книги, тренировки и покупки.В ежедневном хождении по лавочкам и универмагам Беверли-Хиллз было что-то приносящее облегчение. Покупать, все время покупать, — какая разница, нужна ей эта вещь или нет? У нее были сотни элегантных платьев для ужина, десятки пар прекрасно сшитых брюк, сорок теннисных платьев, сотни шелковых блузок, полные ящики белья ручной работы из «Джуэл-Парк», где трусики стоят по двести долларов. У нее были и шкафы, полные вечерних платьев по две тысячи долларов из ателье индивидуального пошива мисс Стеллы в «И. Магнии», три дюжины купальников. Она держала их в искусно оборудованной купальне и переодевалась каждый день, чтобы поплавать. Теперь для хранения новой одежды были отведены три пустовавшие спальни особняка.Направляясь в Центральный универмаг, «Дорсо» или «Сакс», Билли прекрасно понимала, что ударилась в обычное занятие праздных богатых женщин: покупка совершенно ненужной одежды помогает насытить, но не заполнить пустоту внутри. «Или это, или снова растолстеть», — говорила она себе, шагая по Родео или Кэмден; осматривая витрины в поисках новой покупки, она ощущала почти сексуальный зуд. Удовольствие заключалось в поиске, в процессе приобретения. После приобретения новая вещь теряла для нее смысл в следующий же миг, поэтому назавтра она вновь шла за покупками, терзаемая той же жаждой. Но она скупала не все подряд. Вещь должна стоить того, чтобы ее купить. Воспитанная в Париже способность выбирать вещи по качеству и по тому, как они сидят, показалась ей еще важнее с тех пор, как она заметила небрежность в манере одеваться у женщин Беверли-Хиллз. Если она хоть раз позволит себе выйти на улицу в джинсах и футболке, какой тогда смысл ходить за покупками? День ото дня она становилась все более сложной и капризной покупательницей. Недостающую пуговицу или плохо заделанный шов она воспринимала как личное оскорбление. Если обнаруживались какие-то недостатки, ее полные губы в ярости вытягивались в ниточку.Время от времени «Вумен веар» публиковала обзоры о том, как одеваются дамы в Калифорнии, и фотографии Билли всегда подавались в качестве примера — шикарная женщина Западного побережья. Содержать свое тело в идеальном состоянии, ухоженным, оставаться в списке женщин, одетых лучше всех, заниматься спортом, заботясь о силе, крепости и гибкости мышц, наносить частые визиты к парикмахеру, маникюрше, педикюрше — все эти увлечения превратились у Билли в навязчивую идею, почти заглушив позывы отчаянного, все возраставшего сексуального голода. До первого удара Эллис вполне соответствовал, чтобы в достаточной степени гарантировать Билли сексуальные удовольствия, по крайней мере мог удовлетворить ее, если не пресытить. Однако вот уже больше года она совершенно не вела сексуальную жизнь, если не считать случайные мастурбации. Даже это слабое облегчение отравляло глубоко укоренившееся чувство вины, знакомое с детства: сколько она себя помнила, она считала мастурбацию грехом. Против кого или чего, оставалось неясным, но Билли не могла побороть ощущения подавленности и тоски, когда прибегала к мастурбации, чтобы хоть как-то облегчить непрестанно терзавшую ее потребность в сексе.Долгими часами она раздумывала, как обеспечить хоть мало-мальски нормальную сексуальную жизнь. Она пробовала, как повелось, представить, как бы на ее месте поступила тетя Корнелия, но очень скоро оставила эти мысли — ей почудилось, что она словно нечаянно подобрала на улице комок нечистот. Если бы мечты о сексе зародились в мозгу у тети Корнелии, она, несомненно, подавила бы их.Билли попыталась представить, как повела бы себя Джессика. Джесси, конечно, не стала бы терять времени на подобные размышления, она вышла бы на улицу еще много месяцев назад и как следует переспала бы с кем-нибудь. Но она не Джесси. Она все еще замужем за человеком, которого глубоко любит, пусть даже сейчас он жив меньше чем наполовину. Билли не может, не станет предавать эту любовь ради неразумного поступка, бессмысленной авантюры. Она не решится переспать с кем-нибудь из профессионалов из клуба или мужем одной из приятельниц.