Отчего среди камней преобладали белый и желтый цвета и почти не видно синего и красного, так радующих глаз? Почему от мертвенно-бледного сияния в горловине мешка несло холодом? Может, это напоминание о подземном мире, откуда появились эти камни?
Что за глупость лезет в голову? Какой подземный мир, если камни отбиты у разбойника Ичкера, прятавшего их в колодце для добычи нафты? Но тогда почему древлянский волхв заставил воеводу Бразда отказаться от своей части добычи, что за укол и холод Игорь испытал, погружая в мешок руку, откуда эта непонятная тревога в груди и озноб по всему телу? Может, он сегодня слишком много был на солнце? Наверное, так и есть. Поэтому лучше скорее лечь спать, а если утром состояние не улучшится, нужно встретиться со знахарем — великий князь в походе не имеет права хворать.
Повернув голову, Ольга бросила взгляд на соседнюю тропу. Так и есть, фигура христианского священника Григория видна на ней и сегодня. Точно так, как и вчера, и позавчера, и три дня назад. То же черное одеяние, крест на груди, заложенные за спину руки, склоненная голова. Хочет показать, что полностью погружен в свои мысли и не обращает внимания на окружающее? Не получится, слуга ромейского бога! Вовсе не для того, чтобы думати свои думы, появляешься ты ежедневно подле великой княгини во время ее прогулок. После того как ты первым подошел к Ольге с разговором о ее муже и походе на Хвалынское море, ты ждешь продолжения того разговора, однако теперь его должен начать не ты, а Ольга. Ты уже сказал все, что счел нужным для начала или на что мог осмелиться, и теперь великая княгиня должна позволить тебе продолжить затеянный разговор либо, выказывая к тебе безразличие, дать понять, что твои мысли ей неинтересны и вы оба должны забыть о том, о чем некогда говорили.
Но в том и дело, что начатый Григорием разговор был ей интересен и Ольга желала его продолжения. И чем дальше, тем желала этого все сильней: со времени, когда она осталась в Киеве вместо Игоря, и без того узкий круг людей, кому она могла доверять и с кем поделиться сокровенными мыслями, сократился еще больше. Никто не знал, чем завершится поход великого князя и возвратится ли он из него, а поскольку от этого напрямую зависела судьба его жены и близких к ней людей, некоторые не хотели прослыть ее друзьями и потом расплачиваться за это. Ольга понимала таких людей, судьба которых зависела от воли других либо прихоти обстоятельств, презирала их и не пыталась удерживать подле себя. Свою судьбу она вершила сама и наперекор всем! Но трудно, очень трудно все делать одной, и как нужен, просто необходим иногда рядом верный друг и умный советчик. Может, таковым станет христианский пастырь Григорий, коему нет дела до склок и борьбы близ стола великих киевских князей, но который может рассчитывать со стороны женщины-правительницы на большую терпимость к христианской общине, нежели от властителя-мужчины, сталкивающегося с иноверцами преимущественно на полях брани? Почему ей не попытаться лучше понять Григория, посмотреть, может ли он ей в чем-либо пригодиться?
Ольга ускорила шаги, и там, где тропинки, по которым прогуливались она и Григорий, сливались в одну широкую тропу, сбегавшую к Славутичу, догнала священника.
— День добрый, Григорий. Не потревожила твой покой?
Григорий не повернул в ее сторону головы, не остановился и не замедлил движения. Лишь немного принял вправо, уступая Ольге место рядом с собой.
— День добрый, великая княгиня. Давно ждал, когда подойдешь ко мне.
— Ждал? Почему был уверен в этом?
— Одному человеку, каким бы умом и силой воли он ни обладал, трудно противостоять сонмищу врагов. А у тебя очень много врагов, великая княгиня. И станет намного больше, ежели поход твоего мужа закончится неудачей для тебя. А таковым он окажется даже в случае, если русское войско возвратится с громкой победой и богатой добычей, но без твоего мужа. Судьба земных владык очень переменчива, а потому ты, женщина и великая княгиня, постоянно должна быть готова к укрощению недругов и защите своей власти. А для сего надобно иметь надежных друзей и союзников, на которых можно смело положиться в самую тяжкую годину.
— Такого друга и союзника я должна видеть в тебе? — насмешливо спросила Ольга.
