Кружась, мы падаем с тобой,
Как искорки в ночи.
Вот и потрескивающий костер выбрасывал во тьму снопы искр, а меня охватило странное чувство, что мы с Атарой однажды пришли с какой-то безымянной звезды. Когда она смотрела на меня, казалось, что мы туда возвратились.
Мы целую вечность просидели на камне под древними созвездиями, пока мир летел в пустоте, а звезды тихо мерцали. Целую вечность я смотрел в ее глаза. Что я видел там? Только свет. Даже если она каким-то чудом исполнит свои обеты, как удержать его? Могу ли я выпить море и все океаны звезд?
Она тихонько протянула руку и положила ее поверх моей. Прикосновение пронзило меня, словно молния. Вся ее невыразимая печаль наполнила мою душу – но и вся ее жажда жизни тоже. Тепло пальцев Атары не имело ничего общего со страстью или желанием близости, но обещало, что мы будем добры друг к другу и никогда не предадим. И что мы должны помнить, откуда пришли и кем должны стать. Это был самый священный обет из всех данных мной; я знал: и Атара, и я будем хранить его.
Когда люди стремятся превратить истину в ложь, хорошо быть уверенным хотя бы в чем-то. В тишине ночи мы затерялись в глазах друг друга, и наше дыхание слилось в одно.
Так за несколько часов я стал счастливее, чем был. Однако когда дверь в закрытую комнату наконец распахнулась, не только свет хлынул туда, но и терпеливо поджидавшая тьма. В своей растущей надежде, в жажде всегда быть с Атарой я не мог себе и представить, что мое сердце стало открыто для величайшего ужаса.
Глава 12
Рано утром у меня снова начались кошмары. Я с криком проснулся, увидев во сне, будто земля под моим спальником раскрылась и я падаю в черную бездну. Мои крики всех разбудили. Мастер Йувейн подбежал туда, где около мерцающих янтарем углей лежал я, и потрогал мой лоб.
– Лихорадка вернулась. Я сделаю тебе чай.
Он отошел набрать воды и приготовить горький напиток, а Атара намочила в ручье кусок ткани и положила мне на лоб. Ее пальцы – загрубевшие от многих лет стрельбы из лука – были волшебно нежны, когда она перебирала мои промокшие от пота волосы. Она молчала, беспокойно поджав полные губы.
– Думаете, рана воспалилась? – спросил Мэрэм у мастера Йувейна. – Я считал, что он пошел на поправку.
– Посмотрим. – Тот был занят кипячением воды. – Давай освободим тебя от кольчуги, Вэль.
Они раздели меня до пояса, потом мастер Йувейн размотал бинты и осмотрел рану. Ощупав мой бок, он заключил, что рана чистая и хорошо заживает. Перевязав ее снова, он помог мне одеться, потом сел около горшка с кипящей водой и посмотрел на меня в замешательстве.
– Думаете, это киракс? – спросил Мэрэм.
– Нет. Впрочем, возможно.
– А что такое киракс? – поинтересовалась Атара.
Мастер Йувейн кинул на меня взгляд, словно спрашивая, можно ли ей знать.
– Яд. Страшный яд.
Он рассказал, как стрела убийцы ранила меня в лесах Сильвашу, и объяснил, что клирики Каллимуна используют киракс, когда убивают по повелению Морйина.
– Однако у тебя могущественные враги, – заметила Атара.
– Похоже на то. – Я улыбнулся им всем. – Но и лучшие в мире друзья.
– А почему Морйин хочет, чтобы ты умер?
Я и сам не прочь был бы узнать ответ. Но мне нечего было сказать, поэтому я пожал плечами и перевел взгляд на зарево зари, встающее на востоке.
– Ну, если тот человек, Кейн, один из его посланцев, то у меня есть для него подарочек. – Атара вытянула из колчана стрелу и направила ее на запад, в сторону Аргатты. – Не только убийцы Морйина умеют метать стрелы.
Потом я выпил горький чай и немного поел. Хотя лихорадка прошла с наступлением дня, тупая головная боль мучила меня по-прежнему. Большие темные тучи двигались с севера, и я словно чувствовал, как они давят на лес. Не успели мы собрать посуду и упаковать вещи, как пошел дождь: крупные холодные капли пробивали листву и падали нам на головы. Мастер Йувейн заметил, что в лесу было бы суше, чем на открытой дороге, и предложил остаться здесь на день.
– Нет, – сказал я. – Мы не можем отдыхать, пока не доберемся до Трайи.
Мастер Йувейн, который иногда мог быть очень упрямым, покачал головой.
– Ты устал, Вэль. И лошади тоже устали.