Однако, насколько она понимала, других возможностей не было. Билли принимала лишь некоторые из поступавших приглашений, наведывалась в гости только к тем женщинам, которые, как она чувствовала, не используют ее в качестве приманки, как сенсацию для развлечения гостей. Когда ее представляли незнакомым людям, она отмечала, что с ней обращаются как с вдовой, которой, как ни странно, нельзя высказать соболезнования. Они, а впрочем, и весь свет, видели в газетах фотографии, на которых Билли была изображена рядом с Эллисом, едущим в коляске к самолету, вылетавшему из Нью-Йорка в Калифорнию. Ей казалось, что, заслышав ее имя, люди при первом же рукопожатии вспоминают об умирающем человеке в замке. На чрезвычайно богатых обедах в Беверли-Хиллз, Бель-Эйр и Холби-Хиллз, куда Билли приглашали в качестве «лишней женщины», к ней подсаживали «лишнего мужчину», который оказывался либо гомосексуалистом, либо профессиональным «дармоедом», посещавшим званые обеды единственно по причине того, что он неженат и слегка симпатичен. Редкие не так давно разведенные мужчины всегда приводили с собой партнершу; обычно лет на двадцать моложе. Как бы там ни было, думала она, ее известность слишком велика, чтобы завести анонимную интрижку, даже если и нашелся бы подходящий мужчина.Но необходимость защитить себя от сплетен, которыми могли неизбежно обрасти любые ее отношения с мужчинами, оказалась гораздо важнее для Билли, чем все существовавшие помехи. Она — миссис Эллис Айкхорн, и это само по себе делает ее неуязвимой, какой бы обделенной она себя ни чувствовала. Если бы она, принадлежа то одному, то другому, и превратилась просто в Билли Айкхорн саму по себе, то вся ее защищенность, высокое положение, амплуа юной королевы, в котором она охотно выступала на протяжении всех лет замужества, потонули бы в потоке презрительной, всезнающей, ханжеской злобы. Она кожей ощущала, как сплетни до поры притаились по углам, поджидая, когда она сделает неверный шаг.Единственной мужской компанией Билли стали те трое, кто ухаживал за Эллисом, все трое дипломированные фельдшеры. Иногда она приглашала двоих, свободных от дежурства, пообедать с ней и наслаждалась их доброжелательным, веселым обществом. Все трое были гомосексуалистами и часто посещали определенные бары в Лос-Анджелесе и долине Сан-Фернандо.Когда они поняли, что Билли нуждается в их дружбе, они отбросили скромность и принялись смешить ее, называя крыло для гостей «городком мальчиков», делясь с ней историями своих похождений, но всегда, однако, оставляя широкий простор для ее воображения. Пятнадцать сотен долларов в месяц, которые они получали за работу, плюс еда, жилье и пользование автомобилем — слишком хорошие деньги, и они не хотели ставить свое благополучие под угрозу из-за развязной фамильярности.Билли не сознавала, в какую зависимость от этого трио она впала, пока двое из них не заявили, что уходят. Джим, родом из Майами, должен был вернуться домой по семейным обстоятельствам. Остряк Гарри, уроженец Запада, за последние месяцы стал любовником Джима и дал Билли понять, что слишком привязан к Джиму, чтобы отпустить его одного.— Нам обоим действительно очень жаль, миссис Айкхорн, — убеждающим тоном извинялся он, — но в Лос-Анджелесе есть превосходное бюро по найму медбратьев. Вы без труда найдете нам замену: окрестности полны бывших медиков из Вьетнама, которые после возвращения еще и окончили медицинские курсы. Большинство из них были призваны из высшей школы, и сейчас это для них хороший заработок. Ведь тут потеть не приходится.— О, Гарри, дело не в этом… Вы были с нами с самого начала. Мистеру Айкхорну тоже будет вас не хватать.— Мэм, рано или поздно это все равно случилось бы. Мы как перекати-поле, через какое-то время начинает надоедать… Никаких обид — это лучшее место, какое у меня было.Билли прекрасно понимала Гарри. Если бы она тоже могла куда-нибудь уехать! Но опереточный замок стал ее тюрьмой, и она оказалась в заточении на неопределенный срок. Она решила, что должна убедиться, приятные ли люди новые медбратья, ведь им предстоит занять такое важное место в ее мире.