— Я хотел бы им стать. Почему — уже объяснял прошлый раз. Однако верить или нет в чистоту моих побуждений, зависит лишь от тебя. Решай.
— Чистота побуждений — слишком непростое дело, дабы судить о ней после одного-двух разговоров. Кстати, раз уж мы упомянули об этом, ответь, отчего ты считаешь, что главный воевода Свенельд покинул стольный град… не с чистыми побуждениями? — спросила Ольга, не считая нужным тратить время на общие рассуждения и сразу переходя к тому, что ее интересовало.
Священник нисколько не удивился вопросу.
— Великий князь оставил Свенельда с тобой, чтобы он берег Русь, прежде всего ее стольный град, от нашествия недругов-соседей и козней недоброжелателей на самой Руси. Однако нужно ли это Свенельду, мечтающему если не о власти великого князя, то о владычестве над какой-либо русской землей? Ему надобно не защищать Русь в случае угрозы, а любой ценой сберечь верных ему викингов до поры, когда он сможет на их мечах захватить большую, нежели сейчас, власть. Но удастся ли это, ежели он останется с тобой в Киеве, осажденном врагами? Нет, ибо тогда, желай он того или не желай, ему придется сражаться за Киев и тебя, в противном случае Русь не простит ему измены или бездействия и он навсегда станет для нее отщепенцем. А Свенельду вовсе не нужно ни погибнуть в Киеве, ни даже победить врага, ежели в результате он останется со слабой дружиной, которую его соперники не будут брать в расчет как силу. Покинув стольный град, он развязал себе руки: в случае нападения на Киев он может успеть ему на помощь, а может нет, и даже поспев, может навязать недругу решительное сражение, а может вести мелкие бои, сохраняя своих воинов и дожидаясь падения града. Оказавшись вне стен Киева, Свенельд сбросил с себя бремя его защиты и отныне может использовать свою дружину в собственных целях, лишь делая вид, что печется о благе Руси и твоей защите, великая княгиня.
— Но Руси, тем паче Киеву, никто не угрожает. Ромеи заняты очередной войной с сарацинами, Хазария отбивается от асиев, печенегов и гузов. А с мелкими набегами степняков успешно справится воевода Ратибор.
— Руси не угрожают сегодня, когда ее войско громит берега Хвалынского моря и может своей силой отомстить недругу, вторгнувшемуся на ее землю. Но что будет завтра, ежели русское войско потерпит поражение? Тогда не миновать либо нашествия врагов-иноземцев, либо смуты внутри русской державы. Вот когда понадобятся Свенельду мечи его викингов! Для тебя, великая княгиня, они будут опаснее, чем возможное вторжение хазар.
— Вторжение хазар? О чем ты говоришь? Каган сам едва сдерживает напор мятежных асиев и подкупленных Византией печенегов и гузов. Ему надобно помышлять о победе и зализывании после нее собственных ран, а не о нападении на Русь. И потом, от кого русское войско может потерпеть поражение? Все прибывающие с Востока купцы в один голос утверждают, что войска правителей, чьи земли лежат на Каспийском побережье, разбиты и русичи с викингами нигде не встречают сильного отпора.
— Это так, на Хвалынском море у твоего мужа серьезного противника больше нет. Правда, против него еще не выступил владыка Ширвана Ибн-Абу-эс-Садж(Полное имя — Абуль-Касем Юсуф Ибн-Абу-эс-Садж.), который на Кавказе слывет хорошим полководцем и располагает многочисленным войском. Но, думаю, и ему будет не по плечу одолеть воинов твоего мужа, так что опасность тебе, великая княгиня, грозит вовсе не с берегов далекого Хвалынского моря, а гораздо ближе, из Хазарии. Ты внемлешь словам лишь восточных купцов, а до меня доходят известия также с Кавказа, где живет много христиан, моих братьев по вере. Вчера в Киев прибыл паломник-христианин из кавказской Албании и рассказал, что посланцы кагана ведут тайные переговоры с аланами, дабы те приняли их сторону в борьбе с асиями и их союзниками. Судя по всему, аланы согласны помочь Хазарии, ибо переговоры идут уже о цене, которую та Должна заплатить своим новым друзьям. Ответь, зачем кагану тратить деньги, если он с самого начала мятежа мог разгромить асиев и их союзников собственными силами?
