Грудь и шифон беспроигрышный вариант. Проверено тысячелетиями.Поспешно набрасывая эскиз глубоко вырезанного платья в имперском стиле, разумеется без рукавов, потому что у Мэгги прекрасные округлые руки и изящные кости, Вэл другой частью сознания отметила, что не испытывает подобающего энтузиазма. С самого утра к ней потоком идут знаменитые на весь мир клиентки, женщины такие красивые и талантливые, что одевать их одно удовольствие, так ей бы гордиться тем, что она создает для них наряды, которые самым выгодным образом подчеркнут их достоинства, если их пригласят, чтобы вручать награды, а может, даже получать их.Но сегодня, в день своего триумфа, полная творческих соков, замыслов и сил, Вэлентайн сознавала, что где-то в мозгу у нее пульсирует сгусток тревоги, от которого ноет все тело. До сих пор она старалась как можно меньше заниматься самокопанием, жила, скользя по поверхности, откладывая и откладывая принятие решения о своем будущем, всеми силами уходя от него. Она надеялась, что, если запрятать заботы, как безответное письмо, подальше с глаз, решение когда-нибудь придет само собой. Почему-то, кисло думала Вэлентайн, это не срабатывает. Едва ей удавалось собраться с мыслями и решиться обдумать положение, как мозг делал кувырок назад и начинал раскручивать ленту в противоположном направлении. Фантазия хромала не меньше логики. Она даже в мыслях не могла назвать себя миссис Джош Хиллмэн. Перед ее мысленным взором стоял большой особняк на Норт-Роксбери, но она была не в состоянии представить себя живущей в таком доме. Это просто не совмещалось с ней — шестеренки не хотели сцепляться.Хотя Джош, как и обещал, ничего больше ей не говорил, Вэлентайн в конце концов заявила ему, что до вручения наград Академии не сможет сказать, выйдет за него или нет.— Какое это имеет отношение к нам? — спрашивал он, сбитый с толку и расстроенный.— Я слишком занята, чтобы думать о себе, Джош, и вообще, пока я не узнаю, кто победил, у меня в голове только Билли и Вито, я так за них волнуюсь. — Укрывшись за отвлекавшей внимание занавеской из челки и ресниц, Вэлентайн спрашивала себя, замечает ли он, как неубедительно и фальшиво звучат ее слова. Во всяком случае, это был лучший ответ, какой она подготовила, и он должен был подействовать. Джош хорошо усвоил, что подталкивать ее нельзя. Не то чтобы ей некогда подумать о себе, понимала Вэлентайн, а просто о себе думать не хотелось. Очевидно, фаталистские ирландские гены перевесили французские — тем хуже или тем лучше, смотря с какой стороны взглянуть.По-галльски неподражаемо Вэлентайн пожала плечами, размышляя над своими бесстыдными этническими отговорками, и, теперь уже с нетерпением, стала ждать следующую клиентку — Долли Мун. Сегодня утром Билли так волновалась, так настаивала, чтобы Вэлентайн создала для ее подруги самое чудесное платье.Вэлентайн дважды видела «Зеркала», поэтому имела ясное представление о том, с чем придется столкнуться, одевая Долли, но подозревала, что мисс Мун может надеть все, что угодно, и не потерять лица. Она была из тех ярких личностей, что неизменно возобладают над любой одеждой. Билли незачем волноваться. Никто не смотрел на ее платье, все видели только смешное, красивое лицо, широкую заразительную улыбку, видели всю Долли Мун целиком, прелестно неуклюжую и сексуальную. Вэлентайн выбросила руки к потолку, наклонилась к полу и снова вытянулась. От долгой чертежной работы все тело затекло. Пора бы появиться Долли Мун. Билли так не суетилась даже по поводу своего свадебного платья. * * * Спустя час с небольшим Билли повела Долли и Лестера домой ужинать, радостная, как мать, впервые увидевшая свое дитя выступающим на сцене в школьном спектакле.— Да, — сказал Спайдер, протягивая Вэлентайн бокал «Шато Силверадо», — нельзя сказать, что Билли разучилась удивлять и потрясать нас. Как ты собираешься нарядить мисс Мун?— Что-нибудь придумаю, — беззаботно щебетнула Вэлентайн. — Надо лишь приложить фантазию. Это, конечно, потруднее, чем то, чем ты каждый день занимаешься, Эллиот, но справиться можно. — Она поставила стакан на стол, сняла рабочий халат и надела пальто, собираясь уходить.