Мы покинули Аландиль по огромной дороге, ведущей на юг от города через долину. Там, вдоль берегов синего Остранда, располагалось множество полей, засеянных ячменем, рожью, картофелем и прочими выносливыми культурами. Я ехал на Эльтару первым, за мной – мои друзья. Вели нас иманиры. С Имайрой во главе наша стража маршировала гигантскими шагами, не отставая от лошадей. На мгновение я пожелал, чтобы эти тридцать великанов сопровождав нас всю дорогу до Аргатты и просто разнесли бы ее ворота огромными дубинами.
Через несколько миль после того, как город кончился, фермы уступили место лесистой и более дикой местности, а мы свернули на боковую дорогу, ведущую на восток к разрыву в горах. Эльтару нес меня вперед, а я внимательно осматривал волнистые белые вершины, измеряя на глаз углы и расстояния, пытаясь внутренним взором увидеть, как должна выглядеть земля, к которой мы приближаемся. Потом настало время временно лишиться зрения. Имайра остановил отряд и попросил нас спешиться. Он достал те же повязки, что закрывали наши глаза при входе в Аландиль. Пришлось снова повязать их, чтобы, если по несчастной случайности нас поймают, рассказать лишь о существовании Аландиля, но не о дороге к нему.
Так, слепые, словно летучие мыши, мы провели остаток дня. Как и во время нашего подхода к Аландилю, каждого вел иманир. Я беспокоился, что присутствие и дымный запах большого количества людей, почти таких же высоких, как огромные белые медведи, может напугать лошадей. Но люди есть люди, а не звери, и лошади понимали это достаточно хорошо. Они воспринимали иманиров как людей, а вот иманиры приняли их вовсе не так легко, так как не привыкли к лошадям, и идея ехать верхом на животном глубоко их беспокоила.
– Лошади созданы с четырьмя ногами, чтобы убегать от львов и волков, а не для того, чтобы нести человека, когда его две ноги слишком устали, – вставил Имайра.
Я решил, что это странный, но заслуживающий уважения взгляд на мир.
Я беспокоился, что для лошадей путь через горы окажется трудным. Там, на крутых склонах осыпей и выступающих камнях, две ноги иной раз предпочтительнее, чем четыре. Но если Имайра и разделял мое беспокойство, то виду не подавал. Не обсуждал он и путь, которым собирался пробраться из Элайвагара в Сакэй. Я решил, что он, верно, хочет оградить нас от воображаемых ужасов.
Неспокойно и неприятно идти с куском ткани на глазах. Должно быть, ужасно ослепнуть на самом деле. С исчезновением этого необходимого чувства я стал более зависеть от оставшихся. Дорога извилистым путем вела через лес в горы. Я чувствовал ее крутой подъем ступнями, а воздух с каждым ярдом становился все холоднее и холоднее. Ветер доносил ароматы сосен, перистых елей и новых цветов, запаха которых я никогда раньше не чувствовал. Я вслушивался в сладкое чир-лии-чурр лазоревки и к реву лосей в глубине лесов. Потом мои чувства стали глубже, и я сосредоточился на напряжении руки Имайры и его быстром дыхании. Что-то подсказывало мне, что он скрывает в своем огромном сердце какую-то темную тайну и не хочет, чтобы мы узнали ее.
Вечером мы разбили лагерь у небольшой речки, как раз под водопадом. Это оказалось прелестное место, с запахом водяных брызг на камнях и ароматом тысячелистника, росшего неподалеку. Так хотелось снять повязки и осмотреться. Но Имайра не позволил. Не дал он нам и собрать дров для костра и приготовить еду, предоставив хлопотать по хозяйству своим людям. Нам осталось только позаботиться о лошадях.
Даже слепой человек , – подумал я, похлопывая Эльтару по шее, – в состоянии вычистить лошадь и повесить ей на шею сумку с овсом.
На следующий день мы тронулись в путь рано и большую часть утра провели, поднимаясь по засыпанному снегом проходу. Встречались на нашем пути повороты и изгибы – а также подъемы и спуски. Но в основном подъемы: под ярким солнцем мы постепенно поднялись в зону холодного воздуха, делавшегося все разреженнее и разреженнее, а горы все так же неустанно устремлялись в небо. Мы пробирались сквозь снежные заносы, поднимавшиеся до бедер, местами скользили на обледеневших камнях. Однако руководство Имайры и тех иманиров, что вели моих товарищей, оставалось уверенным и верным. Той ночью мы нашли убежище в очередной каменной хижине, из тех, что иманиры строили в высокогорьях своей земли.
