«Умница, Люси, хорошая девочка».— Папа дома? — спросила я.— Разумеется, твой любимый папочка дома, — с горечью ответила она. — Где ему еще быть? Неужели на работе?— Можно мне с ним поговорить?Поболтав минут пять с папой, я всегда чувствую себя немного лучше. По крайней мере, можно утешаться тем, что я не совсем пропащая неудачница и хотя бы один из родителей меня любит. Папа, как никто, умеет меня ободрить и посмеяться над мамой.— Сомневаюсь, — резко ответила она.— Почему?— Подумай сама, Люси, — устало вздохнула она. — Вчера он получил пособие. Как считаешь, в каком состоянии он сегодня?— А, понимаю, — сказала я. — Он спит.— Спит! — уничтожающе воскликнула мама. — Да он в глубокой коме. Уже двадцать четыре часа, с небольшими перерывами. В кухне воняет, как в винном погребе, и не пройти от пустых бутылок!Я не ответила. Мама вообще максималистка, и всякого, кто время от времени выпивает, автоматически записывает в алкоголики. Послушать ее, так папу пора лечить принудительно.— Значит, замуж ты не выходишь? — спросила она.— Нет.— То есть устроила весь этот переполох без причины.— Но…— Ладно, мне пора идти, — заявила она, а я не успела придумать что-нибудь едкое в ответ. — Не могу весь день стоять тут и точить лясы. Кому делать нечего, тот пусть и болтает.Меня затрясло от ярости. Она же сама мне позвонила! Но прежде, чем я смогла наорать на нее, она заговорила снова:— Не помню, знаешь ли ты, что теперь я работаю в химчистке, — без предупреждения сменила она тему. Голос у нее стал несколько спокойнее. — Три раза в неделю.— Вот как?— А по средам и воскресеньям по-прежнему в прачечной.— Да?— Понимаешь, мой магазин закрыли, — продолжала она.— Ясно.Я была на нее так зла, что могла отвечать только междометиями.— Поэтому я с удовольствием поработаю несколько часов в неделю в химчистке, — не унималась мама. — Деньги лишними не бывают.— Ага.— Так что, кроме мытья полов в больнице, возни с цветами в церкви Святого Доминика и помощи отцу Кольму с приютом, у меня еще много дел.Я ненавидела ее за это. Уж лучше бы она все время была злобной и невыносимой. Не понимаю, как можно вдруг переключиться на светскую беседу после всего, что она мне только что наговорила?— А ты сама как — в порядке? — осторожно спросила она.«В порядке, когда тебя не вижу», — хотела ответить я, но ценой неимоверных усилий сдержалась и буркнула:— Все хорошо.— Мы тебя сто лет не видели.Видимо, это должно было прозвучать весело и с некоторой долей игривости.— Да, пожалуй.— Может, зайдешь как-нибудь вечерком на следующей неделе?— Посмотрим, — протянула я, начиная паниковать. Не могу вообразить ничего ужаснее вечера в обществе моей мамы.— Например, в четверг, — решительно заявила она. — К тому времени у твоего папочки кончатся деньги, и есть шанс, что он встретит тебя трезвым.— Может быть.— Значит, в четверг, — подытожила она. — А теперь мне пора.Она пыталась говорить беззлобно и дружелюбно, но сказывался недостаток практики.— Все эти… яппи, или как их там называют, из новых роскошных домов, вот-вот набегут за своими драгоценными костюмами от Армады, дорогушими шелковыми рубашками и бог знает чем еще. Представляешь, некоторые даже галстуки в химчистку сдают! Веришь? Гал-сту-ки! Что же дальше будет! Хотя, если у кого деньги лишние, еще и не на то можно потратить…— Так иди, тебе ведь некогда, — мучаясь, посоветовала я.— Ну, ладно, все. Увидимся в чет…Я швырнула трубку и заорала:— Не Армада, а Армани! Потом оглянулась на Меган и Меридию, которые в течение всего разговора так и сидели молча, с виноватыми лицами.— Вот полюбуйтесь, что вы натворили, глупые коровы, — всхлипнула я, сама удивляясь обжигающим щеки злым слезам.