— А что происходит на порубежье Руси? Нет ли худых вестей из древлянской земли?
— На степном порубежье покой, на Русском море ромеи блюдут мирный договор с Русью. А древляне не кажут носа из своих болот-хлябей: без воеводы Бразда князь Мал не осмелится не то что воевать супротив Киева, но и возвысить против него голос. Тебе не о чем тревожиться, великая княгиня.
— Нам с тобой не о чем тревожиться, главный воевода, — поправила Свенельда Ольга, выделив слово «нам». — Но это лишь сегодня, покуда русское войско еще не вступило в сражения с Хазарией либо на Хвалынском море и может в полном составе возвратиться и защитить Русь. А что ждет нас завтра или послезавтра, когда оно будет связано войной, и, быть может, — упаси нас от этого боги! — не совсем удачной? Что тогда случится на нашем порубежье и внутри самой Руси? Окажутся ли ее вороги столь же мирными, как сейчас?
Брови Свенельда сошлись на переносице, глаза пытливо уставились в лицо Ольги. Чувствовалось, что воевода пытался постичь ход мыслей великой княгини, понять, к чему она клонит разговор.
— Дабы Русь не оказалась беззащитной перед возможными недругами, великий князь оставил в Киеве меня и воеводу Ра-тибора, — сказал Свенельд. — Можешь смело положиться на нас.
— Я и полагаюсь. А потому велела вчера вечером воеводе Ратибору быть готовым со всей его конницей выступить завтра на южное порубежье и зорко следить за степняками.
— Слышал о том, великая княгиня. Ты поступила весьма предусмотрительно — конница Ратибора будет серьезной угрозой для степняков, желающих совершить набег на Русь.
А ты, Свенельд, действительно неглуп. Вместо того чтобы напомнить Ольге, что, прежде чем приказывать Ратибору, ей нужно было посоветоваться с ним, главным воеводой, или хотя бы поставить его в известность о принятом ею самостоятельно решении, он хвалит ее за предусмотрительность. А может, подобное поведение вовсе не проявление ума Све-нельда, а всего лишь радость по поводу того, что теперь он со своей ладейной дружиной окажется единственной вооруженной силой в Киеве и при удобном случае без особого труда сможет захватить власть? Причем сия радость настолько велика, что перед ней ничего не значит его уязвленное самолюбие главного воеводы? Сейчас посмотрим, какое из этих предположений верно.
— Рада, что ты одобряешь мой поступок, главный воевода. Но я решила проявить предусмотрительность не только в этом. В случае малейшего неуспеха нашего войска воспрянут духом не только внешние враги Руси, но и внутренние. Как знать, что предпримут древляне, извечные недруги полян и Киева? Дабы отбить у них охоту к смуте, надобно отправить к древлянам нашу ладейную дружину, которая заодно будет преградой и для варягов, вздумай они нагрянуть на Киев с верховий Днепра. Ты сам возглавишь ладейную дружину или, как главный воевода, останешься при мне в Киеве?
При последних словах Ольга резко вскинула глаза от веточки, которую в течение разговора продолжала держать у лица, и внимательно посмотрела в глаза Свенельда. Ни удивления, ни смятения, будто он услышал именно то, что и предполагал. А может, воевода, так оно и есть? Ведь не напрасно покойный князь Олег выделил тебя из всех прибывших с ним в Киев варяжских ярлов, сделав со временем одним из ближайших сподвижников? И насколько наивна и самонадеянна она, Ольга, вздумавшая тягаться в хитрости с тобой, пребывавшим столько лет в киевском великокняжеском тереме, а до этого служившим и у князя Рюрика, и у императоров Нового Рима! Отвечай, Свенельд, и она узнает, с кем ей предстоит иметь дело в отсутствие Игоря!
— Великая княгиня, говоря о твоей предусмотрительности, я имел в виду и отправку ладейной дружины в землю древлян, — спокойно прозвучал голос Свенельда. — Помимо того что она не позволит им выступить против Киева и укротит пришлых варягов, вздумай они поживиться на Руси, прокорм четырем тысячам воинам-ладейщикам в этом случае будет вынужден обеспечить князь Мал, а не град Киев и не ты, великая княгиня. С ладейной дружиной следует отправиться и мне. ибо на Уже и верховьях Днепра от меня, главного воеводы, проку будет больше, нежели в Киеве.
