Проклятие! Я вся дрожала, мне было жутковато. Мы быстро приближались к границе, за которой ждала полная неизвестность. Будь у меня хоть капля разума, я бы заставила нас обоих остановиться.Но ни капли разума у меня не было, и даже себя одну я остановить не могла.И даже если бы хотела, точно не могла остановить его.За целую вечность до того, как это случилось, я знала, что он меня поцелует.Мы парили в безвоздушном пространстве, почти соприкасаясь губами, сближаясь все теснее.Лицо Дэниэла, так давно мне знакомое, казалось совершенно чужим, причем очень привлекательным.Это было страшно. Но очень приятно.Наконец мои нервы натянулись до звона, и я точно знала, что больше не могу ждать ни секунды. Тогда он наклонился ко мне, приник к моим губам и поцеловал. Мне показалось, что поцелуй проник в мою кровь, и она заиграла, как газировка.Я тоже поцеловала его.Потому что, как ни стыдно в этом признаваться, я хотела его поцеловать.То был лучший поцелуй в моей жизни, и дал мне его Дэниэл. Как ужасно, если он узнает, то сойдет с ума от гордости. Надо позаботиться, чтобы он никогда об этом не узнал, решила я.Теперь я замечала все мелочи, которых не видела раньше. Например, проводя ладонями по дорогой ткани пиджака, почувствовала, какая у Дэниэла широкая, сильная спина.Неудивительно, что он так замечательно целуется, думала я, пытаясь отвлечься от этих опасных мыслей. У него богатый опыт. Но потом он опять поцеловал меня, и я подумала: ладно, дело сделано, семь бед — один ответ, можно и еще разок. Он был восхитителен. У него был изумительный рот, невероятно гладкая кожа с мускусным привкусом. Он был мужчина, настоящий мужчина!О боже, испугалась я, такое забыть я не смогу.Он сам никогда не даст мне забыть. Какой стыд! После всех оскорблений, которыми я осыпала его за любовь к ближнему!Если б я не настолько потеряла голову, то посмеялась бы над собой. Карен меня убьет. По существу, я уже труп.«Как я могла допустить?» — потрясенно спросила себя я. А как было не допустить?Все эти мысли промелькнули в моем мозгу и вылетели вон: их место заняло желание. Я умирала по Дэниэлу.То и дело тоненький голосок внутри меня твердил: ты знаешь, кто это? Дэниэл, если ты еще не заметила. А заметила ли ты, где находишься? Да, правильно, в маминой парадной комнате. На диване имени святого отца Кольма.Меня уже трясло оттого, как сильно я его желала. Я могла бы отдаться ему прямо здесь, сию минуту, на достославном диване для гостей, при том, что в соседней комнате находился мой родной отец. Мне было все равно.А он ведь только целовал меня. Целовал и ласкал, но совершенно невинно, не переступая границ дозволенного. Я не знала, умиляться или раздражаться оттого, что он даже не пытался пойти дальше, завалить меня на диван, запустить руку мне под юбку.Наконец он оторвался от меня и произнес:— Люси, ты не знаешь, как долго я этого ждал.Надо отдать ему должное — он был очень хорош. Голос у него звенел от страсти. Выглядел он замечательно. Зрачки так расширились, что глаза казались почти черными, прическа соблазнительно растрепалась, не то что обычно — волосок к волоску. Но больше всего мне понравилось лицо: такое бывает либо в большой любви, либо, по меньшей мере, от сильного желания.Неудивительно, что он охмурил стольких женщин.— Ах, Дэниэл, — неверным голосом заметила я, пытаясь улыбнуться, — ты наверняка это всем девушкам говоришь.— Люси, я серьезно, — сказал он серьезным голосом, очень серьезным тоном, серьезно глядя на меня.— И я тоже, — небрежно ответила я.Здравый смысл, как бы мало его ни было, начал неохотно возвращаться в мою затуманенную голову, хотя все тело еще вздрагивало от неудовлетворенного томления.Я смотрела на него и хотела ему верить, но знала, что нельзя.Мы сидели рядом, близкие, но чужие, оба с грустным видом, я все еще в его объятиях. Гостеприимством Дэниэла я явно злоупотребила, но уходить до смерти не хотелось.— Люси, прошу тебя, — сказал он, беря мое лицо в свои ладони бережно, будто ведро, до краев налитое серной кислотой.Тут открылась дверь, и в комнату ввалился папа. Мы с Дэниэлом отпрянули друг от друга, будто ошпаренные, но он все-таки успел увидеть, что происходит, и это потрясло его и разъярило.