— Подожди минуту, Вэл. Я мог бы тебе помочь с этим платьем для Долли, и, видит бог, ты уже сыта по горло. Присядь на минутку, мы это обсудим.— Нет, спасибо, Эллиот. Я справлюсь и сама, а сейчас я опаздываю, меня пригласили на ужин. Я не могу дольше здесь оставаться.От ее пренебрежительного тона Спайдер застыл на месте.— Не можешь? Ну, знаешь, этот парень тебя по струнке ходить заставляет. Чтобы ты была, как лист перед травой, точно там, где он укажет, так? Вот уж не думал, что доживу до такого: Вэлентайн наконец приручили. — Насмешка в его голосе была едва уловима, но Вэлентайн уловила ее сразу.— Что ты хочешь сказать, Эллиот? Моя личная жизнь касается только меня. Мне казалось, мы об этом договорились много недель назад, но ты все никак не можешь оставить меня в покое.— Да меня не волнуют твои тайные свидания, Вэлентайн. Меня это скорее веселит, — надменно произнес он.От ярости у Вэлентайн круги поплыли перед глазами.— Тебе ли говорить о тайных свиданиях, Эллиот, да ты в них всю жизнь провел! Устраивая тебя на эту работу, я и не подозревала, что обеспечу Беверли-Хиллз лучшим в мире племенным жеребцом. Если бы я знала, я бы добилась у Билли повышенной зарплаты для тебя.— Ага! Этого-то я и ждал. Так я и знал, что когда-нибудь ты потребуешь благодарности за то, что спасла меня от пособия по безработице. Слушай, крошка, — зарычал он, — если бы я не подкинул идею о том, как переделать «Магазин грез», ты бы отсюда через две недели как пробка вылетела.— Это было полтора года назад. А что ты сделал с тех пор? Только расхаживаешь туда-сюда как важный администратор. Самозваный арбитр элегантности. Ха! Магазин прославили мои мастерские, а ты слишком туп, чтобы это признать. — Ее голос распарывал воздух на кусочки.— Твоя мастерская! Да на доход с твоей мастерской мы едва оплачиваем телефонные счета. — Его обуяла злость. — Ты в этом белом халате, словно второй Живанши, задираешь тут нос до потолка, потому что обвела вокруг пальца кучку избалованных богатых куриц, чтобы они тебе дали смастерить им по платьицу. Это возможно только за счет всего остального магазина, а управляю им я! В магазине дело само собой не пойдет, или ты так высоко витаешь в своих эмпиреях, что не замечаешь этого?— Ты паршивый, гнусный…— Ого, наша Вэлентайн, кажется, собирается показать свой знаменитый темперамент! Если она не получает, чего захочет, она собирает все французские силенки, топает ножкой, брызжет слюной так, что от нее лошади шарахаются. Вот это характер! — Он погрозил ей пальцем.С тем же успехом он мог выпустить ей в лицо стрелу. От ярости у нее оцепенели ноги и руки.— Дешевый бабник! Неудивительно, что Мелани Адамс тебя отвергла. И как похоже на тебя, совсем в твоем вкусе, нашел в кого влюбиться, в безмозглую дурочку, хорошенькую мордочку, а внутри ничего, все снаружи, никакой сущности, куколка, незрелая, как и ты. И это любовь всей твоей жизни! По-моему, восхитительно, Эллиот. По крайней мере, у моего любовника есть хоть какая-то внутренняя сущность. Ты хоть понимаешь, что это такое?Неприятным скрипучим голосом Эллиот произнес:— Надеюсь, Вэлентайн, он не еще один Алан Уилтон. Я не вынесу, если мне опять придется откачивать тебя после трагической любви с педиком.— Что?— Думала, я об этом никогда не узнаю? Да половина Седьмой авеню знает, слух и до меня дошел.Вэлентайн показалось, что огромный камень навалился ей на грудь. Она потеряла дар речи. Рухнув в кресло, она слепо нашарила свою сумочку. Внезапно Спайдера словно сетью накрыл величайший стыд, какого он еще не ведал. Никогда, никогда в жизни не был он жесток с женщиной. Пресвятой боже, что на него нашло? Он едва мог припомнить, с чего все началось.— Вэлентайн…— Я не желаю с тобой разговаривать, — перебила она ровным тихим голосом. — Мы больше не можем работать вместе.— Пожалуйста, Вэл, у меня в голове помутилось… я не хотел… это ложь, никто не знал. Никто. Я однажды встретил этого парня и сам все вычислил. Вэл, пожалуйста…— Один из нас должен покинуть магазин. — Ее тон не допускал ни извинений, ни оправданий, ни споров:— Это нелепо. Мы не можем так поступить с Билли.— Тогда уйду я.— Нет, только не ты. Твою работу не сделает никто. А меня заменить она сможет.— Прекрасно. — Она не шелохнулась.