Ольга не верила своим ушам — Свенельд не только не возражал ей, он заранее был готов к отправке викингов из Киева! Конечно, Ольга не сомневалась, что Свенельд лично возглавит плавание к древлянам. Среди воинов-ладейщиков, помимо викингов, были и русичи. Чтобы немедля пресечь их сопротивление его возможной попытке захватить власть на Руси, Свенельду надобно было находиться непосредственно в дружине. Но чтобы он так спокойно отнесся к выдворению из Киева и даже ставил ей в заслугу сию предусмотрительность, Ольга никак не ожидала. Здесь что-то было не так, в своих рассуждениях она чего-то явно не учла, но чего? Того, что Свенельд постарается расположиться к Киеву как можно ближе, чтобы в нужный момент оказаться в нем быстрее дружины Ратибора? Вряд ли, ведь если подобное развитие событий предусмотрела она, не мог этого не сделать и Свенельд. Но тогда какой хитроумный план сидит в его голове, почему он нисколько не обеспокоен отплытием из Киева?
— Мыслю, что конникам и ладейщикам следует выступить в поход одновременно. Пусть стольный град проводит своих защитников в один и тот же день, не делая между ними различий. А напутственное слово обеим дружинам молвишь ты, главный воевода.
— Благодарствую за честь, великая княгиня, — склонил голову в поклоне Свенельд. — Догадываясь о твоем плане, я еще третьего дня велел тысяцким и сотникам подготовить ладьи к походу. Так что плавание к древлянам вполне можно начать в один день с выступлением в степь дружины воеводы Ратибора.
Ольга не отрывала взгляда от Свенельда: может, хоть чем-то выдаст свои тайные мысли? Напрасные надежды: лицо главного воеводы невозмутимо, глаза, как всегда, холодны, тонкие губы словно застыли под густыми вислыми усами. «Черный ворон», — вспомнила вдруг Ольга прозвище, полученное Свенельдом от жителей Червонной Руси во время похода князя Олега в карпатские предгорья. Это прозвище воевода получил не только за свой внешний облик, ибо длинный, с горбинкой нос, черные как смоль волосы, постоянно приподнятые плечи и чуть склоненная вперед голова действительно делали Свенельда схожим с упомянутой птицей. Гораздо больше роднили воеводу с этим пернатым хищником сила и жадность, стремление любой ценой завладеть приглянувшейся добычей, а также неимоверная хитрость, присущая именно сей птице, любившей жить подле человека и многое перенявшей от него. Увы, не ей, Ольге, ловить Свенельда на неосторожном слове, не ей пытаться понять его истинное отношение к собеседнику по непроизвольному, порой трудно уловимому изменению выражения лица.
— Пусть так и будет. Я велела воеводе Ратибору не брать в степь две сотни конников, столько же дружинников-ладей-щиков надлежит оставить в городе и тебе. Они нужны не для защиты Киева, а чтобы в нужный момент связаться с тобой либо с Ратибором.
— Я уже распорядился об этом, великая княгиня. В стольном граде остаются пять ладей с надлежащим числом воинов старшим над ними мной назначен сотник Вальдс. Вальдс, подойди к нам! — громко обратился Свенельд к группе сопровождавших его и Ольгу великокняжеских гридней и викингов.
От нее отделился высокий широкоплечий воин, единственный из всей группы без щита и копья, быстрым шагом направился к великой княгине и Свенельду. Ольга залюбовалась им: большие голубые глаза, русые, с золотистым отли вом волосы, гладкое, без единой морщинки лицо, пшенично го цвета усы с подкрученными кверху кончиками, нежная ко жа, даже под знойным киевским солнцем не принявшая ко ричневатого оттенка, как у русичей-полян, а всего лишь, как у потомственных жителей Севера, слегка тронутая загаром Вальдс был в кольчуге, низко надвинутом на лоб шлеме с на глухо застегнутой на горле кольчужной сеткой. Его взгляд лишь мельком скользнул по великой княгине и тут же остановился на воеводе, однако Ольга сразу восприняла сотника викингов не как воина, а как мужчину. Она и прежде несколько раз видела Вальдса с его младшим братом Олегом к со Свенельдом и многое слышала о нем от боярских и воеводских дочерей, с которыми коротала время в разговора или на прогулках в саду, но встретилась с Вальдсом впервые.
