— ахнула Кристин. Бак усмехнулся:
— Прямо в чем мать родила.
— Боже милосердный!
Бак расстегнул куртку, крепче прижал Кристин к своей груди и запахнул куртку, укрыв плечи девушки. Его усталость как рукой сняло — теперь он обладал всем, о чем мечтал. И это казалось чудом: Кристин наконец снова с ним. Сейчас главное — найти способ переправить ее в безопасное место, пока не решится вопрос с Форсайтом.
Когда Бак был у Колесного Ручья, он решил: лучше всего отослать Кристин с Густавом; но сейчас при одной мысли об этом он еще крепче прижал Кристин к себе. Надо обсудить этот вопрос с ней, как только она отдохнет и немного оправится от потрясения. Но неужели ему снова придется с ней расстаться?
— А я приберегла для тебя немного хлебного пудинга на ужин, — вздохнула Кристин. Бак застонал:
— О-о, не говори, я умираю от голода! Бонни дала мне в дорогу несколько булок, но я так волновался, что даже забыл их съесть.
— Как ты меня нашел?
— Сначала я думал, что твое исчезновение — дело рук Форсайта… Когда-нибудь потом я тебе расскажу. Тебе не холодно?
— Нет. Мне тепло и уютно.
Вскоре Кристин затихла, и Бак понял, что она заснула.
Когда они подъехали к поселению индейцев, над вигвамами вились дымки костров — готовился ужин. Бак проследовал за Черным Лосем к вигваму Железной Челюсти. Старый вождь вышел им навстречу. Выслушав рассказ Черного Лося, он подошел к Баку, который все еще сидел на коне, обнимая спящую Кристин.
— Хорошо, что Быстрый Бег отказался от женщины и тебе не пришлось его убивать, — сказал старый индеец. — Ты победил бы в схватке.
— Я должен благодарить Черного Лося. Это он нашел способ решить дело миром.
— Быстрому Бегу долго придется искать женщину из его глупых снов. Он слишком тщеславен и думает только о себе, а не о своем народе, — с горечью заметил Железная Челюсть.
— Мне жаль, что он увел некоторых твоих молодых воинов. Если вам понадобятся парии, которые работают у меня гуртовщиками, я могу отослать их вам обратно.
— Пусть остаются, они могут многому у тебя научиться. Черный Лось сказал, что хотел бы считать Бака Леннинга своим братом.
— Могу сказать о нем то же самое. Я восхищаюсь народом сиу, и мне стыдно за то как мой народ относится к твоему народу.
— Ты сказал об этом, и это делает тебе честь.
— Спасибо. Моя жена тоже поблагодарит тебя, когда проснется. Старый вождь протянул руку и погладил прядь серебристых волос, выбившихся из-под куртки Бака.
— Когда Человек-который-заблудился-в-голове впервые появился в наших горах, у него были такие же волосы. Тогда мы звали его Белым Облаком.
— Он приходился моей жене дядей.
— Вижу, что так оно и есть. Давным-давно, когда я увидел тебя впервые, ты лежал на кровати Белого Облака и плакал от боли. Тогда я назвал тебя Плачущим Мальчиком. — Старик усмехнулся. — Ты очень злился, говорил дурные слова, даже лез в драку. — Он отеческим жестом положил руку на колено Баку. — Ты больше не Плачущий Мальчик. Бак Леннинг стал настоящим мужчиной.
— Если это правда, то я обязан этим тебе. Железная Челюсть, и еще… Белому Облаку.
— Ну иди, сын мой. — Старик махнул рукой. — Черный Лось проводит тебя 8 вигвам, где ты с женой переночуешь. Завтра ты еще успеешь вернуться в «Аконит».
Глава 24
Когда Бак снимал Кристин с лошади, девушка проснулась. От усталости у нее кружилась голова, а ноги были как ватные. Бак бережно опустил Кристин па землю и поддерживал до тех пор, пока она не смогла самостоятельно держаться на ногах. Потом проводил ее к вигваму, где им предстояло заночевать. В центре вигвама горел костер, дым выходил наружу через отверстие в верхушке конусообразного шатра. А вокруг костра были расстелены шкуры.
— Здесь тепло. Ты оставайся в вигваме, а я пойду расседлаю коня.
Бак не успел еще развязать подпругу, когда увидел Кристин. Она подошла к нему, дрожа от холода.
— Лучше я побуду с тобой…
Бак снял с себя куртку и накинул ее на худенькие плечи девушки. Потом расседлал гнедого и понес седло в вигвам. Кристин следовала за ним по пятам, не отставая ни на шаг. Тот же мальчик, который утром принял у Бака коня, подошел к нему, украдкой бросая взгляды на Кристин, и заговорил на языке сиу:
— Железная Челюсть приказал взять у Леннинга коня.
