Когда же конница полностью втянется в западню, захлопнуть ей дорогу назад и приступить к ее уничтожению.
Так и произошло. Передовой византийский разъезд, уткнувшись в завал, сразу сообщил об этом стратигу. Торопясь к побережью, тот приказал немедленно брать завал штурмом, не забыв, однако, отправить разведку по двум другим дорогам. Карабкаясь из ущелья по склонам гор вверх, обе они, по всей видимости, вели к расположенным поблизости селениям. Сведения, доставленные возвратившимися разведчиками, были неутешительными. В двух-трех стадиях от дна ущелья обе дороги также оказались перекрыты.
Штурм завала на одной из этих дорог, предпринятый двумя спешенными манипулами, был отбит с весьма ощутимыми для византийцев потерями. Славянские лучники, засевшие по склонам гор за камнями и усеявшие вершины деревьев, били наступавших легионеров на выбор, оставаясь сами неуязвимыми для ответного огня. Когда же стратигу сообщили, что славяне отрезали отряду еще остававшийся свободным путь назад, Иоанн впервые с тревогой подумал, что имеет дело не просто с попыткой замедлить движение его конницы к морю. Он понял, что именно здесь его отряд угодил в тщательно подготовленную западню, где славяне обязательно постараются полностью уничтожить отступавших византийцев. Ничего удивительного и неожиданного — на месте противника он поступил бы точно так же.
Быстро сгущавшиеся сумерки затрудняли управление когортами, способствовали неразберихе и сутолоке. Поскольку Иоанн ни на миг не забывал о преследовавших его дружинниках кмета Младана, ему нельзя было терять ни минуты: время работало на противника. Приказав готовиться к очередной атаке завала на дороге, ведущей кратчайшим маршрутом к морю, стратиг раздумывал, не стоит ли для воодушевления солдат самому возглавить этот штурм. В это время кто-то легонько тронул его за плечо. Обернувшись, Иоанн увидел Фулнера в сопровождении трех неотлучно находившихся при нем акритов-разведчиков.
— Ромей, ты опять велел наступать на завал, преграждающий ближайший путь к морю, — проговорил викинг. — Ты постоянно повторяешь одну и ту же ошибку. Сколько раз славяне уже отбили там твои штурмы? Трижды? Так и должно быть — они ждут тебя именно в этом месте, собрав в нем своих лучших воинов. Чтобы пробиться из западни, нужно наносить удар туда, где враг чувствует себя в безопасно* сти, а потому менее всего силен. Ты же пока поступаешь наоборот.
— Может, ты укажешь это слабое место славян? — вложив в голос как можно больше иронии, поинтересовался Иоанн.
Он с самого начала относился к викингу с неприязнью, имея для этого две веские причины. Во-первых, он не понимал, каким образом вчерашний раб мог заслужить полнейшее доверие подозрительного и вероломного спафария, став его ближайшим советчиком и подручным, а поэтому опасался Фулнера не меньше, чем самого Василия. Во-вторых, за годы службы в византийской армии Иоанн привык к лести и подобострастию со стороны подчиненных, и прямота суждений викинга вызывала в нем ярость.
— Именно за этим я и явился, — спокойно ответил Фул-нер. — Мы можем вырваться из ловушки только в одном направлении — назад по дороге, которой пришли в ущелье. Там пока нет завала и, что самое главное, славяне вряд ли ждут удара в том месте.
— Варяг, ты забыл, что следом за нами движется дружина покойного кмета Младана. Вырвавшись из ущелья назад, откуда только что прибыли, мы очутимся под ее мечами, попав из огня в полымя.
— Я помню об этом, ромей, но считаю, что болгары воеводы Любена изрядно от нас отстали и пока не представляют опасности. Вспомни, что основная часть его воинов — пехота, а лошади из близрасположенных селений, на которых он мог бы их посадить, уже у нас. Повторяю, путь к спасению только один — прорыв из ущелья назад. Причем как можно скорее, покуда противник не успел там хорошо укрепиться.
Иоанн задумался. В рассуждениях викинга имелись здравые мысли, однако еще больше было неопределенности и риска.
— Допустим, мы пробились назад. Что дальше? Стоять на дороге и ждать дружину Любена? Самим идти к ней навстречу? Карабкаться невесть куда по кручам подальше от дорога?
Фулнер горестно вздохнул.
