стоит ему только шелохнуться — и этот светловолосый техасский ковбой тотчас же пристрелит его.
— Да я так, просто спросил, — пробормотал бандит, судя по всему, прекрасно понимавший, что ступает по самому краю пропасти.
Юнец на полу все еще не приходил в сознание. Диллон небрежно пнул его носком сапога.
— Сеньор, он умер?
— Нет, — ответил Диллон по-испански. — У него башка крепкая как камень и полна дерьма.
— Да, сеньор, так оно и есть.
Мексиканец приподнял голову юнца, затем отпустил — голова с гулким стуком ударилась об пол. После того как эта процедура повторилась несколько раз, юнец открыл глаза, застонал и с трудом приподнялся.
— Заберите у него револьвер, — предложил лавочник. — Этот сукин сын совсем ни черта не соображает, вообразил себя суперменом.
— Пусть себе ходит с револьвером, — ответил Диллон. — Если вздумает направить его на меня — что ж, в этом городе станет одной дурьей башкой меньше.
Мексиканец помог юнцу подняться на ноги. Тот стоял, пошатываясь и держась рукой за челюсть, пытаясь сфокусировать взгляд. Наконец он вспомнил, что произошло, и повернулся к Диллону.
— Если ты надумал пустить в ход оружие — что ж, валяй, если нет — убирайся отсюда к чертовой матери, — сказал техасец.
Юнец вырвал свою руку из руки мексиканца и, пошатываясь, побрел к двери. Бандит со шрамом последовал за ним. Мексиканец тоже направился к выходу, но у порога оглянулся и подмигнул Диллону.
Диллон, встав в дверях, посмотрел вслед троице. Бандиты пошли в направлении салуна, Клив остался в лавке. Заметив, что лавочник спрятал под прилавок дробовик, он посмотрел на него с некоторым уважением.
— А вы легко взрываетесь, сэр, — заметил продавец, когда Диллон вернулся за своим сыром.
— Не буду же я миндальничать, когда какой-то надутый поганец раздавил мои галеты.
Он захватил из бочки еще несколько галет и бросил на прилавок мелкую монету. Лавочник отодвинул ее от себя.
— В другой раз, — сказал он, улыбнувшись. — Я слушаю крики этого осла с того самого дня, как сюда приехал. В следующий раз я сверну шею или ему, или ублюдку, на которого он работает.
Клив усмехнулся и покачал головой.
— Не вижу ничего смешного, — пробурчал Диллон. — Я чуть руку не сломал о его челюсть.
— Честное слово, Диллон, ты с каждым днем все больше походишь на Джона Толлмена.
— Черт побери! Я сын Джона Толлмена! Не советую никому об этом забывать!
Лавочник смотрел вслед уходившим мужчинам и недоумевал: с какой стати молодой гигант так рассердился? Ведь о Джоне Толлмене и его не менее легендарном отце, Рейне Толлмене, слышали даже в Монтане.
Выходит, в Биг-Тимбере появился сын Джона Толлмена. И пробыл здесь уже неделю. Почему же он ничего об этом не слышал? Видно, техасцы держали сей факт в секрете. Интересно, не нарочно ли старший проболтался? Если и так, размышлял лавочник, то через него эта новость не распространится, уж это точно.
Парень, по-видимому, слишком много выпил, потому что смог спуститься по лестнице только с помощью приятеля, решили две женщины, стоявшие на веранде. Они поспешно расступились, пропуская мужчин. Несколькими минутами позже они проводили испуганными взглядами еще двоих мужчин, которые вышли через ту же дверь. Клив и Диллон поприветствовали дам, прикоснувшись к полям шляп, и остановились на веранде. Женщины поспешно скрылись в лавке.
Клив откусил кончик только что купленной сигары и чиркнул спичкой о столб, окидывая взглядом пыльную улицу. Троицы нигде не было видно.
— Я уже встречал этого мексиканца. — Клив поднес огонек к кончику сигары.
— Он был первым, кого я встретил в этом городе. Ты слышал, он предупредил, что урод со шрамом хочет меня убить?
— Слышал, — кивнул Клив.
— Меня уже тошнит от этого городишка.
— Ничего, мы уедем в «Аконит» сразу же, как только выясним, что именно намерен предпринять Форсайт.
— Не понимаю, почему он так жаждет завладеть именно этим участком. Смотри, он сфабриковал ложное обвинение против старика.
чтобы только убрать его с дороги. И рискнул подделать документ о продаже… Ради чего все это?
