– Дон Майкл, – умоляюще проговорил Люс, заметив, что гость собрался уходить.
– Да, не волнуйтесь вы! Вы выйдете из этой ситуации молодцом. К тому же богаче, чем раньше были. Ведь вы уже богаче на пятнадцать тысяч фунтов, не так ли?
– Да, но эти деньги, сеньор Кэррен, я вот все не перестаю об этом думать, ведь эти деньги, которые вы мне дали, они ведь из… из того займа, который я вам предоставил, разве нет? Ведь они из резервов банка, следовательно, не совсем ваши… Или не совсем мои – так ведь тоже можно сказать, – добавил он с грустью.
– Они ваши, – заверил его Майкл. – Я вам слово даю, они ваши.
Люс кивнул, обдумывая его слова и стараясь поверить в них.
– Да. Потому что, когда ваш миллион будет переведен, вы ведь…
– Именно. А теперь, достаньте эти ваши ключи у себя из кармана и выпустите меня отсюда.
Майкл шел вниз по Калле Форталеза, не чувствуя под собой ног от радости. У него уже давно, очень давно не было такого великолепного, такого восхитительного настроения. Сработало! Вся сложнейшая схема работает и работает именно так, как рассчитали Лила, Шэррик и он сам. Боже, она ведь должна была работать, стоило только Мендозе затребовать эти относительно небольшие резервы от этого периферийного филиала. Значит, его приезд сюда не был пустой тратой времени и сил – Пуэрто-Рико действительно выводит его на Кордову.
Он свернул на Калле Крус, прошел мимо большого дома и вошел в переулок. И Нурью он сможет освободить от ее заклятий. Это станет его наградой за то, что он был вынужден столько торчать на этом острове у черта на куличках. Майкл энергично постучал в двери.
– Добрый день, сеньор Кэррен, – приветствовал его Самсон.
– И тебе желаю очень хорошего дня, Самсон. Я хочу видеть донью Нурью.
– Ой, как я извиняюсь, сеньор – мисс Донья не видеть никого.
– Меня она увидеть пожелает. Скажи ей, что это срочно, что я хочу ей сказать что-то очень важное.
Самсон покачал головой.
– Я очень уверенный, я ничего не сделаю. Не могу. Мисс Донья прямо мне сказать нет. Не видеть. Никого. Особенно ирландец, это все точно, сеньор. Простите.
Майкл его просил, умолял, но тщетно – старик-негр не пропустил его. Разумеется, Майклу ничего не стоило бы преодолеть его сопротивление, но ведь в этом заведении всегда отыщется с десяток молодцов, которые по первому зову Нурьи вышвырнут его отсюда. А если ему удастся всех их отдубасить и прорваться к ней? Абсурд. Если эта женщина не желает его помощи, пропади она пропадом. Это не его забота, в конце концов.
Лондон
6 часов вечера
– Я, значит, оставляю тебя в этом «Конноте», уезжаю к ним, потом, три недели спустя, возвращаюсь сюда и вижу, что ты еще здесь.
Беатрис стянула зеленую шелковую пелерину, покрывавшую ей плечи и повесила на спинку кресла в гостиной Лилы.
– Это место, должно быть, стоило тебе целое состояние.
– Эти деньги потрачены с толком.
Лила подошла к своей золовке и они по испанскому обычаю расцеловались в обе щеки.
– Дай-ка я на тебя посмотрю, – сказала Лила, улыбаясь. – Ну и ну, должно быть, у тебя был неплохой аппетит там в Уэстлэйке? Что ты на это скажешь?
– Ужасно, что я могу сказать. Дочери Джемми, должно быть, очень занятные, но их не было – у них то, что называется «большое турне» по континенту. Бегают по музеям в сопровождении гувернанток. А там были только Джеймс, Кэролайн и я. И еще их друзья, конечно, – Беатрис подняла брови и манерно поежилась. – В том случае, если они не рассуждают о цветах, они рассуждают о лошадях, либо о том, как изводить лис. Мне все это так осточертело, что я набросилась на еду. Вот как там все было.
Беатрис тяжело опустилась в кресло и, указав на столик рядом с канапе, осведомилась:
– Чай еще не остыл?
– Остыл. Я сейчас распоряжусь, чтобы принесла свежего.
Лила подошла к камину и дернула за шнурок звонка.
– И не забудь сказать, чтобы принесли этих чудесных штучек на масле, как их? Ну, они, сдобные такие… Лепешки, вспомнила. Я их очень люблю.
– Вижу. Лучше бы ты их любила чуть меньше. Когда на ее звонок вошла горничная, Лила велела ей принести еще чаю и масляных лепешек.
– Теперь, – сказала она, когда горничная ушла выполнять заказ, – рассказывай мне, как все было.
Беатрис пожала плечами.
– Я же уже все тебе рассказала. Тоска. И, к тому же, они едят не в себя. Кроме этого там нечего делать, ну, может еще глазеть на цветы.
