— Мама!— Да, милая?— Мне кажется, у Билли хорошее ухо.— В самом деле?— Да, я даже уверена. На днях мы остались вдвоем на несколько минут, я похвалила ее за потерю в весе, а она ответила мне, и мы немного поболтали. У нее есть слух. Ее грамматика и словарный запас оставляют желать лучшего, и она совсем не понимает соподчинений, но ухо у нее хорошее.Лилиан торжествовала. У девушки есть слух, а это значит, у нее есть все. Человек может прожить во Франции двадцать лет и говорить на безукоризненно правильном книжном французском, но, если у него нет слуха, француз никогда не сочтет его язык французским. В отличие от американцев, французы не находят ни малейшего очарования в том, чтобы улавливать премилый иностранный акцент, когда кто-то говорит на их обожаемом языке. Единственное исключение делается для англичан благородного происхождения; в этом случае акцент является понятным, даже простительным, если уж не допустимым. И раз у Билли есть слух — а Даниэль вряд ли могла ошибаться в таких важных вещах, — то это произошло потому, что она, Лилиан, настояла, чтобы никто не говорил с девушкой по-английски. Дочери графини, которых она упорно каждое лето отправляла погостить в семьях своих английских друзей, говорили на безупречном аристократическом английском. Как известно, овладение вторым языком является фундаментом для любого приличного образования. Но Билли даже не подозревала, что может разговаривать с девочками на своем родном языке. Это уничтожило бы все старания. Все должно было устроиться само собой, естественным образом.В конце декабря графиня получила в подарок от своего племянника графа Эдуара де ла Кот де Грас четырех прекрасных жирных кроликов, которых тот подстрелил на своих охотничьих угодьях в Иль-де-Франс, в шестидесяти четырех километр pax от Парижа. Луиза, славившаяся в счастливые довоенные времена умением готовить традиционные блюда местной кухни, отправилась в особенно серьезный поход по магазинам и вернулась домой с полным набором компонентов для классического «рагу де ляпан» и своего коронного десерта — открытого яблочного пирога с глазурью. Графиня пригласила прославленных дядюшку и тетушку — маркиза и маркизу дю Тур ла Форе, а также еще одну приятную пару средних лет — барона и баронессу Малларме дю Новамбр, с которыми Билли встречалась однажды на одном из нечастых камерных вечеров, устраиваемых графиней в случае, если кто-нибудь из друзей-охотников преподносил ей в подарок дичь.Графиней Лилиан де Вердюлак двигало не только чувство радушия и гостеприимства или расположение к старым друзьям, но и желание продемонстрировать свои достижения: Билли, не сомневалась она, сделает ей честь. По правде говоря, в девочке еще нет шика. Если бы все проблемы решались с помощью шарфика от «Гермеса», весь мир мог бы стать шикарным. Но, по мнению графини, девочка приобрела нечто гораздо более важное: в ней заговорила порода. Ее кожа была абсолютно чистой, зубы, благодаря настояниям тети Корнелии регулярно посещать дантиста, оказались просто замечательны, длинные темные волосы, собранные сзади в «конский хвост», отличались густотой и ухоженностью, а юбка и свитер были из достаточно дорогой ткани. Поведение и жесты говорили о скромности, осанка благодаря занятиям в танцклассе — о благородстве, ибо оказалась великолепна, и девушка выглядела именно так, как и полагалось — «une jeune fille americaine de tres bonne famille», то есть как молодая американка из хорошей семьи. Графиня прекрасно знала своих друзей. Они судили с помощью высочайших и древнейших критериев, применяемых аристократами; им нельзя было подсунуть суррогат, даже самая искусная подделка не обманула бы их. Графиня никогда не пригласила бы друзей отобедать в узком кругу, навязав им девушку из Техаса или девушку из Нью-Йорка, но девушка из Бостона — это совсем другое дело. Такая способна выдержать испытание. Ее молчаливость в обществе может сойти за сдержанность, и, самое главное, девушка уже не толстая, что совершенно недопустимо в высшем обществе и позволительно лишь для очень старых и очень высокородных господ.