Бюджет оказался превышен уже на три миллиона долларов, и совет директоров вызвал Арви в Нью-Йорк для объяснений. Согласие на показ «Пиквика!» дали двести пятьдесят тщательно отобранных, первоклассных премьерных кинотеатров, и стало очевидным, что никакое «стечение обстоятельств» не поможет студии не выполнить свои обязательства.Вито позвонил Оливеру Слоуну, руководителю отдела продаж киностудии «Арви».— Твои ребята могут посмотреть первую копию «Зеркал», Оливер, — небрежно бросил он.— Господи! Это же… — Руководитель сдержал неподобающее удивление, испытанное от известия о невероятной скорости послесъемочной обработки картины. — Я перезвоню тебе, Вито.— Когда угодно, — ответил Вито, понимая, что Слоун сможет что-нибудь сказать только после того, как обо всем доложит Арви.Оливер Слоун с трудом разыскал своего шефа в номере отеля в Манхэттене. После краткой беседы он повесил трубку и со вздохом сказал ассистенту:— Арви велел сжечь эту чертову первую копию, как только Орсини переступит порог, а его самого бросить в каталажку.— И ты так и сделаешь?— Прежде чем сжигать, думаю, сначала посмотрим. Мистер Арви был не в лучшем настроении.Слоун позвонил Вито и назначил просмотр на следующий день. Голос его был мрачен, как у патологоанатома, собирающегося на десятитысячное вскрытие.На следующий день в два часа большой просмотровый зал был наполовину заполнен высшими чиновниками отделов продажи, рекламы и проката. Всего собралось человек шестнадцать. Четверо из них привели секретарей, которые, сообразно своему положению и традиции, часто снисходили до просмотра новых фильмов. В «Зеркалах» не снялась ни одна звезда, поэтому они проявляли мало интереса к самому фильму, но каждой хотелось первой из секретарского племени студии узнать, что покажет муж Билли Айкхорн.Шестнадцать мужчин, по-своему обыкновению, не выразили отношения к картине ни единым звуком, кроме нескольких покашливаний и шороха при закуривании сигарет. Когда фильм кончился, четыре секретарши как можно незаметнее выскользнули в боковую дверь, а мужчины посидели некоторое время в традиционном уклончивом молчании, но на этот раз молчание это было глубже и дольше, чем обычно. Все ждали реакции Оливера Слоуна. Наконец он сказал: «Благодарю, Вито. Увидимся» — и вышел. За ним вышли и остальные, вполголоса обсуждая деловые вопросы, не обращая внимания на Вито или приветствуя его легким, ничего не выражающим кивком. Вито подождал, пока не удалился последний зритель, и быстро выскочил из просмотрового зала. Он прошел через холл в мужской туалет для руководства. Там он проскользнул в кабинку и притаился. Первое, что он услышал, был голос Оливера Слоуна.— Господи! В первый раз за четыре дня мне удалось облегчиться. Эта работа год от года все сильней крепит.— Грех тебе жаловаться! У меня неделю понос был.— Господи, Джим, да Арви кондрашка хватит, но эта картина способна прикрыть его задницу. Мы ее сдадим в прокат вместо «Пиквика!». Чертов Орсини — фильм фантастический. Прекрасно! Прекрасно до чертиков!— Да, это пойдет, Оли, это сработает. Сколько копий закажем?— Скажем, двести семьдесят пять, на всякий случай. Чертов Орсини!— А почему девочки удрали? Они в запарке?— По-моему, в полном смятении. Побежали за носовыми платками. Всю дорогу будут слезы ронять.— Секретарши — народ впечатлительный.— Да-а, господи, при счастливом финале всегда так бывает. Женщины, они своими чувствами-не владеют. Мне показалось, Грейси едва не начала всхлипывать вслух, мне пришлось покрепче прижать ее. Кто этих девок разберет? Грейси за обедом питается воздухом, а потом ударяется в сантименты.Вито услышал достаточно. Улыбаясь, как Цезарь-триумфатор, он вышел из кабинки и встал у входа в мужской туалет, обращаясь к четырем начищенным ботинкам, выглядывавшим из-под дверей.— Я рад, что вам понравилась моя картина, господа. Приятно облегчиться. Я угощаю.