Спустившись на южный склон холма (подальше от глаз случайных свидетелей
), я выложил трос кругом, встал в центр, после чего рассыпал перед собой фас
оль, скинул куртку и, задрав рукав сорочки, рубанул кинжалом по запястью.

Когда первые черные капли упали на бобы, я закрыл глаза, сосредоточился и
стал заклинать:

Черное на красное,
Редкое на рясное,
Свет для глаза, звук для уха Ц
Маг-дракон взывает к духу.

По неписаному правилу, по дре
внему закону,
Дух стихий, явись дракону.

Вроде все правильно произнес и с чувством, но только дух не соизволил отр
еагировать.
Я повторил.
Опять ничего.
Я еще раз.
И тут он наконец подал знак, показал, что услышал: дернулась несколько раз
вершина березы, задрожали ветки, всколыхнулись тряпицы.
Но и только.
Так старая ленивая собака во сне дергается, услышав свою кличку: задирае
т лапу Ц «тут, хозяин, почеши», но не просыпается.
Короче говоря, не захотел дух материализоваться и медиума во мне не приз
нал.
Обидно, но бывает.
Требовались какой-то другой ритуал и более сильное заклинание.
Возможно, совсем-совсем древний, подумал я про своенравного духа. Тогда т
ут нужно нечто специфичное. С этнографическими наворотами. Чтоб пробрал
о его по-настоящему.
И тут я сразу вспомнил про Альбину Ставискую, про зазнобу мою ненаглядну
ю. Эта ведьма в здешних краях со времен Ермака обретается, оттого все мест
ные ходы-выходы и проходы отлично знает. Ей-то да не ведать про националь
ные особенности колдовства в Приозерье. Кому тогда?
Понимал я и другое: ведать-то она ведает, да только фиг задарма поделится
заповедным, обязательно потребует что-нибудь взамен. И я даже догадывал
ся, что именно. Ожерелье Дракона Ц вот что. Давно зарится на эти сто семь п
отускневших от времени и скуки жемчужин. При каждом удобном случае слезн
о клянчит: подари да подари. Оно и понятно, вещь в хозяйстве небесполезная
. Одну жемчужину из Ожерелья в яблочном уксусе раствори, выпей в ночь на Ив
ана Купалу Ц и тридцать лет жизни с плеч долой. Как тут не позариться? Пом
олодеть хочется любой женщине, даже ведьме. Ведьме, быть может, особенно х
очется. Не про внешний облик тут разговор (ведьме молодухой прикинуться
раз плюнуть), а про остроту восприятия жизни, про вкус к ней, про азарт.
Никаких сомнений не было, что за возможность помолодеть душой Альбина мн
е выложит что угодно. Но только не мог я так бездарно распорядиться Ожере
льем, которое получил в наследство от предыдущего хранителя Вещи Без Наз
вания достопочтенного Вахма-Пишрра-Экъхольга.
Дело в том, что я это волшебное украшение собираюсь подарить собственной
дочери, для нее и берегу. И неважно, что у меня пока нет дочери. Это совсем н
еважно. Рано или поздно появится. Дело времени и веры.
Короче говоря, вариант с Ожерельем как изначально неприемлемый я сразу о
тбросил и всю дорогу до города искал слова, с помощью которых можно было б
ы Альбину уговорить. Но не нашел я таких слов. Нельзя найти то, чего нет.
Силой выбить заклинание я тоже не мог. Не потому что пацифист. Вот уж что н
ет, то нет. Просто не было у меня на ту минуту необходимой для этого Силы.
Получался тупик: по-хорошему Ц бесперспективно, по-плохому Ц невыполн
имо.
Но нет таких тупиков, из которых дракон не нашел бы выхода.
Реально оценив положение, я решил разбудить в себе природное коварство.

Решил Ц и разбудил.
Поначалу вознамерился запугать Альбину намеком на звездное дерби. Деск
ать, не расколешься Ц оседлаю и заезжу до смерти в ночь Силуяна, когда пот
янет тебя, как ту панночку, на кражу коровьего молока. Но затем эту идею, ос
нованную на отсроченном воздействии с неясным исходом, откинул и подума
л о штуке более надежной. О банальном шантаже.
Сам по себе шантаж Ц это не есть хорошо, конечно. Это есть плохо. Что уж тут
говорить. Вестимо. Но только золотой дракон не действует в узких рамках д
ихотомии «хорошо Ц плохо», он действует на широком поле парадигмы «спра
ведливость».
Мысли мои сразу заработали в нужном направлении, и, когда проезжал пост Г
АИ на въезде в город, я уже знал, к кому обращусь за помощью. К Кике, конечно.

