Просто вся моя жизнь за такое короткое время перевернулась с ног на голову, и я иногда об этом вспоминаю.
– Сожалеешь? – Он говорил бесстрастным голосом, лицо тоже ничего не выражало.
Аурелия задумалась над этим коротким вопросом. Ей и в голову не приходило попытаться обмануть Гревилла – он все равно все увидит сквозь любую дымовую завесу, которую она набросит на себя. Да и лгать ему она не хотела.
– Не думаю, – произнесла она, в конце концов. – Зато точно знаю, что не подведу тебя, Гревилл.
Он кивнул.
Гревилл не привык принимать во внимание влияние своего мира на чувства и личность тех, кого он вербовал для выполнения определенной работы. Во всяком случае, именно так он действовал до сих пор. Но с Аурелией все получилось по-другому.
Однако он не может позволить себе роскошь признаться, в чем причина этого. Гревилл осушил свой бокал с хересом и поднялся вверх, в спальню.
Рано утром следующего дня Гревилл быстро вошел в пыльный кабинет своего шефа в военном министерстве. Саймон Грант поднял глаза от разложенной на массивном столе карты. В руках он держал циркуль.
– А, Гревилл! Тебя-то я и хотел увидеть.
– Что за карта? – Гревилл без приглашения зашел шефу за спину и наклонился над картой. – А, понятно. Тежу. Ты отмечаешь расположение партизанских отрядов.
– Да. Уэллесли уже получил их координаты, благодаря тебе и Фарнему. Он высадился в Лиссабоне двадцать шестого. – Саймон глянул на календарь на стене. – Сегодня четвертое мая, но я думаю, что в ближайшие две недели он может ждать депешу.
– Почтовые голуби?
– Точно. Основные посты все еще действуют на территории Франции, и еще два у нас имеются на Нормандских островах.
Гревилл кивнул. Почтовые голуби принимали самое активное участие в этой войне, а их владельцы зачастую подвергались такой же опасности, как и солдаты на передовой.
– Есть ли новая информация о нашем друге доне Антонио?
Саймон устало улыбнулся:
– Вот в этом мы, безусловно, преуспели. – Он подошел к сейфу, стоявшему в противоположном конце комнаты, и вытащил из него лист бумаги. – Нашим человеком в Мадриде можно гордиться, а голубь прилетел в Дувр вчера вечером. Гораздо раньше, чем я вообще мог надеяться. Догадайся, кто такой наш друг?
Гревилл, размышляя, нахмурился.
– Он должен принадлежать к высшим эшелонам их шпионской сети, раз ему доверили такую важную миссию. И меня не покидает странное ощущение, что я встречался с ним раньше. Но даже ради спасения собственной жизни я не могу припомнить, когда и где.
Саймон мрачно кивнул.
– Что ж, ты прав. Ты совершенно точно сталкивался с ним раньше. Помнишь ту небольшую заварушку в прошлом году, как раз перед тем, как Жюно оккупировал Лиссабон? Ты пытался вывезти португальского регента и отправить его в Бразилию.
– И едва не потерял его, – медленно произнес Гревилл. – Его чуть не достал своим клинком наемный убийца. – Гревилл начал ворошить свои воспоминания. В тот раз он увидел убийцу только мельком – тот перемахнул через каменную стенку гавани, сумев уйти от Гревилла и его людей. – Эль Демонио. Дьявол. Теперь понятно, почему мне казалось, что я его видел раньше.
– Вот именно, – кивнул Саймон. – Антонио Васкес и Дьявол – одно и то же лицо.
Гревилл покивал:
– Так-так. И в самом деле, достойный противник. Саймон пристально посмотрел на него через стол.
– План у тебя есть?
Гревилл улыбнулся очень нехорошей улыбкой.
– Только один – добраться до него раньше, чем он доберется до меня.
– Я знаю, ты уже говорил это, Гревилл, мы не можем допустить, чтобы ты попал в его руки.
– Думаю, что я и сам не могу этого допустить, – отозвался Гревилл с беззаботностью, не обманувшей, однако, его собеседника, и протянул руку к бумаге, которую все еще держал Саймон. – Могу я это забрать?
– Разумеется… разумеется, друг мой. Тебя это касается больше, чем кого-либо другого.
Гревилл посмотрел на документ и покачал головой.
– Окажи мне любезность, Саймон, поставь двоих человек дежурить у моего дома, а когда ребенок с нянькой пойдут куда-нибудь, пусть их сопровождают – скрытно, но надежно.
Саймон хмуро кивнул:
– Конечно. А как насчет матери?
– Я сам позабочусь о безопасности Аурелии, но не могу рисковать – вдруг мне придется оказаться в двух местах одновременно?