После безумного дня работы в «Магазине грез» Вэлентайн растянулась во весь рост, с наслаждением вытянув ноги на мягкой кушетке. В открытые двери террасы врывался ноябрьский бриз, и она знала, что, если полежит так несколько часов, увидит восход луны. Ну и денек выдался! Сегодня впервые она не сможет предложить Джошу ничего более экзотического, чем пицца, но от усталости у нее не было сил даже позвонить по телефону и заказать ее. В этот день состоялась окончательная примерка для свадебного торжества в Портленде, штат Орегон: платья шили все участники торжества — от невесты и ее подруг до родителей невесты и жениха, да еще заказали все невестино приданое. Вэлентайн спросила себя, будет ли девушка носить в Портленде все эти наряды. Она смутно представляла, что Портленд — промышленный город где-то на севере, но, с другой стороны, приданое по цене в сорок тысяч долларов предполагает праздничные выходы.Она также закончила эскизы для зимнего круиза миссис Байрон. Раз уж миссис Байрон в восемьдесят два года все еще видит себя роковой женщиной на корабле, Вэлентайн, по крайней мере, нужно убедиться, что ее морщинистые руки и плечи надежно прикрыты. И разумеется, все самые нелюбимые клиентки словно сговорились прийти сегодня, чтобы заказать платья к Рождеству и Новому году. Любимые клиентки, как и полагается всяким разумным женщинам, заказали туалеты в конце августа. Вэлентайн сморщила хорошенький носик, представив, что есть люди, которые так плохо разбираются в шитье, что способны отвести на индивидуальный пошив платья всего шесть недель, но она знала, что сумеет сделать их вовремя. Она чрезвычайно гордилась богатством своей модельерской фантазии и производительностью труда ателье. Она могла в считаные секунды переключиться с хитроумного наряда из соблазнительных черных кружев, предназначенного для поблекшей важной дамы, на свадебное платье такой чистоты линий, что невеста могла бы носить его еще лет пять. Она любила в работе сталкиваться с трудностями. Создание коллекций готовой одежды было слишком узкомасштабным по сравнению с работой в «Магазине грез», и, бог свидетель, никто ей не указывает, что делать, а что нет. Билли исчезла совсем, лишь время от времени звонила, чтобы поздороваться. Вэлентайн знала, что с Орсини происходит что-то таинственное, потому что Джош ей кое-что рассказывал. Но странно, что уже несколько месяцев со дня свадьбы Билли ни разу не заказала новой одежды. Теперь она вспомнила, что Билли совсем не подобрала гардероб на осень и не приобрела ничего, кроме джинсов. Билли — и джинсы. Вот уж не сочетается, подумала она, соскальзывая в легкую дремоту.Через час ее разбудил звонок домофона. Она не пожелала перенастраивать пульт внизу, чтобы Джош мог заходить, предварительно не объявив о себе. Ей не нравилась мысль, что он сможет входить без предупреждения. У него есть ключ от ее квартиры — этого достаточно. Джоша это обижало и даже злило, но она оставалась сама себе хозяйкой.Сегодня вечером, подумала она, еще не до конца проснувшись, он выглядит несколько не так, как обычно. Казалось, он старается подавить какое-то беспокойство, внутреннее волнение. Волосы у него, как всегда, идеально причесаны, консервативный костюм за четыреста пятьдесят долларов безупречно сидит на его хорошо сложенной фигуре, но в глазах, в серьезных серых глазах светится какое-то чувство, которое она заметила, но не может определить. Она всмотрелась в него внимательнее. Даже галстук завязан безукоризненно, но все равно он выглядел так, словно в дверях на него только что налетел ураган.— Джош, у меня сил нет позвонить. Может, закажешь пиццу? Как ты думаешь, нам хватит одной большой или заказать большую и маленькую?Он пропустил ее слова мимо ушей и опустился на колени возле кушетки, на которой она лежала, потягиваясь и зевая. После короткого сна у нее кружилась голова, словно она перелетела через Атлантику.Джош целовал ее округлую белую шею, нежные полупрозрачные сгибы локтей, глаза, губы, пока не уверился, что она окончательно проснулась.— Моя дорогая, сегодня никакой пиццы. Надень самое нарядное платье. Мы едем ужинать. Я заказал столик в «Бистро» на девять часов.— Джош!Из всех ресторанов Лос-Анджелеса в «Бистро» они скорей, чем где-либо, могли встретить друзей Джоша и Джоанны Хилл-мэн. Они, как и многие из их круга, когда-то были в числе первых, кто финансировал модный ресторан. Ужинать в «Бистро» с кем-то, кроме жены, — самый неразумный поступок, какой только может совершить мужчина.