— Прости, — шепнула Меридия.— Да, Люси, прости нас, — пробормотала Меган. — Это все Элейн придумала.— Заткнись, стерва, — прошипела Меридия. — Меня зовут Меридия, а идея была твоя.Я их не слушала.Они ходили вокруг меня на цыпочках, потрясенные и напуганные силой моего гнева. Я сержусь очень редко. По крайней мере, так они думают. Вообще-то, я сержусь довольно часто, но почти никогда не подаю вида. Слишком боюсь вызвать чье-нибудь неудовольствие: вдруг подумают, что я мелкая склочница. У этого есть свои плюсы и минусы. Минус в том, что к тридцати годам я, наверно, заработаю себе язву желудка, а плюс — в тех редких случаях, когда я таки даю волю собственной злости, это производит впечатление.Мне хотелось уронить голову на стол и заснуть, но вместо этого я достала из кошелька двадцать фунтов, положила в конверт и надписала на конверте папин адрес. Если мама больше не работает в магазине, с деньгами у них должно быть еще хуже, чем обычно.
Весть о том, что я не выхожу замуж, распространилась по компании так же быстро, как и новость о моем замужестве. Поток посетителей в нашей комнате не иссякал ни на минуту, причем шли по самым дурацким поводам. Это был настоящий кошмар. Когда я проходила мимо кого-нибудь в коридоре, все замолкали, а потом начинали хихикать. Вероятно, персонал уже начал скидываться мне на подарок, и теперь, когда недоразумение разъяснилось, начались некрасивые свары по поводу возврата денег, ибо сдававшие требовали назад значительно больше, чем внесли на самом деле, и, хотя моей вины в том не было, я все же чувствовала себя неловко.Жуткий день, казалось, будет тянуться вечно, но, к счастью, закончился и он.Была пятница, а в пятницу вечером у нас в отделе принято всей компанией заглядывать «на минуточку» в бар рядом с работой.Но только не в эту пятницу.Я отправилась домой сразу же.Я не хотела никого видеть.Мне хотелось забрать домой весь стыд, все унижение, всю жалость чужих людей к моему статусу одинокой женщины. Довольно с меня того, что целый день была предметом пересудов и вообще посмешищем.По счастью, Карен и Шарлотта по пятницам тоже отмечали конец рабочей недели «рюмочкой» в баре каждая со своими сослуживцами.Поскольку «рюмочка» обычно превращалась в семичасовую пьянку, а заканчивалась рано утром в субботу танцами с молодыми людьми в дешевых костюмах и повязанных вокруг головы галстуках в безымянном ночном клубе, где бывают одни туристы, где-нибудь в подвале у Оксфорд-серкус, очень вероятно, что вся квартира будет в моем распоряжении.И это меня несказанно радовало.Когда из схватки с жизнью я выхожу побежденной, — а я, как правило, остаюсь в проигрыше, — то впадаю в спячку.Я прячусь от людей, не желаю ни с кем разговаривать, ограничиваю контакты с обществом заказом пиццы на дом и платой рассыльному. Еще хорошо бы рассыльный не снимал своего мотоциклетного шлема, чтобы не встречаться с ним глазами.А потом все проходит.Через пару дней я обретаю необходимую для выхода в мир и общения с другими человеческими особями энергию. Я восстанавливаю свой защитный панцирь, чтобы не казаться размазней, плаксой и занудой, чтобы снова смеяться над своими несчастьями и активно поощрять к этому остальных. Пусть удивляются, какая я стойкая и мужественная. 13 Когда я вышла из автобуса, начал накрапывать холодный дождик. Хоть я и страдала, хоть и рвалась домой, в тепло и уют, но все же задержалась у магазинчиков за остановкой, чтобы запастись провизией на два дня моей добровольной изоляции.