронизывая до костей ледяными порывами, напоминая о пытках и смерти. Пока мы приближались к Морйину и средоточию его земной силы, он, похоже, искал меня так же, как я искал камень Света, призывал сдаться и склониться перед ним.
Не думаю, что он ощущал мое физическое присутствие в этих ужасных горах, которые считал своими. Но киракс все еще отравлял мою кровь и связывал нас путями, продолжавшими наполнять меня все возрастающим ужасом. Я знал, что Морйин чует мою душу. Об этом говорил мне вой ветра и молчаливый вопль горящих легких. В ледяные пустоши, через которые мы пробирались вот уже много дней, он посылал иллюзии, чтобы смутить и сломать меня. Я видел себя прикованным к скале и мучимым сталью и огнем, заледеневшая земля подо мной неожиданно расступалась, сбрасывая в черную, не имеющую дна бездну.
Однако самой невыносимой иллюзией для меня была та, в которой я обретал камень Света и использовал его, чтобы возродить измученные земли Эа. Воображаемое удовольствие от простого прикосновения к золотой чаше совершенно ошеломило меня. Оно наполняло душу жаждой и гордыней, заставляя желать камень Света для себя одного, а другим никогда не позволять даже взглянуть на него. Так велика оказалась алчность к золотому свету, зажженная во мне Морйином, что я начал сам для себя создавать иллюзии. В слепящей белизне снегов Сакэя, в ярком свете и блеске солнца на ледяной корке – повсюду мне мерещился камень Света: на скалистых выступах, вмерзший в ледяные торосы и даже парящий в воздухе. Именно там, в слепящей твердыне Белых гор, я начал свирепейшую из битв за свое здравомыслие и за саму душу.
Огромную силу я черпал от своих друзей, особенно от Атары. Но им приходилось выдерживать свои собственные битвы. В конце концов каждому пришлось сойти в ледяные пустоши отчаяния, чтобы один на один сразиться со своим демоном. И у меня действительно имелось для этого могучее оружие. Силюстрия Элькэлэдара, словно совершенное зеркало, отражала обманы Морйина и защищала от его ужасных золотых глаз и ненависти. Более того, когда я обманывался, силюстрия помогала мне разбить иллюзии и увидеть мир в истинном свете. Душа моя начала открываться сакральному и истинному: в совершенных снежных ландшафтах Белых гор, в сияющих звездах над ними, в глубинах души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Так это Сакэй, – сказал Мэрэм, пока мы стояли рядом с лошадьми на склоне горы. Ветер дул с запада, в спину, и угрожал сбросить нас вниз. – Должен сказать, мне не слишком нравится, как он выглядит.
Мне тоже. Земля перед нами была увядшей и открытой всем ветрам, ее коричневые травы и проплешины уже покрылись сугробами. И так до серой дымки горизонта. Мне показалось, что я различаю вдалеке очертания темной скалы, пометившей лик негостеприимного плато. Не верилось, что здесь могут жить люди. И все же я знал, что когда мы спустимся в долину, то вполне можем столкнуться с кочевниками, пасущими свои стада, или с конницей Красного Дракона, объезжающей границы его ужасающего царства.
– Так, – сказал Кейн, и ветер растрепал его снежно-белые волосы. – Так.
Атара стояла около меня, глядя вниз на Сакэй так, словно до этого видела его в своем кристалле.
Мэрэм с сомнением посмотрел на Имайру.
– Ты говоришь, что возглавлял рейды сюда?
– Нет, не сюда. Мы сражались с армиями Зверя почти в сотне миль к югу.
– Но ты все еще собираешься провести нас здесь?
– Нет, не собираюсь.
Все посмотрели на него с удивлением, так же как Мэрэм.
– Но ты хотел вести нас через Сакэй. Или ты на него посмотрел и передумал?
– Я поведу вас через Сакэй, – сказал Имайра, глядя жесткими голубыми глазами в сторону и указывая на горы Наргаршата. – Это тоже Сакэй.
Хотя лицо Мэрэма покраснело от ветра, на мгновение с него сбежал весь цвет.