— Это мой сюрприз, — сказал Джош, запинаясь при каждом слове. Он крепко держал ее голову обеими руками и настойчиво смотрел ей в глаза. — О, не «Бистро» — я не об этом. Но с этого дня мы сможем появляться на людях вместе. Я развелся. — В его голосе звенела юность, счастье и некоторая бравада.— Развелся? — Вэлентайн резко села, едва не опрокинув его, стоявшего на коленях возле кушетки.— Да, все продлится еще месяцев шесть, до тех пор мы не сможем пожениться, но все юридические вопросы улажены…Он не хотел рассказывать Вэлентайн, как нелегко это далось ему. Однако ему посчастливилось достичь цели, как он и полагал с самого начала, потому что нет такого способа, по крайней мере в Калифорнии, которым женщина могла бы удержать мужчину от развода, если он по-настояшему хочет этого и согласен оплатить все расходы. Да и вообще в таких случаях делать больше нечего.Вэлентайн вскочила с кушетки и начала швырять в него словами таким тоном, на который он не считал ее способной.— Ты решился на это, не сказав мне?Ее остренькое личико побелело и исказилось от ярости.— О, ну что ты, дорогая, ты же знала. Тогда, в самолете, я сказал тебе, чего хочу. Ты думала, я просто играю словами?— А ты думал, я играю?— Я не понял, что ты имела в виду…— Я дала совершенно точный ответ: неопределенное «может быть». Ты не мог этого забыть! И с неопределенным «может быть» ты двинулся напролом и развелся? — Она брызгала слюной, источая вспыхнувшее презрение, тряся кудряшками так, словно решила сбросить их с головы.— Милая, когда женщина позволяет мужчине так далеко продвинуться, она, естественно, имеет в виду «да». Я хочу сказать, что это подразумевается, это понятно, просто не произносится вслух.— Черт тебя подери, как ты смеешь говорить мне, что я подразумевала? Как ты смеешь дать мне понять, что, раз я не произнесла окончательного и полного «нет», то я сказала «да»? За кого ты меня принимаешь? За стеснительную кокетку, которая прячется за двусмысленными словами? Которая не хочет связывать себя обязательствами, но улыбается, как куколка, когда мужчина ставит ее перед свершившимся фактом? Ты живешь в другом веке, мой друг. — Она глядела на него горящими глазами, оскорбленная до глубины души.Джош потерял дар речи. Он настолько привык, что все идет так, как хочет он, что недооценил Вэлентайн. Боже, он недооценивал ее с самого первого дня, когда встретил. Он резко отвернулся, чтобы не видеть ее, и стоял, слепо ощупывая ободок настольной лампы. Наконец он заговорил, в его голосе было столько обреченности и самообвинения, что Вэлентайн, сама того не желая, прислушалась.— Я не могу выносить, когда ты на меня сердишься… Мне не хватает понимания… интуиции… чтобы действовать правильно, если это касается тебя. Единственная причина, почему я не сказал тебе раньше, — я не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой в моем разводе. Никогда, ни на минуту я не помышлял о твоем подразумеваемом согласии. — Он снова повернулся к ней, она увидела, что его глаза наполнились слезами. — Вэ-лентайн, я так люблю тебя, ужасно люблю. Я просто дураком становлюсь от этого. Ты меня тоже любишь, правда ведь?Вэлентайн с тяжелым сердцем утвердительно кивнула. Она полагала, что, наверное, любит его, иначе почему они так долго вместе? И что сделано, то сделано. Если бы только, когда он делал предложение, она твердо сказала «нет», этого не случилось бы! В этом отчасти и ее вина, она позволила его умной настойчивости загнать ее в ловушку. Она чувствовала себя виноватой, как ребенок, который, играя со спичками, нечаянно поджег дом, полный людей, а те не могут выйти. В ней боролись три чувства: любовь, вина и — более сильное — поднимавшийся глубокий, серьезный гнев.— Уходи, Джош. Мне нужно это обдумать. И не мечтай, что я пойду с тобой в «Бистро». Что за мерзкая выдумка?! Там все знают, что ты развелся, и вдруг увидят тебя со мной.— Ох, чушь! Это худшая из моих идей! Вэлентайн, я схожу с ума. Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне заказать пиццу! Я больше не прошу тебя решать. Клянусь.Неохотно, колеблясь, Вэлентайн согласилась. Ей вдруг ужасно захотелось есть. Была ли ее душа полна любви, вины или гнева, желудок ее функционировал с французской пунктуальностью.