Услышанное было настолько неожиданным и наводило на столь тревожные мысли, что Ольга не знала, что ответить. И тогда священник заговорил сам:
— А знаешь, отчего Хазария до сей поры не покончила с асиями, печенегами, гузами? Потому что не использует в сражениях своих лучших воинов — гвардию кагана ал-арсиев. А ведь прежде каган никогда не щадил их, ибо на то ал-ар-сии и наемники, дабы умирать за того, кто им платит. Отчего каган сохраняет их в этой войне, предпочитая тратить золото на покупку новых наемников? Что заставило поступить так кагана-иудея, для которого золото дороже всего на свете?
И вновь Ольга молчала, поскольку то, о чем сейчас думала, она не могла вымолвить вслух. Зато это мог позволить себе спутник, и его слова были безжалостны:
— Он сохраняет при себе верных ал-арсиев потому, что не желает вновь оказаться беззащитным перед русским войском, возвращающимся домой через его земли. А ведь так могло случиться, положи он ал-арсиев в боях и начни вербовать на их место других наемников. Зато теперь, натравив на асиев, печенегов и гузов своих союзников-аланов, он целиком сохранит лучшую часть своего войска, которую в любой миг сможет направить против нового врага… или того, кого пожелает счесть своим врагом.
— Например, за испытанные от него недавно унижения, — в тон священнику добавила Ольга, полностью взявшая себя в руки. — Ты это хотел сказать? Если да, ты прав: ежели после каждого боя русское войско будет терять людей и слабеть, то войско кагана, сохранившего ал-арсиев, с каждым днем станет набирать силу за счет новых наемников и прибывающих в Итиль войск, смененных аланами на войне с асиями и их союзниками. И только боги знают, какое решение примет каган, когда русское войско двинется домой.
— Это решение нетрудно предугадать, помня, что Хазария всегда была недругом Руси. Лично у меня действия кагана, получившего возможность нанести Руси удар, от которого она не сможет много лет оправиться, не вызывают сомнений. Но ни я, ни ты, великая княгиня, не в состоянии повлиять ни на решения кагана, ни на судьбу твоего мужа, а потому давай лучше обсудим, что может произойти с тобой, случись с войском великого князя или им самим то, о чем мы избегаем говорить.
— Давай обсудим. Вижу, ты уже готов к такому разговору. Начинай.
— Нападение Хазарии на Русь вряд ли может быть опасно для тебя. Во-первых, у кагана после сражения с войском твоего мужа не окажется столько сил, чтобы покорить Русь и утвердить в ней свою власть. Во-вторых, любое иноземное вторжение заставит воеводу Свенельда выступить на твоей стороне, а не плести интриги. Став во главе сражающейся за свою свободу Руси, ты укрепишь свою власть великой княгини, что затруднит действия твоих недоброжелателей. Гораздо опаснее, если никакого нападения иноземцев не случится и Свенельд, будучи самой грозной на Руси силой, осмелится вступить с тобой в соперничество или открытую борьбу за стол великих князей.
— Свенельд не сможет стать самой грозной на Руси силой, — заявила Ольга. — Уже сейчас конница воеводы Ратибо-ра ничуть не слабее дружины Свенельда, а коли потребуется, я усилю Ратибора воинами из других русских княжеств. А Свенельду на подмогу рассчитывать нечего — ежели хазары разобьют русское войско, сей участи не минуют ярлы Эрик и Олаф, которые могли бы стать его союзниками.
— Ты недооцениваешь Свенельда, великая княгиня. Не знаю, ты ли отправила его в верховья Днепра или он сам вызвался плыть туда, но сейчас он занимает самое выгодное для себя положение. Рядом древляне, ненавидящие Киев и готовые стать союзником того, кто посулит им былую независимость. За его спиной — Полоцк, князья которого наполовину викинги и тяготятся властью Киева, мечтая о таком же положении, как он сам или Новгород. Дальше на север — кишащее викингами Варяжское море и северные славянские племена, на землях которых множество потомков тех, кто явился туда вместе с Рюриком и предпочел бы видеть киевским князем викинга Свенельда, а не славянку Ольгу. Все, кого я назвал, возможные союзники Свенельда, и он всяческими посулами постарается привлечь их на свою сторону в борьбе с тобой. Не поскупится он и на обещания князьям и воеводам других русских земель, и те, сами мужчины и воины, могут предпочесть скорее его, нежели тебя, женщину и вдову неудачника Игоря, потерпевшего поражение в первом же походе. Согласна со мной?