— Ромей, ты постоянно чем-то занят, пребываешь в раз-' думьях и никогда не смотришь по сторонам. Зато я всегда запоминаю пройденный путь, ибо никто не знает, не заставят ли боги тебя вновь повторить его. Так вот, в десятке стадий за спинами врагов, закрывших дорогу назад, имеется еще одна дорога, уходящая вбок от нашей. Знаю, что славяне перерезали дороги, ведущие из ущелья, но не думаю, что у них хватило сил устроить надежные заслоны и на всех дорогах вокруг ущелья.
Стратиг встрепенулся:
— Куда ведет дорога? Вдруг в сторону от моря? Фулнер сдержанно рассмеялся:
— Разве это имеет сейчас значение? Главное, что она су-лиг нам спасение.
И стратиг принял Соломоново решение:
— Хорошо, поступим так. Бери три когорты и пробивайся назад. Но одновременно мои солдаты будут штурмовать и завал на выходе из ущелья. Пусть Христос укажет нам путь к спасению…
Фулнер дважды бросал подчиненные ему когорты на прорыв, и оба раза они отступали ни с чем. Но если у завала в голове византийской колонны легионеры начинали пятиться еще до встречи со славянами, осыпаемые тучей стрел из-за самого укрепления и с обступивших ущелье гор, то когорты Фулнера отбрасывались назад лишь после ожесточенных рукопашных схваток с врагом. После этих штурмов дорогу невозможно было узнать: вся проезжая часть загромождена широким, высотой в человеческий рост валом из трупов, груды их виднелись на обочинах и среди ближайших деревьев. Но, как и до первой атаки, перед византийцами непоколебимо продолжали стоять шеренга не отступивших ни на шаг врагов. — Что скажешь теперь, варяг? — спросил подошедший к Фулнеру стратиг, пропуская мимо себя беспорядочные, потерявшие воинский строй группы отступавших легионеров. — Где же самое уязвимое место, в котором славяне не ждут нашего удара?
— Оно перед тобой, ромей, — невозмутимо ответил Фулнер, указывая на завал из трупов и блестевший за ним в лунном свете лес вражеских копий. — Хорошо, что ты пришел. Необходимо распорядиться, чтобы весь отряд был готов следовать за моими когортами. Потому что путь назад уже свободен и нам нужно скорее покинуть ущелье.
— Смеешься, варяг? — вспылил Иоанн. — Противник, дважды отшвырнувший твои когорты назад, стоит на прежнем месте и не помышляет освобождать дорогу. Лучше подумай, как заставишь легионеров снова идти на штурм.
— Ромей, ты ошибаешься: победили не враги, а я, — с усмешкой проговорил Фулнер. — Дорога для отступления из ущелья-западни станет свободной сразу после того, как ты поклянешься не тронуть никого из наших противников, когда те сами добровольно очистят нам путь.
— Очистят нам путь? В своем ли ты уме?
— К нашему общему счастью — да. Перед вторым штур-эм я приказал акритам любой ценой захватить и доставить мне пленного. Они сделали это, незаметно проникнув в тыл врага и захватив там одного из их раненых. Им оказался викинг из бывшей дружины ярла Эрика, вместе с которым совсем недавно я тоже плыл на Константинополь. Пленный рассказал, что в этом месте выход из ущелья защищают полторы сотни русичей-полочан и триста уцелевших от смерти на море викингов, которыми теперь командует сотник Ин-дульф. Я его отлично знаю, поэтому, ромей, дорога к отступлению открыта.
— Все равно не понимаю тебя, — пробормотал Иоанн.
— Все очень просто, нужно только не смешивать в одну общую кучу славян и викингов. Русы и болгары сражаются потому, что вы, ромеи, хотите отнять у славян свободу, превратив их в рабов. Поэтому они ненавидят империю, готовы биться с ней везде и до последнего человека. Викинги же обычно сражаются за две вещи в мире: за собственную жизнь и чужое золото. Ярл Эрик дрался на море потому, что перед его глазами сверкало золото киевского конунга Игоря, которое тот обещал ему за победу над империей. Викинги сотника Индульфа сражаются сейчас оттого, что вы, ромеи, преследуете их и намерены уничтожить вместе с русами. Но оставьте викингов в покое, пообещайте жизнь — и им незачем будет защищать ее с оружием в руках. Готов ли ты сделать это, подкрепив обещание клятвой?
— Да, варяг. Клянусь в этом всем святым, что только есть на земле и Небе. Но поверят ли моим словам викинги?
— Пусть это не тревожит тебя. Я сам буду говорить с ними.