— Две пиццы с полным гарниром, — согласилась она. — И предупреди, что, если они опять забудут сладкий перец, ты не заплатишь. * * * В первую неделю декабря «Зеркала» пошли в двухстах пятидесяти роскошных премьерных кинотеатрах, выбранных для показа «Пиквика!», который был все еще не закончен и превысил бюджет на четыре миллиона долларов. Ясно было, что Арви не по своей воле отдал «Зеркала» в прокат этим кинотеатрам. Но у него не было выбора, не оставаться же на Рождество с пустым чулком. Остальные студии одна за другой выпускали приуроченные к празднику супербоевики, а ему навязали мелкобюджетную любовную историю без единой звезды, не получившую никакой предварительной рекламной поддержки. Он позвонил своему постоянному гастроэнтерологу, чтобы назначить дату следующего рентгеновского обследования желудочно-кишечного тракта. Годами ему удавалось избегать язвы, но сейчас жгучая боль донимала, стоило ему проглотить ложку пищи, боль становилась слишком резкой, и лекарство не помогало.Начавшие появляться газетные рецензии ничуть не улучшили его пищеварение. Всем известно, что мнение критиков никак не отражается на посещаемости кинотеатров. Люди имеют обыкновение ходить на фильмы, которые критики ругают, и игнорировать те, которыми они восхищаются. Арви, как и весь Голливуд, считал, что критики чересчур далеки от среднего американца, слишком интеллектуальны, зациклены на искусстве. Что из того, что «Нью-Йорк таймс» пишет, что это «волшебство, вершина жанра, чудо красоты, шедевр». Что на Среднем Западе понимают в жанрах? А «Лос-Анджелес таймс» пишет, что Фиорио Хилл и Пер Свенберг «вписали новую страницу в историю кино». Важное дело! Страниц в истории кино хватает. «Ньюсуик» пишет: «Никогда раньше кино не производило такого удивительного и волнующего впечатления». И что, люди будут стоять в очередях, чтобы увидеть «волнующее впечатление», что бы это ни значило? Для Арви имели вес только деловые рецензии в «Вэрайети», «Дейли вэрайети» и «Голливуд репортер». «Никогда еще со времен „Истории любви“ не было…» — такая рецензии принесет деньги. «Никогда еще со времен „Рокки“… — постучим по дереву, чтобы парень оказался прав. „Никогда еще со времен «Мужчины и женщины“… — зарубежный фильм, но все-таки принес немало денег.Но в первую неделю дела шли неважно. Руководители отделов рекламы и продаж убеждали Арви вложить больше средств в рекламу, особенно телевизионную. Они знали, что обе их секретарши пошли смотреть фильм еще раз, забравшись подальше от мужской тирании, царившей в просмотровом зале, туда, где они смогут всласть наплакаться. Какие бы ярлыки ни навешивали на чувствительных дам, они знали, что эти девчонки — крепкие орешки, их не заставишь плакать даже битьем палками по пяткам, и раз уж они согласились платить деньги за кино, это надежно, как прорицание дельфийского оракула.Обычно картина делает лучшие сборы в первую неделю показа. За вторую неделю «Зеркала» удвоили кассовый сбор первой недели, а за третью неделю почти утроили его, благодаря тому, что в кино пошли школьники, вернувшиеся домой на каникулы. Если картина сохраняет уровень сборов первой недели еще какое-то время, говорят, что у нее «выросли ноги». «Зеркала», похоже, превращались в сороконожку. Что этому способствует? Устная молва? Или все-таки критики? Сезон каникул? Никто не знал, — а что они знают? — почему «Зеркала» стали бесспорным фаворитом. Студия увеличила вложения в рекламу, и общественное мнение стало складываться само собой.Нет ничего милее для газетного и журнального рецензента, чем фильм, который они смогли открыть сами, который деятели из рекламных отделов не начали впихивать им в глотку за три месяца до показа. Репортер, отправлявшийся брать интервью у Сандры Саймон или Хью Кеннеди, чувствовал себя первооткрывателем новых земель. Они брали интервью у Файфи Хилла и даже у Пера Свенберга, который всегда был предметом поклонения, но знали его имя от силы тысяча человек. Теперь о нем услышали миллионы, и он нежился в лучах известности, которой так давно ждал. Никому не пришло в голову взять интервью у Вито Орсини:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69