— Я хотела бы немного подумать об услышанном.
— Подумай. Может, сыщешь выход из положения, которое я обрисовал без прикрас.
Ольга действительно задумалась, но совсем не о том, что услышала от Григория. Об этом она будет размышлять позже, оставшись одна и дополняя сказанное священником собственными наблюдениями, впечатлениями, соотнося события с ее личным восприятием их участников. А сейчас она решала самый важный для себя вопрос: кто он для нее, пастырь киевских христиан, — друг или враг? Если враг, зачем по собственной воле открыл себя, зачем предостерегает о грозящих ей опасностях? Ежели друг, что побудило его принять сторону великой княгини, которая вскоре может стать обычной женщиной, а то и вовсе лишиться жизни? Что заставило связать собственную судьбу с человеком, чужим ему по крови и вере, от которого в последние дни отвернулись даже некогда близкие люди?
Неужто забота о своей христианской пастве, для которой предпочтительнее княгиня-славянка, нежели князь-викинг? Как трудно в это верится, особенно учитывая ум и дальновидность Григория. Разве он не понимает, что, проиграй Ольга в борьбе со Свенельдом, воевода может расправиться и с ним, и со всей его паствой? А это будет для христианства на Руси куда серьезнее и значимее, нежели возможные выгоды от сегодняшней поддержки великой княгини. Нет, Григорий явно не из тех, кто будет играть в столь ответственную игру при явно неравных условиях. Но что тогда заставило его самому набиваться в друзья и союзники Ольги? Что?
Впрочем, разве это сейчас важно? Придет время, и она все узнает, даже если Григорий будет стремиться сохранить свою тайну. Ей сегодня важна не причина, по которой главный киевский христианин желает видеть ее по-прежнему великой княгиней, а то — можно или нет доверять ему. Если он на самом деле друг — это бесценный дар Неба, но если втирающийся в доверие враг…
Громкий треск за спиной заставил Ольгу вздрогнуть и резко повернуться на звук. В нескольких шагах позади, сойдя с тропы, стоял Вальдс. С того самого дня, когда Свенельд оставил его в Киеве и велел неотлучно находиться при великой княгине, дабы без промедления доставить весть от нее воеводам конной либо ладейной дружины, сотник постоянно находился в великокняжеском тереме, а при любой возможности старался оказаться на глазах Ольги. Так он стал неизменным спутником на ее прогулках, следуя вместе с гриднями-телохранителями и обязательно даря ей в конце прогулки огромный букет собранных им цветов.
Вот и сейчас, приметив на обочине понравившийся цветок, он сошел с тропы и, видимо, наступил на сухую ветку. Опустив руку с сорванным цветком и виновато улыбаясь, он смотрел поочередно на обернувшуюся Ольгу и насторожившихся, вскинувших копья ее телохранителей. В отличие от облаченных по-боевому гридней, Вальдс был в белой рубахе с вышитым воротом, красной сустуге(Сустуга — летняя одежда без рукавов у восточных славян.), серых полотняных штанах, вправленных в желтые сафьяновые сапоги. Синеглазый, белокурый, с красивым, порозовевшим от смущения лицом, с прижатым к груди наполовину собранным букетом, Вальдс не просто казался чем-то инородным рядом с одинаково серыми, окольчуженными, полностью вооруженными гриднями. Для Ольги он был напоминанием о давно утраченном ею мире, в котором существовали красивые мужчины и бросаемые ими к ее ногам букеты цветов, обращенные на нее восхищенные взгляды и понятный только двоим язык без слов, том мире, без которого никогда не может быть до конца счастливой молодая, привлекательная, здоровая женщина, даже если она и великая княгиня.
— Пригож варяжский сотник, ничего не скажешь, — заметил священник, обернувшийся на треск одновременно с Ольгой, но смотревший не на Вальдса, а на нее. — Сними с пояса меч — будет ни дать ни взять заправский жених.
— Свенельд оставил его с воинами-ладейщиками, дабы я могла при необходимости отправить весть ему или Ратибо-ру, — ответила Ольга, отчего-то густо краснея.
