Четыре ладьи и три драккара, которым была уготована участь стать плавучими погребальными кострами, стояли цепочкой на якорях, а в тесном строю, касаясь друг друга боками, качались на волнах ладьи и драккары с живыми товарищами, которые отдавали мертвым последний воинский долг. Прощание с уходившими на Небо было обычным. Когда жрец и дротт закончили обращение-просьбу к Перуну и Тору принять к себе души завершивших свой земной путь воинов, вдоль ладей и драккаров с мертвыми заскользил по воде челнок, и стоявший в нем с обнаженным мечом главный воевода Асмус обрезал канаты, удерживавшие суденышки на якорях. Влекомые течением, они поплыли мимо строя ладей и драккаров, и в них оттуда полетели горящие факелы, в борта впились стрелы с огненными хвостами. Когда суденышки минули строй прощавшихся с ними русичей и викингов и оказались на речном просторе, они представляли собой огромные костры. С непокрытыми головами, храня молчание, дружинники стоя провожали их глазами до тех пор, покуда семь ярких пятен не исчезли за далеким речным изгибом…
Уже к утру начал стихать ветер, а к полудню волны исчезли, река успокоилась, сквозь низкие тучи пробилось солнце. Боги воды простили Игорю его забывчивость, приняли дары русичей и теперь не будут на стороне их врагов! Этим вечером русичи и викинги отправили вниз по течению еще восемь ладей и драккаров. А следующими вместе с десятком горящих суденышек поплыли четыре сотни дружинников, полностью погруженных в воду. Они держались за толстые канаты, прикрепленные к днищам ладей и драккаров, которые влекли их по воде.
Командовавший этим отрядом сотник Микула лично отбирал каждого воина, в мельчайших деталях обсудил с ними все возможные положения, в которых они могли оказаться в реке и при встрече с противником на берегу. Хотя протянутые с обеих сторон вдоль днища суденышек канаты были крепки и надежны, а дружинники приучены долго пребывать в холодной воде и плавать в кольчугах почти так же, как и без них, Микула велел им густо смазать тело медвежьим жиром, а кольчуги, шлем, оружие и верхнюю одежду сложить в кожаный мешок и привязать себе на грудь. Жир предохранял тело от холода, а от тяжелого мешка в случае непредвиденной случайности либо опасности можно было избавиться с помощью прикрепленного к ноге засапожного ножа. Поэтому за плывших с ним дружинников Микула не волновался, а вот державшаяся рядом с ним за канат Роксана вызывала у него беспокойство, поскольку впервые принимала участие в подобного рода подводном путешествии.
Однако все обошлось благополучно. Предназначенные для плавучих кострищ ладьи и драккары были предусмотрительно наполнены на два-три локтя водой, поэтому бушевавшее вверху пламя не причинило вреда ни дружинникам, ни находившимся на поверхности концам их дыхательных трубок. Тихая погода, установившаяся после принятия даров богами воды, также способствовала спокойному плаванию. Правда, врагом была яркая луна, но ширина Итиль-реки позволяла не опасаться, что торчавшую на ширину ладони тонкую камышинку будет заметно с берега.
Дружинники плыли всю ночь. Около полуночи надводная часть суденышек догорела полностью, и Микула смог время от времени осторожно приподнимать над водой голову. Когда небо на востоке стало светлеть, дружинники расстались с дыхательными трубками и показались из воды. Держась одной рукой за канаты, а второй гребя, как веслом, они стали постепенно подгонять днища суденышек к нужному им берегу. У густых зарослей кустарника, подступившего к самой реке и даже опустившего в нее нижние ветви, останки ладьи, с которыми плыл Микула, резко вильнули в сторону суши и врезались в кустарник. В десятке шагов от них в ветви воткнулся нос плывшего рядом полусгоревшего драккара, остальные бывшие суда-кострища медленно продолжили путь вдоль самого берега.