Сначала я купила в газетном киоске четыре плитки шоколада и толстый иллюстрированный журнал и умудрилась при этом не обменяться ни единым словом с продавцом (одно из многочисленных преимуществ жизни в центре Лондона).Затем зашла в винный магазинчик и с чувством глубокой вины купила бутылку белого вина. Мне было ужасно неловко от сознания того, что продавец понимает: я собираюсь вылакать всю бутылку одна. Даже не знаю, почему это меня так заботило. Если б меня пырнули ножом, пока я стою в очереди, он и бровью не повел бы; главное, чтобы я успела расплатиться. Просто мне никак не удается искоренить свои дурацкие провинциальные комплексы.Далее я остановилась у фургончика, торгующего картошкой фри, и, не считая краткой дискуссии по поводу соли и уксуса, получила пакет жареной картошки, не вступая в дальнейшие контакты.Оставался видеопрокат. Я надеялась быстренько найти там что-нибудь легкое и развлекательное, с минимумом разговоров.Но это мне было не суждено.— Люси! — окликнул меня Адриан, владелец пункта проката, таким голосом, будто мое появление привело его в неописуемый восторг.Я прокляла себя за то, что вошла. Как можно было забыть, что Адриан обязательно захочет поболтать, потому что клиенты — его главная и единственная возможность общения.— Привет, Адриан, — сдержанно улыбнулась я, надеясь остудить его дружеский пыл.— Рад тебя видеть, — крикнул он.Лучше бы не радовался так бурно. Я была уверена, что на меня смотрят все, кто находится в зале.Я попыталась стать маленькой и незаметной. Хорошо еще, что пальто у меня коричневое, неброское.Затем быстро — намного быстрее, чем собиралась сначала, — нашла то, что искала, и подошла к прилавку.Адриан широко улыбнулся.Если б не мое человеконенавистничество, пришлось бы признать, что он действительно очень мил. Если б еще не его чрезмерный энтузиазм…— Ты где пропадала? — громко спросил он. — Я тебя не видел… больше недели!Другие посетители перестали бродить между полок и дружно уставились на меня в ожидании ответа. Во всяком случае, так мне показалось, ибо чувствительность у меня была обострена до предела.Я умирала от стыда.— Значит, живешь себе своей жизнью и в ус не дуешь? — радостно продолжал Адриан.— Ага, — промямлила я.— А что случилось? — насторожился он.— Продула уже все, — печально усмехнулась я.Он поперхнулся от смеха.— Да ты просто комик!Я физически ощущала, как другие посетители сворачивают шеи, чтобы взглянуть на меня, и думают: «Она? Эта замухрышка? Он не ошибся? Уж на комика-то она совсем не похожа».— Все равно приятно снова тебя увидеть, — продолжал трепаться Адриан. — Ну, и что мы будем смотреть нынче вечером?При взгляде на мою кассету улыбка сползла с его физиономии, и он едва не швырнул мне в лицо выбранную коробку.— «Четыре свадьбы и одни похороны»? Только не это!— Именно «Четыре свадьбы и одни похороны», — твердо сказала я, щелчком посылая ему кассету через прилавок.— Но, Люси, — взмолился он, решительно возвращая ее мне, — это же сентиментальная чушь. Уж я-то знаю! Может, лучше «Синема Парадиз»?— Я его смотрела, — сказала я. — Между прочим, по твоему совету. В тот вечер ты не позволил мне взять «Неспящего в Сиэтле».— Ага! — торжествующе протянул он. — А как насчет «Синема Парадиз», режиссерская версия?— Смотрела.— «Жан де Флоретт»? — с надеждой спросил он.— Смотрела, — безжалостно ответила я.— «Бабетта идет на войну»?— Смотрела.— «Сирано де Бержерак»?— В чьей постановке?— Выбирай любую.— Все смотрела.— «Сладкая жизнь»?— Смотрела.— А если что-нибудь Фассбиндера?