— Думаю, у Бака найдется на это ответ. За этим что-то кроется. Бак жил у индейцев племени сиу, он знает их язык. Если люди Форсайта попытаются завладеть «Аконитом», индейцы поддержат Бака. Прольется много крови. Боюсь, как бы не началась новая воина с индейцами, как случилось в Колорадо после бойни у Песчаного Ручья. Могут погибнуть сотни поселенцев.
— Наверняка Форсайт все понимает. Мерзавцу просто на это наплевать! — воскликнул Диллон.
— Прежде чем его арестовать, мы должны добыть против него неопровержимые улики. В письме я просил Бака присматривать за мисс Андерсон. Если ее убьют, нам будет трудно доказать, что подпись поддельная.
— Что там у тебя с телеграфистом?
— По-моему, он человек неплохой, только очень запуган. Телеграмму в форт машинист поезда отправит по моей просьбе со следующей станции.
В этот момент по улице проехал фургон, в котором сидели мужчина, женщина и трое ребятишек. Несколько человек мирно беседовали, стоя на тротуаре перед отелем. Внешне Биг-Тимбер производил впечатление спокойного и тихого городка.
Полковник Форсайт беседовал в номере отеля с мужчиной в помятом коричневом костюме. Собеседник полковника положил на кровать конверт. Форсайт взял его и спрятал во внутренний карман сюртука.
— Я всегда знал, что в этих краях нефть — все равно, что золотая жила, — с довольным видом произнес Форсайт. Потом добавил, похлопывая себя по нагрудному карману: — И вот доказательство.
— Все зависит от того, каковы запасы.
— Говорят, что тут повсюду попадаются карстовые провалы.
— В таком случае мне не придется глубоко бурить.
— Сколько времени уйдет на установку буровых вышек?
— Дайте мне два месяца после того, как я приеду и определю, где будем бурить. И еще через два месяца мы будем отгружать нефть. Форсайт потирал руки.
— С нетерпением жду, когда можно будет объявить всему свету, что главное богатство Монтаны — не крупный рогатый скот, не овцы, а нефть.
В дверь постучали.
— Это адвокат Ли. Он принес ваш чек.
— Доброе утро. — Ли пожал нефтянику руку и протянул ему конверт.
— Благодарю вас, джентльмены. Буду держать вас в курсе дела. Надеюсь, вы меня извините, у меня поезд на Боузмен в три сорок, хотелось бы до этого несколько часов поспать.
Марк проводил гостя и закрыл за ним дверь. Однако прежде чем заговорить, он дождался, когда хлопнет входная дверь отеля.
— Как скоро он сможет начать?
— Он попросил два месяца.
— Сделка о передаче «Аконита» будет зарегистрирована через одну-две недели.
— Почему так долго?
— Я не хочу приезжать в Хелину лично — не стоит привлекать излишнего внимания к этому делу. Чтобы сделка выглядела как заурядная купля-продажа, я послал бумаги по почте. — Ли нервно подергал ус. — Боюсь, эта женщина может появиться на сцене в самый неподходящий момент.
— На сей счет можешь не волноваться. Если она в «Аконите», тем лучше. Как только на документ поставят штамп о регистрации, мои люди нагрянут на ранчо и наведут там порядок.
Форсайт оглядел комнату, проверяя, не оставил ли чего-нибудь. Затем направился к двери.
— Что там стряслось с Медором и Коротышкой Спинксом? Говорят, их подстрелили?
— Они повстречали на старой дороге, милях в двадцати от города, обоих Гейтсов и старика, который у них работает. По словам Медора, еще до того как он разобрался, кто это, Гейтсы открыли по ним огонь из дробовика. Спинке тяжело ранен.
— Наверняка они направились в «Аконит», больше некуда. Что ж, отлично. Заодно мы избавимся и от этой девчонки, а Дел наконец займется чем-то стоящим.
— Я не хочу думать об убийстве…
— Ну и не думай.
В голосе Форсайта прозвучали нотки, которые всегда настораживали Ли. Полковник был бесчувственным, как камень, и Ли прекрасно понимал: Форсайт, если понадобится, в любой момент может наброситься и на него. За последние недели Марк Ли уже сотни раз пожалел, что вообще познакомился с этим человеком. Но адвокат знал: теперь он увяз настолько, что либо должен идти до конца, либо ему не жить.
Они пересекли вестибюль, вышли на улицу и нос к носу столкнулись с Кливом и Диллоном. Форсайт остановился.
— Здравствуйте, мистер Старк. — Диллона полковник намеренно игнорировал. — Ну как, нашли землю для вашего инвестора из Канзас-Сити?
— Пока нет, но продолжаю искать.
