Разве у тебя нет кредитной карточки?— У меня? — возопил он и согнулся пополам от смеха. — Ты это серьезно?Нахохотавшись всласть, он скорчил гримасу, дабы дать мне понять, что он думает, будто я сошла с ума.Я молча ждала, пока он уймется.— Нет, Люси, — выдавил он, наконец успокоившись. — Нет, Люси, у меня ее нет. И сроду не было.— Так вот, Гас, представь себе, у меня тоже.— Но я же знаю, что у тебя-то она есть, — фыркнул он. — Я видел, как ты ею пользовалась.— Больше нет.— Ладно врать-то!— Гас, это правда. Банкомат проглотил. Потому что у меня на счету не осталось денег.— Не осталось? — потрясенно протянул он.«Что, съел?!» — злорадно подумала я.Но мне тут же стало стыдно. Нечестно срывать зло на Гасе из-за того, что я сержусь на папу.И вдруг ужасно захотелось рассказать Гасу все, объяснить, почему со мной трудно, отчего я стала угрюмой и вздорной. Хотелось понимания и снисхождения, ласки и сочувствия. Поэтому я без промедлений начала скорбную повесть о жизни с папой, необходимости давать ему деньги, вечной их нехватке, о…— Люси, — нетерпеливо перебил меня Гас, — я знаю, что нам делать, — сверкнув улыбкой, уверенно сказал он. — У тебя ведь есть чековая книжка?Чековая книжка? Я несколько оторопела. Чековая книжка? Какое отношение это имеет к тому, что я несчастна?— Так вот, бармен — мой знакомый, — с сияющими глазами продолжал Гас. — Он обналичит твой чек, если я за тебя поручусь. Выписывай чек, Люси, и дело в шляпе, — прямо-таки лучился счастьем Гас.— Но, Гас, — возразила я, чувствуя себя, хоть и не следовало бы, мошенницей, — у меня на счету нет денег, и вообще я уже превысила кредит. — Честно говоря, я ждала от Гаса совсем других слов.— Да ну, плюнь, — бодро откликнулся Гас. — Ведь это всего лишь банк, что они тебе сделают? Собственность — это воровство, давай, Люси, нанесем удар по системе!— Нет, — дрожащим голосом сказала я. — Правда не могу.— Ну что ж, Люси, значит, поезд наш ушел, грачи улетели, можно отправляться по домам, — поджал губы он. — Пока, рад был тебя видеть.— Ладно, погоди, — вздохнула я и полезла в сумку за чековой книжкой, стараясь не думать о страшном звонке из банка, который не заставит себя ждать.Гас прав, решила я, это всего лишь деньги. Но я не могла избавиться от ощущения, что всегда должна только отдавать, а хотелось бы, чтобы кто-нибудь, разнообразия ради, дал что-то и мне.Я выписала чек, и Гас пошел с ним к стойке. Судя по тому, сколько он там пробыл и выражению лица бармена, получить деньги было непросто.Наконец он вернулся с кружками в руках.— Полный успех, — улыбнулся он, запихивая в карман, в свой карман, разумеется, комок смятых бумажек. Я заметила, что «молния» на его джинсах заколота булавкой.— Сдача, Гас, — сказала я, силясь не допустить в голос злобные нотки.— Какая муха тебя укусила, Люси? — проворчал он. — Ты, малышка, что-то сегодня жадничаешь.— Правда? — От ярости у меня закружилась голова. — Значит, это я жадничаю? Разве не я заплатила почти за всю твою выпивку?— Ну, — вознегодовал он, — если ты так, скажи, сколько я тебе должен, и я отдам, как только получу пособие.— Отлично, — кивнула я. — Так и сделаем.— Вот твоя сдача, — буркнул он, швыряя на стол пригоршню банкнот и мелочи.В этот момент мне стало ясно, что вечер пропал, пропал окончательно и бесповоротно. Не то чтобы до того все было очень хорошо, но я, по крайней мере, могла надеяться, что станет лучше.Зная, что это оскорбительно, я взяла деньги и принялась их считать.Чек был выписан на пятьдесят фунтов, а вернул он мне около тридцати. На напитки для нас двоих — даже учитывая аппетиты Гаса — не могло уйти целых двадцать фунтов.— А где остальное? — спросила я.— Ах, это? — он явно разозлился, но пытался не подавать виду. — Не думал, что ты будешь против, но я угостил Винни — это бармен — зато, что помог нам, и, по-моему, это справедливо.— А остальное где?— Пока я там стоял, подошел Кейт Кеннеди, и я решил, что и его надо обиходить.— Обиходить?— Угостить. Люси, он душа-человек, чудный парень!— И все-таки должны были остаться еще деньги, — восхищаясь собственной твердостью, сказала я.Гас засмеялся, но несколько натужно.— …И я… гм… одолжил ему десятку, — наконец сознался он.— Ты одолжил ему десятку из моих денег? — спокойно спросила я.