— Поэтому он так же безопасен, как и покойник Арук.
— Ошибаешься, сотник, — печально сказал Сарыч. — У тела юз-беки осталась нетронутой голова, значит, оно может мыслить. А ум, подвластный душе-оборотню, не менее страшен, чем держащая оружие рука. Боюсь, что скоро ты сам узнаешь цену своей ошибки.
— Я думаю о другой нашей ошибке. Мы оставили изуродованные трупы на открытом месте, не закопав их в землю и не спрятав в овраге. Как знать, не послужат ли они причиной новой вспышки злобы к язычникам со стороны мусульман?
— Я поступил так, как поступают все степняки-язычники, в том числе сами хазары. Об этом прекрасно знали наши противники, когда вызывали нас на поединок. Утром на место боя прибудут друзья юз-беки и Арука, которые похоронят их по всем законам мусульманской веры. Ты, сотник, лучше думай о том, что у тебя появился новый страшный враг — душа-оборотень юз-беки, которая по твоей вине имеет возможность нам мстить.
— Таматарха, княже! — громко сообщил тысяцкий Олег, пристально всматривавшийся в даль.
— Вижу, — ответил Игорь, равнодушно глядя на появившуюся у горизонта линию берега и крепостные башни хазарской твердыни, оберегающей пролив, именуемый ромеями Таврическим, а восточными народами Нейтусом, Майтусом или Мантусом.
Если Игорь прекрасно понимал радость своих воинов, которым Таматарха сулила конец плавания по Русскому морю, то вряд ли кто из них догадывался, какое ответственное решение предстояло принять великому князю у этой первой на пути русского войска хазарской крепости. Как поступить Игорю, узнавшему в дороге о войне между Хазарией и восставшими против ее владычества асиями, в союз с которыми вступили печенеги и гузы? Оставить это известие без внимания и как ни в чем не бывало продолжать плавание на Каспий? Изменить весь план похода и, воспользовавшись благоприятным стечением обстоятельств, нанести удар по Хаза-рии, навсегда покончив с одним из самых опасных и вероломных недругов Руси? Какая из этих двух возможностей сулит ему больше выгоды, какая наилучшим образом отвечает интересам Руси?
Непростое решение предстояло принять Игорю, ох непростое. Ведь речь сейчас шла не просто о судьбе предпринятого им похода, даже не о судьбе Руси и Хазарии, а судьбе Востока и Запада, Европы и Азии. Именно так ставил вопрос его предшественник Олег, ломая голову над тем, против какого из недругов Руси направить собранную им огромную рать — против Византии или Хазарии. Игорь помнит, сколько бессонных ночей провел Олег с ближайшими воеводами и боярами, обсуждая все «за» и «против» возможных походов на юг или восток. Среди тех, кто неизменно присутствовал на всех обсуждениях, был и он, Игорь, запомнивший на всю жизнь те доводы, которые заставили Олега выступить против Нового Рима.
Да, его двинувшаяся на Хазарию по сушей воде рать разгромила бы каганат, а что дальше? Какие племена и народы пришли бы вместо хазар на обезлюдевшие земли, кем стали бы они для Руси — врагами или друзьями? Не приобрела бы Русь на востоке нового соседа, по сравнению с которым о Хазарии пришлось бы вспоминать, как о милом друге? Как сложились бы отношения нового восточного соседа с Византией, старым недругом Руси? Может, не будучи соперниками по торговле, они заключили бы постоянный военный союз против Руси? Даже если такого союза не будет, окажется ли Русь в состоянии сдержать натиск неведомых полчищ с востока, ежели на юге все время угрожает опасность со стороны Византии? Может, правы древние мудрецы, провозглашавшие, что лучше старый враг, чем новый друг?
Примерно такое положение сегодня и у него, Игоря. Он может нанести Хазарии смертельный удар, но не окажется ли он впоследствии смертельным и для самой Руси? Угрожает ли сегодняшняя Хазария существованию Руси, способна ли она завоевать и удержать за собой Русь? Нет! Прежде всего потому, что спокойствия нет в самой Хазарии. Да и может ли оно быть в державе, где каган и его ближайшее окружение верят в Моисея, их опора — наемное войско из Средней Азии — в Мухаммеда, а большинство хазарского простонародья до сих пор поклоняется языческому Тенгри-хану? А коли в державе нет единой веры, ежели власть и народ враждебны друг другу и мир между ними покоится на силе чужого наемного войска, такой державе впору думать о собственном самосохранении, а не войне с сильной, крепнущей год от года Русью. Да и положение дел на хазарском порубежье, постоянно тревожимом набегами кочевников и кавказских племен, не позволяло каганату собрать необходимые силы для завоевания Руси. Ушло в прошлое время, когда каганат мог обложить полян и их стольный град Киев данью, сейчас ему по плечу лишь грабить порубежные русские земли да наносить предательские удары в спину, когда основные русские силы скованы войной на юге либо западе.