— Не тратьте попусту время, все равно не найдете. Если бы между Биллингсом и Боузменом имелся хоть клочок невостребованной земли, я бы обязательно об этом знал.
Диллон стоял, широко расставив ноги, засунув большие пальцы под ремень. Однако небрежность его позы была обманчивой — прищур глаз и плотно сжатые губы выдавали внутреннее напряжение. Больше всего на свете ему хотелось уничтожить высокомерного мерзавца, стоящего перед ним, и Диллон лишь неимоверным усилием воли сумел удержаться — он все же не набросился на Форсайта и не свернул его поганую шею, хотя и полагал, что смерть от пули слишком легка для такого негодяя.
— А-а, господин полковник, здравствуйте! — проговорил он, намеренно утрируя манеру южан растягивать слова. — Как успехи? Уже убили какого-нибудь старика? Много женщин избили? Ах, простите, сэр, я совсем забыл, день-то еще не закончился!
Форсайт окинул Диллона ледяным взглядом. Потом посмотрел на Клива.
— Вы бы лучше накинули узду на этого остряка, не то в один прекрасный день ему оторвут голову.
— Он человек самостоятельный, я не вправе указывать ему, что делать и что говорить. Но одно могу сказать точно: если вам вздумается его убить, лучше сразу приказывайте своим головорезам убить нас обоих. Только запомните: я везде вас отыщу и убью так, как убивают апачи. Что это такое, думаю, вам известно.
По спине Форсайта пробежал неприятный холодок. Он попытался проникнуть под непроницаемую маску, застывшую на лице Клива, но безуспешно.
— Старк, вы играете в опасную игру.
— Что ж, иногда карты ложатся именно так. Марк Ли счел за благо вмешаться:
— Пойдемте, полковник, мы опаздываем на встречу.
Он попытался провести полковника в обход Клива и Диллона, но Диллон сделал шаг в сторону, преграждая им путь. Усмехнувшись такой усмешкой, от которой у адвоката мурашки по спине пробежали, Диллон достал из кармана листок бумаги.
— В следующий раз, когда вам захочется прочесть нашу телеграмму, попросите об этом нас самих. А того болвана, которого вы за ней послали, можете подобрать в переулке позади вашей конторы. Правда, узнать его будет трудновато — физиономия чуток пострадала, парень оказался несговорчивым.
Диллон сдернул с головы адвоката шляпу, сунул в нее бумагу и снова нахлобучил шляпу ему на голову. Потом похлопал ладонью по высокой тулье.
— Что я тебе говорил, Клив, шляпа у пего первоклассная. Я знаю только одного человека, который носил такую же, — это Эйб Линкольн.
Форсайт искоса взглянул на мужчин, собравшихся на веранде. Откровенно улыбались немногие, но большинство явно старались сдержать улыбки. Не хватало еще, чтобы этот остряк выставил его на посмешище перед горожанами!
— Черт вас возьми, кто вы такой?
— Я? Мужчина. Мужчина, который не убивает стариков, не избивает женщин и не сгоняет поселенцев с их земель. — Диллон усмехнулся. — А вы-то, полковник, знаете, кто вы такой? Вы заурядный прохвост, мелкий жулик и не более того!
Форсайт в ярости заорал:
— Уйди с дороги, сукин сын! Попридержи язык, не то тебя найдут в придорожной канаве с пулей в твоей глупой башке!
Клив молниеносным движением перехватил руку Диллона, метнувшуюся к револьверу.
— Подожди. Это не выход.
В эту минуту только один человек на свете, не считая Клива, смог бы удержать Диллона от убийства — таким человеком был Джон Толлмен. Клив оттеснил в сторону разъяренного Диллона. Форсайт с адвокатом поспешно перешли улицу и, поднявшись по лестнице, скрылись в конторе полковника.
— Думаешь, я все испортил? — спросил Диллон, все еще тяжело дыша.
— Нет. Возможно, это даже к лучшему. Когда враг выходит из себя, он совершает ошибки. Пока мы в городе, он не рискнет натравить на нас свою свору — слишком многие слышали его угрозы. По-моему, у него в городе больше противников, чем сторонников. Ты заработал несколько улыбок.
— Дьявол! Как же я его ненавижу! Иногда мне кажется, что ненависть жжет меня изнутри.
Оказавшись у себя в конторе, расположенной на втором этаже, над банком, полковник Форсайт сорвал с головы шляпу, швырнул ее на стол и принялся нервно мерить шагами комнату.
— Этот молокосос хотел меня убить! Какого черта он на меня взъелся? Что я ему сделал?
