– Что же мне вам сыграть? – спросил он, усаживаясь среди пяти дымных костров, которые соорудил Мэрэм.
– Что-нибудь воодушевляющее. Что-нибудь такое, что унесет нас далеко отсюда.
Он достал мандолину, настроил ее распухшими искусанными пальцами и запел о Чаше Небес, о том, как Галадины создали ее на Далекой звезде задолго до того, как прислать в Эа. Сначала песня шла на ардике, но вскоре Альфандерри перешел на тот странный язык, которого никто не понимал. Плавные слова звучали, как свежая весна, созвучия наполняли ночь звоном серебряных колокольчиков. Казалось невозможным постичь этот язык лишь разумом, так как он менялся подобно журчанию залитой лунным светом реки, такой музыкальный, словно на нем никогда не говорили, а только пели.
– Прекрасно, – вздохнула Атара.
Мы согласились с ней – все, кроме Кейна, который сидел молча, глядя в огонь.
– Но что это значит? – спросил Мэрэм. Он смотрел, как Огонек кружит вокруг головы Альфандерри. – Где ты научился на нем говорить?
– Я все еще учусь, разве ты не заметил?
– Нет, не заметил. – Мэрэм прихлопнул комара.
Альфандерри снова улыбнулся.
– Когда я пою с открытым сердцем, мой язык находит новые звуки. Я узнаю правильные по их вкусу, ибо на самом деле есть лишь один звук и лишь один вкус. Чем больше я пою, тем слаще звуки и тем ближе я подхожу к истине. И поэтому я ищу камень Света.
Он верил в то, что золотая чаша поможет ему заново открыть истинный язык и музыку ангелов – Элийинов и Галадинов. Тогда удастся услышать песню вселенной и тайну голосов звезд и всех созданий света.
– Когда-нибудь я отыщу чашу – и напишу настоящую музыку.
Музыка, что он исполнил этой ночью, была прекрасна, как эликсир, дающий силу и надежду. Некоторое время я не обращал внимания на то, как сосет под ложечкой – нечто продолжало выискивать меня в лесу. Стараясь отвлечься, я всматривался в темные промежутки между деревьями. И там, на кривом корне или просто на земле, я увидел камень Света. Он сиял еще ярче, чем в Тур-Солану, напоминая о том, почему я должен отыскать его любой ценой.
Минуты веры, воспламеняя душу, кажутся вечными. Но, к сожалению, это не так. Утро принесло влажную жару и комаров. Даже обилие цветов Вардалууна – змеиного корня и железнянки, волчьей ягоды и дикого имбиря – не вселило в нас бодрости. Тяжело все время кутаться в плотные шерстяные плащи, и вскоре пришлось бы выбирать между пиявками и тепловым ударом. По-прежнему принюхиваясь к удушающему воздуху, ища малейшие признаки приближения океана, я понимал, что еще далеко. Залив Китов отсюда в двух или более днях езды. А два дня в этих кишащих пиявками лесах…
Больше всего удручала бесконечность Вардалууна. Весь мир будто превратился в огромное скопление деревьев, исходящего паром орляка и колючих кустов, укрывающих кровососущих тварей Хотя умом я понимал, что мы непременно выйдем к морю, зуд искусанной кожи и пот, разъедавший пиявочные укусы, говорили мне нечто совсем противоположное. Если мы и выживем и каким-то образом достигнем Морского народа, непонятно, чем они помогут нам, ведь они не говорили с людьми уже много тысяч лет. Залив Китов мог оказаться тупиком, из которого не будет выхода – кроме обратного пути через Вардалуун.
Вскоре земля стала подниматься, вязы и клены сменились дубами, каштанами и тополями, а ощущение, что кто-то охотится за нами, усилилось. Та темная тварь, о которой говорила Мицуна, подбиралась ближе, и я старался понять, что это. Еще один медведь, которого Морйин превратил в гуля? Стая обезумевших волков, приученных ко вкусу человеческой крови? Или Морйин послал за нами отряд Серых? Я вздрогнул, подумав о том, что снова почувствую леденящую беспомощность, как тогда, когда стоял перед длинными ножами и бездушными глазами Серых.
Я был близок к отчаянию. Вид спутников, скорчившихся на лошадях, только усиливал тоску. Мрачность Мэрэма превратилась в злость на весь мир – и на меня – за то, что я привел его в это ужасное место. Атара думала об увиденном в пророческой сфере – и страшилась того, что ждало нас на деревьях; ее обычно яркие глаза потускнели от покорности судьбе. Мастер Йувейн не мог найти в себе сил даже открыть книгу, а Альфандерри пребывал в беспокойном молчании. Лильяна, упрямая и крепкая, приготовилась пойти навстречу неминуемой смерти. Я подумал, что она жалеет себя тем более, что никто из нас не выживет, чтобы оценить ее жертву. Только Кейна, похоже, не затронуло всеобщее отчаяние – но он порой вообще не походил на человека. Ненависть была его щитом против зла Вардалууна.