— Нет, Адриан, — возразила я, борясь с отчаянием, но стараясь говорить твердо. — Ты никогда не даешь мне выбрать то, что хочу я. Весь твой запас культовых и иностранных фильмов я уже пересмотрела. Пожалуйста, прошу тебя, можно я один разочек возьму что-нибудь легкое? И, пожалуйста, на английском языке, — поспешно добавила я, пока он не попытался всучить мне что-нибудь легкое на шведском (Ингмара Бергмана, например).Адриан вздохнул.— Ладно, — грустно сказал он, — твоя взяла. Пусть будут «Четыре свадьбы и одни похороны». А что у тебя сегодня к чаю?— Ой, — вырвалось у меня. Резкие перемены темы вообще выводят меня из равновесия.— Дай сумку, — попросил он.Я неохотно поставила свои котомки на прилавок.То был наш с Адрианом ритуал. Когда-то давно он признался мне, что на своей работе чувствует себя оторванным от жизни. Что ему никогда не удается поесть в то время, когда едят все остальные. И что ему легче поверить, что жизнь не проходит мимо него, если он общается с теми, кто работает с девяти до пяти, а они рассказывают ему, что делают вечерами и, самое главное, что едят.Обычно я очень ему сочувствую, но в этот вечер мне хотелось только поскорее скрыться, остаться наедине с шоколадом и вином и упиваться своим одиночеством.Кроме того, я стеснялась своих богатых сахаром и жирами приобретений с низким содержанием белка и растительной клетчатки.— Так, понятно, — промычал он, роясь в моих сумках. — Шоколад, картошка фри, вино — кстати, шоколад так растает, картошка-то горячая… У тебя что, настроение плохое?— Угадал, — пытаясь вежливо улыбнуться, сказала я. Каждая клеточка во мне ныла от желания скорее оказаться дома, за запертой дверью.— Бедненькая, — сочувственно вздохнул он.Я опять попыталась улыбнуться, но не смогла. На секунду мелькнула мысль — не рассказать ли ему о моем сегодняшнем провале с замужеством, но сил не было.Адриан все-таки хороший. Ужасно хороший.И симпатичный, вяло подумала я.И еще в голову пришло — может, он в меня влюбился?Не заняться ли им? Нет, глупости какие.Может, именно это и имела в виду миссис Нолан, когда говорила, что сначала я, возможно, не признаю в нем будущего мужа… или как там она точно сказала?Тут с некоторым раздражением я поняла, что сама начинаю верить словам миссис Нолан. Получается, я ничем не лучше Меган и Меридии?Разозлившись, я велела себе прекратить маяться дурью и помнить, что не собираюсь замуж, тем более за Адриана.Все равно ничего хорошего не выйдет.Во-первых, мы не подходим друг другу по финансовым соображениям. Не знаю, сколько зарабатывает Адриан, но наверняка немного — вряд ли существенно больше, чем та милостыня, что получаю я. Конечно, я за деньгами не гонюсь, но, если смотреть фактам в лицо, как на наш совместный доход содержать семью? И потом, как же дети? Адриан вкалывает по двадцать часов в день семь дней в неделю; они же отца в лицо знать не будут! Да и мнепри его расписании не удастся провести с ним столько времени, чтобы успеть забеременеть.Все, хватит, проехали!Адриан набрал номер моего счета, который знал наизусть, и сообщил, что с меня полагается штраф за что-то, взятое десять дней назад и до сих пор не возвращенное.— Да что ты? — ахнула я, покрываясь холодным потом при мысли о том, сколько там набежало за десять дней, и от страха, что так я никогда не попаду домой.— Да, — озабоченно кивнул он. — Люси, на тебя это не похоже.Он был прав. Я никогда ничего такого себе не позволяла: слишком боялась, что на меня рассердятся или, того хуже, устроят выволочку.— О господи, — заволновалась я, — даже припомнить не могу, чтобы что-то у тебя брала за последние две недели. Что там?— «Звуки музыки».— Ой, так это не я брала. Наверное, моей карточкой воспользовалась Шарлотта.