Нужно ли Руси громить до основания каганат, даже если у нее имеются для этого силы? Ведь на смену хазарам придут новые народы, к примеру персы либо хорезмийцы. Сможет ли Русь отбить их натиск, сохранив за собой принадлежавшую прежде каганату землю? У персов и хорезмийцев единая вера между правителями, войском и народом, а потому они сильнее раздираемой внутренней смутой Хазарии. К тому же персы и хорезмийцы имеют много единоверцев-мусульман среди соседствующих с ними народов и могут в борьбе с Русью получать от них весомую подмогу. А что такое никогда не затихающая война с мусульманами, Игорь знает на примере Византии, столетиями вынужденной защищать свои владения от сынов Аллаха. Нужна ли Руси бесконечная война на юге и востоке с мусульманами, если на нее с запада уже неудержимо наступают христиане? Ломай голову, великий князь Игорь, как когда-то ломал ее твой предшественник Олег, только вряд ли найдешь лучшее решение, нежели принятое Олегом.
Но, может, и не нужно ломать голову? Пусть все остается, как прежде, когда три врага-соперника — Русь, Хазария, Византия, — несмотря на множество войн, воздерживались от нанесения один другому смертельного удара? А если воздерживалась только Русь, а ее противники просто не могли этого сделать? А вдруг когда-нибудь смогут? Так ли они будут рассуждать, как некогда Олег, а сейчас Игорь? Да и может ли сохраняться вечно положение, когда три державы-соперницы могут мириться с существованием друг друга, не решившись однажды при благоприятном стечении обстоятельств нанести соседке-врагу роковой для нее удар? Вдруг этот удар будет нанесен именно Хазарией, а ее жертвой окажется Русь? Не падет ли тогда проклятие Неба на его, Игоря, голову, что он сегодня пощадил извечного врага Руси? Сегодня, когда, возможно, судьба последний раз предоставляет случай внукам Перуна избавиться от опасного, принесшего им столько бед соседа?…
Мысли теснились в голове, не давали покоя ни днем, ни ночью, преследовали Игоря наедине и в кругу сподвижников, однако ответа он не имел до сих пор. Но сегодня решение должно быть принято, ибо через несколько часов и воеводы, и все войско должны знать, кем они пришли к Таматархе — друзьями Хазарии или ее врагами.
— Великий князь, смотри! — вывел Игоря из задумчивости голос главного воеводы Асмуса.
Его палец указывал не на приближавшийся берег, а на плясавшую среди волн темную черточку с белым пятном над ней. Присмотревшись, Игорь различил небольшое суденышко с косоугольным парусом, державшее курс навстречу русской флотилии. Ну и зрение у Асмуса — единственным оком видит лучше, чем сгрудившийся за спиной великого князя добрый десяток других военачальников, каждый с парой глаз!
— Это не рыбачья лодка, — сообщил ярл(Ярл — командир (воевода) дружины викингов.) Эрик, командир трех тысяч викингов, с которыми прежде ходил в походы с князем Олегом, а теперь примкнул к Игорю.
— Значит, на корабле люди коменданта Таматархи, — сказал полоцкий князь Лют, друг и дальний родственник Эрика. — А может, и он сам.
— Не на месте душа у хазар, мечется в тревоге, — заметил древлянский воевода Бразд, державшийся особняком от других воевод. Сын племени, постоянно враждующего с полянами и Киевом, участвующий в походе по принуждению, а не по доброй воле, Бразд чувствовал себя чужим среди окружения великого киевского князя. — Не ведают, с чем мы пожаловали, потому торопятся узнать это и поскорее сообщить кагану.