Еще вчера утром Фулнер твердо верил в скорое поголовное уничтожение русов и ставших столь ненавистными ему бывших товарищей, поэтому мечтал о возвращении на родину, где никто не будет знать о его предательстве. Однако выступление на стороне русов болгар, гибель кмета Младана, спутавшая карты византийцев, паническое бегство отряда стратига Иоанна с перевалов к морю, ловушка в ущелье, в которую вместе с ним он только что угодил, придали мыслям Фулнера другое направление.
Византийские войска спафария Василия бесповоротно проиграли битву со славянами. Что же касается непосредственно отряда стратига Иоанна, в котором он находится, то он доживает последние часы независимо от того, удастся ли ему или нет выбраться из ущелья. Выберется из этой западни — угодит в другую, пробьется из гор к морю — будет добит на побережье. Уж Фулнер знает, как умны и расчетливы русские воеводы Асмус и Бразд, а отваге и воинскому умению их дружинников можно только позавидовать. Поэтому личн для него сейчас речь может идти лишь об одном — спасени собственной жизни. Для этого необходимо любой ценой выскользнуть из засады, предоставив стратига и его отрад уготованной им судьбе, а самому вернуться в лагерь спафария и вместе с ним попасть в империю. Что ему делать на родине, где нет ни семьи, ни богатства, а о спокойной и обеспеченной жизни он может только мечтать? Где снова его ждет дружина какого-нибудь ярла, набеги на берега соседей либо служба чужому конунгу и — в конце концов — погребальный костер павших викингов, с дымом которого его душа, подхваченная валькириями(Валькирии — воинственные райские девы-богини, решающие по повелению Одина исход битв и судьбы воинов (сканд. миф.).), отправится на Небо держать ответ перед грозным Одином.
Нет, он выберет иную судьбу! Спафарий Василий предоставит ему, как обещал, должность византийского центуриона, в Константинополе Фулнер отречется от старой веры и станет поклоняться богу ромеев — Христу. Он навсегда забудет о холодной и нищей родине! Однако для всего этого необходимо прежде всего одно — уцелеть сегодня.
Фулнер обвязал лезвие меча куском белой ткани, поднял его над головой. В сопровождении акритов, шагавших сбоку и сзади с горящими факелами, двинулся к неприятельской позиции. Взяв протянутый одним из спутников факел, взобрался на вершину вала из трупов, приблизил огонь к лицу.
— Викинги, узнаете меня? — прокричал он в темноту. — Если нет, смотрите лучше! Не бойтесь, подходите ближе. Сотник Индульф, узнал ли ты меня?
Какое— то время над чужими шеренгами продолжало царить безмолвие, затем оттуда раздался низкий, грубый голос:
— Я узнал тебя, Фулнер. Откуда ты здесь и что делаешь у наших врагов?
— Сотник, мы оба клялись Одину верно служить ярлу Эрику и киевскому конунгу Игорю. Однако здесь, в Болгарии, нет ни того, ни другого, само Небо избавило нас от данной некогда клятвы. Ты решил продолжить поход с русами, я стал служить империи. Это личное дело каждого их нас, однако мы по-прежнему остались варягами и должны щадить родную кровь. Мой теперешний ярл Иоанн предлагает тебе, сотник: опусти оружие, предоставь ромеев и русов их судьбе, а он в награду за это не тронет ни одного из викингов.
В ответ раздался громоподобный хохот Индульфа:
— Обещает не тронуть нас? Лучше посоветуй ему сделать обратное! И я воткну ромейского ярла вверх ногами в кучу его дохлых воинов!
Фулнер терпеливо переждал смех и насмешки других викингов, последовавшие за ответом сотника, заговорил снова:
— Индульф, я знаю, что вас, русов и викингов, перед началом боя было неполных пять сотен. Посмотри на горы трупов, которыми завалена дорога, каждый третий из них — рус или варяг. Значит, вас осталась в лучшем случае только половина. Теперь взгляни на силу, что движется против вас.
Фулнер высоко поднял факел над головой, наклонил в сторону, откуда пришел. В мерцающем свете факела, усилившем тусклый блеск луны, сотник увидел несколько готовых к атаке коробок византийских манипул. За ними в темноте шевелилась, строилась в ряды, вытягивалась в колонну плотная человеческая и конная масса.
— Индульф, мы уничтожим всякого, кто встанет на нашем пути. Согласишься пропустить нас без боя — все твои воины останутся жить. Если хотят, пусть умирают русы, почему вместе с ними должны расстаться с жизнью варяги?