— Коли сотник так же успешно умеет доставлять важные вести, как покорять женские сердца, воевода поступил правильно, — сказал Григорий, переводя взгляд себе под ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Что за глупость лезет в голову? Какой подземный мир, если камни отбиты у разбойника Ичкера, прятавшего их в колодце для добычи нафты? Но тогда почему древлянский волхв заставил воеводу Бразда отказаться от своей части добычи, что за укол и холод Игорь испытал, погружая в мешок руку, откуда эта непонятная тревога в груди и озноб по всему телу? Может, он сегодня слишком много был на солнце? Наверное, так и есть. Поэтому лучше скорее лечь спать, а если утром состояние не улучшится, нужно встретиться со знахарем — великий князь в походе не имеет права хворать.
Повернув голову, Ольга бросила взгляд на соседнюю тропу. Так и есть, фигура христианского священника Григория видна на ней и сегодня. Точно так, как и вчера, и позавчера, и три дня назад. То же черное одеяние, крест на груди, заложенные за спину руки, склоненная голова. Хочет показать, что полностью погружен в свои мысли и не обращает внимания на окружающее? Не получится, слуга ромейского бога! Вовсе не для того, чтобы думати свои думы, появляешься ты ежедневно подле великой княгини во время ее прогулок. После того как ты первым подошел к Ольге с разговором о ее муже и походе на Хвалынское море, ты ждешь продолжения того разговора, однако теперь его должен начать не ты, а Ольга. Ты уже сказал все, что счел нужным для начала или на что мог осмелиться, и теперь великая княгиня должна позволить тебе продолжить затеянный разговор либо, выказывая к тебе безразличие, дать понять, что твои мысли ей неинтересны и вы оба должны забыть о том, о чем некогда говорили.
Но в том и дело, что начатый Григорием разговор был ей интересен и Ольга желала его продолжения. И чем дальше, тем желала этого все сильней: со времени, когда она осталась в Киеве вместо Игоря, и без того узкий круг людей, кому она могла доверять и с кем поделиться сокровенными мыслями, сократился еще больше. Никто не знал, чем завершится поход великого князя и возвратится ли он из него, а поскольку от этого напрямую зависела судьба его жены и близких к ней людей, некоторые не хотели прослыть ее друзьями и потом расплачиваться за это. Ольга понимала таких людей, судьба которых зависела от воли других либо прихоти обстоятельств, презирала их и не пыталась удерживать подле себя. Свою судьбу она вершила сама и наперекор всем! Но трудно, очень трудно все делать одной, и как нужен, просто необходим иногда рядом верный друг и умный советчик. Может, таковым станет христианский пастырь Григорий, коему нет дела до склок и борьбы близ стола великих киевских князей, но который может рассчитывать со стороны женщины-правительницы на большую терпимость к христианской общине, нежели от властителя-мужчины, сталкивающегося с иноверцами преимущественно на полях брани? Почему ей не попытаться лучше понять Григория, посмотреть, может ли он ей в чем-либо пригодиться?
Ольга ускорила шаги, и там, где тропинки, по которым прогуливались она и Григорий, сливались в одну широкую тропу, сбегавшую к Славутичу, догнала священника.
— День добрый, Григорий. Не потревожила твой покой?
Григорий не повернул в ее сторону головы, не остановился и не замедлил движения. Лишь немного принял вправо, уступая Ольге место рядом с собой.
— День добрый, великая княгиня. Давно ждал, когда подойдешь ко мне.
— Ждал? Почему был уверен в этом?
— Одному человеку, каким бы умом и силой воли он ни обладал, трудно противостоять сонмищу врагов. А у тебя очень много врагов, великая княгиня. И станет намного больше, ежели поход твоего мужа закончится неудачей для тебя. А таковым он окажется даже в случае, если русское войско возвратится с громкой победой и богатой добычей, но без твоего мужа. Судьба земных владык очень переменчива, а потому ты, женщина и великая княгиня, постоянно должна быть готова к укрощению недругов и защите своей власти. А для сего надобно иметь надежных друзей и союзников, на которых можно смело положиться в самую тяжкую годину.
— Такого друга и союзника я должна видеть в тебе? — насмешливо спросила Ольга.
— Я хотел бы им стать. Почему — уже объяснял прошлый раз. Однако верить или нет в чистоту моих побуждений, зависит лишь от тебя. Решай.