В последнее время во внешности Билли стали заметны признаки того, что графиня считала подлинной красотой, но она сурово напоминала себе, что судить еще слишком рано, ведь пока неизвестно, предвещают ли эти изменения будущее совершенство или она всего лишь принимает желаемое за действительное. Достаточно и того, что Билли не полнеет, осторожничала сама с собой Лилиан.Маркиз дю Тур ла Форе, восхищавшийся мужеством своей племянницы, не потерявшей чувства собственного достоинства в стесненных финансовых обстоятельствах, принес к обеду три бутылки шампанского и галантно настоял на том, чтобы Билли выпила по бокалу из каждой откупоренной бутылки, абсолютно не обратив внимания на ее энергичные протесты и заявления, будто она вовсе не привыкла пить вино. Стол раздвинули, чтобы четверо гостей могли рассесться свободнее, и, пока Даниэль и Соланж обносили присутствовавших яблочным пирогом, баронесса Малларме дю Новамбр попыталась вовлечь робкую юную пансионерку в беседу, начав с вопроса о том, верна ли старая молва о бостонцах: что Лоуэллы разговаривают только с Кэботами, а Кэботы, в свою очередь, беседуют только с богом?А это как раз не тот вопрос, который можно запросто задать Уинтропам. И даже в шутку. Прежде чем Билли успела улыбнуться в ответ, соглашаясь или отрицая высказанное, как это бывало с ней прежде, когда она без слов, мимикой или улыбкой поддерживала беседу, на сей раз она неожиданно для себя обнаружила, что говорит, и говорит свободно и пространно, пустившись, в сложное и подробное объяснение родственных связей Гарднеров, Перкинсов, Солтонстоллов, Холлоуэллов, Ханненуэллов, Майнотов, Уэлдсов и Уинтропов с Лоуэллами и Кэботами. Она коснулась особенностей семейного древа Уолкоттов, затем Бердсов, Лайменов и Кодменов, но вдруг что-то заставило ее умолкнуть: ее страстные, подогретые шампанским пространные толкования генеалогических связей были встречены недоуменным выражением лица мадам, и Билли дрогнула. Она говорит слишком много? Слишком громко? Нет! Она говорит по-французски!Барьер был сметен, и его не воздвигнуть вновь — однако такого прорыва в языке достаточно. Будто все потайные дверцы в мозгу у Билли распахнулись, все колебания стихли, и робость была побеждена.Заговорив по-французски, Билли почувствовала себя другим человеком, не таким, как прежде: она словно никогда не была отверженной в школе, никогда не была бедной родственницей, никогда не считалась последней из кузин. Казалось, она даже и толстой не была. Не была одинокой, нелюбимой. Уроки, когда-то заученные наизусть и вскоре забытые, оживали в голове, наполненные таким ясным и логичным реальным содержанием, что Билли чуть не задохнулась от горя, вспомнив, как всего год назад зубрила их, не понимая смысла. Она говорила, говорила, говорила. С кондуктором в автобусе, с Луизой, с Даниэль и Соланж, с детьми в парке, с девушками в танцклассе, с кассирами в метро, а больше всего — с Лилиан.Теперь она ежедневно упражнялась во французском, как некогда тренировала свое тело в танцклассе. Она жадно всматривалась в реалии французской жизни, пристально изучала условности, этикет. Например, к герцогине, после того как вы с ней познакомитесь, нужно обращаться «мадам», и в то же время консьержку непременно надо называть «мадам Бланш», когда бы вы с ней ни встретились. Во Франции нелегко прожить, не умея по правилам развести огонь, потому что по закону домовладельцам разрешается топить в домах только тогда, когда трубы могут замерзнуть. Незамужняя девушка никогда не должна допускать к руке, но, если уж ей поцеловали руку, она не смеет подать вида, что заметила подобное нарушение этикета. На званом обеде женщины — хозяйки дома раскладывают угощение сначала по тарелкам мужчин и только потом берут порцию себе — во всяком случае, так заведено у мадам. И, что самое удивительное, графиня может считать себя доброй католичкой, хотя ходит к мессе только на Пасху. Послать упакованные или аранжированные цветы считается оскорблением, ибо адресат может подумать, что вы намекаете на его неспособность составить букет из срезанных цветов, но даже эта оплошность не так страшна, как если вы напечатаете личное письмо на пишущей машинке.