До отъезда Джима и Гарри у Билли был месяц, чтобы провести собеседования с кандидатами на предложенные ею места. Она встретилась с пятнадцатью мужчинами и отобрала двоих, руководствуясь их прекрасной подготовкой и коммуникабельностью. Первый из них, Джон Френсис Кэссиди, или просто Джейк, напоминал веселого, лукавого уличного мальчишку, а «окрас» его был типично «черно-ирландским» — черные волосы, молочно-белая кожа и бесстыжие голубые глаза. Второй медбрат, Эшби Смит, родился и вырос в Джорджии: длинные рыжевато-каштановые волосы, тихий голос. Он был небольшого роста, с тонкими изящными руками, утонченный и горделивый. Оба они на войне служили медиками, и Билли подозревала, даже уверена была, что ни тот, ни другой — не гомосексуалисты.Проходили месяцы, в Южной Калифорнии установилась необычно жаркая весна, а Билли все глубже впадала в депрессию. Каждый день ей приходилось делать над собой усилие, чтобы одеться и поехать на урок тенниса или на занятия. Но выезжать приходилось, потому что, оставшись дома, она потом не могла заснуть ночью. Когда стало слишком жарко, чтобы гоняться под солнцем за теннисным мячом, она стала до изнеможения плавать в бассейне, но, даже доплававшись до того, что все мышцы дрожали от усталости, она засыпала только после пилюли снотворного, а иногда и двух. Выяснилось, что ей помогает спиртное, хотя она знала, что это опасно. Она никогда не позволяла себе больше чем маленькую рюмочку теплой водки. Из-за отсутствия льда напиток напоминал лекарство, и она проглатывала водку залпом — неприятный вкус предшествовал наступавшему следом приливу непозволительного блаженства.Билли все больше времени стала проводить в купальне. Выбранный Линди дизайнер дал волю фантазии, которой не позволили развернуться в особняке. Купальня представляла собой огромный павильон с большим центральным залом, предназначенным для приема гостей, и двумя отсеками, где помещались раздевалки и душевые для мужчин и женщин. Оглядывая праздничный, роскошно обставленный павильон, Билли уныло подумала, что оформитель, очевидно, надеялся, что она часто будет устраивать приемы с купанием. Три огромных мягких дивана были драпированы красной махровой тканью, кафельный пол украшали марокканские узоры в фиолетовых, розовых и белых тонах. Повсюду были раскиданы большие мягкие махровые подушки разных оттенков фиолетового цвета. Куполообразный потолок расписан стилизованными арабесками, занавеси из нанизанных бусин издавали шелест, когда кто-то проходил сквозь них. В одном углу помещался бар, Билли постепенно заполнила его книгами, которые приносила с собой. Ей очень нравилось читать в купальне, она сулила уединение, жизнь, скрытую от глаз людских. Так на многие часы она могла забыть о доме на холме со всеми его обитателями. Никому, даже садовникам, не разрешалось работать вблизи купальни позже чем ранним утром.В один из вечеров той знойной весны Билли ужинала с Джейком Кэссиди. Моррис, единственный оставшийся из прежних медбратьев, находился на дежурстве, а Эш уехал прокатиться на машине. Аппетита у Билли не было, она едва заставила себя проглотить несколько кусочков авокадо и ложку крабового салата. Водя вилкой по тарелке, она то и дело останавливалась взглядом на черных волосах, курчавившихся на запястьях, выступавших из-под манжет Джейка. Движения его рук почти гипнотизировали ее. Она ощутила голодную тяжесть между ног, мучительно сладкую боль. Опустив веки, она прикрыла потемневшие глаза, чтобы он не увидел их выражения, не догадался, что она представляет себе толстые, словно проволока, волосы на его лобке, пытаясь угадать, высоко ли к животу они подбираются.— Джейк, — небрежно спросила Билли, — почему вы никогда не купаетесь в бассейне?— Не хочу нарушать ваше уединение, миссис Айкхорн.— Весьма учтиво с вашей стороны, но просто позор, что бассейн простаивает зря. Приходите завтра днем, искупайтесь, вы мне не помешаете.— О, спасибо! Если завтра днем я не буду дежурить, то приду. Ловлю вас на слове.