Сердце у меня ушло в пятки. Теперь придется отчитывать Шарлотту за подлог и введение в заблуждение должностного лица. И еще взять с нее деньги на штраф. Зубы вырвать — и то легче.— Но почему «Звуки музыки»? — спросил меня Адриан.— Это ее любимый фильм.— Правда? Она, часом, не больная?— Нет, — бросилась я на защиту подруги. — Она очень милая.— Рассказывай, — фыркнул Адриан. — Она небось толстая.— Вовсе нет, — не сдавалась я. — Она совсем юная (и, может быть, только чуть-чуть толстая, подумала я, но Адриану об этом знать необязательно).— Если ей больше восьми, то «совсем юной» ее назвать нельзя, — усмехнулся он. — Сколько ей лет?— Двадцать три, — промямлила я.— Уже большая, пора бы и поумнеть, — пробурчал он, презрительно вздернув губу. — Спорим, у нее на кровати розовое покрывало с оборочками, и она любит детей и животных и по воскресеньям специально встает рано, чтобы посмотреть «Домик в прерии».Если б только Адриан знал, как он был близок к истине.— Очень много можно сказать о человеке по тому, какие фильмы он выбирает, — пояснил Адриан. — Но это так, к слову, а почему она взяла его на твою карточку?— Потому что ее счет ты закрыл. Вспомнил теперь?— Та блондинка, что увезла в Испанию «Самолеты, поезда и автомобили»? — вскрикнул Адриан, сам не свой от волнения. Ужасная мысль о том, что он выдал одну из своих драгоценных кассет безответственной девчонке, которая уже раз таскала его детище по всей Европе да потом еще и отказалась платить за просрочку, потрясла его до глубины души. И к тому же его штрафные санкции против Шарлотты не возымели действия. — Понять не могу, как я ее не узнал, — подавленно пробормотал он.— Ничего, не переживай, — успокаивающе заворковала я, чтобы он унялся и отпустил меня домой. — Я принесу кассету. И штраф заплачу.Сейчас я была готова заплатить любые деньги, лишь бы поскорее уйти.— Не надо, — сказал он, — Только верни ее.Так всегда говорят по телевизору измученные матери пропавших детей.— Верни ее мне, — повторил он. — Это все, о чем я прошу.Я вышла, чувствуя смертельную усталость. Называется, решила ни с кем не общаться.Но больше ни с кем сегодня не заговорю, решила я.Я просто больше не могла ни с кем разговаривать.Я решила принять обет молчания.Хотя больше было похоже, что обет молчания принимает меня. 14 В квартире был жуткий беспорядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Весть о том, что я не выхожу замуж, распространилась по компании так же быстро, как и новость о моем замужестве. Поток посетителей в нашей комнате не иссякал ни на минуту, причем шли по самым дурацким поводам. Это был настоящий кошмар. Когда я проходила мимо кого-нибудь в коридоре, все замолкали, а потом начинали хихикать. Вероятно, персонал уже начал скидываться мне на подарок, и теперь, когда недоразумение разъяснилось, начались некрасивые свары по поводу возврата денег, ибо сдававшие требовали назад значительно больше, чем внесли на самом деле, и, хотя моей вины в том не было, я все же чувствовала себя неловко.Жуткий день, казалось, будет тянуться вечно, но, к счастью, закончился и он.Была пятница, а в пятницу вечером у нас в отделе принято всей компанией заглядывать «на минуточку» в бар рядом с работой.Но только не в эту пятницу.Я отправилась домой сразу же.Я не хотела никого видеть.Мне хотелось забрать домой весь стыд, все унижение, всю жалость чужих людей к моему статусу одинокой женщины. Довольно с меня того, что целый день была предметом пересудов и вообще посмешищем.По счастью, Карен и Шарлотта по пятницам тоже отмечали конец рабочей недели «рюмочкой» в баре каждая со своими сослуживцами.