А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Тамара с особым удовольствием отмстила, что комната не лишена предметов искусства. Две расположенные друг над другом акварели с цветами украшали одну из стен, а две большие гравюры в рамах, изображавшие виды Иерусалима, висели над книжными шкафами. На столе, полках и за гранеными стеклами буфета, подобранного в стиль к стоящему рядом викторианскому комоду, были аккуратно выставлены фрагменты предметов древнего гончарного искусства и маленькие, явно античные, статуэтки, которые, по всей видимости, являлись местными археологическими находками.
Вторая дверь вела в очень маленькую спальню, в которой с трудом помещались латунная кровать и огромный крашеный шкаф. Первое, что бросилось Тамаре в глаза, была ее собственная фотография, стоящая на маленькой прикроватной тумбочке.
Чувствуя, как внутри нее разливается тепло, она подошла и взяла в руки вырезанную из журнала фотографию. На ней она была изображена со слегка надутыми губами, одной рукой прижимающей к лицу отвороты норковой шубки. Тамара сразу узнала один из рекламных снимков, которые студия обычно предоставляла представителям прессы.
И вдруг она поняла, что ей надо сделать. Она вынула фотографию из рамки и выдвинула верхний ящик тумбочки. Взяв ручку, она внизу наискосок написала: «Моему отцу с любовью от дочери Тамары».
Затем подула на чернила, чтобы они поскорее высохли. Ну вот. Так-то лучше.
Вставив фотографию в рамку и вернув ее на место, Тамара двинулась дальше. Подойдя к кровати, она наступила на молитвенный коврик. Поправляя его, почувствовала, как пол под ее ногой немного прогнулся. Нахмурясь, она присела на корточки и откинула коврик в сторону. В пол был вделан тяжелый деревянный люк с углубленной ручкой. Она протянула было руку, но внутренний голос предостерег: Какое право ты имеешь заглядывать туда? Ты и без того часто копалась в жизни других людей.
Тамара колебалась всего несколько мгновений.
Люк со скрипом поддался и с громким стуком опустился на каменный иол. Тамара наклонилась над открывшейся дырой. Люк оказался обманчиво маленьким для такой большой… Тамара задохнулась и в ужасе отпрянула. Инга была права: шпионаж никогда еще не приводил ни к чему хорошему. Там был настоящий склад оружия: темные, зловеще блестевшие пистолеты, смазанные маслом винтовки, несколько пулеметов, ящик со штыками, два ящика с динамитом.
Она захлопнула крышку люка и набросила на нее коврик. Направляясь нетвердой походкой к выходу, Тамара нервно кусала ногти. Спрятанной здесь взрывчатки с лихвой хватило бы на то, чтобы отправить ее в лучший мир, в этом она нисколько не сомневалась.
Дрожа всем телом, она вернулась в горницу, открыла входную дверь и окинула взглядом пышно зеленеющие поля. Над посевами склонились люди, совсем как сборщики урожая на картине Милле, а вдали на некотором возвышении можно было увидеть стоящего на страже часового с винтовкой.
Присев на ступеньки, Тамара принялась ждать. Несмотря на изнуряющую жару, ее знобило, и она стала быстрыми движениями растирать руки. Стараясь отвлечься от неприятных мыслей, она принялась размышлять о том, что ей удалось узнать об отце.
Он любил порядок. В доме было очень чисто. Читал он скорее для того, чтобы почерпнуть новые знания, а не ради удовольствия; она не заметила ни романов, пи других развлекательных книг Он вообще мало времени проводил дома. Однако, несмотря на это, дом, очевидно, много значил для него. Это был «дом» в полном смысле этого слова. Наличие свитка, подсвечника и еврейской литературы говорило о том, что религия и церковь были основным содержанием его жизни.
И все же, несмотря на уют, дом, несомненно, представлял собой своеобразную крепость: маленькие окошки, тяжелая входная дверь. Даже в царящей внутри чистоте явно ощущался военный дух. Не говоря уж о складе оружия…
Неужели это оружие действительно будет пущено в дело?
Она очень надеялась па то, что ей не придется стать этому свидетелем.
Тамара сначала услышала и только потом увидела грузовик. Она подняла голову и обежала взглядом поля. И наконец заметила машину, наполовину скрытую буйной растительностью. Казалось, она плывет прямо по зелени.