— Полковник, возможно, он родственник тех, кого вы заставили уехать, — или Эллингтонов, или Спенсеров, или Готвортов, или Джонсонов…
С тех пор как убили старика Фуллера, Марк Ли все чаще клял себя за то, что связался с Форсайтом. Полковник отдавал приказы об убийствах с такой же легкостью, с какой заказывал обед в ресторане. Ли не сомневался; если земельная афера провалится, Форсайт свалит всю вину на него, а сам выйдет сухим из воды. Более того, ничто не помешает ему через некоторое время затеять очередную махинацию.
Полковник же никак не мог успокоиться. Внезапно вспомнив слова Диллона, он выпалил:
— Избиваю женщин — что этот сукин сын имел в виду? Если это Рут распускает язык, я сверну ей шею. И вот что я еще тебе скажу… — Форсайт все больше распалялся. — Когда Дел вернется, он получит еще одно задание. Никто — понимаешь, никто! — не смеет безнаказанно разговаривать со мной в таком топе! Этот щенок перестанет острить, когда ему всадят пулю между глаз.
Глава 20
— Ой, смотрите, он сосет!
Бонни погладила по морде усталую корову. Корова, отелившаяся на рассвете, была слишком слаба, чтобы самостоятельно подняться. Густав и Бонни подталкивали ее, поддерживали с двух сторон, пока наконец бедняжка не выпрямила подгибающиеся ноги и не принялась жевать свежескошенную траву, которую принесла Бонни.
— Густав говорит, что недели через две теленка можно будет отлучить от вымени. Чудесно! У нас снова будет молоко! — Кристин потрепала корову по шее. — Бонни, я пойду ставить тесто для хлеба.
В отличие от Бонни она не испытывала особого восторга по поводу новорожденного теленка. Ее голова была занята совсем другим — девушку тревожила растущая пропасть между ней и Баком, После приезда Гейтсов прошло три дня, и Кристин чувствовала себя все более несчастной. Бак появлялся в доме только к завтраку и к ужину, и Кристин старалась по возможности затянуть и то и другое. Каждое утро она заворачивала в салфетку свежие булочки и мясо, чтобы Бак взял их с собой на обед. Этим утром, когда он с угрюмым видом пробормотал «спасибо», даже не глядя на нее, Кристин не выдержала и вспылила:
— За что вы меня благодарите? Это ваши продукты, я не заплатила за них ни пенни.
Бак наконец посмотрел на нее. Его потеплевший взгляд скользнул по ее фигуре, словно несмело лаская, затем лицо снова стало непроницаемым. Кристин, однако, была слишком сердита, чтобы это заметить. Бак медленно покачал головой. Когда он заговорил, казалось, даже интонациями он возводил вокруг себя стену.
— Ваша работа стоит денег. Я больше не хожу в дырявых рубашках, вы готовите, а дом… дом не был таким чистым с того дня, когда я его построил. — Он отвел взгляд и нахлобучил на голову шляпу. — К ужину меня не ждите.
— Как вы только что заметили, готовить — моя работа. Так что ужин будет вас ждать… когда бы вы ни вернулись, — с усталым видом проговорила Кристин.
Бак направился к двери. Когда на веранде послышались его удаляющиеся шаги, плечи Кристин поникли. Она готова была расплакаться. Терпение и выдержка, которыми она всегда так гордилась, начали ей изменять. Девушка устало опустилась на стул, опершись локтями в столешницу. Стремление любой ценой сохранить землю, доставшуюся от дяди Ярби, больше не было ее всепоглощающей страстью. Она даже начала подумывать о том, чтобы уехать с Густавом. Они могли бы отправиться в Биллингс. Если она хоть что-то значит для Бака, он за ней приедет… рано или поздно.
— Ты его любишь?
Кристин вздрогнула. Она даже не слышала, как Бонни подошла к порогу и остановилась в дверях.
— Почему ты так решила? — Кристин встала и вытащила из-под мойки чистую тряпку.
Бойни рассмеялась и прошла в кухню.
— Вы избегаете смотреть друг на друга и почти не разговариваете. Так бывает, когда двое или очень сильно ненавидят друг друга, или любят. Вряд ли ты из-за ненависти такая грустная.
— Ты судишь по собственному опыту?
Кристин, накрыв чистой тряпкой миску с тестом, принялась убирать со стола грязные тарелки и ставить их в мойку.
— Однажды я была влюблена — или думала, что влюблена. С этим ничего не поделаешь, просто невозможно думать о чем-то другом.