– Понятно.
На следующий день Гревилл вошел в дом и оказался в самом центре настоящего безумия. Маленькая фигурка больше всего напоминающая кружащегося дервиша, плясала и пронзительно кричала в середине обычно мирного холла, а вокруг нее охали, что-то восклицали и всплескивали руками все находившиеся в доме. Все они говорили одновременно и вроде бы пытались остановить стремительно кружащееся создание.
К Гревиллу подошла Лира и прижалась к его ноге, словно защищая хозяина от суматохи, достигшей к этому моменту своего пика.
– Тихо, – произнес Гревилл, почти не повысив голоса. Однако стремительное вращение прекратилось, а окружавшие перестали всплескивать руками и суетиться. В наступившей тишине стало слышно, как маленькая фигурка душераздирающе икнула.
– Что, скажи на милость, все это значит, Фрэнни? – спросил Гревилл, опускаясь рядом с девочкой на колено.
Фрэнни всхлипнула и вытерла нос рукой.
– Я хотела взять Лиру погулять в тот парк… мама обещала, что я сегодня могу… а они мне не разрешили. Дейзи боится Лиру. – Ее голосок делался все пронзительнее.
Дейзи сказала:
– Простите, сэр Гревилл, но миледи ничего не говорила мне про то, чтобы взять собаку на прогулку в парк.
– Фрэнни, довольно, – строго произнес Гревилл, потому что по лицу девочки снова потекли слезы, а рот широко открылся – Фрэнни опять готовилась заорать. – Дейзи знает, что Лиру разрешается брать с собой, только двоим – мне или твоей маме.
– Мамы здесь нет, – запротестовала Фрэнни. – И она обещала. Она обещала, а обещания нарушать нельзя, она сама так говорит!
– Я уверен, что у нее есть на это причины, – сказал Гревилл. – Если ты спокойно подождешь десять минут, Фрэнни, я сам отведу тебя и Лиру на прогулку в парк.
Фрэнни икнула и кивнула. Гревилл пошел в библиотеку. Она потопала следом и уселась на низкую кушетку, глядя, как он просматривает дневную почту.
– Ладно, сейчас пойдем.
Он прицепил поводок к ошейнику Лиры и крепко взял Фрэнни за руку, выходя из дома. Аурелия не сообщила, куда идет, но наверняка она не пешком и не верхом, так как Лира осталась дома. Однако на нее это непохоже – нарушить данное дочери обещание.
Пока они шли в сторону Гросвенор-парка, Гревилл небрежно поглядывал то в одну, то в другую сторону улицы. Мужчина, убиравший листья из канавы, почесал нос, когда Гревилл с девочкой проходили мимо. Гревилл коротко кивнул, здороваясь с человеком, присланным из министерства, чтобы присматривать за домом. Он не чувствовал ни малейшего присутствия другого, куда более зловещего наблюдателя, но все равно оставался настороже, а Лира, которая, как всегда, вела себя прекрасно, спокойно шла рядом, и только высоко поднятая голова и настороженные уши давали знать, что она тоже бдит.
– Ворота вон там! – дернула Гревилла за рукав Фрэнни, когда они перешли через дорогу и подошли к большому огороженному скверу, расположенному в центре площади. Фрэнни вырвала руку и забралась на нижнюю перекладину ограды, чтобы открыть щеколду. – Она гораздо больше, чем та, где мы играли раньше… в старом доме, – сообщила девочка, катаясь на открывшейся калитке.
– Да, парк на Кавендиш-сквер гораздо меньше, – согласился Гревилл, терпеливо дожидаясь, пока Фрэнни накатается и спрыгнет. Он закрыл калитку, отстегнул поводок и пошел вслед за девочкой и собакой, помчавшимися к поросшей травой лужайке в середине парка. Фрэнни восторженно скакала и распевала во весь голос, совсем позабыв о неистовой истерике, случившейся с ней полчаса назад.
Гревилла удивляло, что у такой спокойной, уравновешенной женщины, как Аурелия, выросла столь необузданная дочь. Фредерик тоже не проявлял признаков неуравновешенности. Он принимал события по мере их возникновения и управлялся с любой ситуацией с хладнокровным практицизмом. Смог бы он понять свою маленькую дочь, чью жизнь либо заливало тропическое солнце, либо сотрясали зимние бури?
Гревилл остановился на лужайке и стоял там, глядя, как Фрэнни и Лира гоняются друг за другом и кувыркаются в траве, причем огромный пес играет радостно, как маленький щенок, но с большой осторожностью, стараясь не сбить ребенка с ног.