На третий день после выхода из Аландиля мы спустились в глубокую долину перед тем, как начать подъем на зубчатую горную гряду, которая вела к очередному проходу. Спустившись вниз по снегу после поля осыпи, Имайра отыскал полку на восточном склоне горы, где призвал нас остановиться и отдохнуть. Также он разрешил нам снять повязки. Как и раньше, неожиданное прикосновение солнца ослепило. Зрение вернулось лишь через некоторое время. Когда я снова начал различать очертания мира вокруг себя, то увидел под нами высокую долину. Всюду, насколько видел глаз, высились белые пики гор.
Здесь, на холодной горе, мы распрощались с сопровождающими. Мэрэм, который только начал ценить удобство путешествия с тридцатью великанами, не хотел, чтобы они уходили. Особенно двое из них: Лодар и молодой человек по имени Асклин, с которыми он подружился за время пути через Элайвагар. Пожав им руки и проводив взглядом, Мэрэм вздохнул.
– Не понимаю, почему бы им не проводить нас до Аргатты? Они стали бы великой поддержкой.
Имайра стоял на снегу, вывернув мохнатые ступни. Он кивнул в сторону своих удаляющихся соотечественников.
– Их количество скорее оказалось бы слабостью, чем силой. Кроме всего прочего, на пути через Сакэй надо стараться быть незаметными. Если нам это не удастся, то не важно, сколько нас будет, даже тридцать раз по тридцать.
– Кроме того, – напомнила Атара, – пророчество говорило о семи братьях и сестрах земли – но не об их тридцати братьях.
Так как уже смеркалось, мы поспешили спуститься с горы. Все равно пришлось разбить лагерь довольно высоко, под укрытием деревьев, покрывавших нижние склоны. Хорошо хоть под колеблющимися елями не было снега, и мы отыскали участок ровной земли, где и расстелили шкуры. Когда поздно ночью поднялся ветер и стало холодать, нас уже радовал прекрасный потрескивающий огонь, согревавший так же, как и толстые шубы, что сшили для нас дочери Хротмара.
– О, не так уж и плохо, – прошептал Мэрэм, заворачиваясь в белую шубу и запахивая воротник. – Словно меня хранит в тепле лучшее, что есть в мире. Такая мягкость – наверное, женщины иманиров такие же мягкие. Хотел бы я дожить до того, чтобы выяснить это.
Он, наверное, думал, что Имайра, лежавший на голой земле между Кейном и Лильяной и защищенный от холода только своим мехом, спит. Но похоже, что тот просто глубоко задумался. И слух иманира, как Мэрэм обнаружил к своему смущению, оказался очень хорошим.
– И что бы ты стал делать с нашей женщиной, маленький человечек? – засмеялся он.
– Маленький? Ну, думаю, мало кто меня находил маленьким.
– Нет? Ты говоришь о размере своего рта? Или, может быть, о голове, которая, как мне кажется, распухла от недосягаемых мечтаний?
– О да, моя голова, – проворчал Мэрэм, бросив на меня быстрый взгляд, словно благодаря за то, что лорд Харша в свое время не отрубил ее. – Ну, скажем просто, что я говорил о размере моей… э-э… души.
– Твоей души, вот как? Ну, она должна быть огромной и великолепной, я уверен. Даже маленький человечек может обладать великой душой.
– Только так, только так.
– Так твой план, должно быть, заключается в том, чтобы отыскать желающую женщину и предложить ей свою великолепную ищущую душу?
– О, ты понимаешь меня.
– В самом деле. – Имайра издал смешок, потрясший склон горы. – Вот это бы я хотел увидеть.
Все засмеялись вместе с Имайрой и Мэрэмом и почувствовали, как спадает напряжение. Со времени гибели Альфандерри у нас было мало возможностей посмеяться и еще меньше желания делать это. Воистину, возможность снова повеселиться вокруг костра может показаться чуть ли не насмешкой над памятью нашего друга. Но хуже было бы вечно хранить уныние. Альфандерри не желал бы видеть нас в унынии. Наверняка он предпочел бы, чтобы мы играли и пели, танцевали и смеялись. Единственный способ, которым мы на самом деле могли почтить его смерть, – прожить яркую жизнь и не забывать о нем.
Появление в нашей компании Имайры делало нашу жизнь в чем-то легче, а в чем-то сложнее. Он оказался таким же остроумным, как Альфандерри, и любил петь – но мелодии, что напевал иманир, были не светлыми и сладкими, но сложными, темными и глубокими. Он был самим собой, таким же задумчивым и загадочным, как Альфандерри был жизнерадостным и открытым. И хотя Имайра уже доказал свою вдумчивость и храбрость, не говоря уж о выносливости и силе, ему требовалось найти к нам свой подход, а нам к нему.
