Но могу сказать точно: этот наемный убийца, который помешан на моей сестре, рано или поздно здесь появится.
— Вы собираетесь с ним драться? Берни покачал головой.
— Но если он попытается ее увезти, то придется. Вообще-то этот парень для меня загадка.
Берни стал рассказывать о Деле Гомере, а все остальные внимательно слушали.
— Он хладнокровный убийца, — продолжал Берни, — убьет человека — и глазом не моргнет. Не завидую я Брузе. Когда Гомер узнает, что он приставал к моей сестре, пристрелит, как собаку. Все-таки, каким бы он ни был, я иногда бывал ему благодарен за защиту.
Немного помолчав, Бак спросил:
— Кто убил Клетуса?
— Точно не знаю, но думаю, что в его смерти повинен Майк Бруэа. Он выполняет приказы Форсайта.
Бак вышел за дверь и поговорил о чем-то с Кривоногим. Индеец сообщил, что за коляской не было слежки. Решили выставить дозор — сначала из индейцев-гуртовщиков, а после полуночи их должны были сменить Бак и Джилли. Кривоногий побежал к своим соплеменникам, а Бак вернулся во флигель.
Когда он вошел в дом с Берии на руках, Кристин и Бонни сидели за столом. Бонни с тревогой спросила:
— Как Тэнди?
— Если не будет заражения, то он поправится, — ответил Берни. — Оказывается, швед — почти что настоящий доктор.
— Я забыла сказать, — вставила Кристин, — дома Густав даже вправлял конечности, когда доктор напивался в стельку. — Она бросила взгляд на молчаливого Бака и снова обратилась к Берии: — Садитесь, я принесу вам кофе. А вам налить, Бак?
— Нет. У меня дела. — Он шагнул к двери.
— Бак!
Он остановился.
Кристин поставила на стол чашку с кофе и сняла со спинки стула шаль.
— Бонни, ты накормишь Берни ужином? — Перехватив удивленный взгляд Бака, она добавила: — Я бы хотела с вами поговорить. Вы не против?
Бак колебался. Кристин уже подумала, что он откажет ей. Наконец он раскрыл перед девушкой дверь. Она вышла па веранду. Бак вышел следом за ней.
Кристин спустилась во двор, прошла к колодцу и остановилась па порядочном расстоянии от дома. Она повернулась к Баку. Сердце ее билось так, словно девушка только что пробежала целую милю по прерии; ей не хватало воздуха, казалось, она вот-вот задохнется. Но Кристин считала, что просто обязана поговорить с Баком. Набрав в легкие побольше воздуха, она заговорила:
— Бак, я должна перед вами извиниться. Еще до того, как я узнала истинное положение дел… — Ома сделала паузу, пытаясь унять дрожь в голосе. — До того, как выяснилось, что на самом деле дядя Ярби не оставил мне дом, пригодный для жизни, — еще раньше я пригласила Бонни и Берни пожить у меня, потому что узнала, что у них неприятности с людьми Форсайта.
Кристин положила руку на локоть Бака, по тот отшатнулся, словно его огнем обожгло, и рука девушки повисла в воздухе. У Кристин выступили слезы на глазах; ей подумалось, что, если бы не скрывавшая ее лицо темнота, она умерла бы от стыда.
— Простите, это из-за меня к вам понаехали все эти люди — и Густав, и Гейтсы, и Тэнди… — От волнения каждое слово давалось Кристин с величайшим трудом, и она сделала вид, будто закашлялась.
В темноте раздался насмешливый голос Бака:
— Не похоже, чтобы кто-то из вас собирался поселиться здесь на веки вечные.
— Я думаю остаться, — прошептала Кристин. Потом спохватилась и поспешно добавила: — О нет. не в вашем доме. У меня есть свой. Я ценю вашу доброту, но мне неприятно сознавать, что я выгнала вас из дому.
— Меня невозможно выгнать, если я сам не захочу уйти.
В его голосе слышалось волнение, и от этого Кристин занервничала еще больше. Как ни странно, даже в темноте она чувствовала на себе его взгляд. Бак излучал энергию, силу, он был самым надежным человеком из всех, кого Кристин доводилось встречать. Напряженная пауза затянулась.
Наконец Кристин тихо проговорила:
— Я вас чем-то обидела?
Прежде чем он ответил, прошла, кажется, целая вечность.
— Почему вы спрашиваете?
— Вы в последнее время… очень изменились.
— Что ж, за последнее время многое изменилось. Несколько недель назад здесь были только я, Джилли и Ярби. Потом появились вы. А теперь по всему ранчо толпится народ.
