О Даже при равном уме и образованности бедняк, на мой
взгляд, знает природу, человеческое сердце и общество лучше,
нежели человек, богатый от рождения: в те минуты, когда вто-
рой наслаждался жизнью, первый находил утешение в том, что
размышлял о ней.
О Когда видишь, что коронованная особа по собственному
почину совершает похвальный поступок, невольно хочется
объяснить большинство ее ошибок и слабостей влиянием тех,
кто окружают трон, и мы восклицаем: <Как жаль, что этот госу-
- 158 -
дарь избрал друзьями Дамиса и Арамона1>. При э?6>м мы забы-
ваем, что, если бы Дамис и Арамон отличались благородным и
сильным характером, они не были бы друзьями монарха.
О Чем больше успехов делает философия, тем ревностней
силится глупость установить всевластие предрассудков. По-
смотрите, например, как поощряет правительство всяческие
дворянские привилегии. Дело дошло до того, что женщинами
у нас считают только знатных дам или девок, другие в счет не
идут. Никакие добродетели не могут возвысить женщину над
ее положением в обществе; это в силах сделать лишь порок.
Выдвинуться и снискать уважение к себе, если у вас нет
знатных предков и дорогу вам преграждает толпа людей, ко-
торые с колыбели обладают всеми благами жизни, - это все
равно что выиграть или по крайней мере свести вничью шах-
матную партию, дав партнеру ладью вперед. Когда же - что
случается довольно часто - светские условности даруют ва-
шим соперникам слишком большие преимущества, вам при-
ходится и вовсе прекращать игру: фора ладьи - это еще куда
ни шло, фора ферзя - это уж слишком.
О Наставники юного принца, которые надеются дать ему
хорошее воспитание, а сами примиряются с унизительным при-
дворным этикетом и церемониями, похожи на учителей ариф-
метики, который, вознамерившись сделать из своих питомцев
отменных математиков, для начала согласился бы с ними в
том, что дважды три - восемь.
О Кто более чужд своему окружению - француз в Пеки-
не или Макао, лапландец в Сенегале или, может быть, все-таки
одаренный человек без денег и дворянских грамот, попавший в
среду людей, которые обладают одним из этих преимуществ
или обоими сразу? Общество как бы молчаливо условилось
лишить всяких прав девятнадцать двадцатых своих сочленов.
И такое общество тем не менее продолжает существовать.
Чудеса, да и только!
О Свет и общество в целом кажутся мне книжной полкой,
где на первый взгляд все в образцовом порядке, поскольку
книги расставлены на ней по формату и толщине, а на самом
деле царит полная неразбериха, потому что при расстановке
их не посчитались ни с областью знания, ни с предметом из-
ложения, ни с именем автора.
- 159 -
Дружба с человеком значительным и даже прославленным
давно уже не почитается достоинством в стране, где людей
нередко ценят за их пороки, а знакомства с ними ищут потому,
что они смешны.
О Бывают люди неприятные в обхождении, но не вынуж-
дающие ближних вести себя так же, как они; поэтому мы под-
час легко переносим их общество. Бывают и другие, не только
нелюбезные сами по себе, но одним своим присутствием уже
мешающие проявлять любезность всем остальным; такие
люди совершенно невыносимы. Вот почему мы так избегаем
педантов.
О Опыт наставляет частного человека, но развращает го-
сударей и сановников.
О Наша публика похожа на нынешнюю трагедию: она глу-
па, жестока и лишена вкуса.
О Царедворство - это ремесло, которое пытаются возвес-
ти в ранг науки: всякому хочется занять место повыше.
О Светские знакомства, приятельские отношения и т.д. -
все это в большинстве случаев имеет такое же касательство к
дружбе, как волокитство к любви.
О Умение вскользь обронить фразу
ших секретов светского красноречия.
При дворе всяк придворный: и принц крови, "и дежурный
капеллан, и очередной врач", и аптекарь.
один из важней-
0 Судьи по уголовным и гражданским делам, начальник
полиции и многие другие должностные лица, чья обязан-
ность - блюсти установленный порядок, почти всегда видят
людей в самом мрачном свете. Они полагают, что изучили
общество, хотя знают только его подонки. Но разве можно су-
дить о городе по сточным, канавам, о доме - по нужнику?