Да, сотник не напрасно имел славу покорителя женскил сердец! Ведь не сказал ей ни слова, даже толком не посмотрел, а она уже убрала со лба упавшую на него прядь волос легонько куснула себя за верхнюю губу, дабы та порозовела пошире раскрыла прищуренные до этого от яркого солнца глаза. Она не только почувствовала в Вальдсе прежде всего мужчину, а не воина, но и сама ощутила себя в его присутствии вначале женщиной, а потом уже великой княгиней. Да и ты, сотник, видно, испытываешь схожие чувства! Ведь не от встречи со Свенельдом у тебя зарумянились щеки, распрямилась во всю ширь грудь, а дыхание участилось и стало настолько громким, что его слышно за десяток шагов. Впрочем, какое Ольге до всего этого дело! Сейчас на садовой тропе нет мужчин и женщин, на ней — великая киевская княгиня с воеводой и сотником ее дружины.
Вальдс остановился напротив Ольги и Свенельда, отвесил великой княгине низкий поклон, после чего глянул на Свенельда:
— Звал меня, главный воевода?
— Да. Сотник, ты останешься в Киеве, дабы при надобности передать слово великой княгини мне либо воеводе Рати-бору. В граде будут также две сотни конников под началом сотника Рогдая. Коли весть великой княгини быстрей и безопасней доставить мне или Ратибору по суше — сие сделают конники Рогдая, коли это удобней по воде — посылай своих ладейщиков. Понадобиться великой княгине ты можешь в любой миг, а потому будь неотлучно при ней или в тереме. Подчиняться тебе и Рогдаю надлежит только великой княгине, и никому более, в ее распоряжение вы поступаете с завтрашнего утра. Все уразумел?
— Да, главный воевода.
— Великая княгиня, коли мы переговорили обо всем, дозволь покинуть тебя, — сказал Свенельд. — У меня много дел в дружине и городе, а времени до отплытия осталось в обрез.
— Идите оба, — разрешила Ольга.
Уходя, Вальдс еще раз посмотрел на Ольгу, и это был взгляд не сотника на свою великую княгиню, а мужчины на заинтересовавшую его женщину — внимательный, оценивающий. И Ольга почувствовала, как от этого быстрого взгляда у нее заколотилось сердце, а саму бросило в жар. Теперь она понимала, почему молодые боярышни столько времени посвящали пересудам о Вальдсе и его любовных похождениях!
Оставшись одна, Ольга медленно направилась по тропинке в сторону днепровского берега. Там, в удалении от великокняжеского терема, было меньше людей, к тому же влажный речной воздух смягчал нестерпимый полуденный зной. К четверке воинов из великокняжеской стражи, неотступно следовавших за Ольгой, она давно привыкла и нисколько не чувствовала себя при них стесненной. Изрядно поднаторевшие в службе гридни хорошо знали, когда и на каком расстоянии им надлежит быть от великой княгини, чтобы в случае опасности не опоздать прийти ей на помощь и в то же время не слышать разговоров о державных делах. Сосредоточившись на своих мыслях, радуясь возможности побыть наедине с собой, чего была лишена все последние дни, Ольга неторопливо приближалась к месту, откуда любила наблюдать за Славутичем.
Итак, скоро она избавится от присутствия в Киеве варягов и наконец-то сможет спокойно вздохнуть. Но сможет ли? Ведь Свенельд наверняка замыслил какой-то хитроумный план, в котором предусмотрел выдворение из стольного града своих викингов, и только ждет благоприятного развития событий, чтобы приступить к его осуществлению. Каков этот план, что может Ольга противопоставить ему? Не знает этого Ольга, даже не догадывается, какой расчет заставил Свенельда смириться с отправкой его викингов в древлянскую землю.
От одного Свенельда голова кругом идет, а как чувствовала бы себя она, не отправив в Хазарию или, того лучше, еще дальше, на Хвалынское море, его дружков Эрика и Ола-фа? Как дружно слетелись они на Русь, едва прослышав о готовящемся походе! А может, поход был лишь предлогом, чтобы собрать в Киеве столь значительные силы викингов? Лично она, Ольга, до сих пор не верит, что ярл Олаф, не бывавший прежде на Руси, случайно объявился здесь с дружиной всего на месяц позже Эрика и позволил так легко уговорить себя отказаться от службы у ромейского императора и пристать к войску ничем не знаменитого киевского князя. Наверное, оба заранее договорились со Свенельдом появиться весной в Киеве, чтобы при удобном случае повторить с Игорем то, что не столь давно свершил с князьями Аскольдом и Диром князь Олег? Ведь не секрет, что удачливой Олега в захвате власти и достигнутое им на Руси положена давно вызывали зависть Свенельда, а ярл Эрик уже мног. лет мечтал стать конунгом какой-либо русской земли.