— Неужели? Мне кажется, всегда можно отвлечься, если захотеть no-настоящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Да я так, просто спросил, — пробормотал бандит, судя по всему, прекрасно понимавший, что ступает по самому краю пропасти.
Юнец на полу все еще не приходил в сознание. Диллон небрежно пнул его носком сапога.
— Сеньор, он умер?
— Нет, — ответил Диллон по-испански. — У него башка крепкая как камень и полна дерьма.
— Да, сеньор, так оно и есть.
Мексиканец приподнял голову юнца, затем отпустил — голова с гулким стуком ударилась об пол. После того как эта процедура повторилась несколько раз, юнец открыл глаза, застонал и с трудом приподнялся.
— Заберите у него револьвер, — предложил лавочник. — Этот сукин сын совсем ни черта не соображает, вообразил себя суперменом.
— Пусть себе ходит с револьвером, — ответил Диллон. — Если вздумает направить его на меня — что ж, в этом городе станет одной дурьей башкой меньше.
Мексиканец помог юнцу подняться на ноги. Тот стоял, пошатываясь и держась рукой за челюсть, пытаясь сфокусировать взгляд. Наконец он вспомнил, что произошло, и повернулся к Диллону.
— Если ты надумал пустить в ход оружие — что ж, валяй, если нет — убирайся отсюда к чертовой матери, — сказал техасец.
Юнец вырвал свою руку из руки мексиканца и, пошатываясь, побрел к двери. Бандит со шрамом последовал за ним. Мексиканец тоже направился к выходу, но у порога оглянулся и подмигнул Диллону.
Диллон, встав в дверях, посмотрел вслед троице. Бандиты пошли в направлении салуна, Клив остался в лавке. Заметив, что лавочник спрятал под прилавок дробовик, он посмотрел на него с некоторым уважением.
— А вы легко взрываетесь, сэр, — заметил продавец, когда Диллон вернулся за своим сыром.
— Не буду же я миндальничать, когда какой-то надутый поганец раздавил мои галеты.
Он захватил из бочки еще несколько галет и бросил на прилавок мелкую монету. Лавочник отодвинул ее от себя.
— В другой раз, — сказал он, улыбнувшись. — Я слушаю крики этого осла с того самого дня, как сюда приехал. В следующий раз я сверну шею или ему, или ублюдку, на которого он работает.
Клив усмехнулся и покачал головой.
— Не вижу ничего смешного, — пробурчал Диллон. — Я чуть руку не сломал о его челюсть.
— Честное слово, Диллон, ты с каждым днем все больше походишь на Джона Толлмена.
— Черт побери! Я сын Джона Толлмена! Не советую никому об этом забывать!
Лавочник смотрел вслед уходившим мужчинам и недоумевал: с какой стати молодой гигант так рассердился? Ведь о Джоне Толлмене и его не менее легендарном отце, Рейне Толлмене, слышали даже в Монтане.
Выходит, в Биг-Тимбере появился сын Джона Толлмена. И пробыл здесь уже неделю. Почему же он ничего об этом не слышал? Видно, техасцы держали сей факт в секрете. Интересно, не нарочно ли старший проболтался? Если и так, размышлял лавочник, то через него эта новость не распространится, уж это точно.
Парень, по-видимому, слишком много выпил, потому что смог спуститься по лестнице только с помощью приятеля, решили две женщины, стоявшие на веранде. Они поспешно расступились, пропуская мужчин. Несколькими минутами позже они проводили испуганными взглядами еще двоих мужчин, которые вышли через ту же дверь. Клив и Диллон поприветствовали дам, прикоснувшись к полям шляп, и остановились на веранде. Женщины поспешно скрылись в лавке.
Клив откусил кончик только что купленной сигары и чиркнул спичкой о столб, окидывая взглядом пыльную улицу. Троицы нигде не было видно.
— Я уже встречал этого мексиканца. — Клив поднес огонек к кончику сигары.
— Он был первым, кого я встретил в этом городе. Ты слышал, он предупредил, что урод со шрамом хочет меня убить?
— Слышал, — кивнул Клив.
— Меня уже тошнит от этого городишка.
— Ничего, мы уедем в «Аконит» сразу же, как только выясним, что именно намерен предпринять Форсайт.
— Не понимаю, почему он так жаждет завладеть именно этим участком. Смотри, он сфабриковал ложное обвинение против старика.
чтобы только убрать его с дороги. И рискнул подделать документ о продаже… Ради чего все это?
