Ц Василия не уд
ивило появление этого домашнего гнома, и он тут же втянул его в разговор.

Ц Быть может, сумеют устранить несчастную любовь? Ц Это опять произнес
ла Беатриса.
Ц И ее тоже! И ее тоже!
Ц А как же это сделают? С помощью приворотного зелья?
Ц Пет, нет! Никаких ядов.
Теперь они говорили все четверо разом, и никто не слушал другого… Людей п
еределают, их душу будут анестезировать столь удачно, что она станет неп
роницаемой для любви… Уж лучше страдать от любви, чем вообще жить без люб
ви… Получается порочный круг… Без страданий нет души, без души нет страд
ания. Ничего, найдут что-нибудь, не застрянут на полпути. Пожалуйста, част
ь пути уже пройдена: мадемуазель Кавайяк говорит о приворотном зелье, а н
аш друг, которого я не имею чести знать, о том, что человека переделают…
Василий поднялся, щелкнул каблуками без шпор.
Ц Василий… У меня такая сложная фамилия, что я прошу называть меня по име
ни. Пора все-таки уходить, у нас, у русских, говорят: «Не бойся гостя сидячег
о, а бойся стоячего». До чего не хочется расставаться с Натали…
Ц Такая уж она у нас есть… Ц Луиджи уставился на Натали толстыми стекла
ми своих очков, словно вбиравших в себя электрический свет.

XXV. Распыленное время станов
ится весомым

Время как бы шло по кругу. И каждый круг был по-своему порочен. Проходили ч
асы, дни, месяцы; люди заглядывали, снова возвращались. Наступил черед Вас
илия, этой туманности. Натали и Луиджи сидели одни, она, откинувшись на спи
нку кресла, а он, рядом на стуле, и держа ее руки. Стояла плотная ночная тиши
на, и ветер за окнами временами с треском сотрясал ее, словно выбивая кове
р.
Ц Вы не очень устали, может, мне уйти? Ц спросил Василий. Ц Спасибо! Если
бы вы только знали, что творится на улице. Я целый день за рулем… К вечеру г
олова распухла, словно над ухом звонил колокол двенадцать часов подряд…
Но стоило мне подумать о вас, Наташа, и в шесть часов вечера, сидя в такси на
площади Согласия, я вдруг погрузился в тишину…
Да, он с удовольствием выпьет рюмочку, живет он в предместье, слишком дале
ко, чтобы заезжать туда днем, приходится есть когда и где попало. Жена целы
е дни проводит в ожидании, ждет его и двух сыновей. Оба они студенты. Такие
же, как и вся молодежь, не хуже, не лучше. Живут как живется. С наигранным лег
комыслием. Теперь все они делают такой вид. А что там внутри Ц одному богу
ведомо. Они принадлежат к тем двум тысячам студентов Ц двум из сорока ты
сяч, которые ходят по кафе. Время от времени сдают экзамены.
Ц У меня дочь в Соединенных Штатах, Ц сказала Натали, Ц и вот я часто ду
маю, какие они там, молодые девушки…
Ц Неужели вы верите, что они иные, чем здесь? У молодых существует своя ме
ждународная мода, они еще больше, чем взрослые, похожи в этом отношении на
баранов…
Луиджи, держа в руке рюмку, мечтательно произнес:
Ц Если вы говорите о модах на одежду, на различные экстравагантности Ц
то это всегда было. Я бы сказал даже, что у натур исключительных фантазия в
области моды гораздо богаче, чем у прочих. В свое время я, например, ограни
чивался каскеткой несколько необычного фасона, но был у меня дружок, так
он щеголял в клетчатых панталонах, а прическу носил прямо умопомрачител
ьную. А сейчас он один из наших виднейших физиков… У молодых нет средств, в
от они и отыгрываются на прическах, на бородках…
Ц Когда моя матушка видит джинсы, она просто из себя выходит, Ц заметил
Василий. Ц Правда, ей ужо за восемьдесят… Вот вы, мсье, занимаетесь механ
измами, не бывали ли вы когда-нибудь в кафе, где есть электрические биллиа
рды?
Натали и Луиджи расхохотались.
Ц Я что-нибудь не то сказал? Ну все равно, заметили ли вы, какая атмосфера
царит в этих кафе с биллиардами? Все молчат из-за телевизора, только один
он шумит, и никто его не слушает, лишь время от времени раздается: «Нажимай
на ручку», «Особая зажглась» Ц и снова ничего. Тоска берет.
У Луиджи была своя точка зрения на биллиард. Но он не изложил ее.