— Я клялся конунгу Игорю, что всегда буду заодно с его воинами-русами! Я и викинги умрем вместе с ними!
— Ваши смерти будут напрасными, Индульф. Мы пойдем по вашим трупам дальше, и некому будет даже вознести ваши тела на погребальный костер. Пропустите нас без боя и делайте после этого что хотите. Можете хоть снова воевать с русами против империи. Только не губи напрасно из-за своего упрямства сынов Одина сейчас! Боги никогда не простят этого!
За спиной Фулнера звякнуло оружие, неподвижные доселе шеренги передней манипулы колыхнулись, медленно двинулись по дороге навстречу рядам русичей и викингов.
— Смотри, Индульф, мы идем! — прокричал Фулнер. — Если ты и викинги хотите жить — уступите нам путь без боя. Помните: одна пущенная в нас стрела, один удар копьем или секирой — и мы уничтожим вас всех до единого. Я все сказал, сотник, теперь дело за тобой. Будь благоразумен!
Фулнер соскочил с вала мертвых тел, отшвырнул в сторону факел. Быстро зашагал навстречу приближавшимся легионерам.
Индульф проводил его взглядом, тронул за локоть находившегося рядом с ним полоцкого сотника Брячеслава:
— Рус, надобно поговорить. Сойдем с дороги. Брячеслав молча последовал за викингом. Они остановились сбоку от дороги у ствола дерева.
— Слышал, что сказал Фулнер? — спросил Индульф, опираясь на длинную рукоять огромной забрызганной кровью секиры.
— Я слышал все.
— Тогда знай: ни один викинг не поднимет сейчас оружия против ромеев. Мы вновь станем воинами после того, как они пройдут мимо и покинут ущелье.
Брячеслав с удивлением посмотрел на варяга:
— Индульф, неужто ты настолько испугался ромеев, что от страха забыл о чести воина? И даже решил нарушить клятву, данную Одину и конунгу Игорю?
— Я никого и ничего не боюсь, кроме гнева богов, — высокомерно ответил Индульф. — Я готов сразиться один против десятка врагов, однако должен быть уверен, что в этом есть смысл. Сейчас его нет, мы все умрем бесцельно. Ромеи пойдут дальше, а наши смерти не принесут ярлам Бразду и Любену никакой пользы.
— Польза будет! Мы задержим ромеев в ущелье, и за это время к нам подоспеет подмога. Уверен, воевода Бразд уже послал ее.
— На нас идут все запертые в ущелье легионеры, никакая помощь ярла Бразда не остановит их. Ромеи хотят вернуться |туда, откуда пришли. Зачем мешать им? Их отряду все равно не пробиться к морю! Не сегодня, так завтра мы обязательно уничтожим их!
— Индульф, мы поставлены здесь не для того, чтобы беспрепятственно пропустить ворога. Я не изменю долгу воина!
— Рус, у тебя осталось четыре десятка дружинников, у пеня — около сотни викингов. Мы и наши воины сделали все, что могли. Если в нашей с тобой власти сохранить их «ни от бесцельной смерти — свершим это!
— Русичи не покупают жизнь ценой бесчестья! Брячеслав, считая разговор оконченным, хотел возвраi титься на дорогу, однако Индульф, перехватив рукоять секиры двумя руками, прижал ею шею сотника к стволу дерева.
— Нет, рус, ромеи без помех пройдут по дороге, и никто не тронет их даже пальцем. Смотри, что происходит, и, как сказал на прощанье Фулнер, будь тоже благоразумен.
Индульф слегка ослабил нажим на рукоять секиры. Брячеслав повернул голову к дороге и увидел, что его дружинники окружены плотным кольцом викингов, наставивших на них копья. В руках русичей тоже сверкали мечи, их копья и булавы были изготовлены к бою. Тесно сдвинув щиты, они стояли за ними плечом к плечу, их глаза были обращены к своему сотнику. Сейчас все зависело от Индульфа и Брячеслава: одно их неосторожное слово или движение — и между союзниками разгорится ожесточенная схватка. Выиграют же от нее только надвигавшиеся в боевом строю византийцы.
Брячеслав отвернулся от дороги, посмотрел в глаза Индульфа:
— Варяг, я и мои воины уходим отсюда. Оставайся один и делай что желаешь.
Выслушав рассказ взволнованного Брячеслава и оставшись у костра вдвоем с Браздом, Любен со злостью переломил толстую ветку, швырнул ее в огонь.