Ольга прекрасно помнила, сколько сил и душевного покоя тратил князь Олег на поддержание равновесия между славянской и варяжской частями своей дружины, сколько изобретательности требовалось от него, чтобы не допустить опасного для себя усиления власти одной из враждовавших между собой групп киевских воевод и варяжских ярлов. При Олеге и не могло быть иначе! Ему, убийце киевских князей Аскольда и Дира, необходима была сильная варяжская дружина, чтобы отбить охоту у славян отомстить ему за гибель их князей. Точно так он нуждался в не менее сильной славянской дружине, дабы держать в узде прибывших с ним викингов, многие из которых смотрели на Киев как на захваченный у врага город и желали его разграбления. Олегу, желавшему навсегд остаться великим князем Руси, требовался мир между теми; другими, и он избрал для себя роль властителя, котором единственному по силам не допустить войны между полянами и пришлыми варягами. И ему это удалось…
Ольга сошла с тропинки, обогнула большой куст лещины и очутилась на маленькой полянке, откуда в просвет между двумя деревьями хорошо просматривался Славутич. Здесь, никем не тревожимая, полностью погруженная в свои мысли, не сводя глаз с голубой шири реки, она могла стоять часами.
Но почему проблема, от которой никуда не мог деться князь Олег, должна преследовать и Ольгу, тем более ее будущих детей? Разве она, славянка и жена Игоря, не имевшего отношения к убийству Аскольда и Дира, ответственна за деяния пришлого рарога Олега? Нет! А потому ей нечего страшиться славян, оттого не нужны ей, великой княгине, многочисленные викинги, мечи которых должны были оградить князя Олега от возможной мести полян. Но попробуй выпроводить из Киева прижившегося здесь Свенельда, рискни запретить появляться без великокняжского дозволения на Славутиче воинственным ватагам всевозможных ярлов, бывших сподвижников Олега и нынешних друзей Игоря! Миром подобная попытка вряд ли увенчалась бы, а вражда, тем паче война между русичами и варягами, была лишь на руку недругам Руси. Значит, нужно было исхитриться избавиться от засилья викингов иным, окольным путем, не зароняя в их умы подозрения и обиды, что надобность в них отпала и они стали лишними на Руси.
Она нашла такой способ! Нужно как можно больше варягов, как осевших на Руси, так и постоянно навещавших ее, отправить в дальний опасный поход, где, не щадя их, использовать в боях наравне с русичами. Неважно, победой или поражением закончится поход, главное, чтобы в этот поход ушло викингов как можно больше, а возвратилось как можно меньше. Пусть и русичей погибнет столько же, но их дружины наберут на родной земле прежнюю мощь гораздо раньше, чем викинги. И когда былое равновесие в силах нарушится в пользу русичей, можно будет приступить к укрощению честолюбивых замыслов варяжских ярлов. Причем осторожно, исподволь, сталкивая интересы тех, что давно осели на Руси и даже породнились со славянами, и тех, что хотели бы видеть славянские земли легкой добычей во время своих постоянных метаний из Варяжского моря в Русское и обратно.
В том, чтобы Игорь не вздумал потакать всегдашнему желанию ярлов возлагать основную тяжесть боев на русичей, а викингов использовать лишь в исключительных случаях, и заключалась вторая, не высказанная Ольгой ее просьба к воеводе Асмусу при их последней перед походом встрече. Оставалось надеяться, что Асмус сам догадается беречь родную русскую кровь, тем более что древлянский воевода Бразд, при любых обстоятельствах стремившийся не допустить напрасной гибели своих воинов, будет ему в этом примером. Иногда Ольге приходила в голову пугающая мысль: ей было не столь важно, с победой или без оной возвратится домой Игорь, главное, чтобы с ним оказалось как можно меньше викингов. Тогда, прежде чем они усилятся за счет друзей-наемников из Византии и собратьев с берегов Варяжского моря, в Киеве намного раньше очутятся дружины из русских княжеств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78