— Думаю, у Бака найдется на это ответ. За этим что-то кроется. Бак жил у индейцев племени сиу, он знает их язык. Если люди Форсайта попытаются завладеть «Аконитом», индейцы поддержат Бака. Прольется много крови. Боюсь, как бы не началась новая воина с индейцами, как случилось в Колорадо после бойни у Песчаного Ручья. Могут погибнуть сотни поселенцев.
— Наверняка Форсайт все понимает. Мерзавцу просто на это наплевать! — воскликнул Диллон.
— Прежде чем его арестовать, мы должны добыть против него неопровержимые улики. В письме я просил Бака присматривать за мисс Андерсон. Если ее убьют, нам будет трудно доказать, что подпись поддельная.
— Что там у тебя с телеграфистом?
— По-моему, он человек неплохой, только очень запуган. Телеграмму в форт машинист поезда отправит по моей просьбе со следующей станции.
В этот момент по улице проехал фургон, в котором сидели мужчина, женщина и трое ребятишек. Несколько человек мирно беседовали, стоя на тротуаре перед отелем. Внешне Биг-Тимбер производил впечатление спокойного и тихого городка.
Полковник Форсайт беседовал в номере отеля с мужчиной в помятом коричневом костюме. Собеседник полковника положил на кровать конверт. Форсайт взял его и спрятал во внутренний карман сюртука.
— Я всегда знал, что в этих краях нефть — все равно, что золотая жила, — с довольным видом произнес Форсайт. Потом добавил, похлопывая себя по нагрудному карману: — И вот доказательство.
— Все зависит от того, каковы запасы.
— Говорят, что тут повсюду попадаются карстовые провалы.
— В таком случае мне не придется глубоко бурить.
— Сколько времени уйдет на установку буровых вышек?
— Дайте мне два месяца после того, как я приеду и определю, где будем бурить. И еще через два месяца мы будем отгружать нефть. Форсайт потирал руки.
— С нетерпением жду, когда можно будет объявить всему свету, что главное богатство Монтаны — не крупный рогатый скот, не овцы, а нефть.
В дверь постучали.
— Это адвокат Ли. Он принес ваш чек.
— Доброе утро. — Ли пожал нефтянику руку и протянул ему конверт.
— Благодарю вас, джентльмены. Буду держать вас в курсе дела. Надеюсь, вы меня извините, у меня поезд на Боузмен в три сорок, хотелось бы до этого несколько часов поспать.
Марк проводил гостя и закрыл за ним дверь. Однако прежде чем заговорить, он дождался, когда хлопнет входная дверь отеля.
— Как скоро он сможет начать?
— Он попросил два месяца.
— Сделка о передаче «Аконита» будет зарегистрирована через одну-две недели.
— Почему так долго?
— Я не хочу приезжать в Хелину лично — не стоит привлекать излишнего внимания к этому делу. Чтобы сделка выглядела как заурядная купля-продажа, я послал бумаги по почте. — Ли нервно подергал ус. — Боюсь, эта женщина может появиться на сцене в самый неподходящий момент.
— На сей счет можешь не волноваться. Если она в «Аконите», тем лучше. Как только на документ поставят штамп о регистрации, мои люди нагрянут на ранчо и наведут там порядок.
Форсайт оглядел комнату, проверяя, не оставил ли чего-нибудь. Затем направился к двери.
— Что там стряслось с Медором и Коротышкой Спинксом? Говорят, их подстрелили?
— Они повстречали на старой дороге, милях в двадцати от города, обоих Гейтсов и старика, который у них работает. По словам Медора, еще до того как он разобрался, кто это, Гейтсы открыли по ним огонь из дробовика. Спинке тяжело ранен.
— Наверняка они направились в «Аконит», больше некуда. Что ж, отлично. Заодно мы избавимся и от этой девчонки, а Дел наконец займется чем-то стоящим.
— Я не хочу думать об убийстве…
— Ну и не думай.
В голосе Форсайта прозвучали нотки, которые всегда настораживали Ли. Полковник был бесчувственным, как камень, и Ли прекрасно понимал: Форсайт, если понадобится, в любой момент может наброситься и на него. За последние недели Марк Ли уже сотни раз пожалел, что вообще познакомился с этим человеком. Но адвокат знал: теперь он увяз настолько, что либо должен идти до конца, либо ему не жить.
Они пересекли вестибюль, вышли на улицу и нос к носу столкнулись с Кливом и Диллоном. Форсайт остановился.
— Здравствуйте, мистер Старк. — Диллона полковник намеренно игнорировал. — Ну как, нашли землю для вашего инвестора из Канзас-Сити?
— Пока нет, но продолжаю искать.