В конце концов именно состояние лошадей заставило меня согласиться. Им пришлось много миль проскакать без отдыха, а зерно они в последний раз получали в замке герцога Горадора. Травы не хватало – особенно Эльтару, которому требовался овес, чтобы поддерживать силы в огромном теле. Последние два дня он намекал, что голоден, но я не прислушивался. Поэтому я решил, что предложение мастера Йувейна вполне разумно, и, невзирая на протесты Мэрэма, отдал лошадям большую часть овса, служившего нам для приготовления утренней каши. Я напомнил ему, что у нас есть еще сыр и орехи, а также немного сухих бисквитов.
Дождь с каждым часом усиливался. Мы съежились под ненадежной защитой деревьев, прислушиваясь к каплям, что барабанили по листьям. Я был очень рад плащу, который подарила мне мать, – завернулся в него и еще надел белый шерстяной шарф, связанный бабушкой. Через некоторое время достал подаренные Джонатэем шахматы и сыграл несколько партий с Мэрэмом и Атарой. К моему удивлению, она все время выигрывала, хотя я и не подозревал, что сарнийцы увлекаются шахматами. Я мог бы списать свою плохую игру на головную боль, но не хотел омрачать ее победы.
– Может, ты со мной сыграешь? – спросила Атара у Мэрэма после того, как я сдал четвертую партию. – Чего зря сидеть?
– Нет, спасибо. С удовольствием посмотрю, как Вэль проигрывает.
Мэрэм жалко дрожал под своим красным плащом.
– Я замерз, я устал, я намок… Впрочем, дождь по крайней мере загонит медведей в берлоги. Их вроде пока не видно, а?
– Нет, – сказал я, чтобы подбодрить его. – Медведи не любят дождь.
– И Кейна не видно, и никого другого, да?
Мастер Йувейн и Атара уверили его в том, что леса так же спокойны, как и мокры. Я бы тоже хотел подтвердить это. Но не мог – сам не чувствовал себя в безопасности. С тех самых пор, как я пробудился от ночного кошмара, меня не покидало грызущее чувство, что какая-то тварь охотится за мной, пытаясь уловить мой запах сквозь пелену дождя. Сумерки сгущались, неприятное чувство опасности делалось все сильнее. Я решил свернуть лагерь и с первыми же лучами солнца выехать, невзирая на дождь, лихорадку или усталость лошадей.
Ночью кошмары усилились. Лихорадка вернулась, чай мастера Йувейна помогал плохо. Но я пообещал себе, что утром мы будем в дороге.
До чего противно – тащиться сквозь дождь по мокрым булыжникам! Мир сузился до каменного тоннеля, ведущего на восток через темные зеленые леса под еще более темным серым небом. Мастер Йувейн объяснил, что в Алонии дожди порой идут целыми неделями. Мэрэм громко удивлялся, как это небеса могут вмещать в себя океаны воды. Атара сказала, что в Вендраше дожди проливные, зато непродолжительные. Потом, чтобы нас подбодрить, она запела песню, по идее прогоняющую дождь.
Под вечер мы разбили лагерь в промокшем насквозь лесу. Дождь наконец прекратился. Жаль, что моя лихорадка не прекратилась вместе с ним. Похоже, она завладела моей головой, иссушая все чувства, спекая мозг. Этой ночью мне не снились кошмары только потому, что я не мог спать. Я лежал без сна на холодной сырой земле, ворочаясь и мечтая о том, чтобы небо прояснилось и показались звезды. Но облака оставались плотными и тяжелыми. Жидкий свет утра с трудом пробился сквозь серый туман, скрывавший верхушки деревьев.
– Ты все еще горишь, – сказал мастер Йувейн, потрогав мой лоб. – И ты очень бледный, Вэль. Боюсь, что тебе становится хуже.
По правде говоря, мне было так плохо, что я с трудом мог держать чашку с чаем и даже разговаривать. Я обязан был предупредить друзей о том, что нас преследуют.
– За нами кто-то идет.
Новости встревожили Мэрэма, а Атара удивленно выгнула светлые брови.
– Мы никого не видели с тех пор, как проехали холмы. Почему ты решил, что нас преследуют?
– Вэль чувствует такие вещи, – попытался объяснить мастер Йувейн.
Атара посмотрела на меня долгим испытующим взглядом, а потом кивнула. Казалось, она понимает меня, как никто другой. Она верила мне, верила в меня, и я любил ее за это.
– Ты говоришь, кто-то едет за нами… – пробормотал Мэрэм, стоя у костра и оглядывая лес. – Почему ты нам раньше не сказал?