С некоторых пор Билли покупала новую одежду с типично бостонской, как определила графиня, предусмотрительностью и тщательностью. Гардероб девушки составляли теперь несколько свитеров и юбок, шелковые блузки, сшитое на заказ шерстяное пальто и одно простое черное платье, к которому Билли надевала свой лучший жемчуг, подаренный тетей Корнелией в честь окончания «Эмери». Все покупки совершались в магазине на проспекте Виктора Гюго и только с одобрения Лилиан, которая раз и навсегда ввела Билли в узкий круг дам, имеющих представление о том, какая глубокая пропасть разделяет вещи, которые идут, и вещи, которые не идут. Она неуклонно постигала тайный смысл покроя и качества. Вместе с Лилиан они ходили на демонстрации коллекций Диора, и директриса Сюзанна Люлинг, долговязая особа с хриплым голосом, подруга Лилиан, бронировала для них великолепные места во втором ряду спустя всего пять недель после премьеры, когда серьезные покупатели уже сделали заказы, оставив возможность насладиться тем, кто хотел попасть в зал, чтобы просто посмотреть. Они ходили и на другие показы моделей — к Сен-Лорану и Лянвэну, к Нине Риччи и Бальмэну, к Живанши и Шанель, но, как правило, места там были похуже, иногда совсем скверные, ибо в знаменитых домах моделей не очень-то чтили обедневших графинь. Однако комментарии, которыми Лилиан шепотом сопровождала наряды, вводя Билли в курс дела, были такими выдержанными и точными, будто она осматривала каждую вещь придирчивым взглядом покупателя.— Эта модель совсем тебе не подходит, слишком вычурна для женщин моложе тридцати; это платье чересчур стильно — оно выйдет из моды к следующей весне; а вот это будет в моде еще года три; этот костюм сшит из очень тяжелого твида — он будет висеть мешком; это пальто просто уродует фигуру; этот цвет тебя убьет — ты будешь в нем бледной; это платье смотрится прекрасно; если решишься купить какую-нибудь модель, бери эту…Графиня спрашивала себя, почему Билли не позволяет себе приобрести хотя бы один костюм от Шанель. Даже руководствуясь принципом бостонцев жить на проценты с процентов со своих доходов, вошедшим в поговорку, вряд ли можно было сильно пострадать от такой маленькой вольности, если потратиться единственный раз за целый год жизни в Париже. Просто стыдно, что Билли не воспользовалась случаем. Однако Лилиан не считала себя вправе обсуждать денежные расходы со своими постоялицами, даже такими любимыми, как Билли.Безмерно утонченная дама и девятнадцатилетняя девушка частенько прогуливались по Фобур-Сент-Оноре, обсуждая каждый выставленный в витринах предмет с таким видом, словно они — пристрастные коллекционеры и бродят по огромной картинной галерее. Билли постигала критерии качества, заведенные у Лилиан. С той поры как графиня лишилась средств, чтобы удовлетворять свои вкусы, она позволяла себе высокую оценку только в отношении самых лучших вещей и только после долгих всесторонних сопоставлений. * * * Графиня не имела обыкновения в знак расположения знакомить своих постоялиц с подходящими молодыми людьми. Во-первых, у нее было не так много знакомых молодых французов, а во-вторых, это внесло бы ненужные осложнения в ее жизнь. К тому же ей предстояло ввести в светское общество своих собственных дочерей, и эта перспектива ужасала ее, потому что у нее не было ни малейших задатков свахи, а девочки не имели за душой ничего, кроме своих данных и древней крови.Однако, задумчиво наблюдая за молодой бостонкой, занимавшей особое положение в ее доме, графиня неожиданно впала в соблазн: высокая, стройная девушка оказалась наделена благородством, которое любой безошибочно угадывал, глядя на нее; Билли была красавица и говорила по-французски так, что ни один американец не устыдился бы, а кроме того, девушка имела отношение ко всем состоятельным семействам Бостона и приехала в Париж по рекомендации почтенной и чрезвычайно богатой леди Молли Беркли.