Поскольку «рюмочка» обычно превращалась в семичасовую пьянку, а заканчивалась рано утром в субботу танцами с молодыми людьми в дешевых костюмах и повязанных вокруг головы галстуках в безымянном ночном клубе, где бывают одни туристы, где-нибудь в подвале у Оксфорд-серкус, очень вероятно, что вся квартира будет в моем распоряжении.И это меня несказанно радовало.Когда из схватки с жизнью я выхожу побежденной, — а я, как правило, остаюсь в проигрыше, — то впадаю в спячку.Я прячусь от людей, не желаю ни с кем разговаривать, ограничиваю контакты с обществом заказом пиццы на дом и платой рассыльному. Еще хорошо бы рассыльный не снимал своего мотоциклетного шлема, чтобы не встречаться с ним глазами.А потом все проходит.Через пару дней я обретаю необходимую для выхода в мир и общения с другими человеческими особями энергию. Я восстанавливаю свой защитный панцирь, чтобы не казаться размазней, плаксой и занудой, чтобы снова смеяться над своими несчастьями и активно поощрять к этому остальных. Пусть удивляются, какая я стойкая и мужественная. 13 Когда я вышла из автобуса, начал накрапывать холодный дождик. Хоть я и страдала, хоть и рвалась домой, в тепло и уют, но все же задержалась у магазинчиков за остановкой, чтобы запастись провизией на два дня моей добровольной изоляции.Сначала я купила в газетном киоске четыре плитки шоколада и толстый иллюстрированный журнал и умудрилась при этом не обменяться ни единым словом с продавцом (одно из многочисленных преимуществ жизни в центре Лондона).Затем зашла в винный магазинчик и с чувством глубокой вины купила бутылку белого вина. Мне было ужасно неловко от сознания того, что продавец понимает: я собираюсь вылакать всю бутылку одна. Даже не знаю, почему это меня так заботило. Если б меня пырнули ножом, пока я стою в очереди, он и бровью не повел бы; главное, чтобы я успела расплатиться. Просто мне никак не удается искоренить свои дурацкие провинциальные комплексы.Далее я остановилась у фургончика, торгующего картошкой фри, и, не считая краткой дискуссии по поводу соли и уксуса, получила пакет жареной картошки, не вступая в дальнейшие контакты.Оставался видеопрокат. Я надеялась быстренько найти там что-нибудь легкое и развлекательное, с минимумом разговоров.Но это мне было не суждено.— Люси! — окликнул меня Адриан, владелец пункта проката, таким голосом, будто мое появление привело его в неописуемый восторг.Я прокляла себя за то, что вошла. Как можно было забыть, что Адриан обязательно захочет поболтать, потому что клиенты — его главная и единственная возможность общения.— Привет, Адриан, — сдержанно улыбнулась я, надеясь остудить его дружеский пыл.— Рад тебя видеть, — крикнул он.Лучше бы не радовался так бурно. Я была уверена, что на меня смотрят все, кто находится в зале.Я попыталась стать маленькой и незаметной. Хорошо еще, что пальто у меня коричневое, неброское.Затем быстро — намного быстрее, чем собиралась сначала, — нашла то, что искала, и подошла к прилавку.Адриан широко улыбнулся.Если б не мое человеконенавистничество, пришлось бы признать, что он действительно очень мил. Если б еще не его чрезмерный энтузиазм…— Ты где пропадала? — громко спросил он. — Я тебя не видел… больше недели!Другие посетители перестали бродить между полок и дружно уставились на меня в ожидании ответа. Во всяком случае, так мне показалось, ибо чувствительность у меня была обострена до предела.Я умирала от стыда.— Значит, живешь себе своей жизнью и в ус не дуешь? — радостно продолжал Адриан.— Ага, — промямлила я.— А что случилось? — насторожился он.— Продула уже все, — печально усмехнулась я.Он поперхнулся от смеха.— Да ты просто комик!