— Когда я приехала, вам пришлось меня принять, а потом из-за меня появились и все остальные. Мы заняли ваш дом, нарушили весь уклад жизни… Поэтому я собираюсь просить Густава отремонтировать лом дяди Ярби… Бак перебил ее;
— Вы хотите переехать туда вместе с ним?
— Я просто не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, — тихо сказала Кристин.
Бак резко развернулся.
— Интересно знать, мисс Андерсон, где вы собираетесь взять лес? А гвозди? А инструменты? — Кристин никогда еще не слышала в его голосе такой злости. — На чем вы будете спать, когда начнутся холода? На чем готовить пищу? И вы думаете, Форсайт все это время будет спокойно наблюдать, как вы мотаетесь за всем необходимым в город?
— В город может ездить Густав, в Биг-Тимбере его никто не знает. Он может взять фургон. У меня есть немного денег…
— Нет! — рявкнул Бак. — Вы остаетесь в моем доме, у меня на виду! — Он схватил ее за плечи. — Кристин, Густав не будет восстанавливать эту лачугу. Пока не закончится заварушка с Форсайтом, вам придется жить там, где живете. Дело может затянуться до весны, к тому времени Монтана надоест вам до чертиков, и вы станете умолять кузена, чтобы он увез вас обратно в Висконсин.
— Вы ошибаетесь. Бак, мне здесь правится. И даже если я никогда больше не увижу Ривер-Фоллз и вообще не попаду в город, мне все равно. Мой дом здесь… в «Аконите». И я найду способ здесь остаться!
— А пока Густав поселится во флигеле, но ему придется отрабатывать свое содержание, — закончил Бак, словно не расслышав ее слов.
— Он так и собирался! — воскликнула Кристин. — И конечно, Густав будет работать. Он не нахлебник.
— Ему придется защищать ранчо.
— Что ж, Густав не трус. Если уж на то пошло, я тоже умею стрелять. Мы не собираемся прятаться за вашей спиной, будем помогать чем сумеем.
— Вы хоть понимаете, что сегодня ночью вас могли убить?! В следующий раз будете делать, как я скажу! А что следующий раз будет, можете не сомневаться.
— Знаю. Простите меня, Бак, я сожалею о сегодняшнем, правда, сожалею. Я и вас подвергла опасности… Бак фыркнул.
— Чушь собачья! Я живу бок о бок с опасностью всю жизнь и привык к опасностям.
Еще крепче стиснув пальцами ее плечи, Бак привлек Кристин к себе. Его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом, и Бак почувствовал на своих губах тепло ее дыхания. Вся предыдущая жизнь никак не подготовила его к любви. Смотреть на Кристин изо дня в день и знать, что она никогда не будет принадлежать ему, — страшнее муки он и представить не мог. Время от времени, когда оставался в одиночестве, он задумывался о любви, но всегда — как о чем-то, что происходит с другими.
— Вы его любите? — хрипло спросил Бак. — Любите?
— Кого, Густава? Конечно, люблю, но не…
Бак внезапно осознал, что по-прежнему держит Кристин за плечи. Он отдернул руки, словно коснулся раскаленной плиты, и отпрянул от девушки.
— Возвращайтесь в дом.
Не дожидаясь, пока она уйдет, Бак быстро зашагал к флигелю. Кристин провожала его взглядом, но почти ничего не видела — в глазах стояли слезы.
Глава 19
После отъезда Гейтсов Клив с Диллоном перебрались в пансион, который рекомендовал им все тот же чернобородый железнодорожник. Рабочие-путейцы были недовольны тем, что их любимое кафе закрылось, по городу поползли тревожные слухи.
В салуне говорили, что шериф «прицепился» к Бонни и даже угрожал посадить ее в тюрьму только за то, что она посмела защищаться от домогательств Майка Брузы. Люди строили предположения насчет убийства Клетуса Фуллера, люди гадали: какой мерзавец опустился до того, что избил одноногого Берни? Каждый боялся, что то же самое может произойти и с ним.
Клив не слышал, чтобы кто-то посочувствовал Грегу Медору или Коротышке Спинксу, которые вернулись в город вдвоем на одной лошади; причем Спинке был изрядно нафарширован картечью. Ни одна душа не поверила их заявлению, что якобы Берни и Тэнди ни с того ни с сего открыли огонь.
Впрочем, обитатели Биг-Тимбера предпочитали держать свое мнение при себе. Основное население города составляли торговцы, процветание которых зависело от мелких землевладельцев и горожан, работающих па железной дороге. Да и как противостоять человеку, который отдавал приказы шерифу и к тому же имел в подчинении банду вооруженных головорезов?