Уныние друзей заставляло меня сильно страдать, и я хотел бы от него избавиться. Но сначала неплохо было бы избавиться от своего собственного. Без всяких там благородных жестов.
– Проклятые деревья, – проворчал Мэрэм, ехавший рядом со мной. – Нет им конца! Мы никогда не найдем выход отсюда!
Вглядываясь во мрак леса, я вспомнил, что предначальный свет всегда сияет в каждом из нас, чтобы указывать путь.
– Найдем.
– Нет. Это невозможно. Мы никогда не выйдем отсюда.
Я чувствовал, как этот свет теперь собрался в моих глазах со всей неумолимостью восходящего солнца. Оставалось лишь открыться ему – и прикоснуться к Мэрэму.
– Невозможно, чтобы мы не вышли.
Он на мгновение выпрямился в седое и посмотрел на меня.
– У тебя все еще есть камень?
Мой друг кивнул, залез в карман и извлек камень. Его эксперименты с джелстеи привели к тому, что в том была прожжена ровная дыра.
– Посмотри сквозь нее и скажи, что ты видишь.
С озадаченным выражением он поднес камень к глазу.
– О, я вижу деревья и еще деревья. И пиявок, и комаров, и прочих омерзительных тварей.
– Дай мне камень.
Он положил его мне в руку, и я посмотрел в отверстие.
– А я вижу удивительное. Я вижу человека, подобного ангелам, который сверкает так ярко, что даже камни тают перед ним. Не говори мне, что этот человек не сможет отыскать выход из леса.
Я улыбнулся, и Мэрэм неожиданно успокоился.
Часом позже мы поднялись в холмы, и на нас свалилась новая напасть – яростными стаями налетели маленькие черные птицы с красными отметинами на шее. Они вонзали черные клювы в раны на боках лошадей, желая отведать их крови, хлопали крыльями и вопили над нашими головами, словно пытаясь добраться до комариных укусов и пиявочных ран на наших лицах. Хотя они не атаковали здоровую плоть, на нас было столько ран, что мы могли остаться без глаз. Тысячи этих кровавых птиц заполнили воздух подобно черному облаку.
– Их слишком много! – Альфандерри махал перед собой руками и пытался спрятать голову под плащом.
Лошади ржали и брыкались. Я посмотрел на Мэрэма, опять впадавшего в отчаяние, на Атару с ее озабоченными глазами, на Лильяну, вздрагивавшую под ударами клювов… Их страдания обжигали. А потом я неожиданно вспомнил о бесконечном огне, что всегда готов наполнить мое сердце. Он пылал, яркий и такой горячий, что доставлял мучения, и я решил, что это не что иное, как любовь. Дикая и страшная, может быть, но все равно любовь.
Я выхватил меч, и полдюжины птиц упали на землю, рассеченные на куски.
– Используй джелстеи! – крикнул я Мэрэму.
– Мицуна сказала, что без необходимости нельзя! – отозвался тот, сжимая кристалл в ладони.
– Это необходимость!
Мэрэм повернул джелстеи так, чтобы тот впитывал свет. Что-то вспыхнуло, оранжевое пламя вылетело из камня и испепелило с дюжину птиц. Они падали, словно кричащие факелы. Я ожидал следующего удара, но Мэрэм покачал головой.
– Больше сейчас не могу! – крикнул он.
Кейн, Атара и я яростно размахивали мечами, однако птицы теперь опасались сияющей стали, и им удавалось избегать ее.
Потом меня посетило вдохновение. Прикрывая рукой глаза, я позвал Альфандерри.
– Ты находишь слова, заставляющие ангелов петь. Теперь найди такие, чтобы чертовы птицы убрались!
Альфандерри кивнул, поняв меня, открыл рот и запел самую сладкую песню из всех, что я когда-либо слышал. Мелодия менялась, словно бы он играл с гармониями. Но вскоре звук стал таким жутким и пронзительным, что у меня заложило уши.
Птицам он, похоже, тоже не понравился. Когда песня стала громче и заполнила весь лес, птицы неожиданно развернулись как одна и исчезли за деревьями.
Альфандерри, улыбаясь, подъехал ко мне.
– Никогда не думал, что мне удастся что-то подобное.
Вокруг нас собрались остальные.
– Как ты думаешь, это на комаров подействует? А на пиявок? – спросил Мэрэм.
– Не знаю.
Я сидел на Эльтару, чистил меч и оглядывал лес. Дубы и тополя здесь были очень высокими и не так изобиловали пиявками, как в других частях Вардалууна. Комаров тоже, казалось, стало поменьше. Однако приблизилось то, что охотилось за нами. Я чувствовал голод этой твари, как гигантскую пиявку, ползущую по позвоночнику.