— Боже правый, — ззревел он. — И вы туда же! Прямо Содом и Бегорра какие-то! 64 В следующие несколько дней моя жизнь изменилась очень круто. У меня вдруг появился новый дом (или старый, это как посмотреть). Я рвалась немедленно отказаться от прежней квартиры: мне не терпелось начать новую жизнь и показать всем, насколько хорошо я к ней готова.Надо же кому-то переехать к бедному папе, чтобы заботиться о нем, и совершенно очевидно, что я — первый кандидат на этот пост.Если бы Крис или Питер вызвались помочь, я все равно настояла бы на том, что справлюсь сама. Впрочем, эти лоботрясы и не напрашивались. Мысль о добровольном переселении в родительский дом вгоняла их в ужас. Не то чтобы от них было много толку, изъяви они такое желание: со дня их появления на свет мама все делала за них, поэтому они едва умели налить воды в ванну, а о большем и речи быть не могло. Хорошо еще, научились самостоятельно завязывать шнурки. Я, в общем-то, была немногим лучше их, но знала, что как-нибудь справлюсь. Я научусь готовить рыбные палочки, пылко думала я, и то будет мой подвиг во имя любви.Все мои знакомые пытались отговорить меня от переезда в Эксбридж. Карен и Шарлотта не хотели меня отпускать — и не только из-за тяжкой необходимости искать мне достойную замену.— Но ведь у твоего папы все в порядке, — недоумевала Карен. — Многие живут одни. Зачем тебе непременно жить у него? Ездила бы к нему раз в два дня, договорилась бы с соседями, чтобы присматривали, и братья пусть помогают по очереди. Не многовато ли ты на себя берешь?Я не могла ничего объяснить Карен. Просто чувствовала, что не успокоюсь, если не возьму на себя все хлопоты по дому, причем все буду делать как следует. Перееду в Эксбридж, начну заботиться о папе, как он того заслуживает, как никто и никогда еще о нем не заботился. Я была рада, что он теперь только мой, что мы будем жить вдвоем. Меня возмущало мамино предательство, но ничего другого я от нее и не ждала и испытывала облегчение оттого, что она наконец убралась восвояси.— Какой ужас — вернуться домой и снова жить с родителями, — переживала за меня Шарлотта. — То есть с родителем, — быстро поправилась она. — Подумай только, Люси: когда же тебе там встречаться с мужчинами? Разве ты не будешь бояться, что в самый неподходящий момент в комнату ворвется твой папа, застигнет тебя с поличным и заявит, чтобы в его доме ты не смела заниматься такими вещами? А вдруг он станет указывать, в котором часу тебе возвращаться домой? — продолжала болтать она, не замечая, как я морщусь. — И говорить: «в таком виде ты никуда не пойдешь», «чего размалевалась, как проститутка», и все такое? Ты с ума сошла!Беда Шарлотты в том, что она совсем недавно выпорхнула из родительского гнезда. У нее еще свежи воспоминания, каково находиться под отцовским надзором. Она еще радуется обретенной свободе — в те дни, разумеется, когда после злоупотребления этой свободой муки совести не толкают ее к самоубийству.— А если твой папа заведет себе новую подружку? — воскликнула она. — Представь, какая гадость: входишь ты в дом и застаешь его в постели с ней!— Но… — попыталась перебить ее я. Мысль о том, чтобы бедный папа завел подружку, была просто смехотворна. Почти так же нелепа, как если бы я завела парня.Никакие парни в мои планы не входили. Поцелуй Дэниэла — исключение. Такое бывает раз в жизни и не повторяется. Момент надо ловить, что я и сделала.Застукав нас в порыве страсти, папа ничего больше не сказал, только вперил в нас осуждающий взгляд. Мы покаянно съежились, как и подобало в таком случае. Затем он вышел из комнаты, а мы с Дэниэлом привели себя в порядок: я подождала, пока придут в норму пульс и дыхание, а Дэниэл — пока придет в норму и перестанет быть заметно то, что под брюками (о чем я узнала потом).Мы рядышком сидели на диване, как воплощение немого смирения.Мне хотелось умереть.Все это было так ужасно.Целоваться с Дэниэлом — и быть застигнутой родным отцом! О, унижение! Наверно, мне всегда будет четырнадцать лет и не больше!Я и так пребывала в шоке, потому что мама бросила папу. А свою реакцию на домогательства Дэниэла даже шоком назвать не могла. Не знаю, почему он оказал на меня такое воздействие; в конце концов я решила, что все это оттого, что я чувствовала себя беззащитной из-за развала семьи.