Я тоже поднялся и оглядел окрестности. Я не говорил ничего, так как сам ни в чем не был уверен, даже сейчас. Только два дня назад, радуясь, что нашел Атару, я открыл себя миру и был поражен красотой неба и земли, свежестью цветов, деревьев и ветра. Но что, если мой дар, усиленный кираксом, открыл меня и для другого? Что, если теперь я чувствую каждую лису, охотящуюся за кроликами или полевками? Что, если теперь я способен воспринять жажду убийства каждого медведя, енота или ласки – и лягушки, охотящейся за мухами, и птицы, выкапывающей червей, и всех существ вокруг нас? Мог ли я ошибиться в этом потоке естественных инстинктов, думая, что кто-то охотится именно за мной?
Но в том, что я чувствовал, была какая-то неестественность , приводившая меня в ужас. Что-то мерзкое и нечистое хотело присосаться к моей шее, клубок червей вгрызался в живот. Я боялся, что они выпьют из меня саму жизнь, если только им позволить. И так как я боялся, что эта ужасная вещь может произойти с Атарой и с остальными, я решил наконец предупредить их.
– Прости, что не сказал раньше. Я хотел убедиться. Здесь что-то не так.
Мэрэм, хорошо помнивший, как мы чуть не погибли у Врат Телемеша, коротко вздохнул.
– Еще один медведь?
– Нет, что-то другое. Ни одно животное не производит такого впечатления.
– Ни одно, кроме Красного Дракона, – пробормотал Мэрэм.
– Если нас преследуют люди, то нам стоит ехать как можно быстрее, – сказал мастер Йувейн.
– Если это люди, пусть покажутся – мои стрелы будут преследовать их , – заметила Атара, поглаживая колчан.
Она предложила спрятаться и подождать того, кто поедет по дороге следом за нами. Но я не мог хладнокровно стрелять в людей из-за деревьев, так как недавно чуть не застрелили меня самого. Не мог больше выносить убийства.
И мы поехали. Почти целый час мы проскакали галопом. Копыта наших лошадей ударялись о покрытие дороги в трехтактном ритме, железо звенело о камень: клоп-клип-клоп, снова и снова. Когда кони начали уставать, мы перешли на рысь, а через некоторое время остановились передохнуть.
Атара спешилась и приложила ухо к дороге.
– Что-нибудь слышишь? – крикнул Мэрэм с обочины.
– Я не слышу никого, кроме тебя. Помолчи, прошу.
Через некоторое время она подняла голову и медленно покачала головой.
– Тогда в путь. Мне не нравится, как выглядит этот лес, – сказал Мэрэм.
Я улыбнулся, так как Мэрэма вряд ли тревожили деревья или растения. Вот уже несколько миль, как мы снова ехали по холмистой местности – но не такой пересеченной, как у ущелья Шошанских гор. Здешние холмы были низкими и округлыми, в широкой долине росли буки, орешник, сикоморы, вязы и серебряные клены. Многие из лесных гигантов были увиты жимолостью и диким виноградом. Прелестный лес, пахнущий фруктами и звенящий от птичьих трелей… Жаль, что одного человека достаточно для того, чтобы привнести в него зло.
Так мы ехали почти целый день. К полудню солнце прогнало остатки тумана, небо сделалось бледно-голубым. Припекало, испарения земли наполняли воздух, превратив его в подобие пряного супа. Я трясся в лихорадке, распространившейся с головы на все тело. Под сюрко, кольчугой и поддоспешником выступил пот. Довольно долго я терпел это мучение, как меня и учили. Но потом черви в животе, казалось, превратились в палящие языки пламени, кожа горела, словно облитая маслом и подожженная. Хотелось сбросить эту горящую плоть вместе со всей одеждой и доспехами и окунуться в ручей, что протекал вдоль дороги. Вместо этого я устремил взгляд к раскаленному добела солнечному диску, неторопливо совершавшему свой путь по небу. Я закричал бы от муки, если бы не помнил, что воин валари должен скрывать свою боль.
На ночь мы разбили лагерь среди вязов у ручья в полумиле от дороги. Огонь не разводили, пока не стемнело и дым уже не был заметен издалека. Ужин выдался на редкость холодным и безрадостным: открыв вьюки, мы обнаружили, что половина бисквитов и весь наш сыр поросли толстым слоем зеленой плесени. Хотя мастер Йувейн обрезал ее, как мог, ни Мэрэм, ни Атара не проявили особого аппетита к тому, что осталось.
Обо мне и говорить нечего: не в силах прожевать полоску сушеного мяса, что предложила Атара, я прислонился к дереву и пил холодную воду. Я пытался настоять на том, чтобы сторожить первому – и, может быть, всю ночь, – но почти немедленно заснул, Я даже не чувствовал, как руки друзей перенесли меня на постель из шкур перед маленьким костерком.