— Не тратьте попусту время, все равно не найдете. Если бы между Биллингсом и Боузменом имелся хоть клочок невостребованной земли, я бы обязательно об этом знал.
Диллон стоял, широко расставив ноги, засунув большие пальцы под ремень. Однако небрежность его позы была обманчивой — прищур глаз и плотно сжатые губы выдавали внутреннее напряжение. Больше всего на свете ему хотелось уничтожить высокомерного мерзавца, стоящего перед ним, и Диллон лишь неимоверным усилием воли сумел удержаться — он все же не набросился на Форсайта и не свернул его поганую шею, хотя и полагал, что смерть от пули слишком легка для такого негодяя.
— А-а, господин полковник, здравствуйте! — проговорил он, намеренно утрируя манеру южан растягивать слова. — Как успехи? Уже убили какого-нибудь старика? Много женщин избили? Ах, простите, сэр, я совсем забыл, день-то еще не закончился!
Форсайт окинул Диллона ледяным взглядом. Потом посмотрел на Клива.
— Вы бы лучше накинули узду на этого остряка, не то в один прекрасный день ему оторвут голову.
— Он человек самостоятельный, я не вправе указывать ему, что делать и что говорить. Но одно могу сказать точно: если вам вздумается его убить, лучше сразу приказывайте своим головорезам убить нас обоих. Только запомните: я везде вас отыщу и убью так, как убивают апачи. Что это такое, думаю, вам известно.
По спине Форсайта пробежал неприятный холодок. Он попытался проникнуть под непроницаемую маску, застывшую на лице Клива, но безуспешно.
— Старк, вы играете в опасную игру.
— Что ж, иногда карты ложатся именно так. Марк Ли счел за благо вмешаться:
— Пойдемте, полковник, мы опаздываем на встречу.
Он попытался провести полковника в обход Клива и Диллона, но Диллон сделал шаг в сторону, преграждая им путь. Усмехнувшись такой усмешкой, от которой у адвоката мурашки по спине пробежали, Диллон достал из кармана листок бумаги.
— В следующий раз, когда вам захочется прочесть нашу телеграмму, попросите об этом нас самих. А того болвана, которого вы за ней послали, можете подобрать в переулке позади вашей конторы. Правда, узнать его будет трудновато — физиономия чуток пострадала, парень оказался несговорчивым.
Диллон сдернул с головы адвоката шляпу, сунул в нее бумагу и снова нахлобучил шляпу ему на голову. Потом похлопал ладонью по высокой тулье.
— Что я тебе говорил, Клив, шляпа у пего первоклассная. Я знаю только одного человека, который носил такую же, — это Эйб Линкольн.
Форсайт искоса взглянул на мужчин, собравшихся на веранде. Откровенно улыбались немногие, но большинство явно старались сдержать улыбки. Не хватало еще, чтобы этот остряк выставил его на посмешище перед горожанами!
— Черт вас возьми, кто вы такой?
— Я? Мужчина. Мужчина, который не убивает стариков, не избивает женщин и не сгоняет поселенцев с их земель. — Диллон усмехнулся. — А вы-то, полковник, знаете, кто вы такой? Вы заурядный прохвост, мелкий жулик и не более того!
Форсайт в ярости заорал:
— Уйди с дороги, сукин сын! Попридержи язык, не то тебя найдут в придорожной канаве с пулей в твоей глупой башке!
Клив молниеносным движением перехватил руку Диллона, метнувшуюся к револьверу.
— Подожди. Это не выход.
В эту минуту только один человек на свете, не считая Клива, смог бы удержать Диллона от убийства — таким человеком был Джон Толлмен. Клив оттеснил в сторону разъяренного Диллона. Форсайт с адвокатом поспешно перешли улицу и, поднявшись по лестнице, скрылись в конторе полковника.
— Думаешь, я все испортил? — спросил Диллон, все еще тяжело дыша.
— Нет. Возможно, это даже к лучшему. Когда враг выходит из себя, он совершает ошибки. Пока мы в городе, он не рискнет натравить на нас свою свору — слишком многие слышали его угрозы. По-моему, у него в городе больше противников, чем сторонников. Ты заработал несколько улыбок.
— Дьявол! Как же я его ненавижу! Иногда мне кажется, что ненависть жжет меня изнутри.
Оказавшись у себя в конторе, расположенной на втором этаже, над банком, полковник Форсайт сорвал с головы шляпу, швырнул ее на стол и принялся нервно мерить шагами комнату.
— Этот молокосос хотел меня убить! Какого черта он на меня взъелся? Что я ему сделал?