— Как тебя зовут?
— Три Копыта. Сейчас принесу вам воду и еду.
— Человек из «Аконита» поблагодарит Три Копыта за теплую воду для мытья.
— Да, Железная Челюсть приказал мне принести теплой воды.
Когда мальчик ушел, Бак перевел Кристин их короткий разговор. Потом снял притороченную к седлу походную постель — подстилку и одеяло — и раскатал ее на шкурах поближе к огню. Кристин молча наблюдала за его действиями. Она была очень бледна, взгляд ее затуманился от усталости, а волосы, ее прекрасные волосы, с одной стороны неровно обрезанные, с другой — длинные, спутались так, что казалось, их уже невозможно будет расчесать.
Бак взял девушку за плечи. Даже при свете костра были заметны следы пережитого — морщинки в уголках ее глаз. Баку очень не хотелось ее беспокоить, но он был обязан обсудить еще одну проблему.
— Нам придется провести ночь в этом вигваме… вместе. Нас считают мужем и женой. Но ты не беспокойся, что я стану… что я попытаюсь… — Бак замялся, но Кристин перебила его:
— Я не против лечь с тобой…
— Сядь, милая. Мальчик сейчас принесет теплую воду и ужин. — Бак усадил девушку на одеяло.
— Значит, ты не хочешь со мной спать, — проговорила Кристин упавшим голосом.
Бак опустился на колени и стал развязывать ее ботинки.
— Хочу, еще как! Мне так этого хочется, что даже… больно! — Бак говорил, уставившись на ее ботинки. Он не отваживался поднять глаза, опасаясь, что девушка прочтет в них откровенное желание. — Но ты устала и плохо себя чувствуешь, и я не хочу, чтобы ты сегодня совершила что-то такое, о чем завтра пожалеешь.
Он еще снимал с Кристин ботинки, когда вошел мальчик с котелком теплой воды. Паренек молча поставил котелок у огня и вышел. Бак открыл седельную сумку и вытащил небольшую тряпку и кусок мыла. Пытаясь хоть как-то приободрить девушку, он с усмешкой пояснил:
— Никогда не знаешь заранее, когда свалишься в грязь, вот я и таскаю с собой все это.
Намочив тряпку в котелке, Бак протянул ее Кристин. Сам же сел рядом, на шкуру.
Кристин обтерла лицо мокрой тряпкой и застонала от удовольствия.
— Как же приятно наконец освежиться!
Покончив с умыванием, Кристин сполоснула тряпку и, опустившись на колени рядом с Баком, принялась плавными, осторожными движениями обтирать его щеки и лоб, смывать пыль, скопившуюся в уголках глаз. Глаза Бака были скрыты густыми ресницами, но Кристин знала, что он смотрит на нее не отрываясь.
Бак сидел не шелохнувшись, ошеломленный внезапно пробудившимися воспоминаниями: вот так же его когда-то умывали такие же нежные ласковые руки. Когда это было? Чьи это были руки? Наверное, еще а детстве — руки матери, которую он совсем не помнил.
Закончив умывать Бака, Кристин поцеловала его в лоб — так целуют маленьких детей. Потом прижала его голову к своей груди и, зажмурившись и зарывшись лицом в его густые непокорные волосы, обратилась к Богу;
Прошу тебя. Господи, сделай так, чтобы мне не разлучаться с этим мужчиной до конца Дней! Обещаю, я буду ему хорошей женой. Он заслужил немножечко счастья, его так долго никто не любил.
В вигвам снова вошел мальчик. Поставив рядом с Баком и Кристин корзинку с едой, он вышел, но они его даже не заметили. Девушка по-прежнему обнимала Бака; он же, закрыв глаза, целиком отдался во власть восхитительнейших ощущений. Сердце Кристин ровно билось у самого его уха. Бак повернул голову, уткнувшись лицом в ее грудь, упиваясь чудесным запахом теплого женского тела. Он был на седьмом небе от счастья — и испытывал адские муки от страстного желания сжать Кристин в объятиях и дать выход своей любви.
Бак шевельнулся, Кристин, чуть отстранившись, опустилась на одеяло.
— Если хочешь раздеться и вымыться вся, я выйду, — предложил Бак.
— Нет! Не уходи!
Она быстро сунула руки под юбку, сняла чулки и вытянула ноги.
Бак приподнял ее ноги и положил себе на колени. Потом намочил тряпку и принялся осторожно обтирать сначала одну ногу, потом другую. В эту минуту Кристин была счастлива как никогда. Ведь еще никто ради нее так не рисковал, и никто не был с ней так нежен, как этот огромный суровый на вид мужчина, которого она и знает-то всего лишь несколько недель. Еще недавно Кристин даже не подозревала о его существовании, и вот его судьба так тесно переплелась с ее собственной, что Кристин не мыслила себе жизни без Бака.