Если из Бостона, говорила себе Лилиан, ей прислали юную гиппопотамшу, неспособную спросить по-французски, который час, то почему она должна возвращать это преображенное ее усилиями создание в чуждое и мрачное окружение? В отличие от других девушек, которым Лилиан предоставляла кров, Билли никогда не выказывала никаких признаков тоски по родине. Если эти богатые торговцы из Бостона не знают, как воспитать в своих отпрысках все самое лучшее, то они заслуживают того, чтобы лишиться их. Почему бы, в конце концов, не оставить Билли во Франции? Почему бы не познакомить ее с кем-нибудь из племянников и с парой-тройкой их друзей заодно? У них у всех одна общая черта: их семьи в той или иной мере обнищали за время войны, и юные побеги старых аристократических ветвей вынуждены отныне сами обеспечивать себе пропитание, зарабатывать на жизнь подобно простым смертным. Вторая мировая война произвела в старой Франции такое опустошение, какое оказалось не под силу даже гильотине, отличавшейся избирательностью.Как бы там ни было, уверяла себя Лилиан, и что бы из этого ни вышло, но тот факт, что Билли уже в течение нескольких месяцев по достижении девятнадцатилетия живет, как школьница, общаясь лишь с женщинами, ученицами танцкласса и пожилыми друзьями семьи, совершенно противоестествен. (У графини, разумеется, была и собственная личная жизнь — она ведь еще молодая женщина, — но она не любила распространяться об этом, и постоялицы, как бы близки они ей ни были, в нее не допускались.)Однако, когда она высказала вслух предположение, что Билли, наверное, приятно будет познакомиться с несколькими молодыми людьми, ответ Билли оказался суров, как отповедь:— Нет, мадам! Я вас умоляю! Сейчас я счастлива, и моя жизнь нравится мне такой, какая есть. Ничто так не выбивает из колеи, как свидание с незнакомым человеком. Я знаю, вы очень любезны, но у меня действительно нет к подобным вещам никакого интереса. Мне вполне достаточно семейного окружения. Пожалуйста, больше никогда не говорите об этом.Никакие другие слова Билли не смогли бы более прочно утвердить Лилиан в ее тайных намерениях. Так дело не пойдет. Какой смысл преображать девушку, если ею никто не восхищается? Что, если бы Золушка не пошла на бал? Графиня считала, что она права, рассматривая подобное положение как противоестественное. Как же Билли сумеет отблагодарить ее за старания, если у нее нет ни одного поклонника? В конце концов, Лилиан готовила ее не для монашеской жизни. Несомненно, эту целомудренную бостонскую девицу надо перехитрить. Это надо устроить — она просто обязана это сделать.Граф Эдуар де ла Кот де Грас был любимым племянником Лилиан. В отличие от внешне ничем не примечательных отпрысков многих знатных фамилий, в нем угадывался налет истинного благородства, дух былых времен. Племянник действительно напоминал последних аристократов, хотя некоторые его претензии вызывали у Лилиан улыбку. Эдуар был очень высокого роста, с великолепным орлиным профилем и надменным ртом. Тонкие губы придавали его лицу выражение строгое и — если настроение у молодого человека менялось — одновременно насмешливое. В свои двадцать шесть он все еще жил с родителями, так как его жалованья в «Л'Эр Ликид» не хватало, чтобы обставить собственное жилье по своему вкусу. Тем не менее в гигантской корпорации благодаря связям семьи ему на долгие годы было обеспечено безоблачное будущее, ибо со стороны матери у него был, выражаясь на жаргоне, «du piston» Здесь — протекция.

.Однажды Билли вернулась из танцкласса, чуть не опоздав к чаю. Всю получасовую поездку она нарочно простояла на открытой площадке автобуса, не обращая внимания на жгучий ледяной февральский ветер: сумерки были так прозрачны и чисты, что ей не хотелось упустить ни одной минуты пребывания в атмосфере Парижа. Щеки ее горели, даже губы обветрились, распущенные волосы, взъерошенные ветром, обрамляли разрумянившееся лицо. Она влетела в квартиру на бульваре Ланн и размашистой, стремительной походкой прошла в гостиную, высоко подняв голову, улыбаясь, радуясь в предвкушении чашки горячего чая. У пылавшего камина, широко расставив ноги, стоял Эдуар де ла Кот де Грас, одетый в визитку, фрак и полосатые брюки. С самоуверенным видом, достойным Короля-Солнца, он грел спину у огня.— Билли, это мой племянник, граф Эдуар де ла Кот де Грас, — небрежно сообщила Лилиан. — Эдуар, это мадемуазель Билли Уинтроп, она живет у нас. Билли, ты должна извинить Эдуара за его костюм — он не всегда одевается в этот час подобным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69