Первое ощущение, что за ними наблюдают, возникло как обычно. В грудь стукнулось возбуждение, сменившись глубоким спокойствием. Гревилл ласково улыбнулся, глядя на играющих ребенка и собаку, небрежно оглянулся, подобрал палочку и бросил ее Лире. Собака прыгнула. Гревилл направился к Фрэнни, шаря вокруг взглядом, и заметил мужчину. Тот стоял на гравийной дорожке, огибавшей лужайку.
Высокий, хорошо одетый бородатый джентльмен. Черные, глубоко посаженные глаза, худое, ястребиное, угловатое лицо. Он постоял еще мгновение и неторопливо пошел дальше.
Гревилл особым образом свистнул. Лира моментально примчалась обратно и легла на траву рядом с Фрэнни.
– Что, уже пора уходить? Я еще не хочу, – захныкала Фрэнни, когда Гревилл подошел к ней.
– Скоро стемнеет, – ответил он, не собираясь потакать ребенку, и прицепил поводок к ошейнику Лиры. – Пойдем. – Гревилл властно протянул руку Фрэнни. Та неохотно взяла его за руку, но протестовать не стала.
По дороге домой девочка, как всегда, весело щебетала. Гревилл очень быстро сообразил, что ей можно и не отвечать – Фрэнни продолжала болтать, забрасывая его вопросами, на которые, похоже, и не ждала ответов, так что он мог погрузиться в собственные мысли.
Васкес наблюдал за Фрэнни не случайно.
Глава 18
Аурелия вернулась домой как раз перед тем, как пришел Гревилл с Фрэнни и Лирой.
– О, вот вы где! Дейзи сказала, вы пошли в парк. – Аурелия выглядела удивленной. Бросив на Гревилла вопросительный взгляд, она наклонилась, чтобы поцеловать дочь.
– Ты говорила, что отведешь меня в парк с Лирой! – обиженно заявила Фрэнни.
Аурелия нахмурилась.
– Не сегодня, милая моя. Я сказала, что мы пойдем туда завтра.
– Ну, мне бы хотелось, чтобы ты выражалась яснее, – заметил Гревилл, отстегивая собачий поводок. – Тогда я избежал бы сцены, которую сегодня наблюдал.
Аурелия озадаченно посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Поговорим об этом позже, – ответил Гревилл, поворачивая в сторону гостиной.
– Пойдем наверх к Дейзи. – Аурелия взяла Фрэнни за руку. – Заодно расскажешь мне, что ты тут устроила.
Через полчаса, выслушав полный отчет от Дейзи, Аурелия спустилась вниз. Гревилла она нашла в гостиной. Тот пил мадеру и читал «Газетт».
– Прошу прощения, что ты оказался втянутым в один из припадков Фрэнни, – сказала она, наливая себе херес. – Мне кажется, она уже перерастает их, но время от времени такое все же случается. У тебя большой опыт?
– На самом деле вообще никакого. Аурелия удивленно склонила голову набок.
– Значит, это у тебя от природы. – Она помолчала и, не услышав ответа, продолжила: – Разумеется, ты был единственным ребенком в семье.
– Да, – коротко согласился он. Аурелия настойчиво продолжала:
– Иногда я беспокоюсь из-за того, что Фрэнни – единственный ребенок. Тебе хотелось бы иметь братьев или сестер?
Гревилл пожал плечами.
– Понятия не имею. У меня, их не было, и мне кажется, что я вообще никогда об этом не задумывался.
– Расскажи мне о своей матери, – потребовала она. Ты очень мало говоришь о ней.
– Не о чем говорить, – коротко ответил Гревилл, не отрывая взгляда от «Газетт».
Однако Аурелия не сомневалась, что он не читает.
– Она болела?
– Так говорили. – Глаза по-прежнему смотрели на газетные строчки.
– Говорили? Ты имеешь в виду – твой отец? Гревилл так резко отложил газету, что смял листы. Он заговорил, откровенно обдумывая каждое слово, лицо его было замкнутым, глаза ледяными:
– Начиная лет с двух, я видел свою мать в общей сложности пять или шесть раз. Она жила в отдельном крыле дома со своей прислугой и не проявляла ко мне абсолютно никакого интереса, и, насколько я могу понять, к отцу – еще меньше. Его никогда не было дома, и я смутно помню, как мне сообщили о его смерти как о чем-то мимолетном. Этого достаточно, чтобы удовлетворить твое любопытство, Аурелия?
Она вспыхнула.
– Я не любопытничала. Мы живем вместе, мы разговаривали о детях, и вопрос о твоем детстве был совершенно естественным. Мне жаль, что оно оказалось таким несчастным и одиноким. Может быть, это объясняет… – Она замолчала и закусила губу.