— Ну да. Не думал, что ты станешь возражать. Ты ведь как я, Люси, ты — свободный дух. И на деньги тебе плевать.Он еще долго разглагольствовал, потом запел «Представь себе» Джона Леннона, хотя единственная строчка, которую он помнил наизусть, была про отсутствие собственности. Он устроил настоящий спектакль — картинно протягивал вперед руки, строил мне многозначительные гримасы.— Ах, Люси, представь, что нет владений, представь, что нет владений, ну же, подпевай! Предстаааааавь, что неееет владееений! Йе-е-е-е-е-еее!Он замолчал, ожидая, что я рассмеюсь, но я не рассмеялась, и он продолжал:— Может, скажешь, я циник и не знаю, что несу…Раньше я была бы тронута и очарована его пением. Рассмеялась бы, обозвала его ужасным типом и простила бы.Но не теперь.Я не сказала ни слова. Не могла. Не могла, и все тут. Я даже не сердилась: чувствовала себя полной дурой. Мне было слишком стыдно, чтобы сердиться. Стыдно за себя.Весь нынешний вечер был упражнением в ограничении морального ущерба в моем старании утаить от себя самой, как я расстроена. Теперь же мне открылся весь ужас происходящего.Почему меня не оставляет ощущение, что это случается со мной постоянно, думала я. Потом бегло вспомнила всю свою жизнь и поняла: потому, что это действительно случалось со мною все время. И с папой та же история. Залезть в долги, чтобы давать ему деньги на выпивку.А Гас разве не вытягивал из меня деньги? У него-то самого вечно в карманах пусто. В самом начале я с радостью снабжала его. Думала, что помогаю ему, что я, именно я ему нужна.Тут я все поняла, и от неожиданного озарения мне стало совсем плохо. Дура набитая, идиотка несчастная! Все всё знали, кроме меня! Уболтать меня ничего не стоило. Бедная Люси, ей так не хватает любви и тепла, что она готова их покупать. Она отдаст тебе последнюю рубашку, потому что думает, что ты больше достоин носить ее, чем она. С Люси всегда будешь сыт, даже если ей придется голодать.Гас был не единственным из моих парней, кому я материально помогала. Почти ни у кого из них не было работы. А те, кто работал, все равно почему-то не имели ни гроша.Остаток вечера мне казалось, будто я покинула свое тело и наблюдаю за собой и Гасом со стороны.Он уже успел совсем окосеть. Следовало бы встать и уйти, но я не уходила. Я была зачарована, испугана, возмущена тем, что вижу, но отвернуться не могла.Он прожег мне колготки сигаретой и даже не заметил. Он облил меня пивом, но не заметил и этого. Он заговаривался, порол какую-то чушь, начинал рассказывать — и на полуслове забывал, о чем, не дойдя и до середины. Он прицепился к паре за соседним столиком и продолжал болтать с ними даже после того, как они ясно дали понять, что он им надоел.Он достал из кармана пятифунтовую бумажку, хотя полчаса назад уверял меня, что денег у него нет, и опять полез к нашим соседям, размахивая у них перед носом банкнотой и крича:— Вот я вам покажу фотку моей подружки. Здесь ей двадцать один год. Правда, она прелесть?В прошлом такие выходки приводили меня в восторг. Теперь я не испытывала ничего, кроме стыда, а под конец — обычной скуки.Чем больше он пьянел, тем быстрее я трезвела. Неужели он всегда был таким, недоумевала я. Ответ я знала: да, таким и был. Он не изменился. Изменилась я. Теперь я все видела в ином свете.Ему было мало дела, есть я или нет. Для него я была только источником денег.Дэниэл оказался прав, подумала я. Мало мне горя, так еще приходится признавать, что этот самодовольный тип прав. Этого он мне забыть не даст. А может, и даст — теперь он не такой самодовольный, как раньше. И вообще он не самодовольный. Он хороший. Он, по крайней мере, иногда водит меня в паб. И даже в ресторан…Я уже почти час сидела перед пустым стаканом. Гас этого не замечал.Он пошел в туалет, пропал там минут на двадцать, а вернувшись, не подумал извиниться. В таком поведении ничего необычного не было. Куда бы мы ни ходили с Гасом, так происходило всегда.Почему-то меня вечно окружают мужики, которые много пьют, обирают меня, и я не понимаю, как же так получается.Но одно я теперь знаю точно: с меня хватит!