Однажды утром Клив отправил телеграмму своему другу в Канзас-Сити. Он сообщил, что все крупные земельные участки в районе Биг-Тимбера уже разобраны, а также сделал приписку: «Ответа не жду». Клив знал, что друг поймет условный сигнал. После этого они с Диллоном решили просмотреть свежие газеты, доставленные утренним поездом.
Вскоре, как и ожидал Клив, появился какой-то человек; он открыл решетчатую дверь и что-то вполголоса сказал телеграфисту. Несколько секунд спустя тот передал ему листок бумаги. Когда мужчина вышел, Диллон последовал за ним.
Клив подошел к телеграфисту.
— Вы состоите на жалованье у Форсайта? — спросил он напрямую.
Телеграфист от неожиданности чуть не проглотил табачную жвачку. Он беззвучно зашевелил губами, его испуганный взгляд метнулся сначала к окну, потом к двери. Наконец он пробормотал:
— Почему вы спрашиваете?
— Вы отдали этому типу копию моей телеграммы, так?
— Мистер, должен же я как-то… здесь жить.
— Не понял. Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
— У меня жена и пятеро детей. Вам это о чем-то говорит?
— О многом.
— Когда люди полковника интересуются содержанием телеграмм, я кое-что рассказываю, но не все. Таким образом мне удается и семью защитить, и гордость не страдает.
— Разумно.
— Я был бы вам благодарен, если бы вы тут не торчали без особой необходимости. Они могут не то подумать.
— Что. уже ходят слухи?
— Уверен, что да. Похоже, вы и ваш приятель взяли не ту сторону…
— Не буду спрашивать, какие телеграммы они отправляли или получали насчет меня.
— Если бы и спросили, я бы вам не сказал.
— Придется раскрыть вам один секрет: я федеральный шериф Соединенных Штатов и пытаюсь разомкнуть тиски, в которых этот человек держит и город, и все окрестные земли.
— Что ж, желаю удачи. Она вам понадобится.
— Сегодня или завтра я приду, чтобы отправить еще две телеграммы одновременно — одну в Шорт-Керни, другую — своему другу в Тринити. Когда вас спросят, покажите им только одну из них — какую именно, оставляю на ваше усмотрение.
— Понял, что вы имеете в виду.
Телеграфист повернулся к Кливу спиной. Тот вышел на улицу и нашел Диллона возле мясного рынка. Они прошли мимо швейной мастерской, перешли через улицу и остановились на тротуаре перед двумя смежными лавками.
— Этот тип направился прямиком в контору адвоката Ли, — доложил Диллон.
Они вошли в одну из лавок. Внутри было сумрачно и прохладно, вдоль стен тянулись длинные ряды полок. По одну сторону располагались галантерейные товары — рулоны ткани, тесьма, швейные принадлежности, готовое платье и лекарства; по другую — продукты. Прямо перед полками с горами консервов тянулся молочный прилавок, в конце которого высилась гордость хозяина — машинка для нарезки сыра. Одним движением маховика огромный золотистый круг сыра поворачивался так, чтобы следующим движением — уже рукоятки — можно было отрезать порцию сыра ровно на пять центов. Рядом с прилавком стояли бочки с крупами, сухими бобами и галетами. Табличка, находившаяся чуть выше, гласила: «Пять центов за горсть».
Диллон направился к прилавку, обогнул его и налетел на даму в широкополой шляпе; лицо дамы было прикрыто темной вуалью. От столкновения женщина отлетела к столу, на котором лежала бакалея: ваниль, пекарский порошок, а также сигары и табак — жевательный и нюхательный. Женщина выронила из рук сверток.
— Прошу прощения, мэм. — Диллон схватил даму за локоть, помогая устоять на ногах, но тотчас же убрал руку, потому что женщина вскрикнула. — Я что, сделал вам больно? Ей-богу, я не нарочно! — Он нагнулся и поднял упавший сверток. — Я, понимаете, очень спешил… за сыром, — в смущении пробормотал молодой человек.
— Не волнуйтесь, все в порядке. Я… сама виновата, нужно было смотреть, куда иду. — Женщина обошла его и заторопилась к выходу.
С ломтем сыра в одной руке и галетами в другой Диллон вернулся к другу, который в этот момент расплачивался за покупки — коробку сигар, иглу и клубок ниток. Диллон бросил на прилавок две пятицентовые монеты.
— Кто эта женщина в шляпе? Она недавно похоронила близкого родственника?