– Но эти горы непроходимы!
– Нет, путь есть. – Холод в его глазах заставил меня вздрогнуть. – Древний путь – мы зовем его Путь Стенаний.
Он рассказал нам, что давным-давно его предки построили систему дорог, тоннелей и мостов через Наргаршат, чтобы облегчить себе войну с Морйином. Там, меж ледяными вершинами высоких гор, почти не переставая воет ветер. И там же матери иманиров стенали многие сотни лет, видя, как гибнут их сыновья и дочери.
– Зверю понадобилось долгое, долгое время, чтобы изгнать нас с Наргаршата. Но горы слишком обширны, а нас осталось слишком мало, чтобы оборонять их. Так что в конце концов мы отступили в Элайвагар.
– Но тогда, конечно же, воины Красного Дракона теперь стерегут этот ваш Путь Стенаний.
– Нет, на это у них нет причин – никто из моего народа не ходил там вот уже тысячу лет.
– И ты тоже?
– И я.
– Так откуда ты знаешь, что он все еще существует.
– Он должен существовать. Ты видел, как мой народ делает вещи.
– Но что, если Красный Дракон уничтожил его?
– Предполагаю, что нет. Видишь ли, это был тайный путь и, возможно, его люди не смогли отыскать.
Все мы стояли, гадая, как Имайра сам сможет отыскать путь через эти ужасные горы и таким образом провести нас к Аргатте через черный ход. В ответ он снял свой тюк и достал завернутый в бумагу сверток, который дал ему Барри, быстро открыл его и извлек карту своего отца.
– Что это? – Мэрэм подошел поближе.
Имайра держал в руках то, что казалось парой лакированных дощечек, квадратных и выложенных разным темным деревом. С великой осторожностью он снял верхнюю дощечку, аккуратно прилегавшую к покрытой рунами рамке нижней, словно защищая ее внутреннюю поверхность. Это был меньший квадрат внутри квадрата, сделанный из красновато-коричневого вещества, выглядевшего как глина. Имайра и в самом деле назвал ее живой глиной и сказал, что его прадед сделал эту карту около девяноста лет назад.
– Это одна из вещей, которые мой народ не разучился создавать. Почти во всех семьях иманиров есть такая карта.
Мэрэм протянул палец, чтобы провести им по гладкой, ничем не нарушенной поверхности глины, но мощный голос Имайры заставил его застыть:
– Не трогай! Живую глину нельзя трогать, иначе ты разрушишь карту.
Мэрэм отдернул руку, как от раскаленного железа.
– Не понимаю, как ты можешь называть это картой.
– Смотри, человечек. Если у меня не дрожат руки и разум чист, то ты увидишь кое-что, чего не видел никогда.
Когда Имайра сориентировал свою карту в сторону гор Наргаршата, все мы собрались вокруг. Имайра закрыл глаза и медленно переступал мохнатыми ступнями по голой земле. Почти так же медленно он поворачивал покрытую глиной доску, очевидно, размещая ее вдоль линий, которые мог заметить только сам.
Вдруг живая глина карты начала двигаться, словно ее месили невидимые руки. Местами по волнующейся поверхности пошли борозды и трещины, а кусочки глины превратились в гряды и гребни и поднялись вверх длинными зубчатыми грядами, напоминавшими миниатюрные горы. За малое время произошла эта трансформация, а когда она завершилась, я, к своему изумлению, увидел, что Имайра держит в руках точную копию гор, что лежали перед нами.
– Это карта ближайших гор Наргаршата, – сказал Имайра, открывая глаза и указывая вниз. – Видите долину за передней грядой?
Конечно, мы все видели глубокую выемку в глине за передними горами карты. Но, оглядев мир вокруг, сквозь холодный воздух, тяжело висевший под голубыми небесами, все, что я смог увидеть, это нескончаемую белую стену скалистых пиков, обрамлявших коричневатое плато Сакэя. Если за этими вполне реальными горами и лежала долина, то карта могла ее видеть, а я – нет.
