Чужая или нет, она сознавала, что на деле люди совсем не так много внимания обращают друг на друга, как склонен думать каждый, и что, если она появится в украшенном цветами платье для пикников со шлейфом и с зонтиком, вряд ли кто-то это заметит.В основном ярость ее была вызвана другой причиной. Она сердилась на Вито, который ради своей работы пренебрегал ею. Она злилась на его работу, в которой поневоле становилась посторонней. Злилась на собственное желание быть с ним, удерживавшее ее здесь, в Мендосино, бесполезную и изнывавшую от жалости к себе. Злилась, потому что, вернись она сейчас в Лос-Анджелес, она не выполнила бы обязательства, которые сама на себя возложила. Уехав, она бы продемонстрировала, что не может сносить, если все идет не так, как хочет она. Злилась потому, что не могла получить то, что хотела, когда хотела и как хотела. Она готова была взорваться от ярости, потому что сама запихнула себя в прокрустово ложе и вынуждена там лежать.Она схватила тарелку и вышла из трейлера. К кому бы ей подойти? К этой компании стариков, что покатываются от хохота? Для первого раза, пожалуй, не стоит. Свенберг? Он сидел один, норвежские глаза глядели мечтательно, он видел свое имя в свете прожекторов. Ему не понравится, если его отвлекут. Актеры? Сегодня заняты только Сандра Саймон и Хью Кеннеди, да и те исчезли в другом фургоне. Она поняла, что бредет к трейлеру гримеров. В полутьме шушукались два педика-парикмахера.— Миссис Айкхорн! — Оба вскочили на ноги, суетясь и угождая.— На самом деле я миссис Орсини, но не волнуйтесь, зовите меня просто Билли.Они взглянули друг на друга, едва скрывая изумление. Так она, оказывается, совсем не такая заносчивая богатая сучка, какой ее считают.— Почему бы вам не присесть здесь, Билли? О, как мне нравятся ваши часики.— Ваши волосы божественны. Кто вас причесывает?— Что за брюки!— Что за поясок!И то лучше, чем ничего… * * * Ежедневно отснятый материал фильма отправляли в местную лабораторию Сан-Франциско, там проявляли и отсылали обратно в Мендосино. Заведующий производством обнаружил в Форт-Брэгге неиспользуемый кинотеатр, где в приличных условиях можно было просматривать отснятое за день. Вот они, думала Билли, ужины в маленьких сельских гостиницах. У Вито хватало времени только на то, чтобы вернуться в дом, быстро принять душ, надеть другие джинсы и перекусить с Файфи, Свенбергом, Сандрой Саймон и Хью Кеннеди в блинной, а затем все отправлялись на просмотр.Билли с нетерпением ждала ежедневных просмотров. Ее воображению, воспитанному на Голливуде, рисовался большой частный просмотровый зал, глубокие кожаные кресла, легкие струйки дыма дорогих сигар, аура избранности и высокого положения, может быть, призрак Ирвинга Тальберга. Действительность же обретала вид ветхого кинотеатрика, пропахшего мочой, с продавленными креслами, на которых, если там еще остались в живых микробы, рискуешь подхватить неприличную болезнь, а изображения на экране непостижимым образом множились. Когда Билли посмотрела одну и ту же сцену четыре или пять раз, причем каждая версия мало чем отличалась от других, и послушала, как Вито, Файфи и Свенберг горячо их обсуждают, словно видят между ними огромные и серьезные различия, эта бесконечная ловля блох начала ее бесить. Почему они не могут прийти к решению без таких мук, неужели никто из них не представляет отчетливо, как все должно выглядеть? Она подозревала, что они раздувают проблемы, потому что каждый хочет в полной мере употребить власть, что они преувеличивают трудности, чтобы каждый мог удовлетворить самолюбие, высказав свою личную творческую точку зрения. Творческую? Ерунда! Они лепят пирожки из глины. Чушь. Чушь. Чушь! В субботу, когда Вито закончил обсуждать с Файфи Хиллом кое-какие изменения в сценарии, он наконец нашел время и для жены. Съемки шли по графику, ежедневные просмотры обещали великий результат, Сандра Саймон и Хью Кеннеди стали любовниками и в жизни, это придавало их совместным сценам потрясающую, сочившуюся с экрана чувственность, которую, как полагал Файфи, даже он не смог бы из них выжать, Свенберг работал с камерой вдохновенно как никогда и, что успокаивало больше всего, сломался генератор. Этого от него ожидали по крайней мере по разу на каждом кадре, и Вито считал, что пусть лучше это случится раньше, чем позже. Все шло своим чередом: бывали и неожиданности, и недоразумения, ошибки и их исправление, напряжение и смех от души, столкновения и примирения, провалы и остроумные озарения, все, как и положено, смешалось, напоминая театральное представление.