— Кажется, я поторопился снять с тебя ботинки, — чуть хрипловатым голосом проговорил Бак. — Если тебе нужно прогуляться, я обую тебя снова.
— Ты пойдешь со мной?
— Обязательно.
— Тогда пошли.
Кристин сунула босые ноги в ботинки, и Бак накинул ей на плечи куртку.
— Вчера вечером на мне была шаль, но она потерялась где-то по дороге.
— Но ты же можешь связать еще одну из той голубой пряжи?
— Из небесно-голубой? А, понимаю, ты боишься, как бы я не связала тебе из нее носки, — пошутила Кристин.
Они шли по лесу в полной темноте. Наконец Бак остановился у старого кедра и сказал, что подождет.
Кристин отошла на несколько шагов и вскоре вернулась, окликая Бака.
— Я здесь. — Он протянул руку, и девушка поспешно ухватилась за нее.
Так, держась за руки, они и вернулись в теплый вигвам. Бак поплотнее прикрыл входной проем и подбросил в костер еще несколько поленьев. Потом поставил корзинку с ужином на их импровизированную кровать.
— Не знаю, придется ли тебе по вкусу индейская пища, но поесть все-таки нужно.
— А тебе она нравится? Бак пожал плечами.
— Я привык.
Кристин заглянула в корзинку. Там оказались индейские лепешки, холодная жареная куропатка, печеный лук, грибы и еще какое-то незнакомое кушанье, которое Бак назвал васной — вяленое мясо, порубленное вместе с овощами и ягодами и зашитое в холщовый мешочек. Кроме того, в корзине были дикие сливы и виноград.
— Мы устроим настоящий пир! — воскликнула Кристин.
— Точно. Не хватает только индейской свеклы и побегов молодого тростника.
— А из чего приготовлена эта… как ты ее назвал, васна?
— Это нечто вроде колбасы, раньше ее набивали в бычий пузырь, но теперь делают в холщовом мешочке — овощи и ягоды, порубленные с вяленым окороком… хм… с мясом.
— С каким мясом? — спросила Кристин, отщипывая кусочек куропатки.
— Ладно, не важно.
— Нет уж, ты скажи. Бак усмехнулся.
— Тебе не понравится то, что ты услышишь.
— Почему же? Эта куропатка, например, очень даже вкусная, Так что там за мясо?
— Собачье.
— Ты хочешь сказать, они едят собак?..
— Да.
— Вроде нашего Сэма?
— Вот именно.
На миг Кристин застыла с открытым ртом. Потом вздохнула и улыбнулась.
— Я не позволю тебе испортить мне ужин. Эта, как ты ее назвал, васна… она, должно быть, очень вкусная.
— В нее добавлены также толченые косточки черемухи. У индейцев все идет в дело.
Когда они наконец поужинали, костер едва тлел. Кристин вытерла руки полотенцем и протянула его Баку. Воцарилось напряженное, молчание. Девушка заговорила первой:
— Как ты думаешь, Бак, дома все в порядке?
— Разве твой кузен не сказал бы тебе, если бы что-то случилось?
— Я говорю про «Аконит», я уже не считаю Висконсин своим домом.
— Но разве Густав не собирается увезти тебя обратно?
— Он об этом даже не заикался, потому что знает: мое сердце теперь принадлежит этой земле.
— Ты его любишь?
Бак с напряжением ждал ответа на этот чрезвычайно важный для него вопрос. Он был не в силах взглянуть на Кристин, даже невольно затаил дыхание.
— Да, я его люблю — как Бонни любит Берни. Мы с Густавом почти близнецы. После маминой смерти он оказался единственным человеком, который обо мне заботился. Конечно, Ферд приютил меня в своем доме, но только потому, что иначе он бы плохо выглядел в глазах общества, а на самом деле его не очень-то волновала моя судьба. Наверное, он не испытывает ко мне родственных чувств потому, что у нас были разные матери.
Они опять с минуту молчали. Наконец Бак сказал:
— Если ты хочешь раздеться и лечь спать, я погашу костер.
— Не обязательно его гасить. — Кристин принялась расстегивать верхние пуговицы платья. Вдруг застеснявшись, отвела взгляд. Бак поднялся:
— Я, пожалуй, выйду.
Кристин не стала просить Бака остаться или не уходить далеко от вигвама — только проводила его вопрошающим взглядом широко раскрытых глаз. Оставшись одна, она встала, сияла платье и нижнее белье. Теперь на ней была лишь тонкая рубашка. В душе побаиваясь, чувствуя себя распутной женщиной, она наконец отбросила сомнения и улеглась на подстилку. Повернувшись на бок, накрылась одеялом.