Вечер шел по заведенному порядку: Мишетта, накрытый стол… то и дело исчез
ал Василий, ходивший курить в переднюю, потом он появлялся, говорил что-то
… Время шло по кругу, кусало себя за хвост. Василий долго жаловался на свои
х сыновей. Они не внушают ему доверия… Хотят быть свободными и независим
ыми, а сами преспокойно едят его хлеб. Но все это только нагоняет на них то
ску… Были когда-то в России гусары, которые, зарядив пистолет одной пулей
и повернув барабан, приставляли себе дуло к виску и нажимали курок, вроде
Джеймса Дина. Им хватает воли рисковать жизнью, но не жить… У них, к велико
му счастью, есть мать, а не будь ее, я бы давно их турнул, пусть выпутываются
сами, если им уж так дорога их независимость…
Ц Вы меня удивляете, Василий!
Он извинился, он, конечно, истерзан, как и все родители, но удивлять Натали,
о нет, только не это! Вы редкостная женщина, Наташа, редкостная! Ничто вас н
е удивляет: ни безумье, ни глупость, ни человекоубийство по неосторожнос
ти, ни поддельные чеки, ни умершая любовь. Натали не желала, чтобы о ней гов
орили, она не сюжет для беседы, вернемся лучше к детям… Да, да… Василий нал
ил себе коньяку… Почему в семье любовь обязательно должна идти от старше
го к младшему, от отца к сыну, а не от сына к отцу? У всех родителей несчастна
я любовь к собственным детям! А они, дети, слишком уверены в родительских ч
увствах, они знают, что могут позволить себе любое, злоупотребляют своим
положением… Подумайте-ка хорошенько! Вспомните! Ведь совершенно то же с
амое было с вашими родителями и вами…
Луиджи незаметно убрал бутылку коньяку, поданного к кофе: этот Василий п
росто-напросто пьянчуга, вот и все. Когда он был у них в первый раз, этого ка
к-то не заметили, все тогда пили, получился вроде бы праздник…
Доктор Вакье пришел позднее. И сразу оценил положение: Василий был пьян, н
о держался хорошо и поносил молодежь. Для доктора Натали припасла бутылк
у его любимого красного вина. Своими белыми руками, такими же белыми, как р
укава рубашки, тесно обхватывавшие кисть, доктор держал стакан вина, сло
вно кубок с кровью. «Кто вам стирает?» Ц спросила Натали. О, у него есть ста
рый слуга, мастер на все руки, хотя, пожалуй, нет, стирает, очевидно, экономк
а… А что касается молодежи, так вот молодые ничуть не интересуют доктора,
его интересуют лишь мужчины и женщины, уже выдержавшие искус жизни. Посу
лы… Одни посулы… Не люблю я шоколадные бомбы с сюрпризом. Но кто же говори
т о детях, господин Петраччи, я говорю о юношах. Дети Ц трогательные, нежн
ые, забавные, умные создания… Я говорю о юношах в шестнадцать-двадцать ле
т… Жестокие, циничные, дерзкие, ломаки несчастные, карьеристы, жулики, кон
формисты даже в своем антиконформизме. Признайтесь, Василий, вы не ожида
ли, что у вас найдется такой сторонник? А может быть, мы переборщили? Да что
вы! Что вы! Я согласен, тысячу раз согласен… Они все какие-то неистовые! Но н
еистовые лентяи!
Ц Скажите, доктор, как же вы уживаетесь с вашими экстернами?
На бледном лице доктора, венчавшем длинное, тощее тело в торжественно те
мной паре, промелькнула насмешливая ухмылка. Уживается неплохо… если бр
ать их не скопом, а поодиночке… Главная беда, да, да, главная беда в том, что
их политические убеждения Ц вещь чисто случайная, хотя сама молодежь ве
рит в их железную незыблемость… затем волей все того же случая их воззре
ния меняются, но пока что им дорогой ценой приходится расплачиваться за
эти убеждения переходного периода. Впрочем, экстерны Ц это уже не мальч
ишки… Доктор стоял за зрелый возраст, с которого начинается сознательна
я жизнь, творчество, подлинный труд, когда человек обязан следовать прав
илам игры…
Внезапно накал разговора остыл. Возможно, Василий заметил, что ему больш
е не наливают. Он не стал настаивать, но помрачнел и продолжал спорить лиш
ь ради проформы… само собой разумеется, все эти неучи не любят читать, им п
одавай кинофильмы, в которых они черпают свой идеал жизни… жизни, базиру
ющейся на чувствах, а не на мысли… Им требуется в жизни нечто реально осяз
аемое. Василий проглотил подряд несколько чашек кофе, потом вдруг встал
и церемонно откланялся.