А что двигало Дэниэлом — кто это знает? Он мужчина, я женщина (вернее, девушка — так я себя ощущаю), мы были одни. Что тут еще скажешь?За один день все перевернулось вверх тормашками, и голова у меня уже шла кругом. Мне очень хотелось, чтобы мы с Дэниэлом вернулись к нашим привычным отношениям. А лучший способ добиться этого — вести себя, как обычно. Поэтому я Дэниэла оскорбила.— Ты воспользовался моей слабостью, — проворчала я, добавив на всякий случай: — Мерзавец.— Правда? — удивился он.— Да, — подтвердила я уверенно. — Ты знал, что я расстроена из-за бедного папы. А потом оскорбил меня, обойдясь, как с последней дурочкой, и полез лапать.— Извини, — испугался он. — У меня и в мыслях не было…— Забудь, — подавляя праведный гнев, вздохнула я. — Давай оба забудем. Но чтобы больше такого не случалось.Какая же я подлая, подумала я. Танго танцуют вдвоем, и так далее, и тому подобное, но, кроме как о том, не соблазнила ли я Дэниэла, мне было о чем подумать.Об этом я решила не думать вообще. Я не люблю думать о неприятном.Через десять минут Дэниэл с позором отбыл. Папа стоял у дверей, чуть ли не грозя ему вслед кулаком, и не спускал глаз с дороги, пока не удостоверился окончательно, что Дэниэл ушел. Мы даже не предложили ему чашку чая на прощание. Мама повернулась бы в гробу.Если б не была жива. 65 После незабываемой сцены разврата Дэниэл пару раз приезжал ко мне в Эксбридж. Мне было так стыдно и неловко, что я была бы просто счастлива больше никогда его не видеть, но он меня преследовал.Первый раз он позвонил мне на работу на следующий день, предложив встретиться и вместе пообедать. Я отказалась наотрез.— Люси, прошу тебя, — сказал он.— Зачем? — спросила я. — Только не это.— Что «это»?— Попробуй скажи, что нам надо поговорить, и я тебя убью, — пригрозила я.Меган, Меридия и Джед бросили все свои дела и с интересом прислушались.— Вообще-то, нам действительно надо поговорить, — сказал Дэниэл. — О твоей квартире.— А что с ней такое? — удивилась я.— Давай встретимся буквально на пару слов.Разумеется, это всего лишь повод, но почему бы нет?— Приезжай ко мне завтра вечером, — поломавшись, согласилась я.К моему удивлению, мысль о том, что я увижу Дэниэла, обогрела и обрадовала меня. Необходимо положить этому конец, и чем скорее, тем лучше.— Я встречу тебя с работы, — предложил он.— Не надо! — быстро сказала я. Долгую поездку в электричке вдвоем с Дэниэлом я не выдержу. Буду молчать, дуться, стесняться, пока не сгорю от стыда.Я повесила трубку. Меган, Меридия и Джед накинулись на меня, как стая стервятников.— С кем ты говорила?— Это Гас?— Что происходит?— Вы опять спите вместе? — хором допытывались они.В ожидании Дэниэла я так нервничала, что сама испугалась.Голова моя лопалась от всевозможных «за» и «против» — точнее, только «против» наших отношений. Целоваться с Дэниэ-лом было большой ошибкой. А повторять это будет непростительным легкомыслием. Ну ладно, допустим, мне показалось, будто я соблазняю его, но я же знаю, что на самом деле это не так! Я была потрясена уходом мамы от папы, расстроена, взвинчена и вообразила, что завлекаю близкого друга.Наши страстные поцелуи — результат необычного стечения обстоятельств.Посмотрим на ситуацию беспристрастно, думала я, лихорадочно причесываясь. Папа благосклонно наблюдал за мною. Он не будет столь благосклонен, когда поймет, для кого я причесываюсь.С одной стороны, размышляла я взволнованно, вот я: растерянная, беззащитная, привязчивая. Дитя из только что рухнувшего дома, готовое полюбить первого, кто взглянет ласково.С другой стороны, Дэниэл — мужчина, который привык ни в чем себе не отказывать и уже несколько ночей спавший один. Разумеется, он не особо выбирал, с кем развлечься. Попалась я — очень хорошо, значит, со мной.Да. Он непривередлив.Кроме того, Дэниэл из тех, кто любит добиваться желаемого и не терпит сопротивления. То, что кричала мне Карен вечером в воскресенье, я и сама всегда знала; она лишь укрепила мою уверенность. Дэниэл родную мать завалит, если та будет отбиваться как следует. Но я ему не поддамся, угрюмо решила я. Я не дам себе пасть столь низко. Я не стану кокетничать с Дэниэлом. Я поведу себя иначе.