Бак все не возвращался. У Кристин от волнения засосало под ложечкой. Вернется ли Бак? Он сказал, что им придется здесь переночевать, но на ее вопрос, будут ли они вместе спать, так и не ответил. Кристин вздохнула. Он мог бы спасти ее от индейца даже из одного только уважения к памяти дяди Ярби, такой уж он человек. Но ведь Бак называл ее любимой, милой… Может быть, она неправильно истолковала его слова?
На глаза ее навернулись слезы, Кристин зажмурилась, но соленая влага все же заструилась по щекам. И тут она услышала, что Бак вернулся. Все сомнения и страхи как рукой сняло. Все-таки она проведет с ним хотя бы эту ночь, а там — будь что будет!
Кристин открыла глаза и увидела, что Бак присел на корточки у костра.
— Ложись спать. Я знаю, ты устал.
— Кристин, — в голосе Бака чувствовалось напряжение, — я слишком грязный, чтобы лечь с тобой.
— Вовсе нет — если снимешь одежду.
Бак что-то проворчал вполголоса. Что, если он не сможет совладать со своим желанием и этим оттолкнет Кристин?
— Иди сюда. — Девушка откинула край одеяла. — Если мы ляжем здесь вместе — что в этом дурного?
Желание быть с ней, сжать ее в объятиях оказалось слишком велико — Бак не смог ему противиться. Он встал и стянул через голову рубашку. Кристин смотрела на него, не в силах отвести глаз. Оказалось, что грудь Бака покрыта тонкими волосками, такими же черными, как вечно растрепанные волосы на голове. Поросль волос треугольником сужалась книзу и исчезала дорожкой за ремнем штанов. В свете догорающего костра отчетливо вырисовывались мускулы и широкие плечи Бака. Его гладкая кожа была темнее ее собственной, Завороженная близостью полуобнаженного мужского тела, девушка затаила дыхание.
Бак сел на край подстилки и снял сапоги. Потом застыл в неподвижности и сидел так, наверное, целую минуту, словно пытаясь принять какое-то решение. Наконец повернулся к Кристин;
— Эти штаны… они ужасно грязные.
— Мое платье было не чище.
Бак снова встал. Расстегнув ремень, он быстро стянул с себя грубые полотняные штаны и нырнул под одеяло. Его руки тут же сомкнулись вокруг Кристин. Он прижал ее к себе и застонал от наслаждения.
— Ах… — выдохнула счастливая девушка.
Она накрыла одеялом обнаженные плечи Бака. Прижимаясь к его широкой крепкой груди, Кристин чувствовала себя в полной безопасности.
— Как хорошо, — выдохнул Бак. Кристин всем телом почувствовала его вздох еще до того, как услышала.
— Не просто хорошо, а чудесно, — прошептала она, устраиваясь поудобнее.
— Нет, даже еще лучше… божественно.
Казалось, бесконечно долго лежал он, прижав Кристин к груди и тяжело дыша, терзаемый мучительной жаждой почувствовать каждый дюйм ее прекрасного и такого желанного тела. Кристин запрокинула голову. В тот же миг его губы безошибочно отыскали ее губы и с жадностью прильнули к ним. Минуту спустя Бак рассмеялся, и казалось, что этот смех вырывается из самой глубины его легких. Он почувствовал на своей шее теплое дыхание Кристин, а в следующее мгновение — ее губы, целовавшие его, дарившие такое наслаждение, какого Бак еще не знал.
— М-м-м… как тепло, — промурлыкала Кристин и тихонько рассмеялась. — Я не знала, что у тебя на груди растут волосы.
— Мне нужно было побриться.
— Не надо, мне так нравится.
Пальцы Кристин пробрались сквозь поросль волос на груди, скользнули по шее Бака, коснулись небритых щек и очертили контуры губ. Она снова рассмеялась, уткнувшись лицом в его грудь.
— Ты оцарапаешься о мою щетину.
— Чепуха, у меня на теле столько синяков и ссадин, что еще одна царапина ничего не изменит. Бак мгновенно разжал руки.
— Где у тебя болит? Я сделал тебе больно?
— Нет. — Кристин еще крепче к нему прижалась. — Бак… — она замялась, — ты не будешь считать меня дурной женщиной за то, что мне нравится быть с тобой… вот так?
— С какой стати? Я сам ужасно этого хотел.
— Мы можем лежать вместе всю ночь. — Кристин зевнула. — Как жаль, что я так устала.
Бака захлестнула теплая волна нежности. Какая удивительная, необыкновенная женщина! Мало кто смог бы так же стойко перенести все, что выпало на ее долю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Прямо в чем мать родила.