— Чистота побуждений — слишком непростое дело, дабы судить о ней после одного-двух разговоров. Кстати, раз уж мы упомянули об этом, ответь, отчего ты считаешь, что главный воевода Свенельд покинул стольный град… не с чистыми побуждениями? — спросила Ольга, не считая нужным тратить время на общие рассуждения и сразу переходя к тому, что ее интересовало.
Священник нисколько не удивился вопросу.
— Великий князь оставил Свенельда с тобой, чтобы он берег Русь, прежде всего ее стольный град, от нашествия недругов-соседей и козней недоброжелателей на самой Руси. Однако нужно ли это Свенельду, мечтающему если не о власти великого князя, то о владычестве над какой-либо русской землей? Ему надобно не защищать Русь в случае угрозы, а любой ценой сберечь верных ему викингов до поры, когда он сможет на их мечах захватить большую, нежели сейчас, власть. Но удастся ли это, ежели он останется с тобой в Киеве, осажденном врагами? Нет, ибо тогда, желай он того или не желай, ему придется сражаться за Киев и тебя, в противном случае Русь не простит ему измены или бездействия и он навсегда станет для нее отщепенцем. А Свенельду вовсе не нужно ни погибнуть в Киеве, ни даже победить врага, ежели в результате он останется со слабой дружиной, которую его соперники не будут брать в расчет как силу. Покинув стольный град, он развязал себе руки: в случае нападения на Киев он может успеть ему на помощь, а может нет, и даже поспев, может навязать недругу решительное сражение, а может вести мелкие бои, сохраняя своих воинов и дожидаясь падения града. Оказавшись вне стен Киева, Свенельд сбросил с себя бремя его защиты и отныне может использовать свою дружину в собственных целях, лишь делая вид, что печется о благе Руси и твоей защите, великая княгиня.
— Но Руси, тем паче Киеву, никто не угрожает. Ромеи заняты очередной войной с сарацинами, Хазария отбивается от асиев, печенегов и гузов. А с мелкими набегами степняков успешно справится воевода Ратибор.
— Руси не угрожают сегодня, когда ее войско громит берега Хвалынского моря и может своей силой отомстить недругу, вторгнувшемуся на ее землю. Но что будет завтра, ежели русское войско потерпит поражение? Тогда не миновать либо нашествия врагов-иноземцев, либо смуты внутри русской державы. Вот когда понадобятся Свенельду мечи его викингов! Для тебя, великая княгиня, они будут опаснее, чем возможное вторжение хазар.
— Вторжение хазар? О чем ты говоришь? Каган сам едва сдерживает напор мятежных асиев и подкупленных Византией печенегов и гузов. Ему надобно помышлять о победе и зализывании после нее собственных ран, а не о нападении на Русь. И потом, от кого русское войско может потерпеть поражение? Все прибывающие с Востока купцы в один голос утверждают, что войска правителей, чьи земли лежат на Каспийском побережье, разбиты и русичи с викингами нигде не встречают сильного отпора.
— Это так, на Хвалынском море у твоего мужа серьезного противника больше нет. Правда, против него еще не выступил владыка Ширвана Ибн-Абу-эс-Садж(Полное имя — Абуль-Касем Юсуф Ибн-Абу-эс-Садж.), который на Кавказе слывет хорошим полководцем и располагает многочисленным войском. Но, думаю, и ему будет не по плечу одолеть воинов твоего мужа, так что опасность тебе, великая княгиня, грозит вовсе не с берегов далекого Хвалынского моря, а гораздо ближе, из Хазарии. Ты внемлешь словам лишь восточных купцов, а до меня доходят известия также с Кавказа, где живет много христиан, моих братьев по вере. Вчера в Киев прибыл паломник-христианин из кавказской Албании и рассказал, что посланцы кагана ведут тайные переговоры с аланами, дабы те приняли их сторону в борьбе с асиями и их союзниками. Судя по всему, аланы согласны помочь Хазарии, ибо переговоры идут уже о цене, которую та Должна заплатить своим новым друзьям. Ответь, зачем кагану тратить деньги, если он с самого начала мятежа мог разгромить асиев и их союзников собственными силами?