Лавочник чуть слышно прошептал:
— Это миссис де Бери, экономка полковника Форсайта.
Диллон откусил печенье и с набитым ртом повторил свой вопрос:
— Она недавно похоронила близкого родственника?
— Насколько мне известно, у нее нет родственников.
— Тогда почему она носит черную вуаль?
Продавец пожал плечами и отвернулся от прилавка, убирая на место коробку с иголками. Когда он опять повернулся к ним лицом, Диллон и Клив заметили, что у него подергивается веко. Он опасливо покосился на дверь.
— Послушайте, я же не задаю вам вопросов… Да, в последнее время эта дама стала носить вуаль. Если ей хочется скрыть лицо — это ее личное дело.
— Мы уже видели ее в день приезда. Кажется, это было неделю назад, верно, Клив? У нее тогда был синяк на щеке, а один глаз заплыл так, что почти не открывался. Ее кто-то избил, вероятно, тот мерзавец, у которого она работает.
— Молодой человек, на вашем месте я бы не болтал лишнего насчет полковника Форсайта и его дел — если, конечно, вы не хотите, чтобы вам продырявили шкуру.
— Хм, даже так?
— Да уж, можете мне поверить.
— Почему же горожане его терпят?
— Потому что… — Лавочник замялся. — Да вы скоро сами все поймете.
В магазин вошли трое. Один — крепкий молодой парень, которого они уже видели в салуне. Он держался развязно, говорил громко, и, хотя ему еще не было двадцати, юный головорез производил устрашающее впечатление своими габаритами.
Второй из вошедших выглядел так, словно успел принять участие в сотне пьяных драк. Нос его был свернут на сторону, по щеке — от уголка глаза до самых усов — протянулся глубокий шрам. Водянистые глаза покраснели — не то от злости, не то с перепоя.
Третьим был низкорослый усатый мексиканец — один из немногих мексиканцев, которые встретились Кливу и Диллону в Биг-Тимбере. Он носил черную широкополую шляпу, тулья которой была обернута змеиной кожей.
Старший из троицы остановился у самой двери. Юнец же прошел к прилавку с таким важным видом, словно считал себя хозяином заведения, и попытался оттолкнуть Диллона локтем.
— Джимми, мне жевательного табака, да поживее! — потребовал юнец и шлепнул ладонью прямо по кучке галет, которые Диллон положил на прилавок.
Получив удар локтем под ребра, молодой техасец сразу же решил, что стоит всыпать наглому сопляку: во-первых, чтобы преподать урок хорошего тона, а во-вторых, потому что с тех самых пор, как он оказался в этом захолустном городишке, ему не терпелось с кем-нибудь подраться.
— Эй, молокосос, ты разве не заметил, что лавочник сейчас обслуживает нас? Подожди своей очереди.
Юнец развернулся к Диллону. Он походил на разъяренного быка, готового броситься на красную тряпку. Маленькие черные глазки были злобными и налились кровью. Парень согнул руку в локте, словно собирался выхватить из кобуры револьвер.
— Какого…
Закончить фразу ему не удалось — кулак Диллона врезался ему в челюсть, и Юнец как подкошенный рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.
Диллон посмотрел на поверженного бандита. Потом на его спутников.
— Вы тоже желаете принять участие?..
— Мы еще подумаем, — ответил мужчина со шрамом.
— Решайте быстрее.
— Вы крепко деретесь, сеньор, — заметил мексиканец. Диллон мельком взглянул на него и ответил на прекрасном испанском:
— Могу и покрепче. С удовольствием продемонстрирую.
Мексиканец вскинул брови.
— В этом нет необходимости, сеньор.
— О чем это вы толкуете? — прорычал бандит со шрамом. Мексиканец ответил ему по-английски:
— Да об этом гринго, что растянулся на полу. — Он опустился на колени над нокаутированным юнцом и, словно разговаривая сам с собой, тихо пробормотал по-испански: — Ай-ай-ай, сеньор, они пришли вас убить.
Пропойца со шрамом повернулся к Диллону. Клив, небрежно облокотившийся о прилавок, пристально следил за руками бандита.
— Значит, говоришь, драться ты умеешь? А насколько ты ловок, когда доходит до стрельбы?
Диллон ответил не сразу. Смерив бандита взглядом с головы до ног, он чуть отступил от прилавка.
— Ты вооружен. Если хочешь знать ответ, придется за него заплатить.
Наступила тишина. Никто из присутствующих не шелохнулся. Диллон насмешливо взглянул на бандита. Атмосфера явно накалялась. И вдруг пропойца со шрамом совершенно ясно осознал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Вы собираетесь с ним драться? Берни покачал головой.