— Боже милосердный!
Бак расстегнул куртку, крепче прижал Кристин к своей груди и запахнул куртку, укрыв плечи девушки. Его усталость как рукой сняло — теперь он обладал всем, о чем мечтал. И это казалось чудом: Кристин наконец снова с ним. Сейчас главное — найти способ переправить ее в безопасное место, пока не решится вопрос с Форсайтом.
Когда Бак был у Колесного Ручья, он решил: лучше всего отослать Кристин с Густавом; но сейчас при одной мысли об этом он еще крепче прижал Кристин к себе. Надо обсудить этот вопрос с ней, как только она отдохнет и немного оправится от потрясения. Но неужели ему снова придется с ней расстаться?
— А я приберегла для тебя немного хлебного пудинга на ужин, — вздохнула Кристин. Бак застонал:
— О-о, не говори, я умираю от голода! Бонни дала мне в дорогу несколько булок, но я так волновался, что даже забыл их съесть.
— Как ты меня нашел?
— Сначала я думал, что твое исчезновение — дело рук Форсайта… Когда-нибудь потом я тебе расскажу. Тебе не холодно?
— Нет. Мне тепло и уютно.
Вскоре Кристин затихла, и Бак понял, что она заснула.
Когда они подъехали к поселению индейцев, над вигвамами вились дымки костров — готовился ужин. Бак проследовал за Черным Лосем к вигваму Железной Челюсти. Старый вождь вышел им навстречу. Выслушав рассказ Черного Лося, он подошел к Баку, который все еще сидел на коне, обнимая спящую Кристин.
— Хорошо, что Быстрый Бег отказался от женщины и тебе не пришлось его убивать, — сказал старый индеец. — Ты победил бы в схватке.
— Я должен благодарить Черного Лося. Это он нашел способ решить дело миром.
— Быстрому Бегу долго придется искать женщину из его глупых снов. Он слишком тщеславен и думает только о себе, а не о своем народе, — с горечью заметил Железная Челюсть.
— Мне жаль, что он увел некоторых твоих молодых воинов. Если вам понадобятся парии, которые работают у меня гуртовщиками, я могу отослать их вам обратно.
— Пусть остаются, они могут многому у тебя научиться. Черный Лось сказал, что хотел бы считать Бака Леннинга своим братом.
— Могу сказать о нем то же самое. Я восхищаюсь народом сиу, и мне стыдно за то как мой народ относится к твоему народу.
— Ты сказал об этом, и это делает тебе честь.
— Спасибо. Моя жена тоже поблагодарит тебя, когда проснется. Старый вождь протянул руку и погладил прядь серебристых волос, выбившихся из-под куртки Бака.
— Когда Человек-который-заблудился-в-голове впервые появился в наших горах, у него были такие же волосы. Тогда мы звали его Белым Облаком.
— Он приходился моей жене дядей.
— Вижу, что так оно и есть. Давным-давно, когда я увидел тебя впервые, ты лежал на кровати Белого Облака и плакал от боли. Тогда я назвал тебя Плачущим Мальчиком. — Старик усмехнулся. — Ты очень злился, говорил дурные слова, даже лез в драку. — Он отеческим жестом положил руку на колено Баку. — Ты больше не Плачущий Мальчик. Бак Леннинг стал настоящим мужчиной.
— Если это правда, то я обязан этим тебе. Железная Челюсть, и еще… Белому Облаку.
— Ну иди, сын мой. — Старик махнул рукой. — Черный Лось проводит тебя 8 вигвам, где ты с женой переночуешь. Завтра ты еще успеешь вернуться в «Аконит».
Глава 24
Когда Бак снимал Кристин с лошади, девушка проснулась. От усталости у нее кружилась голова, а ноги были как ватные. Бак бережно опустил Кристин па землю и поддерживал до тех пор, пока она не смогла самостоятельно держаться на ногах. Потом проводил ее к вигваму, где им предстояло заночевать. В центре вигвама горел костер, дым выходил наружу через отверстие в верхушке конусообразного шатра. А вокруг костра были расстелены шкуры.
— Здесь тепло. Ты оставайся в вигваме, а я пойду расседлаю коня.
Бак не успел еще развязать подпругу, когда увидел Кристин. Она подошла к нему, дрожа от холода.
— Лучше я побуду с тобой…
Бак снял с себя куртку и накинул ее на худенькие плечи девушки. Потом расседлал гнедого и понес седло в вигвам. Кристин следовала за ним по пятам, не отставая ни на шаг. Тот же мальчик, который утром принял у Бака коня, подошел к нему, украдкой бросая взгляды на Кристин, и заговорил на языке сиу:
— Железная Челюсть приказал взять у Леннинга коня.