Ц Бедная Беатриса! Ц вздохнула Натали. Ц Я так и думала…
Наступило молчание, и, когда в комнату ворвался Лебрен Ц он не входил, а и
менно врывался, и дверь еще долго вздрагивала на петлях, как крышка на кип
ящей кастрюле, Ц вокруг Натали уже царил обычный покой. Луиджи с докторо
м спустились в подвал посмотреть на новый, очень любопытный автомат Ц п
оследнее приобретение Луиджи.
Ц Один? Ц спросила Натали, когда Лебрен уселся в кресло, и даже оглянула
сь на дверь. Ц А где же ваши дамы?
Лицо Лебрена болезненно сморщилось, словно ногу ему свела судорога. Мише
тта убирала со стола. Против обыкновения Лебрен не стал помогать ей, а выш
ел покурить в переднюю. Когда он вернулся, Натали уже взялась за работу, Ми
шетта вытирала овальный стол. Как только за ней закрылась дверь, Лебрен в
зорвался:
Ц Будь что будет, Натали, тем хуже… Луиджи тысячи раз запрещал нам, и он ты
сячи раз прав… Но, принимая в расчет все обстоятельства…
Натали ждала, не опуская руки с зажатым в пальцах пером. Небритые щеки Леб
рена покрывала синеватая щетина, пальцы пожелтели от табака, сорочка нес
вежая.
Ц Я пережил ужасную ночь, хотя, кажется, всего нагляделся. Гитлер не похв
алялся тем, что добивает раненых; конечно, он это делал, но, когда его в этом
обвиняли, отрицал… А тут похваляются. Нет, жить стало невозможно…
Ц Да что случилось? О чем вы говорите? Ц Натали положила перо, на ее лбу в
ыступили розовые пятна. Ц Какие раненые? Алжирцы? Потрудитесь объяснит
ь…
Ц Да, алжирцы… И это в самом Париже, где жизнь идет своим обычным чередом,
будто ничего и не случалось…
Он уже завелся, он излагал факты, комментировал их; очевидно забыв запрет
Луиджи, не скрывал всех этих ужасов. Ах, бог ты мой… Натали зашевелилась в
кресле, будто вокруг нее поднялся вихрь. Она натянула шаль на плечи, обхва
тила голову руками, словно боялась, что ветром растреплет ей волосы, даже
придержала подол юбки.
Ц Вы вне подозрения, Ц говорил Лебрен, Ц и ваша квартира для этого сама
я подходящая…
Да, да… Она оперлась ладонями на край стола, будто собиралась встать… Ей х
отелось знать, помогают ли им. Да, помогают, в конце концов, существует про
фессиональный долг. А если об этом узнают? Н-да… Не думаю… Нет, не думаю… Им
устроили побег, но тайком, никто не желает, чтобы его прикончили или выбро
сили с работы. Впрочем, достаточно доноса, придут искать в госпиталь, и вся
налаженная система побегов провалится… Боже мой, если бы Луиджи знал, чт
о я тут делаю, он бы мне голову отвинтил… Да бросьте, Лебрен, ребячиться… т
ак как же поступим?
Лебрен начал объяснять Натали, как они рассчитывают поступить.
Когда Луиджи с доктором вернулись из подвала, они застали Натали в одино
честве, она сидела, склонившись над рисунком: услышав их шаги, Лебрен улиз
нул в переднюю покурить… Они болтали об автомате, очень любопытный автом
ат. Натали слушала, и, когда она вдруг спросила: «А ты не мог бы сделать поли
цейского, избивающего алжирца?» Ц Луиджи сразу замолчал, словно ему не х
ватило воздуха.
Ц Ну вот, Ц сказал доктор Вакье, Ц в единственный дом, где ни о чем таком
не говорили, и туда проникла зараза.
Вернулся Лебрен, сел, взялся за коньяк. Луиджи уставился на него сквозь оч
ки с толстыми стеклами, но Лебрен даже бровью не повел.
Ц Откуда ты это знаешь? Ц спросил Луиджи, когда они с Натали остались вд
воем. Ц Кто тебе сказал, что Рене Луазеля избили?
Ц Никто, Ц ответила Натали и не солгала. Ц А как он себя чувствует?
Ц Да в сущности ничего серьезного. Ему наложили швы на голову… Ничего ст
рашного. Но так как убили восемь человек, ему еще повезло. Это, конечно, Леб
рен рассказал тебе о демонстрации и о том, что случилось у метро Шаронн?
Натали промолчала. Лебрен действительно рассказывал ей также и о демонс
трации, но ни словом не обмолвился о Рене Луазеле, впрочем, и сама Натали н
е знала отца Кристо.
Ц Раз уж ты в курсе дела, Ц продолжал Луиджи, Ц знаешь, что произошло с О
ливье?