– Если карта верна, то долина, похоже, тянется на многие мили, – заметил мастер Йувейн, указывая на мерцающую глину.
– Карта верна. – Имайра с гордостью посмотрел на нее. – А долина в длину примерно восемьдесят миль. По ней можно проделать треть пути до Аргатты.
– Но какое волшебство в этой карте? – спросил Мэрэм. – Я никогда о таком не слышал.
Глаза Имайры потеплели, когда он смотрел на Сакэй. Потом он ответил Мэрэму:
– Мир – это великое и великолепное место. И в нем сквозь долины, реки и внутри холмов пульсируют токи Земли – их больше, чем сосудов в твоем здоровенном носу, – и они повторяют контуры рельефа. Живая глина резонирует с этими токами так, что может хранить в себе очертания земных форм.
Серые глаза мастера Йувейна остановились на карте.
– Но, похоже, не всей Земли.
– Нет, для того, что карта может воспроизводить, есть ограничения. Направленная с большим умением, она показала бы ландшафт на расстоянии сотни миль, но не дальше.
– Так мы не сможем узнать, что находится за долиной?
– Нет, пока не пройдем ее. Но я надеюсь, что мы отыщем другие долины, параллельные этой. Линия Наргаршата тянется до Аргатты, как и большинство его долин.
– А этот твой Путь Стенаний? – осведомился Кейн. – Следует ли он по долинам Наргаршата?
– Говорят, что да.
– Думаешь, сможешь его отыскать?
Имайра посмотрел на карту и кивнул.
– Я надеюсь.
С замечательной картой, показывающей путь через горы, похоже, нам не придется спускаться на плато Сакэй Но мне не хотелось соглашаться с новым маршрутом. На плато перед нами хватало травы для лошадей.
– В долинах тоже встретится трава, – успокоил меня Имайра. – По крайней мере в нижних.
Как он заметил, вьюки все еще были полны овса, который мы припасли для путешествия.
– А если случится худшее и лошади начнут голодать, вы всегда сможете их съесть и идти дальше пешком.
Эльтару нервно заржал, а я посмотрел на Имайру так, будто бы он предложил съесть моего родного брата. Имайра, в ужасе смотревший, как мы едим солонину, не мог толком понять, почему мы совершенно по другому относимся к лошадям.
– Давай, Вэль, – сказал Кейн. – Мы в любом случае рискуем.
Быстро посовещавшись, мы решили, что наибольший риск кроется в прямой дороге через Сакэй, где невозможно укрыться на голых камнях. Так что, когда Имайра оторвался от карты и ее поверхность снова разгладилась, мы приготовились пересечь великие горы Наргаршата и достичь Аргатты Путем Стенаний.
Глава 39
Так мы въехали в Сакэй. Нам понадобился остаток дня, чтобы пробраться через ближайший проход и подняться на высоченную переднюю гряду. Это было нелегко. Атара поскользнулась на обледеневших камнях и чуть не сломала ногу. Лошади страдали в разреженном воздухе, задыхаясь и потея, их шкуры покрылись изморосью. Мы накрыли животных одеялами, чтобы их не трясло, но это не особенно помогло. Вой ветра превратился в пронзительный визг, когда мы поднялись на гребень горы, все исхлестанные жесткими хлопьями снега. Даже наши огромные белые шубы не могли защитить от ветра.
– Я замерз, я устал, – жаловался Мэрэм, тащивший в поводу Йоло.
Впереди виднелись скалистые башни и туманные облака, а снежная пудра под ногами скрывала подстилку старого снега, превратившегося в ледяную корку.
– Я и в самом деле очень замерз, – восклицал Мэрэм. – Я так замерз, что… О мой Бог, я отморозил пальцы! Я их не чувствую!
Я поспешил к Мэрэму и помог снять перчатки, которые ему связала Аудумла. Кончики пальцев стали твердыми и белыми. Я обхватил их ладонями и попытался согреть дыханием. К нам подошел мастер Йувейн.
– Этого я и боялся, – сказал он, мягко ощупывая узловатыми пальцами руки Мэрэма.