— Вито, — отважилась Билли, когда он протянул руки, чтобы посадить ее к себе на колени, — ты не чувствуешь некоторого… нетерпения? — Она чуть не сказала «скуки», но «нетерпение» показалось более подходящим словом: в нем не было упрека.— Нетерпения, дорогая? Например, когда?— Ну, например, когда сломался генератор и вам всем пришлось часа два сидеть и ждать, рока его починят?«Тогда, например, да и всегда, в каждый бестолковый день», — подумала она.— Да. Это меня всегда бесит до чертиков. Но, в общем, это неважно, в конце концов, все это дело так скучно, что часом больше, часом меньше — в целом не имеет значения.— Скучно?!— Конечно, милая. Дорогая, милая Билли. Положи голову сюда, ко мне на колени. О, как хорошо! Снимать фильм — самое скучное занятие во всем кинопроизводстве.— Но не похоже, что тебе скучно! Ты не выглядишь скучающим! Я хочу сказать, ты полностью поглощен этим делом… Я ничего не понимаю… — Билли подняла голову с теплого гнездышка между его колен и удивленно посмотрела на него.— Знаешь, все просто. Это скучно, но я не скучаю.— Не понимаю.— Приведу пример. Это как беременность. Ни одна женщина не сможет сказать, что большую часть времени из девяти месяцев она умирает от скуки, но разве можно день и ночь думать о «чуде рождения»? И вот ребенок время от времени начинает толкаться в животе, и это восхитительно, это волнует, это реальность. И женщина все время становится больше и больше, это тоже ужасно интересно, и в конце концов появляется ребенок. Так что это, в общем, скучно, но она не скучает. И вообще самое интересное начинается позже, после съемок, при монтаже и перезаписи. — Казалось, он очень доволен собой и своим объяснением.— Прекрасно понимаю, — сказала Билли, и это была правда. Значит, Вито — и отец и мать фильма, а она даже не родственница, если не считать замужество.Бред. Ну и бред. Мужчина, которого она любит, проводит свою жизнь за делом, которое делает лучше всего, а она задыхается от обиды. Вся эта болтовня о детях… Какого черта Вито понимает в беременности? Снимать кино — работа для детей и психов, одержимых общим заблуждением, что они создают произведение искусства. Может быть, Вито и не скучает, но ей-то скучно, скучно, скучно до зевоты, раздирающей челюсти. * * * Джош Хиллмэн и его жена ели холодную отварную лососину и салат из огурцов у себя в столовой на Роксбери-драйв, роскошной комнате, куда можно пригласить на ужин сорок восемь человек или устроить фуршет для трех сотен гостей, как они часто и делали. Сегодня вечером они были одни, дети уехали на лето во Францию совершенствоваться в языке.— Как прошел день? — спросил Джош Джоанну, рассказав ей все юридические сплетни и не желая, чтобы наступало молчание.— У меня? — Она немного удивилась. — Обедала с Сьюзен Арви. Кажется, она увядает. Может быть, она была такой всегда, но сейчас явно начала сдавать. А Принс привез свою коллекцию, так что я сходила в «Амелию Грей» и заказала кое-что на осень.— Как поживает Принс?— Как поживает?.. Джош, ты же с ним незнаком.— Да, конечно… Ты так много лет говорила о нем, что он кажется мне чуть ли не членом семьи.— Вряд ли, — смеясь, сказала она. — Сомневаюсь, что он сюда впишется. Мы для него недостаточно благородны. Но он мил, как всегда, и, по-моему, восхитителен. И привез великолепные наряды, лучше, чем в прошлом году.Значит, Принс обо мне не упоминал, подумал Джош. Но почему же я так разочарован? Сообразительный мозг, давно приученный быстро находить правильные ответы, выдал объяснение, которое оказалось ему неприятным: Джош рассчитывал, что Принс сделает грязную работу за него. Он был так уверен, что этот человек не сможет устоять и расскажет Джоанне, как встретил его на вечере у Лейса с Вэлентайн. И дело значительно ускорилось бы. А теперь первый шаг придется делать ему самому. Несомненно, Джоанна, что сидит сейчас спокойно на стуле и звонит горничной, чтобы та убрала со стола, вполне довольна своей судьбой. Будь все проклято, подумал он, будь он сам проклят со своей трусостью.