— Обхитрили нас ромеи, воевода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Так и произошло. Передовой византийский разъезд, уткнувшись в завал, сразу сообщил об этом стратигу. Торопясь к побережью, тот приказал немедленно брать завал штурмом, не забыв, однако, отправить разведку по двум другим дорогам. Карабкаясь из ущелья по склонам гор вверх, обе они, по всей видимости, вели к расположенным поблизости селениям. Сведения, доставленные возвратившимися разведчиками, были неутешительными. В двух-трех стадиях от дна ущелья обе дороги также оказались перекрыты.
Штурм завала на одной из этих дорог, предпринятый двумя спешенными манипулами, был отбит с весьма ощутимыми для византийцев потерями. Славянские лучники, засевшие по склонам гор за камнями и усеявшие вершины деревьев, били наступавших легионеров на выбор, оставаясь сами неуязвимыми для ответного огня. Когда же стратигу сообщили, что славяне отрезали отряду еще остававшийся свободным путь назад, Иоанн впервые с тревогой подумал, что имеет дело не просто с попыткой замедлить движение его конницы к морю. Он понял, что именно здесь его отряд угодил в тщательно подготовленную западню, где славяне обязательно постараются полностью уничтожить отступавших византийцев. Ничего удивительного и неожиданного — на месте противника он поступил бы точно так же.
Быстро сгущавшиеся сумерки затрудняли управление когортами, способствовали неразберихе и сутолоке. Поскольку Иоанн ни на миг не забывал о преследовавших его дружинниках кмета Младана, ему нельзя было терять ни минуты: время работало на противника. Приказав готовиться к очередной атаке завала на дороге, ведущей кратчайшим маршрутом к морю, стратиг раздумывал, не стоит ли для воодушевления солдат самому возглавить этот штурм. В это время кто-то легонько тронул его за плечо. Обернувшись, Иоанн увидел Фулнера в сопровождении трех неотлучно находившихся при нем акритов-разведчиков.
— Ромей, ты опять велел наступать на завал, преграждающий ближайший путь к морю, — проговорил викинг. — Ты постоянно повторяешь одну и ту же ошибку. Сколько раз славяне уже отбили там твои штурмы? Трижды? Так и должно быть — они ждут тебя именно в этом месте, собрав в нем своих лучших воинов. Чтобы пробиться из западни, нужно наносить удар туда, где враг чувствует себя в безопасно* сти, а потому менее всего силен. Ты же пока поступаешь наоборот.
— Может, ты укажешь это слабое место славян? — вложив в голос как можно больше иронии, поинтересовался Иоанн.
Он с самого начала относился к викингу с неприязнью, имея для этого две веские причины. Во-первых, он не понимал, каким образом вчерашний раб мог заслужить полнейшее доверие подозрительного и вероломного спафария, став его ближайшим советчиком и подручным, а поэтому опасался Фулнера не меньше, чем самого Василия. Во-вторых, за годы службы в византийской армии Иоанн привык к лести и подобострастию со стороны подчиненных, и прямота суждений викинга вызывала в нем ярость.
— Именно за этим я и явился, — спокойно ответил Фул-нер. — Мы можем вырваться из ловушки только в одном направлении — назад по дороге, которой пришли в ущелье. Там пока нет завала и, что самое главное, славяне вряд ли ждут удара в том месте.
— Варяг, ты забыл, что следом за нами движется дружина покойного кмета Младана. Вырвавшись из ущелья назад, откуда только что прибыли, мы очутимся под ее мечами, попав из огня в полымя.
— Я помню об этом, ромей, но считаю, что болгары воеводы Любена изрядно от нас отстали и пока не представляют опасности. Вспомни, что основная часть его воинов — пехота, а лошади из близрасположенных селений, на которых он мог бы их посадить, уже у нас. Повторяю, путь к спасению только один — прорыв из ущелья назад. Причем как можно скорее, покуда противник не успел там хорошо укрепиться.
Иоанн задумался. В рассуждениях викинга имелись здравые мысли, однако еще больше было неопределенности и риска.
— Допустим, мы пробились назад. Что дальше? Стоять на дороге и ждать дружину Любена? Самим идти к ней навстречу? Карабкаться невесть куда по кручам подальше от дорога?
Фулнер горестно вздохнул.