Такие чиновники обычно приводят мне на ум сторожей при
коллеже, которым отводят жилье вблизи отхожих мест и о
которых вспоминают, лишь когда надо кого-нибудь высечь.
О Шутка призвана карать любые пороки человека и об-
- 160 -
щества; она оберегает нас от постыдных поступков, помогает
нам ставить каждого на его место и не поступаться собствен-
ным, утверждает наше йревосходство над людьми, чье поведе-
ние мы осмеиваем, не давая при этом им повода сердиться на
нас, если только они не совсем уж чужды юмора и учтивости.
Люди, пусть даже незнатные, но ловко владеющие этим ору-
жием, всегда стяжают себе в свете, в хорошем обществе такое
же уважение, какое военные питают к искусным фехтоваль-
щикам. Один неглупый человек - я сам это слышал - го-
варивал: <Запретите шутку, и я завтра же перестану бывать в
свете>. Обмен шутками - это поединок, правда бескровный;
однако, подобно настоящей дуэли, он вынуждает нас быть сдер-
жанней и учтивей.
О Трудно даже представить себе, сколько вреда может при-
нести стремление заслужить столь банальную похвалу, как:
<Господин такой-то - очень приятный человек>. Не знаю уж
почему, но получается так, что покладистость, беззаботность,
слабодушие и ветреность, сдобренные известной долей остро-
умия, всегда по сердцу людям; что человек бесхарактерный и
живущий сегодняшним днем кажется им привлекательнее,
чем тот, кто последователен, тверд, верен своим правилам, кто
не забывает отсутствующего или больного друга, готов поки-
нуть веселую компанию, чтобы оказать ему услугу, и т. д. Но
не стоит перечислять недостатки, пороки и дурные черты, на
которые мы взираем с одобрением, - это слишком долго и
скучно. Скажу только, что именно поэтому светские люди, раз-
мышляющие об искусстве нравиться, куда чаще, чем то пред-
полагают другие да и они сами, так подвержены названным
выше слабостям - они жаждут, чтобы о них отозвались: <Гос-
подин такой-то - очень приятный человек>.
О Есть вещи, о которых юноша из знатной семьи даже не
догадывается. Как, например, в двадцать лет заподозрить, что
человек с красной лентой" тоже может быть полицейским
шпионом?
О И во Франции, и в других странах самые нелепые обычаи,
самые смешные условности пребывают под защитой двух слов:
<Так принято>. Именно этими словами отвечает готтентот на
вопрос европейцев, зачем он ест саранчу и пожирает кишащих
на нем паразитов. Он тоже говорит: <Так принято>.
б Акхомы ослют-
161
О Глупейшее и несправедливейшее имущественное при-
тязание, которое наверняка было бы осмеяно в собрании поря-
дочных людей, может стать поводом для судебного иска и, сле-
довательно, сделаться законным - ведь любую тяжбу можно
и проиграть, и выиграть. Точно так же самое нелепое и сме-
хотворное мнение торжествует в обществе или корпорации над
мнением куда более разумным. Добиться этого нетрудно: сто-
ит только представить это последнее как точку зрения про-
тивной партии - а почти всякая корпорация расколота на
два враждебных лагеря, - и оно тотчас будет освистано и
отвергнуто.
О Что останется от фата, если отнять у него самомнение?
Оборвите бабочке крылья - получите безобразную гусеницу.
О Придворные - это нищие, которые сколотили состоя-
ние, выпрашивая милостыню.
О Чего CTOitr слава - определить нетрудно: для этого до-
статочно самых простых понятий. Тот, кто стяжал себе ее с
помощью таланта или добродетели, становится предметом рав-
нодушного доброжелательства со стороны немногих порядоч-
ных людей и страстного недоброжелательства со стороны лю-
дей бесчестных. Подсчитайте, сколько на свете тех и других, и
сравните их силы.
О Философ мало в ком вызывает любовь. Ведь он, живя
среди людей и видя лживость их поступков, их непомерные
притязания, говорит каждому: <Я считаю тебя лишь тем, что
ты есть на самом деле, и поступки твои оцениваю так, как они
того заслуживают>. Человек, столь решительный в суждени-
ях, почти всегда всем враг, и для него стяжать любовь и ува-
жение к себе - дело очень нелегкое.