— Чай со льдом, дорогой?— С удовольствием. * * * Долли Мун приехала в Мендосино только через две недели после начала съемок. Вито тщательно распланировал съемки так, чтобы за это время отснять все сцены, где она не участвует, сэкономив таким образом тысячу долларов на жилье и питании для нее, а также заплатив ей на три тысячи долларов меньше по причине более короткого периода ее съемок. Казалось, четыре тысячи долларов не такой уж большой выигрыш при бюджете в два миллиона двести тысяч, но в «Зеркалах» каждый цент был на счету.Билли первая заметила, что в труппе произошло прибавление, когда Долли и Сандра Саймон снимались в сцене прогулки по улице Мендосино. Как умело подобраны эти две непохожие девушки, подумала Билли. У Сандры поэтичная, лирическая красота, а эта девушка такая… такая забавная, энергичная и чуть-чуть нелепая, словно всего в ней многовато.Во время обеденного перерыва она прохаживалась вдоль длинного стола с едой, заранее приходя в ужас от перспективы выслушать еще одну главу из жизни и похождений двух парикмахеров. Остановившись подле блюда с кусками жареной свинины, она услышала сзади голос:— Кажется, меня сейчас стошнит!Билли в тревоге повернулась и увидела перепуганную Долли Мун.— Что случилось?— Что случилось! Разве не видите, что на этом столе нет ничего, что не плавает в жире?— Если дойти до конца этого ряда, найдется салат из прессованного творога с морковью.— О, только не это! Мой желудок это не перенесет. Слушайте, если вам не нравится эта гадость, может быть, мы ускользнем и пообедаем вместе? Я тут приглядела местечко, где есть полуфабрикаты-сандвичи, авокадо, ветчина, печеные перчики, холодная индейка ломтиками и вообще пища, которую человек может проглотить и не превратиться в кита. Ну как?— Показывайте дорогу.Так как все туристы готовы с увлечением наблюдать, как люди кино поглощают свой обед, к услугам Билли и Долли нашелся свободный столик в ближайшем баре, где подавали здоровую пищу, деликатесы и домашнюю лапшу. Долли без слов уничтожила половину огромного сандвича, а Билли, ковыряя вилкой в салате из тунца, с любопытством ее рассматривала. Некоторые пряди в пушистых волосах Долли были цвета апельсинового мармелада, другие — непередаваемого светло-каштанового, взгляд серо-голубых глаз казался ангельским, талия и нос крошечные, а все остальное — чуть больше, чем великовато.— Не слабо, правда? — дружелюбно осведомилась Долли.—А?— Ну, я имею в виду грудь и зад. Думаешь, я не поняла? Знаешь, я ходила в мормонскую школу и в двенадцать лет не смогла даже претендовать на капитана болельщиков: мне сказали, что у меня облик не тот. Тогда я и бросила церковь. Но, может, если бы не они, я не смогла бы зарабатывать на жизнь.— Но это не так! Я видела тебя в работе, смотрела твой фильм, и ты в самом деле талантливая актриса, необычайно талантливая! — воскликнула Билли. В ее тоне не было ни намека на лесть.Долли улыбнулась с простодушной, искренней радостью.— Ну и ну, знаешь ли ты, что мне это никто никогда не говорил? Ты одна… Обычно все пялят глаза на мои сиськи и зад и не слушают, что я говорю. Держу пари, если бы я играла леди Макбет, или мать Гамлета, или Медею…— Или Джульетту, или Камиллу, или Офелию, или… слушай, я вижу тебя в роли Питера Пэна. — Билли и Долли рассмеялись, представив, сколько ролей Долли никогда не сыграть.— А здорово, что я тебя встретила, — наконец сказала Долли, справившись со своим последним, таким характерным смешком. — Я сюда приехала только вчера вечером и не знаю здесь ни души. Я живу рядом с Сандрой Саймон, а она и Хью Кеннеди ночью шумят самым возмутительным образом, и, значит, я с ней подружиться не смогу, а на натурных съемках, черт возьми, без друзей туго.— Я заметила, — сурово сказала Билли. — Что ты имеешь в виду, «шумят возмутительным образом»?— Ну, они там так веселятся, что разбудили меня, а я, в свою очередь, не думала, что услышу что-то столь интимное, вот я и смутилась. Сегодня же куплю затычки для ушей.— Так вот почему они не показываются за обедом.— За час можно много успеть. Должно быть, они плотно завтракают. Разве любовь не прекрасна?— О, да, конечно, — тоскливо сказала Билли.