— Ромей, ты постоянно чем-то занят, пребываешь в раз-' думьях и никогда не смотришь по сторонам. Зато я всегда запоминаю пройденный путь, ибо никто не знает, не заставят ли боги тебя вновь повторить его. Так вот, в десятке стадий за спинами врагов, закрывших дорогу назад, имеется еще одна дорога, уходящая вбок от нашей. Знаю, что славяне перерезали дороги, ведущие из ущелья, но не думаю, что у них хватило сил устроить надежные заслоны и на всех дорогах вокруг ущелья.
Стратиг встрепенулся:
— Куда ведет дорога? Вдруг в сторону от моря? Фулнер сдержанно рассмеялся:
— Разве это имеет сейчас значение? Главное, что она су-лиг нам спасение.
И стратиг принял Соломоново решение:
— Хорошо, поступим так. Бери три когорты и пробивайся назад. Но одновременно мои солдаты будут штурмовать и завал на выходе из ущелья. Пусть Христос укажет нам путь к спасению…
Фулнер дважды бросал подчиненные ему когорты на прорыв, и оба раза они отступали ни с чем. Но если у завала в голове византийской колонны легионеры начинали пятиться еще до встречи со славянами, осыпаемые тучей стрел из-за самого укрепления и с обступивших ущелье гор, то когорты Фулнера отбрасывались назад лишь после ожесточенных рукопашных схваток с врагом. После этих штурмов дорогу невозможно было узнать: вся проезжая часть загромождена широким, высотой в человеческий рост валом из трупов, груды их виднелись на обочинах и среди ближайших деревьев. Но, как и до первой атаки, перед византийцами непоколебимо продолжали стоять шеренга не отступивших ни на шаг врагов. — Что скажешь теперь, варяг? — спросил подошедший к Фулнеру стратиг, пропуская мимо себя беспорядочные, потерявшие воинский строй группы отступавших легионеров. — Где же самое уязвимое место, в котором славяне не ждут нашего удара?
— Оно перед тобой, ромей, — невозмутимо ответил Фулнер, указывая на завал из трупов и блестевший за ним в лунном свете лес вражеских копий. — Хорошо, что ты пришел. Необходимо распорядиться, чтобы весь отряд был готов следовать за моими когортами. Потому что путь назад уже свободен и нам нужно скорее покинуть ущелье.
— Смеешься, варяг? — вспылил Иоанн. — Противник, дважды отшвырнувший твои когорты назад, стоит на прежнем месте и не помышляет освобождать дорогу. Лучше подумай, как заставишь легионеров снова идти на штурм.
— Ромей, ты ошибаешься: победили не враги, а я, — с усмешкой проговорил Фулнер. — Дорога для отступления из ущелья-западни станет свободной сразу после того, как ты поклянешься не тронуть никого из наших противников, когда те сами добровольно очистят нам путь.
— Очистят нам путь? В своем ли ты уме?
— К нашему общему счастью — да. Перед вторым штур-эм я приказал акритам любой ценой захватить и доставить мне пленного. Они сделали это, незаметно проникнув в тыл врага и захватив там одного из их раненых. Им оказался викинг из бывшей дружины ярла Эрика, вместе с которым совсем недавно я тоже плыл на Константинополь. Пленный рассказал, что в этом месте выход из ущелья защищают полторы сотни русичей-полочан и триста уцелевших от смерти на море викингов, которыми теперь командует сотник Ин-дульф. Я его отлично знаю, поэтому, ромей, дорога к отступлению открыта.
— Все равно не понимаю тебя, — пробормотал Иоанн.
— Все очень просто, нужно только не смешивать в одну общую кучу славян и викингов. Русы и болгары сражаются потому, что вы, ромеи, хотите отнять у славян свободу, превратив их в рабов. Поэтому они ненавидят империю, готовы биться с ней везде и до последнего человека. Викинги же обычно сражаются за две вещи в мире: за собственную жизнь и чужое золото. Ярл Эрик дрался на море потому, что перед его глазами сверкало золото киевского конунга Игоря, которое тот обещал ему за победу над империей. Викинги сотника Индульфа сражаются сейчас оттого, что вы, ромеи, преследуете их и намерены уничтожить вместе с русами. Но оставьте викингов в покое, пообещайте жизнь — и им незачем будет защищать ее с оружием в руках. Готов ли ты сделать это, подкрепив обещание клятвой?
— Да, варяг. Клянусь в этом всем святым, что только есть на земле и Небе. Но поверят ли моим словам викинги?
— Пусть это не тревожит тебя. Я сам буду говорить с ними.