– Объясняет что? – спросил он очень мягко. Аурелия вздохнула.
– Ну, полагаю, твою отстраненность и отсутствие эмоций. Гревилл, для человека ненормально вот так, полностью отстраниться от всех уз, существовать в таком эмоциональном вакууме.
Гревилл пристально посмотрел на нее.
– Ты пытаешься мне сказать, что находишь это ненормальным? – негромко спросил он.
Аурелия взглянула на него со смешанным чувством раздражения, досады и разочарования.
– Ты не услышал того, что я сказала, Гревилл. Я не говорю о том, что не могу быть партнером для тебя в этом нашем лондонском предприятии. Я говорю о том, кто я такая, о том, что пытаюсь понять, кто ты такой. Для меня имеет значение, кто ты есть и почему ты стал таким, какой есть.
Она резко поднялась.
– Наш разговор нелеп – ты совсем не понимаешь, в чем суть. Мне нужно переодеться к обеду. – Она быстро вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Аурелия лежала в медной ванне перед камином в своей спальне, а Эстер поливала ароматизированной лимонной водой ее только что вымытые волосы. Аурелия чувствовала себя не в своей тарелке, ей было тоскливо, и даже при мысли о музыкальном вечере, на который пригласили отличного скрипача, бодрости не прибавлялось. Разумеется, ее отсутствие сразу заметят, и уже утром Корнелия начнет барабанить в дверь, но она придумает какую-нибудь отговорку.
– Я возьму поднос с обедом в свою гостиную, Эстер, – сказала Аурелия, отжимая длинные светлые локоны. – Подай мне полотенце и можешь идти ужинать. Я и сама справлюсь.
Открылась дверь, соединяющая ее комнату со спальней Гревилла, и на пороге показался муж.
– Венера, поднимающаяся из волн, – заметил он, быстро входя в комнату. – Позволь мне. – Вытащил полотенце из ее рук и начал, улыбаясь, энергично вытирать Аурелию.
В обычной ситуации это послужило бы прелюдией к небольшой любовной игре, но сегодня, к собственному удивлению и досаде, Аурелия не испытала ни малейшего желания.
– Извини, Гревилл, но сегодня я, похоже, не в настроении, – вздохнула она, забрала у него полотенце, обмоталась им и вышла из ванны.
Гревилл шагнул в сторону, задумчиво глядя на нее.
– Я не собирался навязываться тебе.
– Конечно, не собирался. – Она взяла второе полотенце, поменьше, и замотала его тюрбаном на голове. – Но я почему-то чувствую себя уставшей, мне тоскливо и вообще не по себе, так что занятия любовью – последнее, чего бы мне сегодня хотелось. Гревилл нахмурился.
– Разумеется, имеешь полное право. Есть какая-то причина для такого состояния?
Аурелия пожала плечами:
– Во всяком случае, мне она неизвестна. Гревилл сдвинул брови еще сильнее.
– Моя дорогая, я думаю, ты говоришь мне неправду. Это как-то связано с нашим довольно неприятным разговором, так?
– Может быть. – Аурелия потянулась за халатом, уронила полотенце и быстро надела халат.
Потом решительным жестом завязала поясок и стянула полотенце с головы.
– Гревилл, давай просто оставим это. – Аурелия села перед зеркалом и взяла щетку для волос.
– Не думаю, что это хорошая мысль. – Он забрал у нее щетку. – Позволь мне сделать хотя бы это. Обещаю, это никакая не прелюдия, просто я очень люблю расчесывать тебе волосы.
Аурелия не стала возражать, и он начал водить щеткой по каскаду все еще влажных светлых волос. Ощущение было приятным и успокаивающим. Аурелия закрыла глаза и опустила голову, а размеренные движения щетки ласкали ее кожу.
– Ну, – произнес через минуту Гревилл, нарушив блаженную тишину, – так что в моих ответах так сильно тебя расстроило?
Аурелия открыла глаза и посмотрела на него в зеркало.
– Я всего лишь задала тебе самый обычный вопрос о твоем детстве. Но ты отреагировал так, словно я сунула нос в глубочайшую личную тайну. Люди, как правило, спокойно разговаривают о своем прошлом – уж во всяком случае, о таких безобидных вещах, как детство. Мы живем вместе, Гревилл. Я знаю, что это совсем ненадолго, и ни в коем случае не требую никаких заявлений о чувствах, потому что прекрасно понимаю: это выходит за рамки заключенного между нами договора.
Аурелия помолчала, пытаясь успокоить душевное волнение, потом продолжила:
– Но случилось так, что мы на самом деле понравились друг другу, и лично мне интересно узнать, что же превратило тебя в человека, который так мне понравился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Сожалеешь? – Он говорил бесстрастным голосом, лицо тоже ничего не выражало.