Кика Ц эгрегор. Не человек, не дракон, а одно из тех странных существ, кото
рые появляются благодаря воле людей, объединенных общей мыслью или жела
нием. Философ Маркс обронил как-то, что идея, овладевшая массами, обретает
материальную силу. Как это ни странно, прав был мозголом. Так эгрегоры и п
оявляются.
Рождение эгрегоров основано на принципе магической цепи: когда большое
количество народа продолжительное время хочет одного и того же, появляе
тся субстанция, олицетворяющая такое желание. Сначала она появляется в З
апредельном. Именно там «разбитые мечты обретают снова силу высоты». А з
атем, получив от людей достаточный запас жизненной энергии, субстанция о
седает в Пределах и начинает жить самостоятельной жизнью. Жить-поживать
, добра наживать. Существо это ограничено в свободе воли, но в то же время с
амо сильно влияет на своих «родителей». Иной раз так, что просто ах. До сле
з. До кровавых. С другой стороны, едва создавшая эгрегора идея начинает из
живать себя, он сразу чахнет, мало-помалу выветривается из физического п
лана бытия и растворяется там, где зародился. В Запредельном.
Вообще-то эгрегоров в Пределах немало. Не так чтобы прямо кишмя ими все ту
т кишит, но явление это не редкое. Появляются, исчезают, снова появляются.
Из тех, имена которых на слуху, можно вспомнить товарища Ленина. Мощный бы
л эгрегор. Не эгрегор Ц эгрегорище! Породило его овладевшее широкими ма
ссами стремление ни о чем не думать (чего тут думать?!), а все отнять и подели
ть. Пишут, что он из Швейцарии приехал в запломбированном вагоне. Ерунда. Н
а самом деле Ц пришел из Запредельного. Пришел, дел наворотил, физическу
ю оболочку оставил людям на память и ушел восвояси. А люди семьдесят лет п
отом сваренную им кашу расхлебывали. Впрочем, сами виноваты.
Печально известный олигарх Борис Абрамович Неленин тоже из эгрегоров б
удет. Этот возник в результате всеобщего стремления подсуетиться и урва
ть на халяву кусочек из развалин рухнувшей империи. Выскочил, что тот чер
тик из табакерки, и начал Ц Сила есть, ума не надо Ц куролесить. Десять ле
т изгалялся. Но как только народ очухался и устыдился сам себя, сдулся эгр
егор. Исчез. Как и не было его. В газетах пишут, в Лондон укатил. Ерунда. В Зап
редельное подался. До поры до времени.
Нынешний правитель России тоже, между прочим, эгрегор. Натуральный. Поро
жден неизбывной народной тягой к осмысленному бытию. Запуталась страна
на рубеже веков, устала от хаоса и возжелала хоть кого-нибудь толкового н
а трон. И он пришел. И крепким словом повел народ к истокам новым. Которые н
а самом деле оказались старыми. Зато проверенными.
Что касается Кики, то он, конечно, эгрегор масштабом помельче. Эгрегор чел
овеческого любопытства местечкового пошиба. Появился в 1986 приснопамятн
ом году на пике перестроечного интереса к размерам зарплаты первого сек
ретаря обкома и жилищным условиям председателя облпотребсоюза. За двад
цать лет объекты любопытства, конечно, у людей кардинально сменились (их
теперь пуще остального интересует, как дурит в запое киноартист Амазонк
ин и с кем спит певица Фифелова), но паскудная природа, а главное Ц энерги
я этой человеческой слабости никуда не исчезла. Жив-здоров Кика. Весел, бо
др и в меру упитан. В Пределах зовется Комаровым-Ильей-Можно-Без-Отчеств
а, трудится газетным журналистом, сотрудничает сразу со всеми изданиями
Города, вращается в самых разных кругах, умеет расположить к себе любого,
всякому в задницу без мыла влезет и знает все про всех. Одним словом Ц про
фессионал.
Я с Кикой не дружу (драконы ни с кем не дружат), но знакомство поддерживаю. П
рактикующему сыщику грех брезговать неисчерпаемым источником информа
ции. Зачастую приходится прильнуть. Как, к примеру, и на этот раз.
Мобильный Кики оказался в зоне доступа.
Ц Внимательно, Ц сразу отозвался эгрегор.
Ц Привет, Кика, Ц сказал я.
Ц Егор-Егорище?
Ц Он самый.
Ц Здорово, старичок. Что нужно гордому дракону от мутного сгустка инфер
нального Ничто?
Ц Помощь.
Ц Для тебя, Егор, все что угодно, Ц горячо заверил не лишенный самоирони
и эгрегор. Потом подумал и оговорился: Ц Кроме секса, конечно.
Я, хохотнув в подтверждение того, что оценил шутку юмора, сразу перешел к д
елу:
Ц Послушай, Кика, у тебя случайно не завалялось что-нибудь такое-эдакое
на Альбину Ставискую?
Ц Под эвфемизмом «такое-эдакое» надо понимать компромат? Ц мигом пере
йдя на деловой тон, уточнил эгрегор.
Ц Понимай, Кика, как хочешь. Но мне нужна такая информация, которая могла
бы заинтересовать Совет.
Ц Белый или Черный?
Ц Хоть тот, хоть этот, а лучше Ц оба. А еще лучше Ц Большой. Ты меня понима
ешь?
Ц Я понимаю тебя, Егор. Я тебя, старичок, отлично понимаю.
Ц Поскребешь по сусекам?
Эгрегор ответил не сразу. Молчал секунд десять. Но зато потом обрадовал:

Ц А ты знаешь, Егор, ведь кое-что есть на нее. Кто бы сомневался, подумал я.

Ц Материальчик Ц не бог весть что, Ц самокритично прикинул эгрегор.
Ц Но если под нужным соусом подать, то Альбине не поздоровится.
Я не стал спрашивать, сольет он мне это «кое-что» или нет. На кой черт он тог
да это «кое-что» собирает? Не солить же. Поэтому сразу заговорил о цене:
Ц Сколько за все?
Ц С тебя, Егор, нисколько, Ц быстро и вполне искренне ответил он.
Ц Только без фанатизма, Кика. Мы не дети. Называй свою цену и не стесняйся.

Ц Хорошо… Ц Он тяжело вздохнул и осторожно сказал: Ц Восемьдесят… Нет
, сто доз.
Торговаться по мелочам Ц не в моём стиле, но я сомневался, есть ли у меня с
только капсул в наличии, поэтому попросил:
Ц Подожди секунду, Кика. Ц Дотянулся рукой до кармашка пассажирского с
иденья, пошарил и выгреб со дна прозрачный пластиковый пузырек с наклейк
ой «Аспирин». Потряс содержимым. Пузырек был наполнен Зернами Света лишь
наполовину. Я врать не стал: Ц Кика, такое дело, у меня только пятьдесят шт
ук. Или что-то около того. Давай так: эти сейчас, а через день-другой подгон
ю остальное. Пойдет?
Ц Лады, Егор. Как скажешь. Где и когда?
Ц Минут через двадцать у Танка.
Ц К Танку не успею. Никак. Я на левом берегу.
Ц А если у Саши Лобастого?
Но и на бульвар Гагарина к памятнику Александру Третьему он не успевал.
В результате договорились встретиться через сорок минут у фонтана возл
е Центрального рынка. Ему это было по пути, а мне в тему: вспомнил, что в тех
краях есть у меня одно небольшое, но важное дельце.
Очень вовремя, кстати, вспомнил.