Еще вчера утром Фулнер твердо верил в скорое поголовное уничтожение русов и ставших столь ненавистными ему бывших товарищей, поэтому мечтал о возвращении на родину, где никто не будет знать о его предательстве. Однако выступление на стороне русов болгар, гибель кмета Младана, спутавшая карты византийцев, паническое бегство отряда стратига Иоанна с перевалов к морю, ловушка в ущелье, в которую вместе с ним он только что угодил, придали мыслям Фулнера другое направление.
Византийские войска спафария Василия бесповоротно проиграли битву со славянами. Что же касается непосредственно отряда стратига Иоанна, в котором он находится, то он доживает последние часы независимо от того, удастся ли ему или нет выбраться из ущелья. Выберется из этой западни — угодит в другую, пробьется из гор к морю — будет добит на побережье. Уж Фулнер знает, как умны и расчетливы русские воеводы Асмус и Бразд, а отваге и воинскому умению их дружинников можно только позавидовать. Поэтому личн для него сейчас речь может идти лишь об одном — спасени собственной жизни. Для этого необходимо любой ценой выскользнуть из засады, предоставив стратига и его отрад уготованной им судьбе, а самому вернуться в лагерь спафария и вместе с ним попасть в империю. Что ему делать на родине, где нет ни семьи, ни богатства, а о спокойной и обеспеченной жизни он может только мечтать? Где снова его ждет дружина какого-нибудь ярла, набеги на берега соседей либо служба чужому конунгу и — в конце концов — погребальный костер павших викингов, с дымом которого его душа, подхваченная валькириями(Валькирии — воинственные райские девы-богини, решающие по повелению Одина исход битв и судьбы воинов (сканд. миф.).), отправится на Небо держать ответ перед грозным Одином.
Нет, он выберет иную судьбу! Спафарий Василий предоставит ему, как обещал, должность византийского центуриона, в Константинополе Фулнер отречется от старой веры и станет поклоняться богу ромеев — Христу. Он навсегда забудет о холодной и нищей родине! Однако для всего этого необходимо прежде всего одно — уцелеть сегодня.
Фулнер обвязал лезвие меча куском белой ткани, поднял его над головой. В сопровождении акритов, шагавших сбоку и сзади с горящими факелами, двинулся к неприятельской позиции. Взяв протянутый одним из спутников факел, взобрался на вершину вала из трупов, приблизил огонь к лицу.
— Викинги, узнаете меня? — прокричал он в темноту. — Если нет, смотрите лучше! Не бойтесь, подходите ближе. Сотник Индульф, узнал ли ты меня?
Какое— то время над чужими шеренгами продолжало царить безмолвие, затем оттуда раздался низкий, грубый голос:
— Я узнал тебя, Фулнер. Откуда ты здесь и что делаешь у наших врагов?
— Сотник, мы оба клялись Одину верно служить ярлу Эрику и киевскому конунгу Игорю. Однако здесь, в Болгарии, нет ни того, ни другого, само Небо избавило нас от данной некогда клятвы. Ты решил продолжить поход с русами, я стал служить империи. Это личное дело каждого их нас, однако мы по-прежнему остались варягами и должны щадить родную кровь. Мой теперешний ярл Иоанн предлагает тебе, сотник: опусти оружие, предоставь ромеев и русов их судьбе, а он в награду за это не тронет ни одного из викингов.
В ответ раздался громоподобный хохот Индульфа:
— Обещает не тронуть нас? Лучше посоветуй ему сделать обратное! И я воткну ромейского ярла вверх ногами в кучу его дохлых воинов!
Фулнер терпеливо переждал смех и насмешки других викингов, последовавшие за ответом сотника, заговорил снова:
— Индульф, я знаю, что вас, русов и викингов, перед началом боя было неполных пять сотен. Посмотри на горы трупов, которыми завалена дорога, каждый третий из них — рус или варяг. Значит, вас осталась в лучшем случае только половина. Теперь взгляни на силу, что движется против вас.
Фулнер высоко поднял факел над головой, наклонил в сторону, откуда пришел. В мерцающем свете факела, усилившем тусклый блеск луны, сотник увидел несколько готовых к атаке коробок византийских манипул. За ними в темноте шевелилась, строилась в ряды, вытягивалась в колонну плотная человеческая и конная масса.
— Индульф, мы уничтожим всякого, кто встанет на нашем пути. Согласишься пропустить нас без боя — все твои воины останутся жить. Если хотят, пусть умирают русы, почему вместе с ними должны расстаться с жизнью варяги?