Вокруг стояла тишина, не было слышно ни топота копыт, ни лошадиного храпа либо ржанья, ни человеческих голосов — ничего, что говорило бы о близком присутствии вражеского дозора. Может, заросли кустарника настолько обширны, что, объезжая их, дозорные далеко приняли в сторону и появятся уже там, где к берегу должны пристать останки других суденышек? В таком случае боя не миновать, и находившимся с Микулой дружинникам надлежало поскорее очутиться на суше и, будучи позади места возможной схватки, отрезать врагам путь к отступлению, чтобы ни один из них не мог спастись и сообщить своим военачальникам об отряде Микулы. По грудь в воде, прокладывая мечами дорогу сквозь нависшие над рекой ветви, дружинники Микулы направились вдоль берега вслед за уплывшими дальше останками суденышек. Там, где заросли кустарника заканчивались, на речном песке виднелись остовы сразу двух ладей, недалеко от них чернело днище драккара. Людей возле них заметно не было — видно, все они успели схорониться в начинавшемся у песчаной отмели лесу. Микула подозвал к себе десятского Всеслава.
— Бери тридцать дружинников и затаись в кустарнике. Появятся буртасы — не трогай их. Но ежели нам паче чаяния придется вступить с ними в бой, прегради им дорогу назад и не позволь уйти отсюда живым ни одному.
С оставшимися при нем дружинниками Микула стал огибать опушкой леса освещенную луной песчаную отмель и вскоре наткнулся на высадившихся дружинников. Они были уже одеты и полностью готовы к бою. Находившийся с ними сотник, которому на время отсутствия Микулы предстояло командовать отрядом, поспешил ему навстречу, доложил:
— Все воины на берегу, не утонул ни один. Где и когда нам ждать тебя?
— Ты знаешь это место? — спросил Микула у Сарыча.
— Конечно. В полдень мы будем у начала долины Злых духов, а ближе к вечеру — на Зеленом острове. Значит, обратно нас нужно ждать через сутки. Но встретимся мы не здесь, а в более удобном месте. Дальше по течению, примерно в полутора верстах отсюда, в реку впадает крупный ручей, его ты узнаешь по старому, расколотому надвое небесной стрелой богов дубу, растущему у его устья. Отправляйся вверх по течению ручья и там, где лес встречается со степью, мы и встретимся.
— Теперь скажи, что будешь делать, ежели нас не будет двое суток, — обратился Микула к сотнику.
— По берегу реки я достигну караванной тропы, что идет мимо долины Злых духов. По ней я выйду к холму с дубом-великаном, и через десять поприщ от него будет Сухой колодец. Слева от колодца находится скопище валунов. К самому большому из них мне следует подойти, встать к нему лицом и трижды взвыть волком. Тому или тем, кто явится на зов, я должен показать полученную от тебя золотую пластинку и сказать, что мне надобно увидеться с атаманом Казаком. К валуну мне нужно подходить одному или с единственным спутником.
— Все верно. Жди нас двое суток, а на третьи отправляйся к казакам сам. Постараюсь, чтобы тебе этого не пришлось делать. До встречи.
— Жду тебя, Микула. Да помогут тебе наши боги… Места, в которых они очутились, были не раз исхожены Сарычем и хорошо ему известны. Лес они без помех минули по звериным тропам, а вот в степи проявили непростительную беспечность. Будучи одним из ближайших подручных атамана Казака, Сарыч знал все ходы-выходы в свое пристанище и вел Микулу к ближайшему из них. Торопясь, они шли днем по степи, лишь слегка пригнувшись, самым кратчайшим путем, иногда слишком близко приближаясь к караванной тропе. Соблюдать все необходимые в таких случаях меры предосторожности, в том числе приближаться к тайному лазу лишь в темноте, у них не было времени.
Эта спешка их и подвела. Выбравшись из неглубокого овражка, по дну которого они шли последние полчаса, Микула увидел шагах в четырехстах впереди себя крошечную рощицу. Слева от нее виднелся высокий курган, невдалеке от которого брал начало другой овраг. Остановившись, Сарыч долго всматривался в рощицу, бросил несколько внимательных взглядов на вершину кургана. Вздохнув, задумчиво потер подбородок.
— В чем дело? — поинтересовался Микула.
— Мы почти у цели, — сообщил Сарыч. — Ход под землю в овраге, что перед нами, примерно в полуверсте от кургана. Сам ход нельзя увидеть с кургана, подобраться к нему по дну оврага среди кустов и травы тоже можно незаметно. Да беда в том, что все подходы к оврагу далеко просматриваются с вершины кургана. Если на ней сейчас расположился чей-то дозор, он прежде всего наблюдает именно за оврагом, поскольку оттуда может днем незаметно подкрасться опасность. Обычно мы пользуемся этим лазом ночью, а если вынуждены делать это днем, то спускаемся в овраг на расстоянии, с которого нас нельзя увидеть с кургана. Вот и приходится выбирать, как поступить сейчас: потратить два часа на обход кургана или рискнуть проскочить в овраг по степи напрямик, понадеявшись, что на вершине кургана никого нет.