Аурелия задумалась над этим коротким вопросом. Ей и в голову не приходило попытаться обмануть Гревилла – он все равно все увидит сквозь любую дымовую завесу, которую она набросит на себя. Да и лгать ему она не хотела.
– Не думаю, – произнесла она, в конце концов. – Зато точно знаю, что не подведу тебя, Гревилл.
Он кивнул.
Гревилл не привык принимать во внимание влияние своего мира на чувства и личность тех, кого он вербовал для выполнения определенной работы. Во всяком случае, именно так он действовал до сих пор. Но с Аурелией все получилось по-другому.
Однако он не может позволить себе роскошь признаться, в чем причина этого. Гревилл осушил свой бокал с хересом и поднялся вверх, в спальню.
Рано утром следующего дня Гревилл быстро вошел в пыльный кабинет своего шефа в военном министерстве. Саймон Грант поднял глаза от разложенной на массивном столе карты. В руках он держал циркуль.
– А, Гревилл! Тебя-то я и хотел увидеть.
– Что за карта? – Гревилл без приглашения зашел шефу за спину и наклонился над картой. – А, понятно. Тежу. Ты отмечаешь расположение партизанских отрядов.
– Да. Уэллесли уже получил их координаты, благодаря тебе и Фарнему. Он высадился в Лиссабоне двадцать шестого. – Саймон глянул на календарь на стене. – Сегодня четвертое мая, но я думаю, что в ближайшие две недели он может ждать депешу.
– Почтовые голуби?
– Точно. Основные посты все еще действуют на территории Франции, и еще два у нас имеются на Нормандских островах.
Гревилл кивнул. Почтовые голуби принимали самое активное участие в этой войне, а их владельцы зачастую подвергались такой же опасности, как и солдаты на передовой.
– Есть ли новая информация о нашем друге доне Антонио?
Саймон устало улыбнулся:
– Вот в этом мы, безусловно, преуспели. – Он подошел к сейфу, стоявшему в противоположном конце комнаты, и вытащил из него лист бумаги. – Нашим человеком в Мадриде можно гордиться, а голубь прилетел в Дувр вчера вечером. Гораздо раньше, чем я вообще мог надеяться. Догадайся, кто такой наш друг?
Гревилл, размышляя, нахмурился.
– Он должен принадлежать к высшим эшелонам их шпионской сети, раз ему доверили такую важную миссию. И меня не покидает странное ощущение, что я встречался с ним раньше. Но даже ради спасения собственной жизни я не могу припомнить, когда и где.
Саймон мрачно кивнул.
– Что ж, ты прав. Ты совершенно точно сталкивался с ним раньше. Помнишь ту небольшую заварушку в прошлом году, как раз перед тем, как Жюно оккупировал Лиссабон? Ты пытался вывезти португальского регента и отправить его в Бразилию.
– И едва не потерял его, – медленно произнес Гревилл. – Его чуть не достал своим клинком наемный убийца. – Гревилл начал ворошить свои воспоминания. В тот раз он увидел убийцу только мельком – тот перемахнул через каменную стенку гавани, сумев уйти от Гревилла и его людей. – Эль Демонио. Дьявол. Теперь понятно, почему мне казалось, что я его видел раньше.
– Вот именно, – кивнул Саймон. – Антонио Васкес и Дьявол – одно и то же лицо.
Гревилл покивал:
– Так-так. И в самом деле, достойный противник. Саймон пристально посмотрел на него через стол.
– План у тебя есть?
Гревилл улыбнулся очень нехорошей улыбкой.
– Только один – добраться до него раньше, чем он доберется до меня.
– Я знаю, ты уже говорил это, Гревилл, мы не можем допустить, чтобы ты попал в его руки.
– Думаю, что я и сам не могу этого допустить, – отозвался Гревилл с беззаботностью, не обманувшей, однако, его собеседника, и протянул руку к бумаге, которую все еще держал Саймон. – Могу я это забрать?
– Разумеется… разумеется, друг мой. Тебя это касается больше, чем кого-либо другого.
Гревилл посмотрел на документ и покачал головой.
– Окажи мне любезность, Саймон, поставь двоих человек дежурить у моего дома, а когда ребенок с нянькой пойдут куда-нибудь, пусть их сопровождают – скрытно, но надежно.
Саймон хмуро кивнул:
– Конечно. А как насчет матери?
– Я сам позабочусь о безопасности Аурелии, но не могу рисковать – вдруг мне придется оказаться в двух местах одновременно?
– Понятно.