— Но если он попытается ее увезти, то придется. Вообще-то этот парень для меня загадка.
Берни стал рассказывать о Деле Гомере, а все остальные внимательно слушали.
— Он хладнокровный убийца, — продолжал Берни, — убьет человека — и глазом не моргнет. Не завидую я Брузе. Когда Гомер узнает, что он приставал к моей сестре, пристрелит, как собаку. Все-таки, каким бы он ни был, я иногда бывал ему благодарен за защиту.
Немного помолчав, Бак спросил:
— Кто убил Клетуса?
— Точно не знаю, но думаю, что в его смерти повинен Майк Бруэа. Он выполняет приказы Форсайта.
Бак вышел за дверь и поговорил о чем-то с Кривоногим. Индеец сообщил, что за коляской не было слежки. Решили выставить дозор — сначала из индейцев-гуртовщиков, а после полуночи их должны были сменить Бак и Джилли. Кривоногий побежал к своим соплеменникам, а Бак вернулся во флигель.
Когда он вошел в дом с Берии на руках, Кристин и Бонни сидели за столом. Бонни с тревогой спросила:
— Как Тэнди?
— Если не будет заражения, то он поправится, — ответил Берни. — Оказывается, швед — почти что настоящий доктор.
— Я забыла сказать, — вставила Кристин, — дома Густав даже вправлял конечности, когда доктор напивался в стельку. — Она бросила взгляд на молчаливого Бака и снова обратилась к Берии: — Садитесь, я принесу вам кофе. А вам налить, Бак?
— Нет. У меня дела. — Он шагнул к двери.
— Бак!
Он остановился.
Кристин поставила на стол чашку с кофе и сняла со спинки стула шаль.
— Бонни, ты накормишь Берни ужином? — Перехватив удивленный взгляд Бака, она добавила: — Я бы хотела с вами поговорить. Вы не против?
Бак колебался. Кристин уже подумала, что он откажет ей. Наконец он раскрыл перед девушкой дверь. Она вышла па веранду. Бак вышел следом за ней.
Кристин спустилась во двор, прошла к колодцу и остановилась па порядочном расстоянии от дома. Она повернулась к Баку. Сердце ее билось так, словно девушка только что пробежала целую милю по прерии; ей не хватало воздуха, казалось, она вот-вот задохнется. Но Кристин считала, что просто обязана поговорить с Баком. Набрав в легкие побольше воздуха, она заговорила:
— Бак, я должна перед вами извиниться. Еще до того, как я узнала истинное положение дел… — Ома сделала паузу, пытаясь унять дрожь в голосе. — До того, как выяснилось, что на самом деле дядя Ярби не оставил мне дом, пригодный для жизни, — еще раньше я пригласила Бонни и Берни пожить у меня, потому что узнала, что у них неприятности с людьми Форсайта.
Кристин положила руку на локоть Бака, по тот отшатнулся, словно его огнем обожгло, и рука девушки повисла в воздухе. У Кристин выступили слезы на глазах; ей подумалось, что, если бы не скрывавшая ее лицо темнота, она умерла бы от стыда.
— Простите, это из-за меня к вам понаехали все эти люди — и Густав, и Гейтсы, и Тэнди… — От волнения каждое слово давалось Кристин с величайшим трудом, и она сделала вид, будто закашлялась.
В темноте раздался насмешливый голос Бака:
— Не похоже, чтобы кто-то из вас собирался поселиться здесь на веки вечные.
— Я думаю остаться, — прошептала Кристин. Потом спохватилась и поспешно добавила: — О нет. не в вашем доме. У меня есть свой. Я ценю вашу доброту, но мне неприятно сознавать, что я выгнала вас из дому.
— Меня невозможно выгнать, если я сам не захочу уйти.
В его голосе слышалось волнение, и от этого Кристин занервничала еще больше. Как ни странно, даже в темноте она чувствовала на себе его взгляд. Бак излучал энергию, силу, он был самым надежным человеком из всех, кого Кристин доводилось встречать. Напряженная пауза затянулась.
Наконец Кристин тихо проговорила:
— Я вас чем-то обидела?
Прежде чем он ответил, прошла, кажется, целая вечность.
— Почему вы спрашиваете?
— Вы в последнее время… очень изменились.
— Что ж, за последнее время многое изменилось. Несколько недель назад здесь были только я, Джилли и Ярби. Потом появились вы. А теперь по всему ранчо толпится народ.