Как только я открыла ему дверь, моя решимость поколебалась, а потом исчезла вовсе. Меня неприятно поразило, как он хорош собой. Почему вдруг он стал настолько притягателен? Ведь раньше он этим не отличался — во всяком случае, для меня. К своему великому разочарованию, я тут же засмущалась, как девчонка.— Привет, — поздоровалась я с галстуком Дэниэла, ибо глаза поднять боялась.Он нагнулся поцеловать меня, но из кухни тут же раздался возмущенный рев папы:— Эй ты, хлыщ несчастный! Оставь мою дочь в покое!Дэниэл поспешно отпрянул. Я почувствовала себя, как голодающий, у которого перед носом помахали пакетом жареной картошки, а поесть так и не дали.— Входи, — буркнула я воротничку его рубашки.Стеснялась я ужасно. Провожая гостя в комнату, задела бедром угол столика, на котором стоял телефон, но была вынуждена притвориться, что мне не больно. Я не хотела, чтобы он предложил поцеловать ушибленное место. Потому что не отказалась бы.— Снимай пальто, — в упор глядя на его нагрудный карман, велела я.Мне было неприятно, что он так на меня влияет. Да, я, разумеется, не в лучшем состоянии, хоть это и временно. Все-таки у меня только что разошлись родители. Но в обиду я себя не дам.Я решила ни на минуту не оставаться с ним наедине и, после того, как он уедет, больше никогда с ним не видеться. Ну, если не никогда, то хотя бы какое-то время. Пока я не приду в норму, какова бы она ни была.Осуществляя свой коварный план, я привела Дэниэла в кухню, где сидел сердитый папа.— Здравствуйте, мистер Салливан, — нервно поздоровался Дэниэл.— Ну не наглец? — проворчал папа. — Являться ко мне в дом после того, как вел себя здесь, как… как… в бурделе!— Не надо, папочка, — испугалась я. — Он больше не будет.— Наглец, каких свет не видывал, — не унимался папа.Потом, к счастью, замолчал.— Хочешь чаю? — спросила я у плеча Дэниэла.— А где у нас хрустящие блинчики? — грубо перебил папа.— Какие блинчики?— По средам у нас всегда хрустящие блинчики.— Но сегодня четверг.— Да? Ладно, где тогда тушеное мясо?— А что, по четвергам на обед всегда тушеное мясо?Ответом мне был скорбный взгляд.— Прости, папочка, через неделю я освоюсь на кухне. Может, сегодня вечером согласишься на пиццу?— Ту, что заказывают по телефону? — встрепенулся папа.— Да, — подтвердила я. Интересно, а какую же еще?— Не из морозилки? — с трогательной надеждой уточнил он.— О господи, нет, конечно.— Отлично, — возрадовался он. — А пива можно?— Разумеется.Видимо, у папы сбывалась давняя мечта. Мама бы таких фокусов не допустила.Я позвонила в доставку пиццы. Папа завладел телефонной трубкой, чтобы лично обсудить с тем, кто готовит пиццу, все возможные варианты.— Что такое анчоусы? Давай-ка я парочку попробую. А каперсы что такое? Ясно, и их тоже брось штучки две-три. Как думаешь, эти самые анчоусы (он произнес «анчовусы») можно смешивать с ананасами?Я восхищалась долготерпением Дэниэла, но в глаза ему пока смотреть не отваживалась.Привезли пиццу и пиво, и мы втроем уселись за кухонный стол. Как только все было съедено, папа снова начал поглядывать на Дэниэла. Напряжение нарастало.Прямо на Дэниэла он не смотрел, только злобно косился, когда тот смотрел в другую сторону. Стоило Дэниэлу повернуться, как папа быстро отводил глаза. Дэниэл чувствовал на себе недобрые взгляды и решил попробовать застичь папу врасплох. Он сидел, безмятежно потягивая пиво, и вдруг резко оборачивался к папе, который буравил его глазами. В следующее мгновение папа тоже отворачивался и с невинным, как у ангела, лицом потягивал свое пиво.Это продолжалось несколько часов — так, во всяком случае, мне показалось.Обстановка накалилась настолько, что, покончив с пивом, мы поспешно открыли бутылку виски.Несколько раз, когда папа поворачивался к телевизору, чтобы нанести очередное оскорбление вещавшему с экрана политическому деятелю («высунь-ка язык, чтобы мы увидели черную полосу посередке от этого твоего подлого вранья!»), Дэниэл принимался делать мне энергичные знаки, гримасничать, кивать головой на дверь, намекая, что нам надо выйти в другую комнату. Вероятно, в гостиную, чтобы завершить начатое в прошлый раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54