— Полковник, возможно, он родственник тех, кого вы заставили уехать, — или Эллингтонов, или Спенсеров, или Готвортов, или Джонсонов…
С тех пор как убили старика Фуллера, Марк Ли все чаще клял себя за то, что связался с Форсайтом. Полковник отдавал приказы об убийствах с такой же легкостью, с какой заказывал обед в ресторане. Ли не сомневался; если земельная афера провалится, Форсайт свалит всю вину на него, а сам выйдет сухим из воды. Более того, ничто не помешает ему через некоторое время затеять очередную махинацию.
Полковник же никак не мог успокоиться. Внезапно вспомнив слова Диллона, он выпалил:
— Избиваю женщин — что этот сукин сын имел в виду? Если это Рут распускает язык, я сверну ей шею. И вот что я еще тебе скажу… — Форсайт все больше распалялся. — Когда Дел вернется, он получит еще одно задание. Никто — понимаешь, никто! — не смеет безнаказанно разговаривать со мной в таком топе! Этот щенок перестанет острить, когда ему всадят пулю между глаз.
Глава 20
— Ой, смотрите, он сосет!
Бонни погладила по морде усталую корову. Корова, отелившаяся на рассвете, была слишком слаба, чтобы самостоятельно подняться. Густав и Бонни подталкивали ее, поддерживали с двух сторон, пока наконец бедняжка не выпрямила подгибающиеся ноги и не принялась жевать свежескошенную траву, которую принесла Бонни.
— Густав говорит, что недели через две теленка можно будет отлучить от вымени. Чудесно! У нас снова будет молоко! — Кристин потрепала корову по шее. — Бонни, я пойду ставить тесто для хлеба.
В отличие от Бонни она не испытывала особого восторга по поводу новорожденного теленка. Ее голова была занята совсем другим — девушку тревожила растущая пропасть между ней и Баком, После приезда Гейтсов прошло три дня, и Кристин чувствовала себя все более несчастной. Бак появлялся в доме только к завтраку и к ужину, и Кристин старалась по возможности затянуть и то и другое. Каждое утро она заворачивала в салфетку свежие булочки и мясо, чтобы Бак взял их с собой на обед. Этим утром, когда он с угрюмым видом пробормотал «спасибо», даже не глядя на нее, Кристин не выдержала и вспылила:
— За что вы меня благодарите? Это ваши продукты, я не заплатила за них ни пенни.
Бак наконец посмотрел на нее. Его потеплевший взгляд скользнул по ее фигуре, словно несмело лаская, затем лицо снова стало непроницаемым. Кристин, однако, была слишком сердита, чтобы это заметить. Бак медленно покачал головой. Когда он заговорил, казалось, даже интонациями он возводил вокруг себя стену.
— Ваша работа стоит денег. Я больше не хожу в дырявых рубашках, вы готовите, а дом… дом не был таким чистым с того дня, когда я его построил. — Он отвел взгляд и нахлобучил на голову шляпу. — К ужину меня не ждите.
— Как вы только что заметили, готовить — моя работа. Так что ужин будет вас ждать… когда бы вы ни вернулись, — с усталым видом проговорила Кристин.
Бак направился к двери. Когда на веранде послышались его удаляющиеся шаги, плечи Кристин поникли. Она готова была расплакаться. Терпение и выдержка, которыми она всегда так гордилась, начали ей изменять. Девушка устало опустилась на стул, опершись локтями в столешницу. Стремление любой ценой сохранить землю, доставшуюся от дяди Ярби, больше не было ее всепоглощающей страстью. Она даже начала подумывать о том, чтобы уехать с Густавом. Они могли бы отправиться в Биллингс. Если она хоть что-то значит для Бака, он за ней приедет… рано или поздно.
— Ты его любишь?
Кристин вздрогнула. Она даже не слышала, как Бонни подошла к порогу и остановилась в дверях.
— Почему ты так решила? — Кристин встала и вытащила из-под мойки чистую тряпку.
Бойни рассмеялась и прошла в кухню.
— Вы избегаете смотреть друг на друга и почти не разговариваете. Так бывает, когда двое или очень сильно ненавидят друг друга, или любят. Вряд ли ты из-за ненависти такая грустная.
— Ты судишь по собственному опыту?
Кристин, накрыв чистой тряпкой миску с тестом, принялась убирать со стола грязные тарелки и ставить их в мойку.
— Однажды я была влюблена — или думала, что влюблена. С этим ничего не поделаешь, просто невозможно думать о чем-то другом.
— Неужели? Мне кажется, всегда можно отвлечься, если захотеть no-настоящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41