— Когда я приехала, вам пришлось меня принять, а потом из-за меня появились и все остальные. Мы заняли ваш дом, нарушили весь уклад жизни… Поэтому я собираюсь просить Густава отремонтировать лом дяди Ярби… Бак перебил ее;
— Вы хотите переехать туда вместе с ним?
— Я просто не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, — тихо сказала Кристин.
Бак резко развернулся.
— Интересно знать, мисс Андерсон, где вы собираетесь взять лес? А гвозди? А инструменты? — Кристин никогда еще не слышала в его голосе такой злости. — На чем вы будете спать, когда начнутся холода? На чем готовить пищу? И вы думаете, Форсайт все это время будет спокойно наблюдать, как вы мотаетесь за всем необходимым в город?
— В город может ездить Густав, в Биг-Тимбере его никто не знает. Он может взять фургон. У меня есть немного денег…
— Нет! — рявкнул Бак. — Вы остаетесь в моем доме, у меня на виду! — Он схватил ее за плечи. — Кристин, Густав не будет восстанавливать эту лачугу. Пока не закончится заварушка с Форсайтом, вам придется жить там, где живете. Дело может затянуться до весны, к тому времени Монтана надоест вам до чертиков, и вы станете умолять кузена, чтобы он увез вас обратно в Висконсин.
— Вы ошибаетесь. Бак, мне здесь правится. И даже если я никогда больше не увижу Ривер-Фоллз и вообще не попаду в город, мне все равно. Мой дом здесь… в «Аконите». И я найду способ здесь остаться!
— А пока Густав поселится во флигеле, но ему придется отрабатывать свое содержание, — закончил Бак, словно не расслышав ее слов.
— Он так и собирался! — воскликнула Кристин. — И конечно, Густав будет работать. Он не нахлебник.
— Ему придется защищать ранчо.
— Что ж, Густав не трус. Если уж на то пошло, я тоже умею стрелять. Мы не собираемся прятаться за вашей спиной, будем помогать чем сумеем.
— Вы хоть понимаете, что сегодня ночью вас могли убить?! В следующий раз будете делать, как я скажу! А что следующий раз будет, можете не сомневаться.
— Знаю. Простите меня, Бак, я сожалею о сегодняшнем, правда, сожалею. Я и вас подвергла опасности… Бак фыркнул.
— Чушь собачья! Я живу бок о бок с опасностью всю жизнь и привык к опасностям.
Еще крепче стиснув пальцами ее плечи, Бак привлек Кристин к себе. Его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом, и Бак почувствовал на своих губах тепло ее дыхания. Вся предыдущая жизнь никак не подготовила его к любви. Смотреть на Кристин изо дня в день и знать, что она никогда не будет принадлежать ему, — страшнее муки он и представить не мог. Время от времени, когда оставался в одиночестве, он задумывался о любви, но всегда — как о чем-то, что происходит с другими.
— Вы его любите? — хрипло спросил Бак. — Любите?
— Кого, Густава? Конечно, люблю, но не…
Бак внезапно осознал, что по-прежнему держит Кристин за плечи. Он отдернул руки, словно коснулся раскаленной плиты, и отпрянул от девушки.
— Возвращайтесь в дом.
Не дожидаясь, пока она уйдет, Бак быстро зашагал к флигелю. Кристин провожала его взглядом, но почти ничего не видела — в глазах стояли слезы.
Глава 19
После отъезда Гейтсов Клив с Диллоном перебрались в пансион, который рекомендовал им все тот же чернобородый железнодорожник. Рабочие-путейцы были недовольны тем, что их любимое кафе закрылось, по городу поползли тревожные слухи.
В салуне говорили, что шериф «прицепился» к Бонни и даже угрожал посадить ее в тюрьму только за то, что она посмела защищаться от домогательств Майка Брузы. Люди строили предположения насчет убийства Клетуса Фуллера, люди гадали: какой мерзавец опустился до того, что избил одноногого Берни? Каждый боялся, что то же самое может произойти и с ним.
Клив не слышал, чтобы кто-то посочувствовал Грегу Медору или Коротышке Спинксу, которые вернулись в город вдвоем на одной лошади; причем Спинке был изрядно нафарширован картечью. Ни одна душа не поверила их заявлению, что якобы Берни и Тэнди ни с того ни с сего открыли огонь.
Впрочем, обитатели Биг-Тимбера предпочитали держать свое мнение при себе. Основное население города составляли торговцы, процветание которых зависело от мелких землевладельцев и горожан, работающих па железной дороге. Да и как противостоять человеку, который отдавал приказы шерифу и к тому же имел в подчинении банду вооруженных головорезов?