Нам придется пройти вместе долгий путь. Барри сказал, что от Аландиля до Аргатты добрых двести пятьдесят миль. Примерно тридцать из них мы уже покрыли. Как много еще осталось? Месяц? Уже стоял конец Соала и приближался месяц Джои. Если Вэльте, с его снегами, застанет нас все еще в горах, это будет очень плохо.
Позавтракав, мы пересекли высокую долину, населенную лишь дюжиной семей иманиров. В одной из них нас угостили превосходным обедом, состоявшим из овощей и ячменного супа, сандвичей с сырным кремом и яблочного соуса. А еще они разделили с нами немного кальвааса перед тем, как пожелать доброго пути.
В тот день мы пересекли довольно низкую гряду и попали в дикую местность, рассеченную множеством скалистых вершин. Мы пробирались через эти нагромождения камея, выбирая самые ровные тропы, ведущие к востоку. Воздух стал холодать, а мы постепенно поднимались. Лошади, стуча новыми подковами по обледеневшим камням и снегу, несли шестерых из нас на спинах, а Имайра двигался в нескольких шагах впереди. Из всех лошадей только Эльтару, наверное, знал, как я беспокоюсь о том, чтобы найти для них траву в этой суровой местности.
Мы разбили лагерь как раз перед заходом солнца у ручья, струившегося меж двух красивой формы холмов. Склоны этих каменистых возвышений были утыканы глыбами песчаника, выраставшими из земли под острыми углами, словно огромные шипы. После того как мы набрали воды, развели костер и поели жирного сыра и картофельного супа, что приготовила Лильяна, Имайра сел у костра, играя с осколками песчаника. Потом из мешочка на широченном черном поясе он достал джелстеи, данный ему Хротмаром, и держал плоский лиловый кристалл над камешками, поворачивая его так и эдак, держа в разных положениях. Льдисто-голубые глаза горели сосредоточением.
– Могу я спросить, что ты делаешь? – спросил Мэрэм, сидевший неподалеку и сжимавший в руках чашку с кальваасом.
Имайра не ответил, но тут Атара подошла поближе.
– Это же ясно.
– Мне не ясно.
Подошли и Кейн с Лильяной.
– Можно сказать, что он пытается сделать шелковый кошель из свиного уха.
Слабая кривая улыбка Имайры показала, что он слышит слова Атары.
– Пытается? Но он Снежный великан. Разве не все они знают, как использовать эти камни?
Мэрэм начал разглагольствовать о чудесах Аландиля – речь его сделалась еще длиннее из-за выпитого им кальвааса. После того как Мэрэм в очередной раз принялся расхваливать огромные кристаллические скульптуры Сада Богов, которые могли быть созданы только силой лилового джелстеи, Имайра наконец потерял терпение и поднял свою огромную руку, требуя тишины.
– Сад Богов вырастили давным-давно, при помощи знаний, которые теперь для нас потеряны. И при помощи более великих галастеи, чем этот.
Он посмотрел на мерцающий камень в своей ладони, и тут подошел мастер Йувейн.
– Говорят, что лиловые кристаллы созвучны глубочайшим вибрациям земли. И поэтому, и по многим другим причинам их труднее всего использовать.
– А кто это говорит?
– Алхимики моего Братства.
– Они работали со многими лиластеи?
Мастер Йувейн покачал головой.
– Вот уже три тысячи лет, как нет. Лиловые камни потеряны и для нас. Знание алхимиков исходит из книг.
– Как и мое, – сказал Имайра, сжимая кристалл пальцами. – И из наставлений старейшин. Многие из моего народа изучают тайны лиластеи на случай, если иманиры когда-нибудь изыщут способ изготавливать их.
Через некоторое время Лильяна и Атара пошли мыть кастрюли и тарелки, а Мэрэм заснул, окончательно опьянев. Я встал, чтобы укрыть лошадей белыми одеялами, сотканными для них женщинами иманиров. Кейн оставался на ногах, так как ненавидел сидеть; он ходил по периметру лагеря, вглядываясь в темноту в поисках врагов, которых вряд ли нашел бы в безопасных землях иманиров.
Потом, как раз когда я угощал Эльтару кусками моркови, сэкономленными от моей порции супа, послышался радостный крик мастера Йувейна.
– Вы видели? Он все-таки сделал это! Вэль, Кейн, Лильяна – идите и посмотрите!