— Как тебя зовут?
— Три Копыта. Сейчас принесу вам воду и еду.
— Человек из «Аконита» поблагодарит Три Копыта за теплую воду для мытья.
— Да, Железная Челюсть приказал мне принести теплой воды.
Когда мальчик ушел, Бак перевел Кристин их короткий разговор. Потом снял притороченную к седлу походную постель — подстилку и одеяло — и раскатал ее на шкурах поближе к огню. Кристин молча наблюдала за его действиями. Она была очень бледна, взгляд ее затуманился от усталости, а волосы, ее прекрасные волосы, с одной стороны неровно обрезанные, с другой — длинные, спутались так, что казалось, их уже невозможно будет расчесать.
Бак взял девушку за плечи. Даже при свете костра были заметны следы пережитого — морщинки в уголках ее глаз. Баку очень не хотелось ее беспокоить, но он был обязан обсудить еще одну проблему.
— Нам придется провести ночь в этом вигваме… вместе. Нас считают мужем и женой. Но ты не беспокойся, что я стану… что я попытаюсь… — Бак замялся, но Кристин перебила его:
— Я не против лечь с тобой…
— Сядь, милая. Мальчик сейчас принесет теплую воду и ужин. — Бак усадил девушку на одеяло.
— Значит, ты не хочешь со мной спать, — проговорила Кристин упавшим голосом.
Бак опустился на колени и стал развязывать ее ботинки.
— Хочу, еще как! Мне так этого хочется, что даже… больно! — Бак говорил, уставившись на ее ботинки. Он не отваживался поднять глаза, опасаясь, что девушка прочтет в них откровенное желание. — Но ты устала и плохо себя чувствуешь, и я не хочу, чтобы ты сегодня совершила что-то такое, о чем завтра пожалеешь.
Он еще снимал с Кристин ботинки, когда вошел мальчик с котелком теплой воды. Паренек молча поставил котелок у огня и вышел. Бак открыл седельную сумку и вытащил небольшую тряпку и кусок мыла. Пытаясь хоть как-то приободрить девушку, он с усмешкой пояснил:
— Никогда не знаешь заранее, когда свалишься в грязь, вот я и таскаю с собой все это.
Намочив тряпку в котелке, Бак протянул ее Кристин. Сам же сел рядом, на шкуру.
Кристин обтерла лицо мокрой тряпкой и застонала от удовольствия.
— Как же приятно наконец освежиться!
Покончив с умыванием, Кристин сполоснула тряпку и, опустившись на колени рядом с Баком, принялась плавными, осторожными движениями обтирать его щеки и лоб, смывать пыль, скопившуюся в уголках глаз. Глаза Бака были скрыты густыми ресницами, но Кристин знала, что он смотрит на нее не отрываясь.
Бак сидел не шелохнувшись, ошеломленный внезапно пробудившимися воспоминаниями: вот так же его когда-то умывали такие же нежные ласковые руки. Когда это было? Чьи это были руки? Наверное, еще а детстве — руки матери, которую он совсем не помнил.
Закончив умывать Бака, Кристин поцеловала его в лоб — так целуют маленьких детей. Потом прижала его голову к своей груди и, зажмурившись и зарывшись лицом в его густые непокорные волосы, обратилась к Богу;
Прошу тебя. Господи, сделай так, чтобы мне не разлучаться с этим мужчиной до конца Дней! Обещаю, я буду ему хорошей женой. Он заслужил немножечко счастья, его так долго никто не любил.
В вигвам снова вошел мальчик. Поставив рядом с Баком и Кристин корзинку с едой, он вышел, но они его даже не заметили. Девушка по-прежнему обнимала Бака; он же, закрыв глаза, целиком отдался во власть восхитительнейших ощущений. Сердце Кристин ровно билось у самого его уха. Бак повернул голову, уткнувшись лицом в ее грудь, упиваясь чудесным запахом теплого женского тела. Он был на седьмом небе от счастья — и испытывал адские муки от страстного желания сжать Кристин в объятиях и дать выход своей любви.
Бак шевельнулся, Кристин, чуть отстранившись, опустилась на одеяло.
— Если хочешь раздеться и вымыться вся, я выйду, — предложил Бак.
— Нет! Не уходи!
Она быстро сунула руки под юбку, сняла чулки и вытянула ноги.
Бак приподнял ее ноги и положил себе на колени. Потом намочил тряпку и принялся осторожно обтирать сначала одну ногу, потом другую. В эту минуту Кристин была счастлива как никогда. Ведь еще никто ради нее так не рисковал, и никто не был с ней так нежен, как этот огромный суровый на вид мужчина, которого она и знает-то всего лишь несколько недель. Еще недавно Кристин даже не подозревала о его существовании, и вот его судьба так тесно переплелась с ее собственной, что Кристин не мыслила себе жизни без Бака.