Услышанное было настолько неожиданным и наводило на столь тревожные мысли, что Ольга не знала, что ответить. И тогда священник заговорил сам:
— А знаешь, отчего Хазария до сей поры не покончила с асиями, печенегами, гузами? Потому что не использует в сражениях своих лучших воинов — гвардию кагана ал-арсиев. А ведь прежде каган никогда не щадил их, ибо на то ал-ар-сии и наемники, дабы умирать за того, кто им платит. Отчего каган сохраняет их в этой войне, предпочитая тратить золото на покупку новых наемников? Что заставило поступить так кагана-иудея, для которого золото дороже всего на свете?
И вновь Ольга молчала, поскольку то, о чем сейчас думала, она не могла вымолвить вслух. Зато это мог позволить себе спутник, и его слова были безжалостны:
— Он сохраняет при себе верных ал-арсиев потому, что не желает вновь оказаться беззащитным перед русским войском, возвращающимся домой через его земли. А ведь так могло случиться, положи он ал-арсиев в боях и начни вербовать на их место других наемников. Зато теперь, натравив на асиев, печенегов и гузов своих союзников-аланов, он целиком сохранит лучшую часть своего войска, которую в любой миг сможет направить против нового врага… или того, кого пожелает счесть своим врагом.
— Например, за испытанные от него недавно унижения, — в тон священнику добавила Ольга, полностью взявшая себя в руки. — Ты это хотел сказать? Если да, ты прав: ежели после каждого боя русское войско будет терять людей и слабеть, то войско кагана, сохранившего ал-арсиев, с каждым днем станет набирать силу за счет новых наемников и прибывающих в Итиль войск, смененных аланами на войне с асиями и их союзниками. И только боги знают, какое решение примет каган, когда русское войско двинется домой.
— Это решение нетрудно предугадать, помня, что Хазария всегда была недругом Руси. Лично у меня действия кагана, получившего возможность нанести Руси удар, от которого она не сможет много лет оправиться, не вызывают сомнений. Но ни я, ни ты, великая княгиня, не в состоянии повлиять ни на решения кагана, ни на судьбу твоего мужа, а потому давай лучше обсудим, что может произойти с тобой, случись с войском великого князя или им самим то, о чем мы избегаем говорить.
— Давай обсудим. Вижу, ты уже готов к такому разговору. Начинай.
— Нападение Хазарии на Русь вряд ли может быть опасно для тебя. Во-первых, у кагана после сражения с войском твоего мужа не окажется столько сил, чтобы покорить Русь и утвердить в ней свою власть. Во-вторых, любое иноземное вторжение заставит воеводу Свенельда выступить на твоей стороне, а не плести интриги. Став во главе сражающейся за свою свободу Руси, ты укрепишь свою власть великой княгини, что затруднит действия твоих недоброжелателей. Гораздо опаснее, если никакого нападения иноземцев не случится и Свенельд, будучи самой грозной на Руси силой, осмелится вступить с тобой в соперничество или открытую борьбу за стол великих князей.
— Свенельд не сможет стать самой грозной на Руси силой, — заявила Ольга. — Уже сейчас конница воеводы Ратибо-ра ничуть не слабее дружины Свенельда, а коли потребуется, я усилю Ратибора воинами из других русских княжеств. А Свенельду на подмогу рассчитывать нечего — ежели хазары разобьют русское войско, сей участи не минуют ярлы Эрик и Олаф, которые могли бы стать его союзниками.
— Ты недооцениваешь Свенельда, великая княгиня. Не знаю, ты ли отправила его в верховья Днепра или он сам вызвался плыть туда, но сейчас он занимает самое выгодное для себя положение. Рядом древляне, ненавидящие Киев и готовые стать союзником того, кто посулит им былую независимость. За его спиной — Полоцк, князья которого наполовину викинги и тяготятся властью Киева, мечтая о таком же положении, как он сам или Новгород. Дальше на север — кишащее викингами Варяжское море и северные славянские племена, на землях которых множество потомков тех, кто явился туда вместе с Рюриком и предпочел бы видеть киевским князем викинга Свенельда, а не славянку Ольгу. Все, кого я назвал, возможные союзники Свенельда, и он всяческими посулами постарается привлечь их на свою сторону в борьбе с тобой. Не поскупится он и на обещания князьям и воеводам других русских земель, и те, сами мужчины и воины, могут предпочесть скорее его, нежели тебя, женщину и вдову неудачника Игоря, потерпевшего поражение в первом же походе. Согласна со мной?