— До вручения «Оскара» я не смогу ей сказать. Ей хватит хлопот с Вито.— Как тебе угодно! — Вэлентайн взяла пальто и вышла.Спайдер слышал, как она спускается по пожарной лестнице, не дожидаясь лифта. Целый час он сидел на месте, поглаживая ладонями бычью кожу двухместного стола, словно это движение могло его согреть. * * * Документальный фильм, который Мэгги сняла о Вито, «День из жизни продюсера», так и не был показан по телевидению. Несколько месяцев его оттесняли другие, более дискуссионные темы, и постепенно, дожидаясь подходящего момента для показа, картина совсем зачахла в запасниках. Мэгги почти забыла о ней, особенно теперь, когда с приближением «Оскара» ее закидали предложениями многочисленные студии, боровшиеся за ее внимание.Через неделю после объявления претендентов в принадлежащем Академии сказочно роскошном «Сэмюэл Голдвин Театре» на бульваре Уилшир к востоку от Беверли-Хиллз начались показы аттестованных фильмов. До голосования оставалось всего три недели, и Вито понимал, что, если он собирается предпринять последний рывок, это надо делать как можно скорее. Если передача Мэгги и могла принести пользу, то именно сейчас. Вито позвонил ей на работу.— Мэгги, — спросил он, — кого ты любишь больше всех на белом свете?— Себя.— А потом?— Вито, у тебя совесть есть?— Конечно, нет, — рассмеялся он.— Тебе что-то нужно, — предположила она с подозрением.— Совершенно верно. Мне нужно, чтобы ты показала тот свой ролик обо мне до голосования за лучший фильм.— Господи! Вито, ты понимаешь, на что это будет похоже? Я хочу сказать, это будет самая откровеннейшая пропаганда. Как я смогу это сделать, даже если захочу?— А ты хочешь, Мэгги, правда, хочешь? — Он был неумолим.— Ты же знаешь, Вито, я бы с удовольствием для тебя все, что угодно, сделала, но…— Мэгги, помнишь тот вечер, когда мы все ужинали в «Бутике» и ты сказала, что ты моя должница?— Смутно.— Ты в жизни слова такого не знала — «смутно». Ты карьеру сделала на моем мексиканском барахле.— Да, но моя сообразительность спасла Бена Лоуэлла!— Тогда твой должник Бен Лоуэлл. Только ему ты все никак сказать не удосужишься… Ну вот наконец у тебя есть шанс расплатиться со мной.— Так ты действительно решил это из меня выжать? — Она с трудом верила, что говорит с Вито.— Конечно. Иначе для чего нужны друзья?Наступило молчание. Вито, как и рассчитывал, дал Мэгги понять, что, если она сделает это для друга, она так эффектно продемонстрирует свою власть, что спрос на ее дружбу среди влиятельных людей Голливуда возрастет как никогда.— Ладно, — наконец сказала она. — Думаю, я смогу поговорить с вице-президентом, составляющим программы, и может, мне удастся его на это раскрутить, но обещать ничего не могу.— Это было бы очень актуально, — прочувствованно сказал Вито.— Ах ты, итальянский негодяй! Актуально! Скажи лучше «политично».— Знаешь, Мэгги, за что я тебя люблю, так это за то, что с тобой не надо ходить вокруг да около.— Если это дело выгорит, ты мой должник. Пан или пропал.— Совершенно справедливо. Договорились. Мы всю жизнь будем выручать друг друга и потом за это расплачиваться.— Да, — сказала Мэгги, внезапно погрустнев. — Ладно, пора браться за дело. Если я этого добьюсь, будут большие перстасовки. Ладно. Вито, передай привет Билли, передашь? Хочешь, насмешу? Она мне очень нравится, даже не думала.— Может быть, потому, Мэгги, что она тебе больше не завидует.— А она завидовала? Правда? — Мэгги словно раскрыла коробку с неожиданным чудесным подарком.— А ты не знала? Я думал, ты у меня пройдоха.— Уж такая пройдоха, Вито, куда там!.. * * * Лестер Уайнсток совсем запутался. То ли он — отсталый ретроград из 1950-х, по ошибке ставший жертвой провала во времени, когда еще не родился, то ли Долли Мун потеряла связь с реальностью? Неужели незаконного — нет, не то слово, — ребенка без отца заводят не только в глухих уголках Богемии, но это ежедневно происходит и в Соединенных Штатах, причем с той же счастливой придурковатостью, что выказывает Долли? Он размышлял над этим, приканчивая вторую тарелку кисло-сладкого рагу по Хенни Янгмену. Нет, решил он, промокая остатки абрикосово-сливового соуса испеченной Долли булочкой, все-таки он не уверен, что это честно по отношению к ребенку, какой бы матерью ни оказалась Долли.