О Когда душа ваша глубоко удручена бедствиями и ужа-
сами, которые творятся в столице и прочих больших городах,
скажите себе: <А ведь стечение обстоятельств, в силу которого
двадцать пять миллионов человек оказались подвластны од-
ному-единственному и семьсот тысяч душ скучились на про-
странстве в два квадратных лье, могло привести к последстви-
ям куда более страшным1>.
О Слишком больше достоинства подчас делают челове-
- 162 -
ка непригодным для общества: на рынок не ходят с золоты-
ми слитками - там нужна разменная монета, в особенности
мелочь.
О Кружки, гостиные, салоны - словом, все то, что имену-
ют светом, - это дрянная пьеса, скверная и скучная опера,
которая держится лишь благодаря машинам и декорациям.
/
О Если вы хотите составить себе верное представление обо
всем, что творится на свете, вам надлежит употреблять слова в
значении, прямо противоположном тому, какое им придается
там. Например, <человеконенавистник> на самом деле значит
<друг человечества>, <дурной француз> - <это честный граж-
данин, который обличает безобразные злоупотребления>, <фи-
лософ> -<здравый человек, полагающий, что дважды два -
четыре>, и т. д.
О В наши дни портрет пишут за семь минут, рисовать обу-
чают за три дня, английский язык втолковывают за сорок уро-
ков, восемь языков одновременно преподают с помощью не-
скольких гравюр, где изображены различные предметы и на-
звания их на этих восьми языках. Словом, если бы можно было
собрать воедино все наслаждения, чувства и мысли, на кото-
рые пока что уходит целая жизнь, и вместить их в одни сутки,
сделали бы, вероятно, и это. Вам сунули бы в рот пилюлю и
объявили: <Глотайте и проваливайте!>.
О Не следует считать Бурра безусловно честным челове-
ком: он кажется честным лишь по контрасту с Нарциссом.
Сенека" и Бурр - это порядочные люди того века, который
не знал, что такое порядочность.
О Кто хочет нравиться в свете, тот должен заранее прими-
риться с тем, что его станут там учить давно известным ему
вещам люди, которые понятия о них не имеют.
О С теми, кого мы знаем лишь наполовину, мы все равно
как незнакомы; то, что нам известно на три четверти, вовсе
нам не известно. Этих двух положений вполне довольно для
того, чтобы по достоинству оценить почти все светские разго-
воры.
В стране, где каждый силится чем-то казаться, многие дол-
- 163 -
ясны считать и действительно считают, что лучше уж быть
банкротом, нежели ничем.
О Страх перед запущенной простудой - такая же золо-
тая жила для врача, как страх перед чистилищем - для свя-
щенника.
О Разговор подобен плаванию: вы даже не замечаете, что
корабль отчалил, и, лишь выйдя в открытое море, убеждаетесь,
что покинули сушу.
О Один умный человек в присутствии людей, наживших
миллионы, стал доказывать, что счастливым можно быть и
при ренте в две тысячи экю. Собеседники резко и даже за-
пальчиво утверждали противное. Расставшись с ними, он стал
думать о причине такой резкости со стороны людей, обычно
расположенных к нему, и наконец догадался: своим утверж-
дением он дал им понять, что не зависит от них. Каждый, чьи
потребности скромны, представляет собой как бы угрозу для
богачей - он может ускользнуть от них, и тираны потеряют
раба. Это наблюдение нетрудно применить к любой из стра-
стей. Например, человек, подавивший в себе вожделение, про-
являет к женщинам равнодушие, всегда им ненавистное, и
они немедленно утрачивают всякий интерес к нему. Вероятно,
по той же причине никто не станет помогать философу выдви-
нуться: он чужд всему, чем живет общество, и люди, видя, что
почти ничем не могут способствовать его счастью, оставляют
его в покое.
О Философу, который дружен с вельможей (если, конечно,
в мире найдется вельможа, терпящий подле себя философа),
опасно выказывать свое бескорыстие: его тут же поймают на
слове. Вынужденный скрывать истинные свои чувства, он ста-
новится, так сказать, лицемером из самолюбия.