— А почему на ней должен быть чей-то дозор? — спросил Микула. — Караванная тропа в стороне от нас, подобных курганов и рощиц мы встречали в степи уже немало, и все обошлось благополучно. Или сей курган чем-то особенный?
— Сам по себе он ничем не примечательный, такой же, как все в округе, а вот рощица подле него… В ней ручей с пресной водой, а следующий — почти в дневном переходе отсюда. Поэтому многие караванщики останавливаются в рощице на отдых, заскакивают сюда за водой хазарские и буртасские стражники, а также всякий бродячий люд. И все выставляют на вершине кургана дозорных, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох нашим братом казаком или разбойниками. Кто знает, может, и сейчас на кургане не спускают глаз с оврага и подходов к нему. Хотя…-Сарыч бросил очередной взгляд на рощицу. — Нигде не видно ни людей, ни лошадей, не слышно ни голосов, ни ржанья, не заметно дыма костров. Похоже, что рощица пуста и, значит, на кургане нет дозорных. Микула понимал, что Сарыч не прав. Разве обязательно отдыхающим караванщикам разводить костры как раз в то время, когда у рощицы появились Микула с Сарычем? Или почему на опушке рощицы или в степи близ нее должны разгуливать люди или пастись животные, если в предполуден-ную жару все живое стремилось поглубже в тень и поближе к воде? А охотившиеся за разбойниками стражники вообще предпочитали передвигаться по степи тайно, чтобы иметь возможность в нужный момент возникнуть там, где их не ждали. Но Микуле так же, как Сарычу, не хотелось лишние два часа тащиться в тяжелой, нагревшейся под солнцем кольчуге по степи в обход кургана, и он решил тоже положиться на волю случая. Ведь овраг так близко, а вокруг действительно ни единой живой души!
— Наверное, так оно и есть, — сказал он. — К тому же до оврага рукой подать, проскочим в него мигом. А делать огромный крюк вокруг кургана нет ни сил, ни времени.
— В этом и дело. Пригнемся пониже к земле и прошмыгнем в овраг на едином дыхании. По его дну идти не след, а вот ближайший к кургану склон, особенно где он крутой, виден не полностью. Держись к нему поближе.
Сняв свой высокий остроконечный шлем, согнувшись пополам, Микула чуть ли не бегом направился за Сарычем к оврагу. Расстояние до него они покрыли за считанные мгновения, но когда спустились на дно, до их слуха со стороны кургана донесся конский топот.
— Неужели…— начал было Сарыч и, не договорив, торопливо полез по склону вверх.
За ним последовал Микула, и увиденное заставило его заскрежетать от злости зубами. От кургана к оврагу скакали трое всадников, а из рощицы выезжал отряд в полтора-два десятка человек. По одежде и вооружению в них легко было признать буртасских стражников. Отряд тоже направлялся к оврагу.
— Быстрей на дно и бегом к подземному лазу! — крикнул Сарыч. — Мы должны успеть к нему раньше, чем стражники нас догонят! Надевай шлем и прикрывай щитом не грудь, а ноги! Стражники будут стараться захватить нас в плен, а потому станут метить в ноги!
Микула не послушался его совета. Скатившись на дно оврага, он забросил щит за спину и достал лук. Когда вблизи них на гребне оврага появилась тройка всадников с арканами в руках, Микула первой же стрелой свалил одного из них. Уцелевшие отпрянули в степь, и лишь стук копыт над головами говорил, что стражники ехали вдоль оврага. Однако главная угроза для Микулы и Сарыча заключалась не в них, а в отряде, прискакавшем от рощицы. Спешившись, они спустились в овраг и начали преследовать беглецов. Часть из них стреляла из луков, норовя попасть преследуемым в ноги, двое-трое, вырвавшись вперед и прикрываясь кустами, стремились сблизиться с Микулой и Сарычем на расстояние броска аркана. Метко пущенной стрелой Микуле удалось навсегда оставить ближайшего из них под кустом терновника, и опасность быть заарканенными покуда миновала.