Тот содрогнулся от ужаса:
– Вы что-нибудь можете сделать? Никогда больше не прикасаться к женщинам, никогда…
– Надеюсь, что руку мы спасем.
Его уверенность несколько подбодрила Мэрэма. Мастер Йувейн велел мне растирать его пальцы, пока они совершенно не оттают. Мэрэму он посоветовал держать руки в карманах, поближе к телу, до тех пор, пока мы не разобьем лагерь и наш целитель не сможет вылечить поврежденную плоть при помощи варистеи.
– Хорошо. Но если это Сакэй, то я уже сыт им по горло.
Я тоже так считал. И не только я – все мы, может быть, кроме Имайры, который, перехватив поводья Йоло, возглавил спуск в долину, показанную нам его картой. В этой ветреной впадине длиной в десятки миль мы отыскали несколько зачахших мертвых деревьев, из которых получилось отличное топливо для костра. Нашлось здесь и немного травы для лошадей, и вода в маленьком коричневом ручье. К счастью, мы, кажется, оказались единственными людьми, ступившими на эту землю за тысячу лет.
Ночью в нашем лагере было холодно. Мастер Йувейн совершил маленькое чудо при помощи зеленого кристалла, полностью восстановив руки Мэрэма. Тот поклялся быть поосторожнее во время долгого путешествия, что еще нам предстояло. Я не сомневался, что он сдержит слово. Ни один человек не испытывал большей нежности к своим конечностям.
Следующие четыре дня мы продвигались по долине. Меня беспокоило, что спрятаться было негде. Но, похоже, некому было смотреть на нас, кроме случайных стервятников, описывавших в восходящих потоках над горами широкие круги. Нам удалось за эти дни покрыть немалое расстояние. Лошади выдержали, и мы тоже. К вечеру пятого дня в Сакэе, когда долина резко закончилась огромным массивом, преградившим путь, все мы собирались с силами для очередного штурма мрачных горных высот. Карта Имайры показала проход справа от долины, скрытый за огромной скальной грядой впереди. Мы поднялись по каменистому склону, уповая на то, что карта не солгала. За час нам удалось добраться до разрыва в камнях – высочайшего из проходов, что нам приходилось пересекать. Мастер Йувейн бросил взгляд на огромную седловину, покрытую льдом и снегом, и вслух предположил, что та слишком высока. Так на мгновение показалось и мне, но потом в самом центре прохода я заметил расселину, очень похожую на врата Телемеша, через которые мы попали из Меша в Ишку.
– Выходит, твой народ однажды использовал огнекамни, – заметил Кейн, странно посмотрев на Имайру.
Имайра взглянул на проход, и я ощутил, что великана обуревают великое сомнение и великая печаль.
– Да, мы использовали огнекамни. – Иманир указал вперед. – Так мы создали Путь Стенаний.
Лильяна неловко двинулась, словно пытаясь защититься от ветра, проникавшего под шаль. Создавалось впечатление, что воет не ветер, а стонет сама земля.
Если когда-нибудь к проходу и вела дорога, снег и ветер давно стерли ее. Однако расселина в горах осталась почти такой же, какой прожгли ее огненные камни иманиров много лет назад. А на другой стороне, под самым глубоким из снежных полей, что нам встречались за всю дорогу, мы отыскали древнюю тропу, ведущую вниз.
Многие мили следовали мы по этой ленте утрамбованной земли и камня следующие десять дней. Тропа шла на юго-восток через борозды меж огромными горами, покрытыми льдом. Местами она проходила по склону горы, ловко прорезая его так, чтобы оставаться укрытой за скалами от постороннего взгляда из долины. Кое-где она совсем исчезала, и тогда Имайра доверял своему инстинкту, ведя нас вокруг скалистых башен, через впадины и возвышенности, пока тропа не появлялась вновь. Путь Стенаний, построенный иманирами. В большинстве долин, через которые он проходил, мы могли отыскать лишь немного травы для лошадей, а некоторые оставались совсем бесплодными и казались не больше, чем участками каменистой земли.