Древлянский воевода ни к кому не обращался, можно было подумать, что он вообще высказал невзначай вслух собственные размышления, но Игорь сразу понял, что слова Бразда адресованы именно ему. Из всех военачальников, сопровождавших Игоря в этом походе, он лучше всех знал Асмуса и Бразда: первого как одного из вернейших и опытнейших воевод Олега, а второго как самого умного и опасного недруга Киева, с которым тому приходилось иметь дело в междоусобицах. Главному воеводе древлян Бразду неоднократно приходилось сражаться против полян и выигрывать у них бои, однако месть Олега всегда обходила его стороной — воинское умение и изобретательность Бразда были незаменимы в походах, когда древлянская дружина входила в состав общерусской рати. Покинь Бразд древлянского князя Мала и принеси клятву-роту на верность Киеву и его великому князю, быть ему в дружине наравне с Асмусом и Свенельдом!
Вот почему Игорь настоял, чтобы ту часть древлянской дружины, которая отправится с ним в поход, возглавлял Бразд: в случае возможной смуты древляне лишались лучшего своего воеводы, а Игорь приобретал опытного военачальника и мудрого советчика. В том, что Бразд проявит в походе именно эти свои качества, Игорь не сомневался: древлянского воеводу заставит это сделать не любовь к Игорю или Киеву, а забота о собственной жизни и стремление сохранить от напрасной гибели воинов-единоплеменников. Внимательно прислушиваться к советам Бразда великий князь собирался еще по одной причине, унаследованной им от Олега: не связанный ни положением при великокняжеском дворе, ни личной дружбой или неприязнью с киевскими воеводами и боярами, Бразд всегда говорил только правду, не опасаясь, будет ли она угодна великому князю и не прибавит ли ему недругов среди княжеского окружения.
— Верно, Бразд, торопятся, — откликнулся на слова древлянина другой варяжский ярл, Олаф. — Я не первый раз в Та-матархе, и всегда хазары ждали, когда прибывшие к крепости явятся к ним с сообщением, что привело их в эти места. Впрочем, на сей раз к ним пожаловал сам великий киевский князь, наверное, поэтому комендант и спешит засвидетельствовать ему свое почтение.
Эрик рассмеялся.
— О чем говоришь, дружище? «Засвидетельствовать свое почтение…» — передразнил он Олафа. — Да комендант, какой-нибудь полудикий хазарин или хорезмиец из ал-арсиев, даже не знает, что это такое! Хазария, тем более ее окраины, вовсе не Новый Рим, где ты привык к словоблудию, чинопочитанию и пресмыкательству перед властью. Клянусь Небом, что это спешит какой-нибудь прыткий торговец, мечтающий сбыть нам зерно или скотину и желающий опередить в своем деле соперников.
— Возможно, ты и прав, — согласился Олаф. — Хазары действительно варвары, дикие и невежественные, от которых вряд ли можно ждать уважения к конунгу(1 Конунг — князь (сканд.)), всей Руси и таким славным полководцам, как воевода Асмус и мы с тобой.
— О том и я тебе толковал. А теперь пораскинь мозгами, что может привести сюда коменданта, если вся Русь и половина Хазарии давно знают, что мы идем походом на Хвалын-ское море? Небось сидит сейчас где-нибудь в тепле и не ведает, каково на ладье в штормовом море. А вот купчишка, дабы не упустить выгоды, способен на все.
Наблюдая за приближающимся суденышком, Игорь прислушивался к разговору ярлов. Вскоре ему предстояло назначить командира всех варяжских дружин, а Эрик и Олаф были ярлами самых многочисленных из них. Но если Эрика Игорь хорошо знал еще по совместным походам с Олегом, то с Олафом он встречался впервые.
Игорю многое не нравилось в Эрике: грубый, необузданный, заносчивый нрав, своеволие и жадность, его тесная дружба со Свенельдом и родство с полоцким князем, потомком варяжских ярлов, всегда косо смотревших на свою зависимость от Киева. Игорю была известна и заветная мечта Эрика, заставлявшая его большую часть времени находиться на Руси — ярл мечтал стать князем какой-либо русской земли, имея перед глазами заманчивый пример князя Олега. Однако он был храбр, искушен в воинском деле, уважаем среди викингов, что заставляло, несмотря на все недостатки Эрика, иметь его лучше союзником, нежели врагом.