Ц Ничего не знаю. Ц ответила Натали и опять не солгала.
Ну так вот, с Оливье произошло следующее: он тоже был на демонстрации со св
оей подружкой, и, когда полиция начала стрелять, они толкнули дверь каког
о-то парадного и поднялись по лестнице… Но, услышав погоню, позвонили в пе
рвую попавшуюся дверь, и их впустили. Впустили пожилые супруги, сочувств
овавшие демонстрантам. Они приютили Оливье с подружкой, держали их у себ
я, пока все не утихло… Зря от меня все скрывают, ты же сам видишь, что такие и
стории придают мне сил. Значит, Оливье наконец стал человеком? Натали пот
ребовала, чтобы ей отныне давали газеты, да, да, не возражай, иначе она им по
кажет. И радио тоже будет слушать.
Ц Посоветуемся с врачом.
Ц Пошли своего врача знаешь куда…
Все чудо их отношений заключалось в том, что они умели никогда не разлуча
ться, и, когда один, сделав движение, мог вот-вот оторваться от другого, это
т другой следовал за ним. Когда Луиджи понял, что Натали все равно поступи
т так, как ее просил Лебрен, он последовал за ней без споров, будто обо всем
этом было условлено и с ним тоже, а не только с Натали. Он сам не занимался н
епосредственно этими попавшими в беду незнакомцами с курчавой шевелюр
ой и забинтованными руками или ногами, которых той же ночью привез на маш
ине Лебрен. Они бесшумно, не зажигая света, проскользнули по коридору Дра
кулы и исчезли в их квартире… Оставались они там всего несколько часов, н
а заре за ними пришла другая машина. Натали не показывалась. На огне стоял
большой кофейник, и Лебрен сам ходил на кухню за супом. Тут Луиджи и дал ем
у денег; понятно, Лебрен не отказался.
Когда на следующий день Кристо пришел к Натали, он только и говорил, что о
полицейских, которые чуть не пробили папе череп, об Оливье и Клодине.

XXVI. Большой бук

Окна все так же выходили на пустынный сад, где хозяйничали лишь времена г
ода. В последнее время Лебрен к Натали никого не приводил: ему почудилось,
будто неподалеку от коридора Дракулы шатается какой-то незнакомец, все
ходит и ходит. Возможно, это была чистая фантазия, но Лебрен слишком боялс
я за Натали, больше боялся за нее, чем за тех, кого он к ней приводил, больше,
чем за самого себя. Натали ни о чем его не расспрашивала, работала, как все
гда. Грохот взрывов не проникал сквозь толстые стены, все было на редкост
ь спокойно, и Натали даже не запротестовала, когда Луиджи унес прочь прие
мник: она и без того узнала слишком много и без труда представляла себе да
льнейшее. Натали, пригвожденная к креслу, была подобна дереву, которое ше
велит ветвями, но не может оторваться от земли, а если уж рухнет, то рухнет
сразу. Иной раз Натали начинала раскачиваться без слова, без стона. И лист
ки бумаги взлетали со стола, подхваченные тем же вихрем, и падали на пол. Л
уиджи пережидал грозу, разве грозу переспоришь? Сидя рядом с Натали, он жд
ал. И всякий раз, когда на нее накатывало, в ушах Луиджи звучали все одни и т
е же слова: «Мсье, большой бук рухнул!…» Произошло это в его бывшем поместь
е под Парижем, как-то грозовой ночью… Он слышал слова лесничего, будто в р
упор; под аккомпанемент громовых раскатов и в блеске молний они звучали
трагически, как фраза Шекспира, были чреваты чудовищным смыслом. Луиджи
глядел на раскачивающуюся в кресле Натали и слышал: «Большой бук рухнул!
» Когда гроза прошла, он не узнал привычного пейзажа: свалился великан бу
к Ц и все кругом переменилось. Бук лежал еще живой, еще свежий, серебристо
-зеленый, покрыв собой, своими разбросанными в беспорядке гигантскими в
етвями все окружающее пространство, безжалостно подмяв соседние дерев
ья, кусты, молодую поросль, цветы… его верхушка, его листва, дружившая лишь
с небом да с птицами, стала теперь доступна рукам, топору, пиле. Десятку ле
сорубов потребовалось несколько дней, чтобы расчленить на части этого к
ита; ствол переломился на уровне двух метров над землей, его аккуратно сп
илили, и образовалась круглая деревянная площадка, окруженная толстыми,
как слоновьи ноги, корнями, все вместе походило на гигантского спрута, су
дорожно вцепившегося в землю. Позже на этой деревянной площадке воздвиг
ли беседку со скамьей и столом, для того чтобы Натали могла посидеть там, о
тдохнуть или почитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27