— Кажется, я поторопился снять с тебя ботинки, — чуть хрипловатым голосом проговорил Бак. — Если тебе нужно прогуляться, я обую тебя снова.
— Ты пойдешь со мной?
— Обязательно.
— Тогда пошли.
Кристин сунула босые ноги в ботинки, и Бак накинул ей на плечи куртку.
— Вчера вечером на мне была шаль, но она потерялась где-то по дороге.
— Но ты же можешь связать еще одну из той голубой пряжи?
— Из небесно-голубой? А, понимаю, ты боишься, как бы я не связала тебе из нее носки, — пошутила Кристин.
Они шли по лесу в полной темноте. Наконец Бак остановился у старого кедра и сказал, что подождет.
Кристин отошла на несколько шагов и вскоре вернулась, окликая Бака.
— Я здесь. — Он протянул руку, и девушка поспешно ухватилась за нее.
Так, держась за руки, они и вернулись в теплый вигвам. Бак поплотнее прикрыл входной проем и подбросил в костер еще несколько поленьев. Потом поставил корзинку с ужином на их импровизированную кровать.
— Не знаю, придется ли тебе по вкусу индейская пища, но поесть все-таки нужно.
— А тебе она нравится? Бак пожал плечами.
— Я привык.
Кристин заглянула в корзинку. Там оказались индейские лепешки, холодная жареная куропатка, печеный лук, грибы и еще какое-то незнакомое кушанье, которое Бак назвал васной — вяленое мясо, порубленное вместе с овощами и ягодами и зашитое в холщовый мешочек. Кроме того, в корзине были дикие сливы и виноград.
— Мы устроим настоящий пир! — воскликнула Кристин.
— Точно. Не хватает только индейской свеклы и побегов молодого тростника.
— А из чего приготовлена эта… как ты ее назвал, васна?
— Это нечто вроде колбасы, раньше ее набивали в бычий пузырь, но теперь делают в холщовом мешочке — овощи и ягоды, порубленные с вяленым окороком… хм… с мясом.
— С каким мясом? — спросила Кристин, отщипывая кусочек куропатки.
— Ладно, не важно.
— Нет уж, ты скажи. Бак усмехнулся.
— Тебе не понравится то, что ты услышишь.
— Почему же? Эта куропатка, например, очень даже вкусная, Так что там за мясо?
— Собачье.
— Ты хочешь сказать, они едят собак?..
— Да.
— Вроде нашего Сэма?
— Вот именно.
На миг Кристин застыла с открытым ртом. Потом вздохнула и улыбнулась.
— Я не позволю тебе испортить мне ужин. Эта, как ты ее назвал, васна… она, должно быть, очень вкусная.
— В нее добавлены также толченые косточки черемухи. У индейцев все идет в дело.
Когда они наконец поужинали, костер едва тлел. Кристин вытерла руки полотенцем и протянула его Баку. Воцарилось напряженное, молчание. Девушка заговорила первой:
— Как ты думаешь, Бак, дома все в порядке?
— Разве твой кузен не сказал бы тебе, если бы что-то случилось?
— Я говорю про «Аконит», я уже не считаю Висконсин своим домом.
— Но разве Густав не собирается увезти тебя обратно?
— Он об этом даже не заикался, потому что знает: мое сердце теперь принадлежит этой земле.
— Ты его любишь?
Бак с напряжением ждал ответа на этот чрезвычайно важный для него вопрос. Он был не в силах взглянуть на Кристин, даже невольно затаил дыхание.
— Да, я его люблю — как Бонни любит Берни. Мы с Густавом почти близнецы. После маминой смерти он оказался единственным человеком, который обо мне заботился. Конечно, Ферд приютил меня в своем доме, но только потому, что иначе он бы плохо выглядел в глазах общества, а на самом деле его не очень-то волновала моя судьба. Наверное, он не испытывает ко мне родственных чувств потому, что у нас были разные матери.
Они опять с минуту молчали. Наконец Бак сказал:
— Если ты хочешь раздеться и лечь спать, я погашу костер.
— Не обязательно его гасить. — Кристин принялась расстегивать верхние пуговицы платья. Вдруг застеснявшись, отвела взгляд. Бак поднялся:
— Я, пожалуй, выйду.
Кристин не стала просить Бака остаться или не уходить далеко от вигвама — только проводила его вопрошающим взглядом широко раскрытых глаз. Оставшись одна, она встала, сияла платье и нижнее белье. Теперь на ней была лишь тонкая рубашка. В душе побаиваясь, чувствуя себя распутной женщиной, она наконец отбросила сомнения и улеглась на подстилку. Повернувшись на бок, накрылась одеялом.