– Нам есть о чем беспокоиться и кроме паразитов, – сказал я, глубоко вдохнув, и поведал о своих ощущениях.
– Но это ужасно! Это самая плохая новость!
Решили дальше сегодня не ехать: собрали топлива для ночных костров и нарезали кустарник. Когда мы закончили, уже стало темнеть.
– Что это, Вэль? – спросил Мэрэм. Все мы собрались возле сооруженной на скорую руку изгороди. – Серые?
Я медленно покачал головой, настороженно ловя малейшее движение. Кейн тоже вглядывался в лес ненавидящими глазами. Потом он неожиданно подошел к своей лошади и достал из чехла лук.
– Что ты делаешь?
Его челюсти напряглись, он натянул тетиву и взял колчан со стрелами.
– Куда ты?
Он наконец посмотрел на меня – глазами, горевшими как черный камень, что держал в руке.
– Поохотиться, – прорычал Кейн и пошел к границе лагеря.
Я остановил его, взяв за руку.
– Один в лесах без друзей, что станут рядом?
– Именно. – Он посмотрел на меня и на Атару, тоже снаряжавшую лук. – Одиночка пройдет там, где остальные не смогут.
– Да, по пути на тот свет.
– Я уже давно стою на этом пути. Я охочусь на то, что охотится на вас.
– Так ты знаешь, что это?
– Нет, только предполагаю.
– Ты должен был мне сказать. – Я вглядывался в тени меж деревьев.
– А ты должен был сказать мне . – Его глаза сверкали. – Ты должен был сказать мне, что оно так близко.
С этими словами Кейн перешагнул через ветки, окружавшие лагерь, и исчез в лесу.
Мы ждали. Атара стояла наготове, наложив стрелу на тетиву. Мэрэм спрятал огнекамень, больше полагаясь на меч. Альфандерри и Лильяна вытащили сабли, я – свою кэламу.
– Оно не станет на нас сейчас нападать, – сказал Мэрэм. – Подождет до завтра, когда мы затеряемся в лесу. А потом схватит всех поодиночке.
Я знал, что Мэрэм устал – и все мы тоже. На такой почве страх легко пускает корни.
– Мы выжили после встречи с Серыми. Выживем и теперь.
Нет, мы не будем выживать, вдруг подумал я; мы будем процветать, жить с той дикой радостью, что заставляет орлов летать и волков петь. Я хлопнул Мэрэма по плечу и улыбнулся ему, и потом мы уже не говорили о том, чтобы сдаться.
Лильяна, с сомнением проведя пальцами по кромке своей сабли, подошла проверить мой меч. Она коснулась кэламы без разрешения, потом дотронулась до моей руки, словно оценивая ее силу.
– Послушай, если предстоит бой, почему бы тебе не поесть сначала? Я приготовлю немного…
– Лильяна, твоя забота поддерживает больше, чем твоя пища.
Она широко улыбнулась, и страх умереть безвестно, похоже, исчез.
Мастер Йувейн смотрел на варистеи в своей руке. Его разум как точильное колесо, рассыпающее искры, бился над одной мыслью.
– Что вас беспокоит, сир?
Наставник поднял зеленый кристалл.
– Это камень исцеления, как все мы видели. Боюсь, что над смертью у него власти нет.
– Да, он властен лишь над жизнью.
Я улыбнулся и сжал костлявое предплечье наставника.
Альфандерри тоже подошел ближе и вглядывался в темный лес.
– Прорицательница однажды сказала мне, что я не умру, пока не отыщу слова к своей песне. Даже сейчас они далеки, как звезды.
– И о чем тебе это говорит?
– Что прорицательницы обычно ошибаются.
Атара мрачно улыбнулась, а я спросил:
– Знаешь, о чем это говорит мне?
– О чем, Вэль?
– Что тебе не суждено умереть сегодня.
Мы посмотрели в глаза друг другу, и в его взоре зажегся свет, такой же яркий, как огонь, исходивший от Огонька.
Атара вглядывалась в чащу, словно весь мир был хрустальной сферой.
– Ты что-то видишь?
– Да. Там много людей – в лесу, где дубы растут вдоль ручья. Их убили. Или убивают сейчас… или будут… О Вэль, я не знаю, не знаю!
Она ожесточенно терла покрасневшие глаза. Смерть присосалась к ней, как омерзительная пиявка, читалась на прекрасном лице, словно буквы из книги мастера Йувейна.
Я сжал ее плечо.
– Что всегда говорят прорицательницы? В итоге мы сами выбираем свое будущее, да?
Я прижался к ней лбом, ощущая, как шрам в виде молнии коснулся ее третьего глаза. Дыхание Атары обожгло меня, как огонь. Когда мы отошли друг от друга, глаза девушки сверкали, вдохновленные новой жизнью.