Я физически ощущала, как другие посетители сворачивают шеи, чтобы взглянуть на меня, и думают: «Она? Эта замухрышка? Он не ошибся? Уж на комика-то она совсем не похожа».— Все равно приятно снова тебя увидеть, — продолжал трепаться Адриан. — Ну, и что мы будем смотреть нынче вечером?При взгляде на мою кассету улыбка сползла с его физиономии, и он едва не швырнул мне в лицо выбранную коробку.— «Четыре свадьбы и одни похороны»? Только не это!— Именно «Четыре свадьбы и одни похороны», — твердо сказала я, щелчком посылая ему кассету через прилавок.— Но, Люси, — взмолился он, решительно возвращая ее мне, — это же сентиментальная чушь. Уж я-то знаю! Может, лучше «Синема Парадиз»?— Я его смотрела, — сказала я. — Между прочим, по твоему совету. В тот вечер ты не позволил мне взять «Неспящего в Сиэтле».— Ага! — торжествующе протянул он. — А как насчет «Синема Парадиз», режиссерская версия?— Смотрела.— «Жан де Флоретт»? — с надеждой спросил он.— Смотрела, — безжалостно ответила я.— «Бабетта идет на войну»?— Смотрела.— «Сирано де Бержерак»?— В чьей постановке?— Выбирай любую.— Все смотрела.— «Сладкая жизнь»?— Смотрела.— А если что-нибудь Фассбиндера?— Нет, Адриан, — возразила я, борясь с отчаянием, но стараясь говорить твердо. — Ты никогда не даешь мне выбрать то, что хочу я. Весь твой запас культовых и иностранных фильмов я уже пересмотрела. Пожалуйста, прошу тебя, можно я один разочек возьму что-нибудь легкое? И, пожалуйста, на английском языке, — поспешно добавила я, пока он не попытался всучить мне что-нибудь легкое на шведском (Ингмара Бергмана, например).Адриан вздохнул.— Ладно, — грустно сказал он, — твоя взяла. Пусть будут «Четыре свадьбы и одни похороны». А что у тебя сегодня к чаю?— Ой, — вырвалось у меня. Резкие перемены темы вообще выводят меня из равновесия.— Дай сумку, — попросил он.Я неохотно поставила свои котомки на прилавок.То был наш с Адрианом ритуал. Когда-то давно он признался мне, что на своей работе чувствует себя оторванным от жизни. Что ему никогда не удается поесть в то время, когда едят все остальные. И что ему легче поверить, что жизнь не проходит мимо него, если он общается с теми, кто работает с девяти до пяти, а они рассказывают ему, что делают вечерами и, самое главное, что едят.Обычно я очень ему сочувствую, но в этот вечер мне хотелось только поскорее скрыться, остаться наедине с шоколадом и вином и упиваться своим одиночеством.Кроме того, я стеснялась своих богатых сахаром и жирами приобретений с низким содержанием белка и растительной клетчатки.— Так, понятно, — промычал он, роясь в моих сумках. — Шоколад, картошка фри, вино — кстати, шоколад так растает, картошка-то горячая… У тебя что, настроение плохое?— Угадал, — пытаясь вежливо улыбнуться, сказала я. Каждая клеточка во мне ныла от желания скорее оказаться дома, за запертой дверью.— Бедненькая, — сочувственно вздохнул он.Я опять попыталась улыбнуться, но не смогла. На секунду мелькнула мысль — не рассказать ли ему о моем сегодняшнем провале с замужеством, но сил не было.Адриан все-таки хороший. Ужасно хороший.И симпатичный, вяло подумала я.И еще в голову пришло — может, он в меня влюбился?Не заняться ли им? Нет, глупости какие.Может, именно это и имела в виду миссис Нолан, когда говорила, что сначала я, возможно, не признаю в нем будущего мужа… или как там она точно сказала?Тут с некоторым раздражением я поняла, что сама начинаю верить словам миссис Нолан. Получается, я ничем не лучше Меган и Меридии?Разозлившись, я велела себе прекратить маяться дурью и помнить, что не собираюсь замуж, тем более за Адриана.Все равно ничего хорошего не выйдет.