На следующий день Гревилл вошел в дом и оказался в самом центре настоящего безумия. Маленькая фигурка больше всего напоминающая кружащегося дервиша, плясала и пронзительно кричала в середине обычно мирного холла, а вокруг нее охали, что-то восклицали и всплескивали руками все находившиеся в доме. Все они говорили одновременно и вроде бы пытались остановить стремительно кружащееся создание.
К Гревиллу подошла Лира и прижалась к его ноге, словно защищая хозяина от суматохи, достигшей к этому моменту своего пика.
– Тихо, – произнес Гревилл, почти не повысив голоса. Однако стремительное вращение прекратилось, а окружавшие перестали всплескивать руками и суетиться. В наступившей тишине стало слышно, как маленькая фигурка душераздирающе икнула.
– Что, скажи на милость, все это значит, Фрэнни? – спросил Гревилл, опускаясь рядом с девочкой на колено.
Фрэнни всхлипнула и вытерла нос рукой.
– Я хотела взять Лиру погулять в тот парк… мама обещала, что я сегодня могу… а они мне не разрешили. Дейзи боится Лиру. – Ее голосок делался все пронзительнее.
Дейзи сказала:
– Простите, сэр Гревилл, но миледи ничего не говорила мне про то, чтобы взять собаку на прогулку в парк.
– Фрэнни, довольно, – строго произнес Гревилл, потому что по лицу девочки снова потекли слезы, а рот широко открылся – Фрэнни опять готовилась заорать. – Дейзи знает, что Лиру разрешается брать с собой, только двоим – мне или твоей маме.
– Мамы здесь нет, – запротестовала Фрэнни. – И она обещала. Она обещала, а обещания нарушать нельзя, она сама так говорит!
– Я уверен, что у нее есть на это причины, – сказал Гревилл. – Если ты спокойно подождешь десять минут, Фрэнни, я сам отведу тебя и Лиру на прогулку в парк.
Фрэнни икнула и кивнула. Гревилл пошел в библиотеку. Она потопала следом и уселась на низкую кушетку, глядя, как он просматривает дневную почту.
– Ладно, сейчас пойдем.
Он прицепил поводок к ошейнику Лиры и крепко взял Фрэнни за руку, выходя из дома. Аурелия не сообщила, куда идет, но наверняка она не пешком и не верхом, так как Лира осталась дома. Однако на нее это непохоже – нарушить данное дочери обещание.
Пока они шли в сторону Гросвенор-парка, Гревилл небрежно поглядывал то в одну, то в другую сторону улицы. Мужчина, убиравший листья из канавы, почесал нос, когда Гревилл с девочкой проходили мимо. Гревилл коротко кивнул, здороваясь с человеком, присланным из министерства, чтобы присматривать за домом. Он не чувствовал ни малейшего присутствия другого, куда более зловещего наблюдателя, но все равно оставался настороже, а Лира, которая, как всегда, вела себя прекрасно, спокойно шла рядом, и только высоко поднятая голова и настороженные уши давали знать, что она тоже бдит.
– Ворота вон там! – дернула Гревилла за рукав Фрэнни, когда они перешли через дорогу и подошли к большому огороженному скверу, расположенному в центре площади. Фрэнни вырвала руку и забралась на нижнюю перекладину ограды, чтобы открыть щеколду. – Она гораздо больше, чем та, где мы играли раньше… в старом доме, – сообщила девочка, катаясь на открывшейся калитке.
– Да, парк на Кавендиш-сквер гораздо меньше, – согласился Гревилл, терпеливо дожидаясь, пока Фрэнни накатается и спрыгнет. Он закрыл калитку, отстегнул поводок и пошел вслед за девочкой и собакой, помчавшимися к поросшей травой лужайке в середине парка. Фрэнни восторженно скакала и распевала во весь голос, совсем позабыв о неистовой истерике, случившейся с ней полчаса назад.
Гревилла удивляло, что у такой спокойной, уравновешенной женщины, как Аурелия, выросла столь необузданная дочь. Фредерик тоже не проявлял признаков неуравновешенности. Он принимал события по мере их возникновения и управлялся с любой ситуацией с хладнокровным практицизмом. Смог бы он понять свою маленькую дочь, чью жизнь либо заливало тропическое солнце, либо сотрясали зимние бури?
Гревилл остановился на лужайке и стоял там, глядя, как Фрэнни и Лира гоняются друг за другом и кувыркаются в траве, причем огромный пес играет радостно, как маленький щенок, но с большой осторожностью, стараясь не сбить ребенка с ног.