Уже две недели Лестер был рекламным агентом Долли. Благодаря ее кулинарии он набрал три кило, а от беспокойства за ее состояние у него появились первые седые волосы. Единственным светлым пятном в его внезапно растревоженной жизни была мысль о дражайшей еврейской бабушке Долли, которая научила ее так чудесно готовить.— Лестер, ты непременно должен разрешить мне тебя постричь.— Завтра я схожу к парикмахеру.— Ты это говоришь уже десять дней. Тебе вечно некогда, ты так занят, изобретая предлоги о том, почему я не могу встретиться с прессой и вести шумные телефонные интервью.— Долли, ты знаешь, что думают на студии. Если бы у тебя был хоть малейший шанс получить «Оскара», ты могла бы плюнуть на то, что люди узнают про твою беременность. Но если они сейчас узнают про твоего парня и родео — а они это из тебя вытянут, — забудь об «Оскаре». Кругом еще полно ветхозаветных моралистов, ты же знаешь.— Может быть, за меня проголосуют из симпатии, — морщила носик Долли. — Сядь, я накрою тебя полотенцем. Куда я дела ножницы?Словно во сне, Лестер дал подвести себя к стулу. В лице Долли было что-то такое… такое неожиданное. Она просто отказывалась соблюдать безопасное расстояние между людьми. Это просто постыдно, но она погружалась в его жизнь с головой. Он уже рассказал ей, что в детстве писался по ночам, рассказал о крушении своей первой любви, о том, как был пойман со шпаргалкой на выпускном экзамене по алгебре в средней школе Беверли-Хиллз, о своих сокровеннейших чувствах по поводу того, что своим состоянием он обязан передвижным туалетам. Он много лет назад научился вышучивать эту данность, но никогда не считал, что это очень уж смешно. Он поведал ей и о крушении своей второй любви, и о едва не случившемся крушении третьей любви, о том, что чувствует себя способным когда-нибудь поставить чудесные фильмы. Боже, он рассказал ей чуть ли не всю свою жизнь. Единственное, что он упустил, были судороги в летнем лагере. Да и то не потому, что ее это шокирует, а потому, что просто забыл.— По-моему, ты стрижешь коротковато, — пожаловался он.— Ни в коем случае. Просто мне приходится дотягиваться до тебя, потому что трудно подойти к тебе близко. Вот, готово. — Она тяжело опустилась на стул. — Подойди, посмотри на себя в зеркало и. попробуй скажи, что не стало лучше.Он покорно глянул в зеркало близоруким взглядом: то, что он увидел, ему понравилось. Повернувшись, чтобы поблагодарить ее, он заметил, что ее лицо болезненно скривилось.— Эй, что случилось?— Просто спина заболела. Знаешь, людям не следует вынашивать ребенка, стоя прямо: слишком большая нагрузка на мускулы спины. Беременным женщинам нужно ходить на четвереньках. Когда-нибудь так и будет.— Я могу чем-нибудь помочь?— Ну…— В самом деле. В уплату за стрижку…— Если тебе не сложно… У меня кончилось масло, которым я смазываю растяжки. О, Лестер, да ты вообще знаешь, что такое растяжки?— Я ничего не смыслю в акушерстве, — смиренно признался он.— Ты можешь сходить в ночной магазин и принести немного масла? Ты меня очень выручишь.Через десять минут Лестер вернулся, неся бутылку итальянского оливкового масла, бутылку местного оливкового масла, бутылку подсолнечного масла, бутылку арахисового масла и бутылку детского масла «Джонсон и Джонсон». Позвякивая подарками, как Санта-Клаус, он положил коричневый бумажный пакет на обеденный стол. Долли исчезла.— Ты где?— В спальне. Неси сюда. — Долли, порозовевшая после душа, лежала на диване в атласной пижаме с кружевами, подаренной ей Билли на Рождество. Лестер стыдливо выставил содержимое пакета на ночной столик.— Я не знал, какое нужно…Долли взирала на масло, покусывая губы, чтобы не рассмеяться. Торжественным жестом, хотя на глазах у нее от веселья выступили слезы, она указала на детское масло. Она открыла его, налила немного в его все еще протянутую руку, подняла верх пижамы и приспустила брюки. Ее живот, величественный, монументальный, бархатисто-белый, потряс Лестера, он никогда не видел ничего подобного. Зачарованный, он отвел глаза. Взглянул снова, не в силах устоять. Создала ли природа более удивительное чудо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69