Олаф, в противоположность Эрику, был выдержан, хорошо владел при любых обстоятельствах своими чувствами, беспрекословно подчинялся всем приказам великого князя и главного воеводы, под его началом было почти две с половиной тысячи мечей. Но почти вся служба Олафа прошла в Византии, одно время он состоял даже в императорской гвардии и участвовал в дворцовых интригах, а несколько лет назад отказался от веры предков и начал поклоняться богу ромеев Христу. В русском войске он оказался случайно: следуя по Сла-вутичу в Царьград с вновь набранными для императорского войска викингам, в Киеве он был перевербован Свенельдом и Эриком на службу киевскому князю. Хотя Олаф нравился Игорю больше Эрика, у него не было веры человеку, предавшему веру предков и столь легко сменившему одного хозяина на другого. Окончательного вывода Игорь еще не сделал, а поэтому при каждой возможности присматривался и прислушивался к обоим ярлам, сравнивая их между собой.
— Великий князь, я вижу на чужом судне двух богато одетых людей, — сообщил Асмус. — Один в боевом облачении и плаще, а второй, хотя тоже с мечом, в халате и без доспехов. Оба сидят рядом на скамье, значит, человек в халате по своему положению не ниже, чем его спутник-воин. Эти люди не могут быть купцами, наверное, они посланцы коменданта крепости, если не самого кагана.
— По-видимому, это так, — сказал Игорь. — Интересно, что за спешное дело могло заставить их отправиться в открытое море в такую погоду?
Голос Игоря звучал спокойно, в нем слышалось даже равнодушие, зато в душе все бурлило. Вот он, решающий миг! Конечно же на суденышке посланцы кагана, желающие как можно скорее узнать, какого врага избрал себе великий князь Руси — Хазарию или ее южных соседей? А он этого не знает сам. Не знает, ибо страшится принять столь ответственное решение. Страшится принять его самостоятельно и вместе с воеводами на раде, ибо в последнем случае его личная нерешительность и боязнь ответственности за свои поступки станет зримой всем. Он, как его предшественник Олег, намерен обсуждать с воеводами лишь способы лучшего выполнения уже принятых им решений. Судьбу Руси вершит лишь один человек — ее великий князь, а сегодня великий князь — это он, Игорь!
Таким спешным делом может быть лишь одно: узнать, кого Хазария видит у своих берегов — друзей или врагов, — так же спокойно прозвучал голос воеводы Бразда.
— Узнать? А не многого они хотят? Может, поначалу я, великий князь Руси, пожелаю узнать, с чем они прибыли?
— Воля твоя, великий князь, — невозмутимо ответил Бразд. Как ненавидел Игорь его в эту минуту! Он был уверен, что древлянский воевода прекрасно понимал, отчего Игорь захотел вначале выслушать посланцев кагана или коменданта крепости. Великий князь Руси просто не мог осмелиться принять до сих пор собственного решения: идти походом на Хазарию или на Хвалынское море. Сейчас, якобы желая выслушать хазар-посланцев, он опять-таки стремился хоть на несколько минут отсрочить принятие этого решения. Или, что было для него наилучшим выходом, услышать уже принятое каганом решение о мире или войне с Русью и, снимая с себя тяжкое бремя выбора, поступать согласно чужой воле. И оттого, что все было именно так, великий князь одновременно с древлянином ненавидел и себя.
— Да, воевода, это моя воля, — жестко сказал Игорь. — Я желаю знать, с чем прибыли ко мне посланцы Хазарии, но говорить с ними буду не я, великий князь, а от моего имени…— он на миг смолк, решая, на ком остановить выбор. На воеводе Асмусе, как самом умном из присутствующих? Нет, ибо тогда злые языки могут распустить слух, что именно искушенный в хитростях политики Асмус догадался объявить войну Хазарии либо добился, что та беспрепятственно пропустила русское войско на Каспий. На ярле Эрике, тугодумие которого хорошо известно не только среди викингов, но и среди русских бояр и воевод? Тоже нет, ибо он может нагородить посланцам невесть что. Может, пусть будут на встрече оба? А еще лучше, если с ними окажется и Бразд. В этом случае слава Асмуса как искусного политика будет разделена на всех Игоревых участников переговоров, а русские воеводы не позволят ярлу выкинуть какую-нибудь глупость. — Посланцев Хазарии встретишь ты, главный воевода Асмус, с яр-лом Эриком и воеводой Браздом. Покуда вы будете беседовать, мы с князем Лютом и ярлом Олафом обсудим предстоящее плавание по Саркел-реке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78