Вскочив на ноги, она наблюдала за тем, как грузовик свернул на ведущую к дому грунтовую дорогу. Тамара метнулась в дом и спряталась за дверью. Глядя в щелку, она не сводила глаз с машины, которая все увеличивалась в размерах и наконец предстала перед ней в натуральную величину. Заскрипели тормоза, и грузовик остановился.
Затаив дыхание и с трудом сдерживая возбуждение, Тамара смотрела, как дверца со стороны водителя распахнулась и оттуда показался отец. Она поспешила ему навстречу. Увидев ее, он замер, небрежно поставив здоровую ногу на подножку и держась одной рукой за дверцу, чтобы не упасть. Радостная улыбка осветила его лицо.
– Я всегда знал, что это особенное место, – проговорил Шмария. – Но и представить себе не мог, что оно станет таким же притягательным для туристов, как Иерусалим или Вифлеем!
– Отец! – с нежностью воскликнула Тамара – Ах, отец!
Он спрыгнул вниз, и она бросилась в его объятия. Слезы радости смешались с солоноватым запахом пота, исходившим от рубашки, плотно облепившей его мускулистое тело.
Это было время самооткрытий, время становления и укрепления веры, которая, как чувствовала Тамара, подспудно всегда дремала в ней. С того самого момента, когда она впервые попала в Эйн Шмона, она полностью окунулась в быт и переживания евреев. Впервые в жизни она начала понимать, что значит быть евреем, и это понимание вызвало в ней глубокий эмоциональный отклик. Куда бы Тамара ни обращала взгляд, повсюду встречала все новые и новые доказательства веры, которая досталась ей в наследство и которая была так же чужда ей, как буддизм, или археология, или физика, но которая, она не могла не признать, была намного увлекательнее любого из этих предметов. Она обнаружила, что первопроходцы Эйн Шмона не только возделали землю, но также взрастили некий утопический идеал, в котором политика, повседневный быт и религия смешались в одно неразрывное бытие, удобное с физической точки зрения и вознаграждающее – с духовной. Ее удивлению и восхищению не было конца.
Шмария сидел за столом напротив Тамары в помещении столовой общины. Он уговаривал ее поесть, но она была слишком возбуждена, чтобы чувствовать голод. Чтобы не огорчать его, она проглотила несколько кусочков курицы, не переставая разглядывать людей, сидящих в столовой, вслушиваясь в такие непривычные дня нее музыкальные звуки самых разных языков и стараясь ничего не упустить. Иврит, идиш, русский, немецкий и польский языки, а в дополнение ко всему еще и музыка, льющаяся из радиоприемника. Все это было похоже на большой, просто обставленный ресторан, специализирующийся на вкуснейших, обильных блюдах домашнего приготовления, с клиентурой, состоящей из представителей разных национальностей. Но, в отличие от всех тех ресторанов, где ей доводилось бывать, здесь царила непринужденная, добросердечная атмосфера и очевидный дух товарищества, равных которым она никогда прежде не встречала. Пожалуй, это скорее напоминало атмосферу съемочной площадки.
– Мне здесь нравится, – проговорила Тамара, оглядываясь по сторонам. – Здесь всегда такая дружелюбная обстановка?
Вслед за ней и Шмария окинул взглядом столовую.
– Чаще всего да, хотя время от времени не обходится без споров и стычек. – Он укоризненно показал вилкой на ее тарелку. – Ты ничего не ешь.
Она послушно отправила в рот еще кусочек курицы.
– И здесь всегда так вкусно?
– Всегда. – Он улыбнулся. – А месяцев через шесть будет еще лучше.
– Да? – Она отпила глоток вина. – Это почему?
– Несколько месяцев тому назад сюда приехала одна немецкая семья, бежавшая от преследования нацистов, и присоединилась к нашей общине.
Тамара опустила бокал.
– А жена – отличная повариха, – смеясь, догадалась она.
– Не жена, а муж. Так случилось, что герр Циммерманн – шеф-повар с мировой известностью. Раньше он был шеф-поваром в отеле «Кемпински» в Берлине. Для Германии – потеря, а для нас – ценное приобретение.
– Но я не понимаю. – Она отпила еще глоток. – Ты сказал, что они уже приехали. Почему же тогда он не приступил к делу? Почему надо ждать шесть месяцев? Он что, болен?