— Я хотела бы немного подумать об услышанном.
— Подумай. Может, сыщешь выход из положения, которое я обрисовал без прикрас.
Ольга действительно задумалась, но совсем не о том, что услышала от Григория. Об этом она будет размышлять позже, оставшись одна и дополняя сказанное священником собственными наблюдениями, впечатлениями, соотнося события с ее личным восприятием их участников. А сейчас она решала самый важный для себя вопрос: кто он для нее, пастырь киевских христиан, — друг или враг? Если враг, зачем по собственной воле открыл себя, зачем предостерегает о грозящих ей опасностях? Ежели друг, что побудило его принять сторону великой княгини, которая вскоре может стать обычной женщиной, а то и вовсе лишиться жизни? Что заставило связать собственную судьбу с человеком, чужим ему по крови и вере, от которого в последние дни отвернулись даже некогда близкие люди?
Неужто забота о своей христианской пастве, для которой предпочтительнее княгиня-славянка, нежели князь-викинг? Как трудно в это верится, особенно учитывая ум и дальновидность Григория. Разве он не понимает, что, проиграй Ольга в борьбе со Свенельдом, воевода может расправиться и с ним, и со всей его паствой? А это будет для христианства на Руси куда серьезнее и значимее, нежели возможные выгоды от сегодняшней поддержки великой княгини. Нет, Григорий явно не из тех, кто будет играть в столь ответственную игру при явно неравных условиях. Но что тогда заставило его самому набиваться в друзья и союзники Ольги? Что?
Впрочем, разве это сейчас важно? Придет время, и она все узнает, даже если Григорий будет стремиться сохранить свою тайну. Ей сегодня важна не причина, по которой главный киевский христианин желает видеть ее по-прежнему великой княгиней, а то — можно или нет доверять ему. Если он на самом деле друг — это бесценный дар Неба, но если втирающийся в доверие враг…
Громкий треск за спиной заставил Ольгу вздрогнуть и резко повернуться на звук. В нескольких шагах позади, сойдя с тропы, стоял Вальдс. С того самого дня, когда Свенельд оставил его в Киеве и велел неотлучно находиться при великой княгине, дабы без промедления доставить весть от нее воеводам конной либо ладейной дружины, сотник постоянно находился в великокняжеском тереме, а при любой возможности старался оказаться на глазах Ольги. Так он стал неизменным спутником на ее прогулках, следуя вместе с гриднями-телохранителями и обязательно даря ей в конце прогулки огромный букет собранных им цветов.
Вот и сейчас, приметив на обочине понравившийся цветок, он сошел с тропы и, видимо, наступил на сухую ветку. Опустив руку с сорванным цветком и виновато улыбаясь, он смотрел поочередно на обернувшуюся Ольгу и насторожившихся, вскинувших копья ее телохранителей. В отличие от облаченных по-боевому гридней, Вальдс был в белой рубахе с вышитым воротом, красной сустуге(Сустуга — летняя одежда без рукавов у восточных славян.), серых полотняных штанах, вправленных в желтые сафьяновые сапоги. Синеглазый, белокурый, с красивым, порозовевшим от смущения лицом, с прижатым к груди наполовину собранным букетом, Вальдс не просто казался чем-то инородным рядом с одинаково серыми, окольчуженными, полностью вооруженными гриднями. Для Ольги он был напоминанием о давно утраченном ею мире, в котором существовали красивые мужчины и бросаемые ими к ее ногам букеты цветов, обращенные на нее восхищенные взгляды и понятный только двоим язык без слов, том мире, без которого никогда не может быть до конца счастливой молодая, привлекательная, здоровая женщина, даже если она и великая княгиня.
— Пригож варяжский сотник, ничего не скажешь, — заметил священник, обернувшийся на треск одновременно с Ольгой, но смотревший не на Вальдса, а на нее. — Сними с пояса меч — будет ни дать ни взять заправский жених.
— Свенельд оставил его с воинами-ладейщиками, дабы я могла при необходимости отправить весть ему или Ратибо-ру, — ответила Ольга, отчего-то густо краснея.
— Коли сотник так же успешно умеет доставлять важные вести, как покорять женские сердца, воевода поступил правильно, — сказал Григорий, переводя взгляд себе под ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78