Глава IV. О любви к уединению и чувстве
собственного достоинства
О Философ смотрит на положение человека в светском
обществе как кочевники-татары на города: для него это тюрь-
ма, тесное пространство, где мысль сжата, сосредоточена на од-
ном предмете, где душа и разум лишены широты и способно-
сти к развитию. Если человек занимает в свете высокое поло-
жение, камера у него попросторнее и побогаче обставлена; если
низкое, у него уже не камера, а карцер. Свободен лишь человек
без всякого положения, но и то при условии, что он живет в
довольстве или, на худой конец, не нуждается в себе подобных.
О Даже самый скромный человек, если он беден, но не лю-
бит, чтобы с ним обходились свысока, вынужден держать себя
в свете с известной твердостью и самоуверенностью. В этом
случае надменность должна стать щитом скромности.
О Слабость характера, отсутствие самобытных мыслей, сло-
вом любой недостаток, который препятствует нам довольство-
ваться своим собственным обществом, - вот что спасает
многих из нас от мизантропии.
О В уединении мы счастливей, чем в обществе. И не пото-
му ли, что наедине с собой мы думаем о предметах неодушев-
ленных, а среди людей - о людях?
О Грош цена была бы мыслям человека, пусть даже по-
средственного, но разумного и живущего уединенно, если бы
они не были значительнее того, что говорится и делается в
свете.
О Кто упрямо не желает изменять разуму, совести или хотя
бы щепетильности в угоду нелепым и бесчестным условно-
стям, которые тяготеют над обществом, кто не сгибается даже
там, где согнуться выгодно, тот в конце концов остается один,
без друга и опоры, если не считать некое бестелесное существо,
именуемое добродетелью и отнюдь не препятствующее нам
умирать с голоду.
О Не следует избегать общения с теми, кто не способен оце-
- 165 -
нить нас по достоинству: такое стремление свидетельствовало
бы о чрезмерном и болевненном самолюбии. Однако свою част-
ную жизнь следует проводить только с теми, кто знает нам ис-
тинную цену. Самолюбие такого рода не осудит даже философ.
О О людях, живущих уединенно, порою говорят: <Они не
любят общества>. Во многих случаях это все равно, что ска-
зать о ком-нибудь: <Он не любит гулять> - на том лишь
основании, что человек не склонен бродить ночью по разбой-
ничьим вертепам.
О Не думаю, чтобы у человека безупречно прямодушного
и взыскательного достало сил ужиться с кем бы то ни было.
<Ужиться>, в моем понимании, значит не только общаться с
ближним без применения кулаков, но и обоюдно стремиться к
общению, находить в нем удовольствие, любить друг друга.
О Беда тому, кто умен, но не наделен при этом сильным
характером. Если уж вы взяли в руки фонарь Диогена, вам
необходима и его клюка.
О Больше всего врагов наживает себе в свет человек, кото-
рый прямодушен, горд, щепетилен и предпочитает принимать
всех за то, что они есть, а не за то, чем они никогда не были.
О В большинстве случаев светское общество ожесточает
человека; тот же, кто не способен ожесточиться, вынужден при-
учать себя к напускной бесчувственности, иначе его непремен-
но будут обманывать и мужчины и женщины. Даже краткое
пребывание в свете оставляет в порядочном человеке горький
и печальный осадок; оно хорошо лишь тем, что после него
уединение кажется особенно приятным.
О Светская чернь почти всегда мыслит подло и низко. Ей
по сердцу только мерзости и непотребства; поэтому она готова
усматривать их в любом поступке, в любых словах, которые
становятся ей известны. Как, например, толкует она дружбу,
пусть даже самого бескорыстного свойства, между вельможей
и талантливым человеком, между сановником и частным
лицом? В первом случае - как отношения между патроном
и клиентом; во втором - как плутовство и соглядатайство. В
великодушии, проявленном при обстоятельствах самых воз-
- 166 -
вышенных и волнующих, она чаще всего видит лишь ловкий
ход, с помощью которого у простака выманивали деньги. Сто-
ит порядочной женщине и достойному любви мужчине слу-
чайно выдать связующее их и подчас глубоко трогательное
чувство, как толпа объявляет любовников развратницей и рас-
путником, и все потому, что суждения ее предвзяты, - она
наблюдала слишком много случаев, где ее презрение и порица-
ние были вполне заслужены. Из этого рассуждения следует, что
честным людям лучше всего держаться подальше от толпы.
О Природа не говорит мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45