Досидели мы до закрытия, и Гас, по своему обыкновению, поругался с барменом. Бармен крикнул что-то вроде: «У вас что — дома нет и пойти некуда?», а Гас решил, что это верх бестактности и эгоизма, потому что всего несколько дней назад в Китае случилось ужасное землетрясение. «Слышал бы тебя какой-нибудь китаец!» — орал он. Долго и скучно пересказывать всю ту белиберду, которую он нес, пока нас не выгнали. Достаточно того, что бармен буквально выталкивал его из зала, а Гас упирался и вопил: «Чтоб тебе сдохнуть без покаяния!»Подумать только, я восхищалась им, считала его бунтарем!Дверь паба захлопнулась, и мы остались на улице.— Ну что, Люси, домой? — слегка пошатываясь, сказал Гас.— Домой? — вежливо переспросила я.— Да.— Очень хорошо, Гас, — кивнула я.Он улыбнулся улыбкой победителя.— А где ты теперь живешь? — поинтересовалась я.— Пока в Кэмдене, — неопределенно проронил он. — Но почему ты спрашиваешь?— Значит, едем в Кэмден, — резюмировала я.— Нет, — встревожился он. — Ко мне мы не поедем! Это невозможно!— Ладно, только в дом к моему отцу тебе нельзя.— Чего это? Я потолкую с твоим стариком и, думаю, мы друг друга поймем.— Да уж, — согласилась я, — этого-то я и боюсь.Он что-то темнил, и я всегда это знала. Наверно, в Кэмдене у него девушка, с которой он живет.Но мне было уже все равно. Я бы и в резиновых перчатках до него не дотронулась. Я вообще не понимала, как он мог мне так нравиться. Он был похож на маленького гнома, на нелепого пьяного тролля. Да еще в этой дурацкой шапке и грязном свитере неопределенного цвета.Чары развеялись. Все в Гасе отвращало меня. Даже пахло от него как-то странно. Точнее, противно: как от ковра наутро после очень шумной пьянки.— Побереги свои оправдания для других, — сказала я. — Не объясняй, почему не можешь привести меня к себе. И почему никогда не приводил. Другим рассказывай свои небылицы.— Какие еще небылицы? — спросил он, искренне изумляясь.— Дай вспомнить. Ты мог рассказывать, что присматриваешь за коровой твоего брата, держать ее, кроме спальни, у тебя негде, а она очень пугливая и боится чужих.— Правда? — задумчиво протянул он. — Да, наверно, ты права. Это на меня похоже. Ты исключительная женщина, Люси Салливан.— Да нет, — улыбнулась я. — Уже нет.Это совсем расстроило его и так одурманенный алкоголем рассудок.— Вот поэтому, — продолжал он, — придется нам ехать к тебе.— Я поеду, — сказала я, — а ты нет.— Нет, Люси, постой, — забеспокоился он. — Как же так?!Я остановилась и радушно улыбнулась.— Какие проблемы, Гас?— А как же я попаду домой? — спросил он обиженно. — Люси, у меня же нет денег.Я подошла ближе, заглянула ему в глаза и улыбнулась.Он улыбнулся в ответ.— Если честно, дорогой, — проворковала я, — мне наплевать!— В смысле?..— Говоря понятным тебе языком… — Я выдержала эффектную паузу и раздельно произнесла прямо ему в лицо: — Пошел ты!Затем сделала глубокий вдох и продолжала:— Выманивай деньги у других, пьяный урод! Мой кредит исчерпан.И, покачивая бедрами, пошла прочь, ухмыляясь, как довольная кошка, и предоставив Гасу остолбенело смотреть мне вслед.Через пару секунд я поняла, что иду не к метро, а в противоположную сторону, и повернула обратно, надеясь, что этот мелкий паршивец уже ушел. 75 А потом мне стало весело.Я поехала в Эксбридж, но лишь за тем, чтобы собрать вещи. В электричке пассажиры странно косились на меня и старались держаться поодаль. Я же все вспоминала, как гадко обошлась с Гасом, и торжествующий внутренний голос твердил мне: чтобы жить хорошо, иногда надо вести себя жестоко.Со злобным удовольствием я гадала, что успел расколотить папаша, пока меня не было дома. Этот пьяница вполне мог спалить дом. А если спалил, есть надежда, что и сам сгорел вместе с ним.Я представила себе, как там сейчас полыхает, и, вопреки всему, рассмеялась вслух.Я его ненавидела!Теперь я понимала, насколько плохо позволяла Гасу обходиться с собою — а ведь в точности так же обращался со мною мой отец! Я умела любить только пьющих, безответственных, безденежных мужчин. Потому что этому научил меня папаша.Но сейчас я уже не чувствовала, что люблю его. С меня довольно. С сегодняшнего дня пусть сам о себе заботится. И денег я больше не дам — ни одному, ни другому. В пылу моего гнева Гас и отец каким-то образом слились воедино.