Даже Мэрэм с громким храпом проснулся, и мы все собрались вокруг Имайры. Я посмотрел на землю под пурпурным джелстеи. Там, где несколько мгновений назад лежала груда осколков песчаника, теперь остывали три длинных прозрачных кристалла кварца, выраставших из расплавленной массы шлака.
– Что это? – спросил Мэрэм. Он попытался сесть и вгляделся в работу Имайры мутными глазами. – Что это – ловкость рук?
Он подозрительно посмотрел на Имайру, словно тот был уличным фокусником со своими безделушками. Не думаю, что теперь он когда-нибудь доверит Имайре золотую монету – а вдруг тот превратит ее кусок свинца?
– Вот твой шелковый кошель, – сказала Атара, указывая на кристаллы кварца. – Хорошая работа – они прелестны, Имайра.
– Такие маленькие. – Он разглядывал джелстеи в свете костра. – И не идеальные. Но это послужит началом.
Мастер Йувейн держал свой кристалл в руке и одобрительно поглядывал на Имайру.
– Это начало, – сказал он Имайре и всем нам. – Или, должен сказать, соревнование. Теперь, может быть, впервые со времен эры Закона семь высших джелстеи собраны вместе.
Он объяснил, что все семь высших джелстеи являются проявлениями джелстеи золотого и содержат что-то от его достоинств. Собранные вместе, они куда могущественнее, чем камни, используемые по отдельности. Они – как пальцы руки, сжимающие чашу судьбы, что также называют камнем Света.
– Как с джелстеи, так и с нами, – сказал мастер Йувейн, глядя на Имайру. – Ибо мы лишь проявления Единого. Каждый из нас – все мы – хранит внутри семена великих способностей. И цель джелстеи – усилить эти способности.
– Вы выглядите счастливым, сир, – заметил Мэрэм, громко икнув.
– Я и вправду счастлив, брат Мэрэм. Разве ты не видишь? Как я всегда говорил, есть лишь один узор для всего сущего, единый гобелен. И мы – его нити.
Мэрэм протер глаза.
– Э-э… я не совсем понял.
– Один узор, – повторил мастер Йувейн. – И камень Света хранит тайну его создания. А я ищу как раз противоположное. Всю жизнь я ищу способ распутать узор – мою жизнь. И теперь, когда, может быть, ее осталось уже немного, я вижу, что ошибался и искал не то.
Он повернулся и посмотрел на Лильяну и Атару, потом на Кейна и меня.
– Мы были избраны, чтобы использовать наши джелстеи для поиска камня Света. И, может быть, мы должны искать камень Света, чтобы усилить наши способности.
Мастер Йувейн добавил, что работа с джелстеи требует огромного учения, так что наши жизни ценны, даже если мы потерпим неудачу в поисках.
– Помните слова Альфандерри?
Мы – слова, что мир выпевает в жизнь , – подумал я, потом произнес это же громко, чтобы все слышали.
Я сидел, глядя на звезды, и думал о том, что музыка Альфандерри всегда теперь будет лететь к этим вечным огням. Мрачный голос Кейна вернул меня на землю.
– Наши жизни – это наши жизни, и мы не можем отдавать их так легко, – сказал он мастеру Йувейну. – Так что я лучше спою, когда мы будем держать камень Света в руках.
Я заснул той ночью, сжимая рукоять Элькэлэдара, в тысячный раз молясь о том, чтобы никогда не использовать этот меч для отнятия чужих жизней ради защиты своей, но лишь для того, чтобы отыскать путь к камню Света.
На следующий день мы впервые увидели Сакэй. Позавтракав яйцами и поджаренным ржаным хлебом, мы тронулись в путь и вскоре миновали холмы, около которых стояли лагерем. Перед нами лежала гряда низких гор. Мы отыскали и проход в их цепи, и путь через него. Перебравшись на ту сторону, обнаружили, что добрались до конца страны иманиров.
Казалось, Имайра случайно провел нас прямиком к тому месту, которое мы искали. Ибо там нас ждал огромный разрыв в Белых горах. Справа, к югу, линия гор, которые мы только что пересекли, быстро повышалась, выстраиваясь в стену белых пиков, убегающих далеко-далеко. Это были горы гряды Йоргос, и на их возвышенности и долины распространялась большая часть Элайвагара. Слева от нас, к югу и востоку, вырастали скалистые громады Наргаршата. Взгляд на непрерывную цепь этих высочайших гор с их прерывистыми, белыми, покрытыми льдом вершинами заставил меня похолодеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104