Первое ощущение, что за ними наблюдают, возникло как обычно. В грудь стукнулось возбуждение, сменившись глубоким спокойствием. Гревилл ласково улыбнулся, глядя на играющих ребенка и собаку, небрежно оглянулся, подобрал палочку и бросил ее Лире. Собака прыгнула. Гревилл направился к Фрэнни, шаря вокруг взглядом, и заметил мужчину. Тот стоял на гравийной дорожке, огибавшей лужайку.
Высокий, хорошо одетый бородатый джентльмен. Черные, глубоко посаженные глаза, худое, ястребиное, угловатое лицо. Он постоял еще мгновение и неторопливо пошел дальше.
Гревилл особым образом свистнул. Лира моментально примчалась обратно и легла на траву рядом с Фрэнни.
– Что, уже пора уходить? Я еще не хочу, – захныкала Фрэнни, когда Гревилл подошел к ней.
– Скоро стемнеет, – ответил он, не собираясь потакать ребенку, и прицепил поводок к ошейнику Лиры. – Пойдем. – Гревилл властно протянул руку Фрэнни. Та неохотно взяла его за руку, но протестовать не стала.
По дороге домой девочка, как всегда, весело щебетала. Гревилл очень быстро сообразил, что ей можно и не отвечать – Фрэнни продолжала болтать, забрасывая его вопросами, на которые, похоже, и не ждала ответов, так что он мог погрузиться в собственные мысли.
Васкес наблюдал за Фрэнни не случайно.
Глава 18
Аурелия вернулась домой как раз перед тем, как пришел Гревилл с Фрэнни и Лирой.
– О, вот вы где! Дейзи сказала, вы пошли в парк. – Аурелия выглядела удивленной. Бросив на Гревилла вопросительный взгляд, она наклонилась, чтобы поцеловать дочь.
– Ты говорила, что отведешь меня в парк с Лирой! – обиженно заявила Фрэнни.
Аурелия нахмурилась.
– Не сегодня, милая моя. Я сказала, что мы пойдем туда завтра.
– Ну, мне бы хотелось, чтобы ты выражалась яснее, – заметил Гревилл, отстегивая собачий поводок. – Тогда я избежал бы сцены, которую сегодня наблюдал.
Аурелия озадаченно посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Поговорим об этом позже, – ответил Гревилл, поворачивая в сторону гостиной.
– Пойдем наверх к Дейзи. – Аурелия взяла Фрэнни за руку. – Заодно расскажешь мне, что ты тут устроила.
Через полчаса, выслушав полный отчет от Дейзи, Аурелия спустилась вниз. Гревилла она нашла в гостиной. Тот пил мадеру и читал «Газетт».
– Прошу прощения, что ты оказался втянутым в один из припадков Фрэнни, – сказала она, наливая себе херес. – Мне кажется, она уже перерастает их, но время от времени такое все же случается. У тебя большой опыт?
– На самом деле вообще никакого. Аурелия удивленно склонила голову набок.
– Значит, это у тебя от природы. – Она помолчала и, не услышав ответа, продолжила: – Разумеется, ты был единственным ребенком в семье.
– Да, – коротко согласился он. Аурелия настойчиво продолжала:
– Иногда я беспокоюсь из-за того, что Фрэнни – единственный ребенок. Тебе хотелось бы иметь братьев или сестер?
Гревилл пожал плечами.
– Понятия не имею. У меня, их не было, и мне кажется, что я вообще никогда об этом не задумывался.
– Расскажи мне о своей матери, – потребовала она. Ты очень мало говоришь о ней.
– Не о чем говорить, – коротко ответил Гревилл, не отрывая взгляда от «Газетт».
Однако Аурелия не сомневалась, что он не читает.
– Она болела?
– Так говорили. – Глаза по-прежнему смотрели на газетные строчки.
– Говорили? Ты имеешь в виду – твой отец? Гревилл так резко отложил газету, что смял листы. Он заговорил, откровенно обдумывая каждое слово, лицо его было замкнутым, глаза ледяными:
– Начиная лет с двух, я видел свою мать в общей сложности пять или шесть раз. Она жила в отдельном крыле дома со своей прислугой и не проявляла ко мне абсолютно никакого интереса, и, насколько я могу понять, к отцу – еще меньше. Его никогда не было дома, и я смутно помню, как мне сообщили о его смерти как о чем-то мимолетном. Этого достаточно, чтобы удовлетворить твое любопытство, Аурелия?
Она вспыхнула.
– Я не любопытничала. Мы живем вместе, мы разговаривали о детях, и вопрос о твоем детстве был совершенно естественным. Мне жаль, что оно оказалось таким несчастным и одиноким. Может быть, это объясняет… – Она замолчала и закусила губу.