Однажды утром Клив отправил телеграмму своему другу в Канзас-Сити. Он сообщил, что все крупные земельные участки в районе Биг-Тимбера уже разобраны, а также сделал приписку: «Ответа не жду». Клив знал, что друг поймет условный сигнал. После этого они с Диллоном решили просмотреть свежие газеты, доставленные утренним поездом.
Вскоре, как и ожидал Клив, появился какой-то человек; он открыл решетчатую дверь и что-то вполголоса сказал телеграфисту. Несколько секунд спустя тот передал ему листок бумаги. Когда мужчина вышел, Диллон последовал за ним.
Клив подошел к телеграфисту.
— Вы состоите на жалованье у Форсайта? — спросил он напрямую.
Телеграфист от неожиданности чуть не проглотил табачную жвачку. Он беззвучно зашевелил губами, его испуганный взгляд метнулся сначала к окну, потом к двери. Наконец он пробормотал:
— Почему вы спрашиваете?
— Вы отдали этому типу копию моей телеграммы, так?
— Мистер, должен же я как-то… здесь жить.
— Не понял. Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
— У меня жена и пятеро детей. Вам это о чем-то говорит?
— О многом.
— Когда люди полковника интересуются содержанием телеграмм, я кое-что рассказываю, но не все. Таким образом мне удается и семью защитить, и гордость не страдает.
— Разумно.
— Я был бы вам благодарен, если бы вы тут не торчали без особой необходимости. Они могут не то подумать.
— Что. уже ходят слухи?
— Уверен, что да. Похоже, вы и ваш приятель взяли не ту сторону…
— Не буду спрашивать, какие телеграммы они отправляли или получали насчет меня.
— Если бы и спросили, я бы вам не сказал.
— Придется раскрыть вам один секрет: я федеральный шериф Соединенных Штатов и пытаюсь разомкнуть тиски, в которых этот человек держит и город, и все окрестные земли.
— Что ж, желаю удачи. Она вам понадобится.
— Сегодня или завтра я приду, чтобы отправить еще две телеграммы одновременно — одну в Шорт-Керни, другую — своему другу в Тринити. Когда вас спросят, покажите им только одну из них — какую именно, оставляю на ваше усмотрение.
— Понял, что вы имеете в виду.
Телеграфист повернулся к Кливу спиной. Тот вышел на улицу и нашел Диллона возле мясного рынка. Они прошли мимо швейной мастерской, перешли через улицу и остановились на тротуаре перед двумя смежными лавками.
— Этот тип направился прямиком в контору адвоката Ли, — доложил Диллон.
Они вошли в одну из лавок. Внутри было сумрачно и прохладно, вдоль стен тянулись длинные ряды полок. По одну сторону располагались галантерейные товары — рулоны ткани, тесьма, швейные принадлежности, готовое платье и лекарства; по другую — продукты. Прямо перед полками с горами консервов тянулся молочный прилавок, в конце которого высилась гордость хозяина — машинка для нарезки сыра. Одним движением маховика огромный золотистый круг сыра поворачивался так, чтобы следующим движением — уже рукоятки — можно было отрезать порцию сыра ровно на пять центов. Рядом с прилавком стояли бочки с крупами, сухими бобами и галетами. Табличка, находившаяся чуть выше, гласила: «Пять центов за горсть».
Диллон направился к прилавку, обогнул его и налетел на даму в широкополой шляпе; лицо дамы было прикрыто темной вуалью. От столкновения женщина отлетела к столу, на котором лежала бакалея: ваниль, пекарский порошок, а также сигары и табак — жевательный и нюхательный. Женщина выронила из рук сверток.
— Прошу прощения, мэм. — Диллон схватил даму за локоть, помогая устоять на ногах, но тотчас же убрал руку, потому что женщина вскрикнула. — Я что, сделал вам больно? Ей-богу, я не нарочно! — Он нагнулся и поднял упавший сверток. — Я, понимаете, очень спешил… за сыром, — в смущении пробормотал молодой человек.
— Не волнуйтесь, все в порядке. Я… сама виновата, нужно было смотреть, куда иду. — Женщина обошла его и заторопилась к выходу.
С ломтем сыра в одной руке и галетами в другой Диллон вернулся к другу, который в этот момент расплачивался за покупки — коробку сигар, иглу и клубок ниток. Диллон бросил на прилавок две пятицентовые монеты.
— Кто эта женщина в шляпе? Она недавно похоронила близкого родственника?