Пустынность Сакэя потрясла нас всех. Но это было ничто по сравнению с уродством, привнесенным в эту землю руками людей. Частые тоннели – проделанные в покрытых льдом скалах, слишком высоких, чтобы через них можно было перевалить – напоминали дыры, пробитые сквозь плоть земли к самым ее костям. А ещё хуже казались открытые ямы, которыми кто-то изрыл высокогорные луга и впадины, а иногда и сами горные склоны. Словно язвы в земле, гноящиеся раны, не исцелившиеся за тысячи лет. Что-то отравило земные токи, о которых говорил Имайра, ибо рядом с ямами ничего не росло. Оказалось, что остальные части Сакэя еще более опустошены и загублены, чем эта.
– Это работа Зверя, – объяснил Имайра, указывая на круглую оспину в долине далеко внизу. – Говорят, его люди копали такие ямы по всему Сакэю.
– Но почему? – спросил Мэрэм. – Тут есть алмазы? Золото?
Я вынул меч и направил на восток, желая удостовериться что камень Света все еще находится в том направлении. Когда в зеркальной поверхности меча отразился солнечный свет, неожиданная мысль промелькнула в моем мозгу.
– Красный Дракон и вправду ищет золото. Истинное золото, из которого он надеется сделать другой камень Света.
Имайра странно и с великой печалью посмотрел на меня.
– Точно так, точно так.
Эта метка Зверя встревожила меня и всех нас, ибо если люди Морйина однажды побывали здесь, то могут прийти и вновь. Я ощущал его присутствие везде: в зазубренных лезвиях гор, в башнях ледяных вершин и более всего в резком ветре. Как и было обещано, ветер дул через Наргаршат, словно сквозь зубы дракона, и выл без остановки, пронизывая до костей ледяными порывами, напоминая о пытках и смерти. Пока мы приближались к Морйину и средоточию его земной силы, он, похоже, искал меня так же, как я искал камень Света, призывал сдаться и склониться перед ним.
Не думаю, что он ощущал мое физическое присутствие в этих ужасных горах, которые считал своими. Но киракс все еще отравлял мою кровь и связывал нас путями, продолжавшими наполнять меня все возрастающим ужасом. Я знал, что Морйин чует мою душу. Об этом говорил мне вой ветра и молчаливый вопль горящих легких. В ледяные пустоши, через которые мы пробирались вот уже много дней, он посылал иллюзии, чтобы смутить и сломать меня. Я видел себя прикованным к скале и мучимым сталью и огнем, заледеневшая земля подо мной неожиданно расступалась, сбрасывая в черную, не имеющую дна бездну.
Однако самой невыносимой иллюзией для меня была та, в которой я обретал камень Света и использовал его, чтобы возродить измученные земли Эа. Воображаемое удовольствие от простого прикосновения к золотой чаше совершенно ошеломило меня. Оно наполняло душу жаждой и гордыней, заставляя желать камень Света для себя одного, а другим никогда не позволять даже взглянуть на него. Так велика оказалась алчность к золотому свету, зажженная во мне Морйином, что я начал сам для себя создавать иллюзии. В слепящей белизне снегов Сакэя, в ярком свете и блеске солнца на ледяной корке – повсюду мне мерещился камень Света: на скалистых выступах, вмерзший в ледяные торосы и даже парящий в воздухе. Именно там, в слепящей твердыне Белых гор, я начал свирепейшую из битв за свое здравомыслие и за саму душу.
Огромную силу я черпал от своих друзей, особенно от Атары. Но им приходилось выдерживать свои собственные битвы. В конце концов каждому пришлось сойти в ледяные пустоши отчаяния, чтобы один на один сразиться со своим демоном. И у меня действительно имелось для этого могучее оружие. Силюстрия Элькэлэдара, словно совершенное зеркало, отражала обманы Морйина и защищала от его ужасных золотых глаз и ненависти. Более того, когда я обманывался, силюстрия помогала мне разбить иллюзии и увидеть мир в истинном свете. Душа моя начала открываться сакральному и истинному: в совершенных снежных ландшафтах Белых гор, в сияющих звездах над ними, в глубинах души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104