— С такой внешностью, как у тебя… Слушай, как тебя зовут? Билли? Прекрасно. Такая девчонка, как ты, могла бы скрутить миллион парней.— Когда-то так и было, — сказала Билли, — но теперь я принадлежу только одному мужчине.— Я с этим завязала совсем недавно. Это длилось с год, но мой парень, этот негодяй, он любил своих мустангов больше, чем меня. Я бы не прочь найти более постоянного, но, когда похожа на потаскушку, это нелегко. Я как-то надела гладкий каштановый парик, очки и бесформенное платье размера на два больше, но первый же водитель грузовика крикнул: «Эй, четырехглазая, не хочешь ли отведать моей сардельки?», а прохожий сказал, что с такими сиськами не обязательно видеть, куда я иду, так зачем мне очки? Так что это безнадежно. — Долли вздохнула, как печальная русалка. — Да, мне действительно нужен постоянный парень, но не зануда, ну, там, дантист, или бухгалтер, или кто там еще считается верным?Постоянство. В чем в чем, а в этом Билли могла дать Долли вполне квалифицированный совет. Ей хотелось сделать что-то хорошее для Долли Мун, и она возблагодарила судьбу, что та дала ей возможность поучить подругу уму-разуму.— О, послушай, послушай меня, Долли Мун. Когда я была на несколько лет моложе тебя, я переехала в Нью-Йорк. У меня была соседка по комнате…Долли завороженно слушала рассказ Билли о дружбе с Джессикой, об учебе у Кэти Гиббс и о прекрасных евреях. Билли давно не доводилось поболтать с женщиной задушевно, без опаски, как когда-то с Джессикой, но Долли этого не знала. Возвращаясь к отгороженному веревкой участку улицы, они решили обедать вместе каждый день.Подходя к трейлеру-гримерной, Долли с неохотой призналась:— Мне сначала нужно заглянуть сюда, Билли. Скажи, чем ты здесь занимаешься, костюмер, парикмахер, ассистентка?— Тот равно служит, кто сидит и ждет.— Не поняла.— Я сижу и жду моего мужа, Вито Орсини.— О боже! Так ты жена продюсера!— Долли, если ты когда-нибудь еще раз напомнишь об этом, я не скажу тебе ни слова о том, как найти евреев. Лучших я припрячу и не дам тебе их телефонов. Я Билли, а ты Долли, и все.— Но постой, разве ты не гордишься тем, что ты… ну, ты сама знаешь кто?..— Я ужасно горжусь им самим, но не тем, что я — «ты сама знаешь кто». Никто не понимает, чего я тут околачиваюсь, но мы женаты всего два месяца и…Долли примиряюще обвила Билли руками.— Послушай. Я год ездила с наездником родео и столбенею при виде лошадей, так что я тебя прекрасно понимаю. По крайней мере, могу держать пари, что мистер Орсини, когда приходит домой по вечерам, не воняет конским навозом. Знаешь, мистер Хилл сказал, что хотел бы, чтобы я каждый вечер смотрела отснятый за день материал. Может, ты посидишь рядом со мной и все объяснишь? Совершенно не понимаю, о чем вся эта петрушка. Я снималась всего в одном фильме и совсем запуталась. Эй, что тут смешного? В конце концов, ты жена продю… О боже, где мой носовой платок?В среду, когда все было в полном разгаре, приехала Мэгги Макгрегор со съемочной группой — «дней на пять-шесть», собрать материал для телепередачи о Вито под рабочим названием «День из жизни продюсера».Билли, пряча в глубине глаз сумрачные мысли, смотрела, как Мэгги весело суетится, убежденная, как и все тележурналисты, что все дела всего мира — лишь площадка для их игр. Для обитателей Мендосино Мэгги была первой появившейся здесь настоящей звездой. К этому времени они так свыклись с работой над «Зеркалами», что уделяли процессу не больше внимания, чем шалостям своих собак, кошек или детей. Выказывая дружелюбный интерес ко всем участникам съемок, они из всех актеров узнавали разве что Сандру Саймон, да и то лишь в том случае, если их жены смотрели эту «мыльную оперу». Но Мэгги Макгрегор!.. Вот это знаменитость! Ее программу каждую неделю смотрела чуть ли не треть семей. Она давала возможность почувствовать, что зрители, то есть они, сидя в своей глуши, знают все, что происходит в больших городах, из которых они с отвращением сбежали.Мэгги крутилась повсюду, без оглядки перешагивая через провода, ни секунды не раздумывая, внедрялась в любую группу работников, словно вся команда «Зеркал», от самого Вито до последнего карандаша в гримерной, принадлежала лично ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69