Билли улыбнулась. Скорее всего, завтра он не будет дежурить. Она позаботится об этом сразу после ужина. * * * Билли вытянулась во весь рост на одном из красных диванов, накрывшись большим турецким полотенцем и подложив под голову мягкую подушку. В купальне царил полумрак, лишь снаружи проникал оранжевый отблеск солнца да изредка мелькали блики, отраженные водой бассейна. Она чуть прикрыла глаза и глубоко вздохнула, едва перенося ожидание. Наконец она услышала шелест занавесей — Джейк Кэссиди появился. На нем были только тонкие нейлоновые спортивные трусы. Он застыл на месте, увидев ее, распростертую. Билли распустила длинные черные волосы — он никогда не видел их такими беспорядочно пышными, — ее загорелые ноги выделялись на красной махровой ткани.— Пожалуй, слишком жарко для купания, правда? — проворковала Билли.— Да… я только быстренько окунусь…— Нет. Не надо. Не сейчас. Иди сюда, Джейк.Он неуверенно двинулся к ней и остановился возле дивана.— Сядь, Джейк. Прямо сюда — места здесь хватит.Юноша робко опустился на кран дивана. Билли взяла его за руку и потянула к себе:— Придвинься немного ко мне, Джейк, ты еще недостаточно близок.На этот раз он повиновался быстрее, сообразив наконец, чего от него хотят. Билли взяла его большую руку и утянула под покрывавшее ее полотенце. Он задержал дыхание, почувствовав, что она прижимает его руку к своему лобку. Пальцы его коснулись ее возбужденного клитора. Держа его за средний палец, она подвела его руку к той точке, от которой словно искры разбегались по всему телу, и дала понять, что от него требуется. Он сразу поймал ритм и принялся работать средним пальцем, ублажая горячую влажную плоть. Билли отбросила полотенце, представ во всем великолепии своей наготы. Джейк наклонился и стал неистово целовать ее темные соски. Тело Билли изогнулось, содрогаясь от желания, отвечая его властному пальцу, крепкой мужской руке, жарким мужским губам. О, как разнятся ощущения, когда ее ласкает рука другого человека. Он продолжал ласкать ее груди, и через минуту она взглянула вниз вдоль его тела. Из-под резинки трусов, сидевших низко на бедрах, выглядывал кончик запертого в неволе члена. Она, затаив дыхание, оттянула резинку вниз и с пересохшим ртом уставилась на огромный фаллос, твердый, розовый, на фоне белой кожи и черных зарослей волос.— Войди в меня, — скомандовала Билли.— Подожди… я хочу…— Скорее!Джейк раздвинул ей ноги и на коленях встал на диван. Она взяла в руки его пульсировавший тугой член и начала медленно вводить его, растягивая удовольствие, пока он не застонал от нетерпения. Наконец, когда он вошел целиком, Билли почувствовала, что он уже готов отчаянно задергаться внутри ее.— Подожди, Джейк, — прошептала она прямо ему в губы, — я научу тебя кое-чему хорошему… тебе понравится… — Она положила руки на его бедра и оттолкнула его назад, его пенис чуть было совсем не вышел, а затем медленно убрала руки, и он снова проник в нее на всю глубину. Она слышала, как он скрипит зубами от едва сдерживаемого желания, но не обращала внимания. Она повторила свой прием еще несколько раз и наконец оттолкнула Джейка от себя настолько, что его пенис вышел из нее целиком. Она взяла его в руки и не спеша провела им по клитору и вверх, вдоль своего живота к пупку, затем обратно до входа в себя. Он сразу понял и стал тереться о нее, вверх-вниз, снова и снова, не теряя соприкосновения с набухшим клитором.— Посмотри на него, посмотри, — бормотал он.Билли не могла отвести глаз от блестевшего от влаги великолепного пениса, на котором отчетливо выступили вены. Пока член был внутри ее, головка его увеличилась вдвое, и она застонала от мучительного желания снова почувствовать его в себе.— Нет, не надо, — шептал он. — Не так быстро… Ты хотела так… Ты получишь его таким, как надо, получишь его твердым и хорошим… Ты получишь его весь… не волнуйся… смотри на него… смотри… Вот что ты получишь… Столько, сколько захочешь… Давай! — Он откинулся назад и ввел пенис на всю длину, резко, напористо, чудесно, и в отчаянных, безумных, истощавших ее судорогах она кончила.Долгие минуты они лежали, молча ожидая, пока успокоится его пенис все еще тугой внутри ее. Она почувствовала между ног теплую струйку спермы. Она не могла понять, как сумела столько времени обходиться без этих ощущений, без этого трепещущего, жаркого, потного естества. * * * Этим вечером Билли ужинала в гостиной, приказав дворецкому, чтобы он подал сразу все на кофейный столик и удалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69