Во-первых, мы не подходим друг другу по финансовым соображениям. Не знаю, сколько зарабатывает Адриан, но наверняка немного — вряд ли существенно больше, чем та милостыня, что получаю я. Конечно, я за деньгами не гонюсь, но, если смотреть фактам в лицо, как на наш совместный доход содержать семью? И потом, как же дети? Адриан вкалывает по двадцать часов в день семь дней в неделю; они же отца в лицо знать не будут! Да и мнепри его расписании не удастся провести с ним столько времени, чтобы успеть забеременеть.Все, хватит, проехали!Адриан набрал номер моего счета, который знал наизусть, и сообщил, что с меня полагается штраф за что-то, взятое десять дней назад и до сих пор не возвращенное.— Да что ты? — ахнула я, покрываясь холодным потом при мысли о том, сколько там набежало за десять дней, и от страха, что так я никогда не попаду домой.— Да, — озабоченно кивнул он. — Люси, на тебя это не похоже.Он был прав. Я никогда ничего такого себе не позволяла: слишком боялась, что на меня рассердятся или, того хуже, устроят выволочку.— О господи, — заволновалась я, — даже припомнить не могу, чтобы что-то у тебя брала за последние две недели. Что там?— «Звуки музыки».— Ой, так это не я брала. Наверное, моей карточкой воспользовалась Шарлотта.Сердце у меня ушло в пятки. Теперь придется отчитывать Шарлотту за подлог и введение в заблуждение должностного лица. И еще взять с нее деньги на штраф. Зубы вырвать — и то легче.— Но почему «Звуки музыки»? — спросил меня Адриан.— Это ее любимый фильм.— Правда? Она, часом, не больная?— Нет, — бросилась я на защиту подруги. — Она очень милая.— Рассказывай, — фыркнул Адриан. — Она небось толстая.— Вовсе нет, — не сдавалась я. — Она совсем юная (и, может быть, только чуть-чуть толстая, подумала я, но Адриану об этом знать необязательно).— Если ей больше восьми, то «совсем юной» ее назвать нельзя, — усмехнулся он. — Сколько ей лет?— Двадцать три, — промямлила я.— Уже большая, пора бы и поумнеть, — пробурчал он, презрительно вздернув губу. — Спорим, у нее на кровати розовое покрывало с оборочками, и она любит детей и животных и по воскресеньям специально встает рано, чтобы посмотреть «Домик в прерии».Если б только Адриан знал, как он был близок к истине.— Очень много можно сказать о человеке по тому, какие фильмы он выбирает, — пояснил Адриан. — Но это так, к слову, а почему она взяла его на твою карточку?— Потому что ее счет ты закрыл. Вспомнил теперь?— Та блондинка, что увезла в Испанию «Самолеты, поезда и автомобили»? — вскрикнул Адриан, сам не свой от волнения. Ужасная мысль о том, что он выдал одну из своих драгоценных кассет безответственной девчонке, которая уже раз таскала его детище по всей Европе да потом еще и отказалась платить за просрочку, потрясла его до глубины души. И к тому же его штрафные санкции против Шарлотты не возымели действия. — Понять не могу, как я ее не узнал, — подавленно пробормотал он.— Ничего, не переживай, — успокаивающе заворковала я, чтобы он унялся и отпустил меня домой. — Я принесу кассету. И штраф заплачу.Сейчас я была готова заплатить любые деньги, лишь бы поскорее уйти.— Не надо, — сказал он, — Только верни ее.Так всегда говорят по телевизору измученные матери пропавших детей.— Верни ее мне, — повторил он. — Это все, о чем я прошу.Я вышла, чувствуя смертельную усталость. Называется, решила ни с кем не общаться.Но больше ни с кем сегодня не заговорю, решила я.Я просто больше не могла ни с кем разговаривать.Я решила принять обет молчания.Хотя больше было похоже, что обет молчания принимает меня. 14 В квартире был жуткий беспорядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54