— Я клялся конунгу Игорю, что всегда буду заодно с его воинами-русами! Я и викинги умрем вместе с ними!
— Ваши смерти будут напрасными, Индульф. Мы пойдем по вашим трупам дальше, и некому будет даже вознести ваши тела на погребальный костер. Пропустите нас без боя и делайте после этого что хотите. Можете хоть снова воевать с русами против империи. Только не губи напрасно из-за своего упрямства сынов Одина сейчас! Боги никогда не простят этого!
За спиной Фулнера звякнуло оружие, неподвижные доселе шеренги передней манипулы колыхнулись, медленно двинулись по дороге навстречу рядам русичей и викингов.
— Смотри, Индульф, мы идем! — прокричал Фулнер. — Если ты и викинги хотите жить — уступите нам путь без боя. Помните: одна пущенная в нас стрела, один удар копьем или секирой — и мы уничтожим вас всех до единого. Я все сказал, сотник, теперь дело за тобой. Будь благоразумен!
Фулнер соскочил с вала мертвых тел, отшвырнул в сторону факел. Быстро зашагал навстречу приближавшимся легионерам.
Индульф проводил его взглядом, тронул за локоть находившегося рядом с ним полоцкого сотника Брячеслава:
— Рус, надобно поговорить. Сойдем с дороги. Брячеслав молча последовал за викингом. Они остановились сбоку от дороги у ствола дерева.
— Слышал, что сказал Фулнер? — спросил Индульф, опираясь на длинную рукоять огромной забрызганной кровью секиры.
— Я слышал все.
— Тогда знай: ни один викинг не поднимет сейчас оружия против ромеев. Мы вновь станем воинами после того, как они пройдут мимо и покинут ущелье.
Брячеслав с удивлением посмотрел на варяга:
— Индульф, неужто ты настолько испугался ромеев, что от страха забыл о чести воина? И даже решил нарушить клятву, данную Одину и конунгу Игорю?
— Я никого и ничего не боюсь, кроме гнева богов, — высокомерно ответил Индульф. — Я готов сразиться один против десятка врагов, однако должен быть уверен, что в этом есть смысл. Сейчас его нет, мы все умрем бесцельно. Ромеи пойдут дальше, а наши смерти не принесут ярлам Бразду и Любену никакой пользы.
— Польза будет! Мы задержим ромеев в ущелье, и за это время к нам подоспеет подмога. Уверен, воевода Бразд уже послал ее.
— На нас идут все запертые в ущелье легионеры, никакая помощь ярла Бразда не остановит их. Ромеи хотят вернуться |туда, откуда пришли. Зачем мешать им? Их отряду все равно не пробиться к морю! Не сегодня, так завтра мы обязательно уничтожим их!
— Индульф, мы поставлены здесь не для того, чтобы беспрепятственно пропустить ворога. Я не изменю долгу воина!
— Рус, у тебя осталось четыре десятка дружинников, у пеня — около сотни викингов. Мы и наши воины сделали все, что могли. Если в нашей с тобой власти сохранить их «ни от бесцельной смерти — свершим это!
— Русичи не покупают жизнь ценой бесчестья! Брячеслав, считая разговор оконченным, хотел возвраi титься на дорогу, однако Индульф, перехватив рукоять секиры двумя руками, прижал ею шею сотника к стволу дерева.
— Нет, рус, ромеи без помех пройдут по дороге, и никто не тронет их даже пальцем. Смотри, что происходит, и, как сказал на прощанье Фулнер, будь тоже благоразумен.
Индульф слегка ослабил нажим на рукоять секиры. Брячеслав повернул голову к дороге и увидел, что его дружинники окружены плотным кольцом викингов, наставивших на них копья. В руках русичей тоже сверкали мечи, их копья и булавы были изготовлены к бою. Тесно сдвинув щиты, они стояли за ними плечом к плечу, их глаза были обращены к своему сотнику. Сейчас все зависело от Индульфа и Брячеслава: одно их неосторожное слово или движение — и между союзниками разгорится ожесточенная схватка. Выиграют же от нее только надвигавшиеся в боевом строю византийцы.
Брячеслав отвернулся от дороги, посмотрел в глаза Индульфа:
— Варяг, я и мои воины уходим отсюда. Оставайся один и делай что желаешь.
Выслушав рассказ взволнованного Брячеслава и оставшись у костра вдвоем с Браздом, Любен со злостью переломил толстую ветку, швырнул ее в огонь.
— Обхитрили нас ромеи, воевода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78