Бак все не возвращался. У Кристин от волнения засосало под ложечкой. Вернется ли Бак? Он сказал, что им придется здесь переночевать, но на ее вопрос, будут ли они вместе спать, так и не ответил. Кристин вздохнула. Он мог бы спасти ее от индейца даже из одного только уважения к памяти дяди Ярби, такой уж он человек. Но ведь Бак называл ее любимой, милой… Может быть, она неправильно истолковала его слова?
На глаза ее навернулись слезы, Кристин зажмурилась, но соленая влага все же заструилась по щекам. И тут она услышала, что Бак вернулся. Все сомнения и страхи как рукой сняло. Все-таки она проведет с ним хотя бы эту ночь, а там — будь что будет!
Кристин открыла глаза и увидела, что Бак присел на корточки у костра.
— Ложись спать. Я знаю, ты устал.
— Кристин, — в голосе Бака чувствовалось напряжение, — я слишком грязный, чтобы лечь с тобой.
— Вовсе нет — если снимешь одежду.
Бак что-то проворчал вполголоса. Что, если он не сможет совладать со своим желанием и этим оттолкнет Кристин?
— Иди сюда. — Девушка откинула край одеяла. — Если мы ляжем здесь вместе — что в этом дурного?
Желание быть с ней, сжать ее в объятиях оказалось слишком велико — Бак не смог ему противиться. Он встал и стянул через голову рубашку. Кристин смотрела на него, не в силах отвести глаз. Оказалось, что грудь Бака покрыта тонкими волосками, такими же черными, как вечно растрепанные волосы на голове. Поросль волос треугольником сужалась книзу и исчезала дорожкой за ремнем штанов. В свете догорающего костра отчетливо вырисовывались мускулы и широкие плечи Бака. Его гладкая кожа была темнее ее собственной, Завороженная близостью полуобнаженного мужского тела, девушка затаила дыхание.
Бак сел на край подстилки и снял сапоги. Потом застыл в неподвижности и сидел так, наверное, целую минуту, словно пытаясь принять какое-то решение. Наконец повернулся к Кристин;
— Эти штаны… они ужасно грязные.
— Мое платье было не чище.
Бак снова встал. Расстегнув ремень, он быстро стянул с себя грубые полотняные штаны и нырнул под одеяло. Его руки тут же сомкнулись вокруг Кристин. Он прижал ее к себе и застонал от наслаждения.
— Ах… — выдохнула счастливая девушка.
Она накрыла одеялом обнаженные плечи Бака. Прижимаясь к его широкой крепкой груди, Кристин чувствовала себя в полной безопасности.
— Как хорошо, — выдохнул Бак. Кристин всем телом почувствовала его вздох еще до того, как услышала.
— Не просто хорошо, а чудесно, — прошептала она, устраиваясь поудобнее.
— Нет, даже еще лучше… божественно.
Казалось, бесконечно долго лежал он, прижав Кристин к груди и тяжело дыша, терзаемый мучительной жаждой почувствовать каждый дюйм ее прекрасного и такого желанного тела. Кристин запрокинула голову. В тот же миг его губы безошибочно отыскали ее губы и с жадностью прильнули к ним. Минуту спустя Бак рассмеялся, и казалось, что этот смех вырывается из самой глубины его легких. Он почувствовал на своей шее теплое дыхание Кристин, а в следующее мгновение — ее губы, целовавшие его, дарившие такое наслаждение, какого Бак еще не знал.
— М-м-м… как тепло, — промурлыкала Кристин и тихонько рассмеялась. — Я не знала, что у тебя на груди растут волосы.
— Мне нужно было побриться.
— Не надо, мне так нравится.
Пальцы Кристин пробрались сквозь поросль волос на груди, скользнули по шее Бака, коснулись небритых щек и очертили контуры губ. Она снова рассмеялась, уткнувшись лицом в его грудь.
— Ты оцарапаешься о мою щетину.
— Чепуха, у меня на теле столько синяков и ссадин, что еще одна царапина ничего не изменит. Бак мгновенно разжал руки.
— Где у тебя болит? Я сделал тебе больно?
— Нет. — Кристин еще крепче к нему прижалась. — Бак… — она замялась, — ты не будешь считать меня дурной женщиной за то, что мне нравится быть с тобой… вот так?
— С какой стати? Я сам ужасно этого хотел.
— Мы можем лежать вместе всю ночь. — Кристин зевнула. — Как жаль, что я так устала.
Бака захлестнула теплая волна нежности. Какая удивительная, необыкновенная женщина! Мало кто смог бы так же стойко перенести все, что выпало на ее долю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41