Вокруг жужжали комары, чирикали и посвистывали птицы, но я прислушивался к иным звукам. Взгляд мой миновал свисавших пиявок и поеденные насекомыми листья ища того, кто ищет меня.
Из темных лесов раздался ужасный крик. Мы подскочили от звучавшей в нем муки. Потными руками я стиснул рукоять меча; Атара подняла лук и нацелила стрелу.
Второй крик пронзил воздух, следуя за первым, и послышался шум, как будто что-то большое ломилось сквозь кусты к нашему лагерю.
– Что это? – прошептал Мэрэм. – Ты видишь…
– Ш-ш-ш! Приготовься!
В этот момент из-за деревьев показалась молодая женщина, бегущая изо всех сил. Ее длинные темные волосы развевались, домотканое платье почти не прикрывало исцарапанное и кровоточащее тело. Она то оглядывалась через плечо, то смотрела вперед, словно выискивая, куда бежать. Всего пятьдесят ярдов было от нее до нашего лагеря, однако в страхе перед преследователем женщина, похоже, нас не замечала.
– Что делать? – прошептал Мэрэм.
– Ждать. – Я крепче стиснул рукоять кэламы. Атара направила стрелу на деревья за спиной женщины. – Еще немного…
Но Мэрэм, трепетавший от ярости, устал от долгих дней ожидания и с громким криком помахал мечом над головой.
– Сюда! Мы здесь!
При звуках его мощного голоса женщина замерла и повернулась к нам. Выражение ее прелестного лица напоминало лицо потерявшегося ребенка, нашедшего мать. Незнакомка побежала к лагерю, и мы сдвинули изгородь из веток, чтобы впустить бедняжку внутрь.
– Спасибо, – выдохнула она окровавленными губами, когда мы собрались вокруг. – Оно… убило остальных. Чуть не убило меня.
– Оно?
Женщина была слишком измучена и напугана, чтобы говорить. Она стояла рядом с Мэрэмом, тяжело дыша, трясясь и плача.
– Что бы это ни было, оно не желает показываться, – заметила Атара.
– До темноты, – пробормотал Альфандерри.
Мэрэм, преисполненный сочувствия, раскрыл плащ и прижал беглянку к себе.
– Как тебя зовут?
– Мелайя, – всхлипнула она. – Мелайя.
Лильяна принюхивалась к этой избитой, но прекрасной женщине, словно ревнуя к нежности Мэрэма. Он действительно был нежен, но я также ощутил желание, поднимавшееся в нем, как горячий сок в дереве. Однако гораздо больше меня удивило, что и в Мелайе я почувствовал дикую тягу к Мэрэму.
– Все они мертвы. – Она указывала в сторону леса. – Все мертвы.
Я обернулся посмотреть, и в это время Мэрэм за моей спиной издал какой-то сдавленный звук, словно страсть перехватила его горло.
– Аргх, – рычал он. – А-а-ах-х-х!
Я взглянул через плечо и увидел, что Мелайя прижала лицо к шее Мэрэма, изящными руками держа его за голову. На мгновение я ошеломленно застыл. Глаза Мэрэма вылезли из орбит. А Мелайя прижималась к нему все теснее и теснее, вонзив зубы в шею.
– А-а-а-ах-х-х-х, – хрипел Мэрэм, захлебываясь кровью. – Хр-р-р-р!
– Прекрати! – закричал я. – Что ты делаешь!
Я бросился к женщине, чтобы оторвать от ее пораженного Мэрэма, но она с колоссальной силой швырнула меня на землю. Когда я встал – Лильяна и Альфандерри тоже кинулись вперед, – плащ Мэрэма распахнулся, открыв меняющиеся формы. Тут уж я не поверил собственным глазам, ибо в одно мгновение Мелайя превратилась в огромного черного медведя.
– Вэль… – Мэрэм беспомощно трепыхался. – Вэль, Вэль!
Медведь придвинул морду к Мэрэму, рыча и лакая его кровь. Тут я обрушил на зверя свой меч, ожидая, что бритвенно-острое лезвие кэламы рассечет шкуру и плоть. Вместо этого кэлама опустилась на горбатую медвежью спину словно на камень и с мучительным звоном распалась на две части. Так был сломан благородный клинок, данный мне отцом. Я уставился на зазубренный обломок, оставшийся у меня в руке, будто сломали меня.
– Вэль, помоги нам! – закричала Лильяна.
Я увидел, что она и Альфандерри тоже испортили свои клинки о медведя. Атара выстрелила ему в спину, но почему-то стрела отскочила от шкуры. Мастер Йувейн наконец опомнился и стукнул медведя по голове обшитой кожей книгой, хотя с таким же успехом мог стукнуть гору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104