Весь мокрый, я в полузабытьи метался на земле большую часть ночи, потом, должно быть, заснул и неожиданно обнаружил, что нахожусь где-то за много миль от нашей стоянки в большой, роскошно обставленной комнате. Я стоял у кровати под великолепным балдахином, любуясь позолоченными сундуками и шкафами вдоль стен. Еще там были три высоких зеркала, вставленных в золотые рамы. Потолок напоминай шахматную доску, где квадраты резного белого дерева соседствовали с черным. Ковер, покрывавший пол, был украшен сложным орнаментом, изображавшим фигуры людей и животных. Я не мог найти ни одного окна или двери и стоял, покрываясь потом от страха, так как не понимал, где нахожусь.
Потом зеркало напротив меня покрылось рябью, словно спокойная вода, в которую кто-то кинул камень. Оттуда вышел человек – чуть выше среднего роста, стройный, мускулистый, с белой как снег кожей. Его короткие волосы отливали золотом, а правильные черты лица сияли неземной красотой. Дыхание мое пресеклось, когда я заглянул в глаза незнакомца – тоже золотые. Он был одет в золотую же тунику, отделанную черным мехом. На груди туники красовался герб, немедленно привлекший мое внимание: это было изображение огромного и свирепого красного дракона.
– Ты стоишь на моей голове, – произнес незнакомец сильным глубоким голосом. – Будь добр, убери с нее ботинки.
Я посмотрел вниз и увидел, что действительно стою на глазах красного дракона, вытканного в центре ковра. Я поймал себя на том, что невольно отступаю назад. Ни один король, которого я знал – ни король Хэдэру, ни даже мой отец, – не говорил с такой властностью, как этот прекрасный человек.
– Ты знаешь, кто я? – спросил он.
– Да. – Пот тек с меня ручьями. Больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза и закричать, но я не мог отвести взгляда. – Ты Красный Дракон.
– У меня есть имя. Так произнеси же его.
– Нет, я не стану.
– Сейчас же!
– Морйин, – проговорил я против воли. – Твое имя Морйин.
– Лорд Морйин. А ты Вэлаша Элахад, сын Шэвэшера Элахада, одного из рода Элемеша, Эрамеша и Телемеша. Ты знаешь, что эти люди сделали мне?
– Они победили тебя.
– Победили? Я выгляжу побежденным? – Морйин подошел к одному из зеркал и поправил складки туники. Его лицо приняло свирепое и непримиримое выражение; казалось, он искал в себе огонь и железо и нашел их в изобилии. Он долго глядел в золотые глаза своего отражения, потом повернулся ко мне. – Нет, в итоге я победил их. Они мертвы, а я жив.
Он подошел ближе.
– Но они бросили мне вызов. Так же, как и ты, Вэлаша Элахад.
– Нет, – сказал я. – Нет, нет.
– Нет… что?
– Нет, лорд Морйин.
– Разве не ты убил одного из моих рыцарей?
– Это неправда – убийца не может быть рыцарем!
– Ты вонзил в него нож. Ты убил его, так что ты должен ему жизнь. А так как это был мой человек, ты должен свою жизнь мне.
– Ложь. Ты лорд Лжи.
– Неужели?
– Ты Повелитель Иллюзий, Палач, Великий Зверь.
– Я только человек, подобный тебе.
– Нет! Это ложь, худшая из всех! Ты не имеешь ничего общего со мной!
Морйин улыбнулся, показав мелкие белые зубы.
– Так ты никогда не лжешь?
– Нет – моя мама учила меня не лгать. И мой отец тоже.
– Это первая твоя ложь, Вэлаша. Но не последняя.
– Да! – Я прижал руку к раскалывающейся голове. – Я имел в виду – нет! Я не лгал, когда говорил, что лгать неправильно.
– В самом деле? – Он подошел еще на шаг. – Мне нравится, что ты лжешь. Почему бы не быть правдивым, как делают все люди? Ты чтишь правду? Ты Элахад? Тогда слушай правду, которую мне нетрудно тебе сообщить: тому, кто знает правду, легче всего солгать. Так что человек, искусный во лжи, – самый правдивый.
– Ложь! – Голова болела так сильно, что я с трудом мог сказать, что истинно, а что нет. Я постарался закрыть уши от музыки его серебряного языка, постарался закрыть глаза и сердце… а он просто стоял, улыбаясь мне с симпатией, словно брат или лучший друг.
– Значит, между нами должна быть правда? Мы уже знаем правду друг о друге – в глубине души.
– Нет, ты ничего обо мне не знаешь!
– Разве?
Морйин указал длинным пальцем мне на грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104