Вообще-то я была благодарна и Гасу, и отцу за то, что они так отвратительно ко мне относились. За то, что вытолкнули меня туда, где мне стало на них наплевать. Будь они чуть порядочнее, это могло бы продолжаться вечно. И я прощала бы их снова, снова и снова.На меня нахлынули воспоминания о других моих романах, которые я считала давно забытыми; о других мужчинах, других унижениях, других ситуациях, когда я клала жизнь на то, чтобы ублажать неудачников и эгоистов.И вместе с незнакомым гневом во мне родилось еще одно незнакомое мне странное чувство. Чувство самосохранения. 76 — Везет тебе, — завистливо вздохнула Шарлотта.— Почему? — удивилась я. По моему разумению, мало кому везло меньше, чем мне.— Потому, что теперь у тебя все устроилось, — сказала она. — Вот бы мой отец был алкоголиком! Вот бы я ненавидела свою маму!Этот разговор с Шарлоттой происходил на следующий день после того, как я съехала от папы и вернулась в свою квартиру на Лэдброк-гров. Он-то и заставил меня всерьез задуматься: не стоит ли все же вернуться обратно к папе.— Если б только я могла жить, как ты, — задумчиво продолжала Шарлотта. — Но мой отец если и выпьет, то в меру, и маму я люблю… Нет, никогда мне не стать самостоятельной! А ты, Люси, скоро встретишь того, кого надо, и будешь жить долго и счастливо.— Правда?Не спорю, услышать такое приятно, вот только откуда она это взяла?— Да! — Шарлотта помахала передо мной какой-то книжкой. — Вот, я здесь прочла, в одной из твоих дурацких книг. О таких, как ты. Ты всегда выбираешь себе мужчин, похожих на твоего папочку — ну, которые много пьют, не желают брать на себя никакой ответственности и все такое.У меня болезненно сжалось сердце, но я не перебивала.— Твоей вины тут нет, — продолжала Шарлотта. — Понимаешь, ребенок — то есть ты, Люси, — чувствует, что родитель — то есть твой отец — несчастен. И — вообще-то, я не очень понимаю, почему — потому, наверное, что дети вообще глупые, — ребенок начинает думать, что он в этом виноват. Что его долг сделать своего родителя счастливым. Так ведь?— Точно!Шарлотта была права. Сколько раз я видела, как папа плачет, а почему — не понимала. Помню только, как всегда хотела убедиться, что не я виновата в его слезах. И как боялась, что он никогда уже не будет счастлив. Чего бы я ни сделала тогда, чтобы помочь ему, чтобы ему стало легче!Шарлотта тем временем продолжала укладывать мою жизнь в рамки своей новой теории.— А когда ребенок — то есть опять ты, Люси, — становится старше, его привлекают ситуации, в которых эмоции детства… черт, забыла слово — ре… ре… реп…?— Реплицируются, — услужливо подсказала я.— Люси, откуда ты все знаешь? — ахнула она, потрясенная моей проницательностью.Разумеется, я знала. Ту книгу я перечитывала раз сто. Ну, один раз точно. И была хорошо знакома со всеми представленными там теориями. Просто до сих пор никогда не думала, что они применимы ко мне.— Это значит «повторяются», да, Люси?— Да, Шарлотта.— Ну так вот: ты чувствовала, что твой папа алкоголик, и пыталась его исправить. Но не могла. Люси, ты не виновата, — поспешно добавила она. — Ты ведь была только маленькой девочкой, что ты могла? Прятать бутылки?Прятать бутылки.У меня в голове тихо прозвенел колокольчик. Это было давно, двадцать с лишним лет назад. И вдруг я вспомнила тот день, когда Крис сказал мне, то ли четырех-, то ли пятилетней: «Люси, давай прятать бутылки. Если мы будем прятать бутылки, родителям станет не из-за чего ругаться».Меня захлестнула горячая волна жалости к малышке, которая прятала бутыль виски размером ненамного меньше ее самой в корзине, где спала собака. Но Шарлотта не умолкала ни на минуту, так что воспоминания пришлось отложить на потом.— И вот ребенок — то есть ты, Люси, — становится взрослой и знакомится со всякими разными парнями. Но тянет ее всегда к тем, у кого те же проблемы, что и у родителя ребенка — то есть у твоего папы. Понимаешь? «Повзрослевшему ребенку хорошо и уютно только с теми, кто злоупотребляет спиртным или не умеет обращаться с деньгами, или периодически прибегает к насилию», — зачитала Шарлотта.— Папа никогда не прибегал к насилию, — горячо возразила я.— Погоди, Люси, погоди, — подняла пальчик Шарлотта. — Это ведь только примеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54