– Нет, нет, – рассмеялся Шмария. – Просто в нашей общине так заведено. Все новенькие сначала обязаны поработать в поле. Понимаешь, они должны заработать право выбирать работу по своему усмотрению.
Тамара в изумлении посмотрела на отца.
– Ты хочешь сказать… что ему не разрешают работать по специальности?
– Никому не разрешают, пока они не отработают в поле определенный срок. Через это проходят все, кто приезжает сюда.
– Но что, если их умения уникальны? В некоторых случаях, конечно, делаете исключения?
Шмария покачал головой.
– Боюсь, что нет. – Заметив ее недоверчивый взгляд, он мягко добавил: – А разве есть более важное умение, чем умение выращивать хлеб насущный?
– Другими словами, – проговорила Тамара, – если бы даже я захотела стать членом вашей общины, ты бы первым делом дал мне мотыгу и отправил прямиком в поле?
– Да, несмотря на то что рискую испортить твой прекрасный маникюр. – Он улыбнулся. – Хотя мотыга тебе сразу не понадобится. Сначала мы поручаем новеньким расчищать от камней новые поля.
– А тебе не кажется, что это несколько сурово по отношению к людям?
Он пожал плечами.
– Это вообще суровая земля. Чтобы выжить на ней, нам приходится быть суровыми, и каждый из нас готов честно тянуть свою лямку и работать на общее благо. Понимаешь, община – это не демократия. Такая форма правления никогда бы здесь не сработала. Поэтому мы практикуем социализм, хотя наш социализм отличается справедливостью, равенством и свободой. Как бы сильно мы ни любили свободу, свобода индивидуума вторична по отношению к потребностям общины в целом. И, поскольку поля – это наше средство существования, они, в силу необходимости, выходят на первый план.
– Знаешь, что я тебе скажу, – заявила Тамара. – Если бы я была на месте герра Циммерманна, то с радостью отправилась бы пахать и жать, вместо того чтобы, как раб, стоять у раскаленной печки! Да, кстати, я обратила внимание на то, что в твоем доме пет кухни.
– Это потому, что она мне не нужна. Мы все обедаем здесь, в нашей общей столовой. Это намного выгоднее, чем иметь отдельную кухню в каждом доме.
– Понятно. Но вернемся к теме нашего разговора. У меня есть вопрос. Что, если Циммерманнам здесь не понравится?
– Тогда они вовсе не обязаны тут оставаться. Их никто не удерживает, они всегда могут уйти, когда им только захочется.
– И многие из приехавших в конце концов уезжают?
– Только некоторые. Бывали такие, кто находил, что жизнь у нас слишком строго регламентирована, но большинству из тех, кто сюда приезжает, у нас нравится. Конечно, им приходится тяжело работать, но зато они видят результат своих трудов. Я говорю не о личной выгоде, а об интересах общины в целом. Как если бы каждый из нас работал не ради собственной выгоды, а ради более значительной, более благородной цели.
Тамара сощурила глаза.
– Разве при коммунизме это не так?
– В некоторой степени, да. Но в коммунистической стране у людей нет пи свободы, ни справедливости. А у нас они есть. Наш социализм служит общему благу, и до тех пор, пока интересы отдельного человека совпадают с интересами общины, все его потребности полностью удовлетворяются. Образование детей, судебные издержки, медицинское обслуживание… все оплачивается общиной. Даже пища. Никому не приходится обходиться без нее. Можно сказать, что мы все несем ответственность друг перед другом от самой колыбели и до могилы. И не забывай, что каждый имеет право в любой момент уйти.
Она была поражена.
– Это просто удивительно. И все это придумал ты?
– Господи, ну конечно же, нет, – рассмеялся он. – Эту идею едва ли можно назвать оригинальной. Мы просто продолжаем то, что начали другие. Сельские поселения вроде нашего существуют более полувека. Отличительной чертой нашей общины является лишь то, что она создана в пустыне. Остальные расположены севернее, где земля намного богаче. Большинство находится в Галилее.
Тамара слушала его как зачарованная и не могла наслушаться. По той гордости, что звучала в его голосе, она поняла, что это его излюбленная тема. И даже после того, как они вышли из столовой, они продолжали говорить об общине до глубокой ночи.
– Если хочешь, я организую для тебя осмотр всей общины и всего, чем она располагает.
– С удовольствием.