ГЛАВА 7

Прикатил я раньше срока минут на пятнадцать, загнал болид на платную сто
янку и, прикупив по дороге бутылку темного пива, уселся среди праздного р
азночинного люда на лавку возле фонтана.
Поблизости от того места, где я так удачно пристроился, лежал на солнцепе
ке пожилой верблюд по имени Саид. Он на этом месте уже восемь лет лежит, эт
о его законное рабочее место, сюда его каждый день приводит фотограф. В по
следнее время помимо Саида приводит еще и белую карликовую лошадь. А в са
мое последнее время Ц еще и черного ее жеребенка.
Саид лежал на пузе, медленно хлопал глазами и выглядел, как всегда, жалко.
Жеребенок лежал рядом, лежал он на боку и сладко спал, расслабившись, как и
збалованная собака. А его мать спала стоя, как боевая лошадь.
Гуляющие люди подводили своих детенышей к этим незверским животным и чт
о-то там с умным видом объясняли.
А затем лошадь привнесла в благостную картинку элемент пикантности: не м
еняя сонного выражения морды, начала прудить прямо на асфальт. Делала он
а это основательно и шумно. Дети радостно взвизгнули, некоторые принялис
ь хлопать в ладоши. Народ, уплетающий у столиков быструю еду, загалдел и ст
ал тыкать в сторону оплошавшего животного надкусанными хот-догами. Фото
граф куда-то метнулся, притащил сиреневый пластмассовый тазик и предусм
отрительно подставил лошади под хвост. С минуту публика, затаив дыхание,
ждала, что вот-вот повалятся «яблоки». Но не случилось. Когда фотограф убр
ал тазик, по толпе прошел вздох разочарования. Лошадь обманула общее ожи
дание.
Люди как люди, подумал я. Как во все времена Ц мечтают о Спасении, а просят
хлеба и зрелищ.
И посмотрел, сколько еще осталось в бутылке.
По стеклу скользила капля. В капле, как муха в смоле, билось каштановое сол
нце. Пива осталось еще на добрых три глотка.
Я оторвал зад и пошел к верблюду, возле которого в ту минуту никого не было
. Момент был подходящим.
Каких-то восемь лет назад Саида звали Купреяновым Петром Романовичем, и
был он тогда человеком. Самым обыкновенным человеком. Честно служил на р
адиозаводе начальником сборочного цеха и пользовался у трудового колл
ектива заслуженным авторитетом. И семья у него была Ц жена и дочь-школьн
ица. И тесть еще был. Абрам Моисеевич Либерман. Вот этот самый Абрам Моисее
вич (в миру Ц главный бухгалтер чаеразвесочной фабрики, а по жизни Ц лат
ентный каббалист-чернокнижник) как раз и превратил Петра Романовича в в
ерблюда.
Случилось все нелепо, глупо и, как это и бывает зачастую у людей, сгоряча.
А вышло все из-за треклятого дефолта.
И вышло так.
Когда рубль в августе 1998 года закатился за плинтус, на радиозаводе, где и бе
з того в ту пору дела шли ни шатко ни валко, а большинство цехов превратили
сь в вещевые рынки, производство встало окончательно. Генеральный дирек
тор, не видя никакой перспективы, собрал всех работников завода в актово
м зале и объявил им вольную. Так Петр Романович Купреянов в одночасье пре
вратился в безработного.
Очутившись на улице без выходного пособия бывший начальник сборочного
цеха не нашел ничего лучшего, как зело надраться. Что, конечно, учитывая вс
е обстоятельства, понятно и даже простительно. Но вот то, как он повел себя
дальше, это уже непростительно. Повел же он себя самым паскудным образом:
вернувшись домой, стал буянить, гнобить жену, а попытавшегося его урезон
ить Абрама Моисеевича зачем-то назвал жидом да еще к тому же и пархатым. И
войдя в раж, заявил вдогон, что такие вот деятели, как Абрам Моисеевич, как
раз Россию-матушку-то и продали всяким импортным фирмачам-сволочам.
Своими хмельными и неумными словами Петр Романович обидел Абрама Моисе
евича до глубины души, поскольку тот конечно же не продавал Россию и даже
никогда не помышлял об этом. Мало того, являясь большим патриотом страны,
в которой родился, вырос и собрал полную коллекцию почетных грамот, горя
чо верил в ее будущее возрождение. Кстати, именно поэтому наотрез отказы
вался в свое время от заманчивых предложений переехать на постоянное пр
оживание в обетованную страну Израиль.
Кончилась ссора плачевно: получив от жены сковородой по ранней плеши, Пе
тр Романович вспылил и с криком «Ноги моей больше не будет в этом доме!» ре
тировался на улицу. Там-то его и настигло проклятие оскорбленного черно
книжника.
Чем, какими такими больными фантазиями руководствовался Абрам Моисеев
ич, превращая Петра Романовича именно в верблюда, неизвестно. Возможно, т
ут сыграл свою подлую роль бородатый анекдот про крокодила, чебурашку и
злого волшебника. Или, быть может, случились некие коннотации, связанные
с легендой о сорокалетнем походе Моисея по пустыне. А может статься, что-т
о иное в тот миг в голове у бухгалтера всплыло, вспыхнуло и перемкнуло. Кто
знает. Сия тайна велика есть. И теперь эту тайну уже никому не раскрыть, по
скольку в тот же самый вечер у Абрама Моисеевича случился сердечный прис
туп, от которого старый еврей скоропостижно помер.
Такая вот вышла ерунда.
Старик помер, а Петр Романович (по той причине, что заклятие может снять то
лько тот, кто его накладывал) до сих пор влачит земное существование в обл
ике верблюда. Будь он и в ментальном плане верблюдом, это было бы еще ничег
о. Естество бы взяло свое, растворило рассудок без остатка и тем изжило бы
печали. Тогда можно было бы жить. Живут же другие скоты. Но вся скверность
положения бывшего начальника сборочного цеха как раз в том и заключалас
ь, что, имея тело животного из отряда мозоленогих, умом он был человек разу
мный. Изощренно наказал его тесть. Примерно наказал.
Думается, Абрам Моисеевич давно бы простил своего непутевого зятя (ведь
не фашист какой, советский человек), но восемь лет как покоится его прах на
новом еврейском кладбище: по центральной аллее Ц двадцатый участок, ше
стая могилка слева от края, кто ни пройдет, положит камешек. Так что не до д
ольних печалей нынче Абраму Моисеевичу, в горних эмпиреях витает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44