Микуле и Сарычу повезло, что их преследователи были опытными воинами и не сделали того, что в таких случаях обыкновенно приходило в голову новичкам: опередив беглецов, спуститься в овраг и преградить им путь. Бывалые стражники понимали, что беглецов в овраге могли поджидать их товарищи, поэтому, оказавшись в незнакомом месте, можно было легко угодить в ловушку. Зачем подвергать себя риску, если беглецы были обречены и рано или поздно все равно оказались бы в их руках? Не могли же они весь день увертываться и защищаться щитами от пущенных им в ноги стрел? А приди им на помощь товарищи или изменись по каким-либо причинам обстоятельства в их пользу, преследуемых можно было в мгновение ока засыпать стрелами, метя им уже не в ноги. Да и меткость Микулы, чьи стрелы редко не попадали в цель, не способствовала желанию стражников переходить к решительным действиям.
— Микула, задержи их на месте хоть немного! — крикнул Сарыч, скрываясь за густым кустом, растущим рядом с отвесно уходившим вверх каменистым склоном оврага.
Присев на колено за соседним кустом, сотник со всей возможной быстротой принялся стрелять в приближающихся стражников, заставив их больше прятаться за кустами и камнями, чем заниматься преследованием.
— Ко мне! Скорей! — донесся до Микулы голос Сарыча. Повернувшись, Микула увидел, что Сарыча за кустом нет, зато в склоне зияла квадратная черная дыра, из которой и раздался голос казака. Рядом с дырой лежал большой плоский камень, который прежде закрывал вход в подземелье. Двумя огромными прыжками Микула достиг лаза, быстро юркнул в него и остановился, попав из яркого солнечного дня в непроглядную черноту ночи. Но Сарыч откуда-то из темноты схватил его за руку, увлек за собой.
— Бежим! — крикнул он. — Сейчас у входа будут стражники, и нам может не поздоровиться от их стрел! Теперь они будут стрелять уже по-настоящему!
Не видя ничего перед собой, спотыкаясь на неровном полу, втянув голову в плечи, чтобы не удариться о потолок, Микула бежал за Сарычем. Они успели отбежать от входа в подземелье всего на полусотню шагов, как сбоку просвистела первая стрела.
— Ложись! — скомандовал Сарыч, бросаясь на пол подземного хода. — И прикройся щитом! Вытяни руку влево и нащупай стену! Ползи вдоль нее за мной! Скоро поворот, и стрелы не будут нам страшны!
Они только достигли поворота, как у входа вспыхнули несколько факелов и донесся топот множества ног. Стражники были предусмотрительными воинами: имея дело с разбойниками и казаками, которые чаще всего действовали по ночам, они постоянно имели при себе запас факелов и сейчас воспользовались ими. Освещая дорогу и не переставая стрелять перед собой, стражники дружно бежали за беглецами. Микула потянулся было за своим луком, но Сарыч остановил его:
— Не трать время! Для подобных гостей у нас припасено кое-что получше!
Ход, по которому они бежали, был высохшим руслом подземной реки, и частые изгибы и повороты не позволяли преследователям вести прицельную стрельбу. К сожалению, ход не имел боковых ответвлений, и это не давало возможности запутать стражников и оторваться от них. Вот лаз расширился, и беглецы оказались в довольно большой пещере. Свет горевших позади факелов почти не освещал ее, хотя выход из нее бросался в глаза сразу. Когда Микула направился к нему, Сарыч схватил его за локоть и затащил в глубокую щель в стене. Здесь он сунул в руки сотнику конец толстой веревки, за вторую веревку взялся сам.
— Когда скажу — тяни что есть сил, — прошептал он на ухо Микуле.
Пламя приближающихся факелов постепенно освещало пещеру, и Микула смог получше рассмотреть ее. Пещера как пещера, ничего необычного, если не считать низко провисшего потолка над входом. Но если учесть, что Микула и Сарыч затаились в десятке шагов от входа и к потолку над ним уходили сжатые в их руках веревки, нетрудно было догадаться, что поджидало стражников в пещере.
А они уже были в ней. Не задерживаясь у входа, пустив в разные углы пещеры несколько стрел, стражники устремились к выходу из нее. Они держались тесной группой, и, когда все оказались под провисшим потолком, Сарыч выдохнул:
— Тяни веревку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78