Лавочник чуть слышно прошептал:
— Это миссис де Бери, экономка полковника Форсайта.
Диллон откусил печенье и с набитым ртом повторил свой вопрос:
— Она недавно похоронила близкого родственника?
— Насколько мне известно, у нее нет родственников.
— Тогда почему она носит черную вуаль?
Продавец пожал плечами и отвернулся от прилавка, убирая на место коробку с иголками. Когда он опять повернулся к ним лицом, Диллон и Клив заметили, что у него подергивается веко. Он опасливо покосился на дверь.
— Послушайте, я же не задаю вам вопросов… Да, в последнее время эта дама стала носить вуаль. Если ей хочется скрыть лицо — это ее личное дело.
— Мы уже видели ее в день приезда. Кажется, это было неделю назад, верно, Клив? У нее тогда был синяк на щеке, а один глаз заплыл так, что почти не открывался. Ее кто-то избил, вероятно, тот мерзавец, у которого она работает.
— Молодой человек, на вашем месте я бы не болтал лишнего насчет полковника Форсайта и его дел — если, конечно, вы не хотите, чтобы вам продырявили шкуру.
— Хм, даже так?
— Да уж, можете мне поверить.
— Почему же горожане его терпят?
— Потому что… — Лавочник замялся. — Да вы скоро сами все поймете.
В магазин вошли трое. Один — крепкий молодой парень, которого они уже видели в салуне. Он держался развязно, говорил громко, и, хотя ему еще не было двадцати, юный головорез производил устрашающее впечатление своими габаритами.
Второй из вошедших выглядел так, словно успел принять участие в сотне пьяных драк. Нос его был свернут на сторону, по щеке — от уголка глаза до самых усов — протянулся глубокий шрам. Водянистые глаза покраснели — не то от злости, не то с перепоя.
Третьим был низкорослый усатый мексиканец — один из немногих мексиканцев, которые встретились Кливу и Диллону в Биг-Тимбере. Он носил черную широкополую шляпу, тулья которой была обернута змеиной кожей.
Старший из троицы остановился у самой двери. Юнец же прошел к прилавку с таким важным видом, словно считал себя хозяином заведения, и попытался оттолкнуть Диллона локтем.
— Джимми, мне жевательного табака, да поживее! — потребовал юнец и шлепнул ладонью прямо по кучке галет, которые Диллон положил на прилавок.
Получив удар локтем под ребра, молодой техасец сразу же решил, что стоит всыпать наглому сопляку: во-первых, чтобы преподать урок хорошего тона, а во-вторых, потому что с тех самых пор, как он оказался в этом захолустном городишке, ему не терпелось с кем-нибудь подраться.
— Эй, молокосос, ты разве не заметил, что лавочник сейчас обслуживает нас? Подожди своей очереди.
Юнец развернулся к Диллону. Он походил на разъяренного быка, готового броситься на красную тряпку. Маленькие черные глазки были злобными и налились кровью. Парень согнул руку в локте, словно собирался выхватить из кобуры револьвер.
— Какого…
Закончить фразу ему не удалось — кулак Диллона врезался ему в челюсть, и Юнец как подкошенный рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.
Диллон посмотрел на поверженного бандита. Потом на его спутников.
— Вы тоже желаете принять участие?..
— Мы еще подумаем, — ответил мужчина со шрамом.
— Решайте быстрее.
— Вы крепко деретесь, сеньор, — заметил мексиканец. Диллон мельком взглянул на него и ответил на прекрасном испанском:
— Могу и покрепче. С удовольствием продемонстрирую.
Мексиканец вскинул брови.
— В этом нет необходимости, сеньор.
— О чем это вы толкуете? — прорычал бандит со шрамом. Мексиканец ответил ему по-английски:
— Да об этом гринго, что растянулся на полу. — Он опустился на колени над нокаутированным юнцом и, словно разговаривая сам с собой, тихо пробормотал по-испански: — Ай-ай-ай, сеньор, они пришли вас убить.
Пропойца со шрамом повернулся к Диллону. Клив, небрежно облокотившийся о прилавок, пристально следил за руками бандита.
— Значит, говоришь, драться ты умеешь? А насколько ты ловок, когда доходит до стрельбы?
Диллон ответил не сразу. Смерив бандита взглядом с головы до ног, он чуть отступил от прилавка.
— Ты вооружен. Если хочешь знать ответ, придется за него заплатить.
Наступила тишина. Никто из присутствующих не шелохнулся. Диллон насмешливо взглянул на бандита. Атмосфера явно накалялась. И вдруг пропойца со шрамом совершенно ясно осознал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41