– К сожалению, завтра меня почти весь день не будет, но я знаю, что Дэни с радостью покажет тебе все.
– Д-Дэни Бен-Яков? – Ей не удалось скрыть своего смятения.
– Да. Тебе он не понравился? Он очень умен. И к тому же бесстрашен и очень изобретателен. Я во многом полагаюсь на него. Можно сказать, что он – моя правая рука. Поверь мне, ты не могла бы оказаться в лучших руках. Смело можешь доверить ему свою жизнь.
«Да уж, – трезво размышляла она, – но могу ли я довериться своим чувствам?»
В эту ночь Тамара спала хорошо. На следующий день она проснулась рано, чувствуя себя совершенно отдохнувшей и исполненной сознанием того, что теперь все будет в порядке. Отца уже дома не было, но он предусмотрительно оставил ей тазик с прохладной прозрачной водой для умывания.
Она оделась в простое платье и направилась в столовую, где весьма плотно позавтракала. У нее разгорелся сильнейший аппетит, и ей стоило больших усилий обуздать его. Поджидая Дэни, она выпила две чашки черного кофе без сахара.
Когда он приехал, то был сама деловитость. Тамара одновременно испытывала облегчение и раздражение, оттого что ей не надо было его опасаться. Он был так хорошо подготовлен, так сыпал разными фактами и цифрами и вел себя столь профессионально, что сразу становилось понятным для него это привычное дело.
Знакомство с общиной они начали с центра Эйн Шмона, постепенно расширяя осмотр. Тамара узнала, что поселение не зависело от внешних источников снабжения, если не считать воды, которая подавалась через четыре трубопровода большого диаметра из родника, находящегося неподалеку в горах. Дэни показал ей лазарет, магазин, школу, электростанцию и даже несколько частных домов. Когда она воспротивилась было входить в дом, хозяева которого находились на работе, он только рассмеялся.
– Краж у нас не бывает, – объяснил он, – и входные двери никогда не запираются. Ни замки, ни ключи нам не нужны. Надеюсь, так всегда и будет.
Тамара повернулась к Дэни.
– Как вы думаете, здесь когда-нибудь будет еврейское государство? Я знаю, что мой отец на это надеется, но…
– Это обязательно произойдет, – уверенно заявил он, в его глазах вспыхнул страстный огонь. – Говоря словами Теодора Герцла «Если вы этого пожелаете, ваше желание сбудется». Я всем сердцем верю в это, так же, как и многие другие.
– Вы говорите так уверенно.
– Вам бы послушать, что по этому поводу говорит Давид Бен-Гурион! Куда нам с вашим отцом до него! – Дэни переменил тему разговора. – Не хотите взглянуть на перспективный план?
– С удовольствием!
Он провел ее в комнату в задней части синагоги, задуманную как помещение большого склада.
– Нам не хватает места, – извиняющимся тоном объяснил Дэни, включая верхний свет, – поэтому мы используем ее в качестве нашего офиса.
Тамара ожидала увидеть сделанные на бумаге грубые планы, в лучшем случае – чертежи. Но вместо этого ее взору предстал стол размером десять на двенадцать футов, занимавший почти всю комнату. На нем стоял подробный макет из папье-маше, на котором с большим искусством была воссоздана территория общины, включая примыкающие к ней горы. Это была замечательная модель города, с воспроизведенными в миниатюре зданиями – мечта каждого мальчишки, жаждущего обладать игрушечной железной дорогой. Но что поразило Тамару больше всего, так это размеры и масштаб лежащей перед ней общины. Она включала примерно пятьсот или шестьсот зданий, среди которых было немало четырехэтажных многоквартирных домов с маленькими балкончиками. И, хотя центр города по-прежнему представлял собой несколько концентрических колец, план будущей застройки предполагал расширение территории в виде прямоугольных кварталов, опоясанных четырехполосной автомобильной дорогой. На нем было представлено в миниатюре абсолютно все: автостоянки, жилые кварталы, промышленный район, бассейн, парк, даже небольшой аэродром, расположенный на некотором отдалении от города.
– Это? – шепотом спросила Тамара. – Вы хотите… создать это? – Она обернулась к нему. – Здесь?
Дэни спокойно посмотрел на нее.
– А почему нет?
– Просто… просто… – Она возбужденно махнула рукой в сторону макета. – Я хочу сказать, он такой большой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47