– Объясняет что? – спросил он очень мягко. Аурелия вздохнула.
– Ну, полагаю, твою отстраненность и отсутствие эмоций. Гревилл, для человека ненормально вот так, полностью отстраниться от всех уз, существовать в таком эмоциональном вакууме.
Гревилл пристально посмотрел на нее.
– Ты пытаешься мне сказать, что находишь это ненормальным? – негромко спросил он.
Аурелия взглянула на него со смешанным чувством раздражения, досады и разочарования.
– Ты не услышал того, что я сказала, Гревилл. Я не говорю о том, что не могу быть партнером для тебя в этом нашем лондонском предприятии. Я говорю о том, кто я такая, о том, что пытаюсь понять, кто ты такой. Для меня имеет значение, кто ты есть и почему ты стал таким, какой есть.
Она резко поднялась.
– Наш разговор нелеп – ты совсем не понимаешь, в чем суть. Мне нужно переодеться к обеду. – Она быстро вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Аурелия лежала в медной ванне перед камином в своей спальне, а Эстер поливала ароматизированной лимонной водой ее только что вымытые волосы. Аурелия чувствовала себя не в своей тарелке, ей было тоскливо, и даже при мысли о музыкальном вечере, на который пригласили отличного скрипача, бодрости не прибавлялось. Разумеется, ее отсутствие сразу заметят, и уже утром Корнелия начнет барабанить в дверь, но она придумает какую-нибудь отговорку.
– Я возьму поднос с обедом в свою гостиную, Эстер, – сказала Аурелия, отжимая длинные светлые локоны. – Подай мне полотенце и можешь идти ужинать. Я и сама справлюсь.
Открылась дверь, соединяющая ее комнату со спальней Гревилла, и на пороге показался муж.
– Венера, поднимающаяся из волн, – заметил он, быстро входя в комнату. – Позволь мне. – Вытащил полотенце из ее рук и начал, улыбаясь, энергично вытирать Аурелию.
В обычной ситуации это послужило бы прелюдией к небольшой любовной игре, но сегодня, к собственному удивлению и досаде, Аурелия не испытала ни малейшего желания.
– Извини, Гревилл, но сегодня я, похоже, не в настроении, – вздохнула она, забрала у него полотенце, обмоталась им и вышла из ванны.
Гревилл шагнул в сторону, задумчиво глядя на нее.
– Я не собирался навязываться тебе.
– Конечно, не собирался. – Она взяла второе полотенце, поменьше, и замотала его тюрбаном на голове. – Но я почему-то чувствую себя уставшей, мне тоскливо и вообще не по себе, так что занятия любовью – последнее, чего бы мне сегодня хотелось. Гревилл нахмурился.
– Разумеется, имеешь полное право. Есть какая-то причина для такого состояния?
Аурелия пожала плечами:
– Во всяком случае, мне она неизвестна. Гревилл сдвинул брови еще сильнее.
– Моя дорогая, я думаю, ты говоришь мне неправду. Это как-то связано с нашим довольно неприятным разговором, так?
– Может быть. – Аурелия потянулась за халатом, уронила полотенце и быстро надела халат.
Потом решительным жестом завязала поясок и стянула полотенце с головы.
– Гревилл, давай просто оставим это. – Аурелия села перед зеркалом и взяла щетку для волос.
– Не думаю, что это хорошая мысль. – Он забрал у нее щетку. – Позволь мне сделать хотя бы это. Обещаю, это никакая не прелюдия, просто я очень люблю расчесывать тебе волосы.
Аурелия не стала возражать, и он начал водить щеткой по каскаду все еще влажных светлых волос. Ощущение было приятным и успокаивающим. Аурелия закрыла глаза и опустила голову, а размеренные движения щетки ласкали ее кожу.
– Ну, – произнес через минуту Гревилл, нарушив блаженную тишину, – так что в моих ответах так сильно тебя расстроило?
Аурелия открыла глаза и посмотрела на него в зеркало.
– Я всего лишь задала тебе самый обычный вопрос о твоем детстве. Но ты отреагировал так, словно я сунула нос в глубочайшую личную тайну. Люди, как правило, спокойно разговаривают о своем прошлом – уж во всяком случае, о таких безобидных вещах, как детство. Мы живем вместе, Гревилл. Я знаю, что это совсем ненадолго, и ни в коем случае не требую никаких заявлений о чувствах, потому что прекрасно понимаю: это выходит за рамки заключенного между нами договора.
Аурелия помолчала, пытаясь успокоить душевное волнение, потом продолжила:
– Но случилось так, что мы на самом деле понравились друг другу, и лично мне интересно узнать, что же превратило тебя в человека, который так мне понравился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34