– Мне говорили, что Джемми ужасно выглядит. Так может же быть, чтобы и он ел не в себя.
– Ты права, к нему это не имеет отношения. Когда он отправлялся в Лондон, я подумала, что он там просто потеряется, настолько он исхудал. Кэролайн потчует его самыми любимыми его блюдами, он же все только по тарелке возит. Несчастные создания, они ведь не знают, что происходит с ними. Трудно удержаться от того, чтобы им не посочувствовать.
– И ты тоже туда.
– Не понимаю, я – куда?
– Готова проявлять сочувствие к этим Мендоза, – с горечью сказала Лила. – Хотела бы я, чтобы изобрели средство от неоправданного милосердия и сочувствия.
Беатрис смотрела на нее прищурившись.
– Я никакого милосердия не проявляла, не знаю о ком и о чем ты говоришь. И еще. Я тоже Мендоза, и не надо об этом забывать. Причем, настоящая Мендоза, по крови, а не по какому-то там замужеству.
– Я помню, извини. Я не имела в виду тебя, а лишь этих противных типов.
– Майкл тоже Мендоза, – не унималась Беатрис.
– Это другое дело.
– Только потому, что ты это говоришь? Я думаю, что не очень-то другое…
Она замолчала, потому что в дверь тихо постучали и вошла горничная с подносом, уставленным сладостями.
– Вам налить, мадам?
– Нет, оставьте все здесь, я сама.
Когда они снова остались вдвоем, Лила, разливая чай, напомнила ей:
– Ты что-то хотела сказать? Что ты думаешь?
– Я хотела сказать, что ты живешь в постоянном напряжении. Ты вся извелась, девочка. У меня есть одно очень хорошее средство, оно тебя от этого избавит – его для меня изготовила одна старуха-цыганка из Кордова. Как только я распакую свой багаж, я найду его и дам тебе.
– Благодарю, но мне не надо никаких средств и снадобий, пусть даже самых хороших, – Лила подала ей чашку чая и поставила перед ней изящную фарфоровую тарелочку с ее любимыми сдобными лепешками. – Вот, это спасет тебя от голодной смерти.
– Спасибо. Но, если ты не желаешь снадобий, что ты в таком случае желаешь? Ага, понятно – тебе нужен мужчина.
Лила вспыхнула.
– Что за ерунда!
– Да нет, не ерунда. Вот мне, например, мне непонятно, что такое настоящий мужчина – у меня его никогда не было. – Ты – другое дело, Лила. Ничего, мы тебе подыщем настоящего мужчину, девочка моя. И он охладит твой пожар внутри.
– Я уже шестнадцать лет одна. И десять предыдущих тоже были далеко не раем, как тебе известно. И я не горю желанием обзавестись мужчиной.
– Что же ты тогда желаешь? Ты только посмотри на себя. – Она легонько ущипнула себя за свою пухленькую ручку. – Мне бы очень хотелось поделиться с тобой жирком. Ты слишком худа.
– Что мне действительно нужно, так это вестей от Майкла.
Испанка выпрямилась, сидя в кресле и беспокойство Лилы передалось и ей.
– Что-нибудь случилось? Что-нибудь не так? Не так, как ты рассчитывала?
– Нет, нет, ничего особенного, по крайней мере, не то, что ты подумала. Насколько мне известно, все идет как раз так, как мы и рассчитывали. Но, понимаешь, уж очень много нервов стоит это отсутствие вестей от него.
– А что вы договаривались, что он будет писать?
Лила покачала головой.
– Нет, мы решили, что в этом нет смысла. Письма идут настолько долго, что новости устареют в пути. А телеграммы – слишком открытый обмен информацией и поэтому небезопасный.
– Следовательно, ты не ожидаешь от него ничего услышать и стало быть ничего такого плохого в этом нет, – Беатрис снова вернулась к прерванному занятию – к чаю и лепешкам.
– Я думаю о Тимоти, – вдруг тихо произнесла Лила.
– Мама моя! Это действительно ужасная история, лучше уж сразу умереть, чем вот так – не мертвый и не живой.
– Да, Беатрис, а тебе известно, как поступила Бэт?
– Жена Тимоти? А что с ней?
– А тебе что, никто так и не рассказал?
– О чем мне никто не рассказал? Я ведь находилась в этой тюрьме, в деревне.
Лила согласилась с ней, когда Беатрис сравнила Уэстлэйк с тюрьмой, она сама испытывала к этому имению мало теплых чувств. Ей приходилось быть там лишь однажды, в ее первые счастливые дни сразу после замужества, еще до этого кошмара. Нельзя сказать, что Уэстлэйк ей не понравился, он ей нравился, но он был какой-то холодный. Да и Кэролайн вела себя как змея подколодная.
– Она хорошо к тебе относилась? Была с тобой мила? – поинтересовалась Лила.
– Кто? Кэролайн? О, она была очень мила – танцевала за мной, заливалась своим переливчатым смехом, говорила массу комплиментов, но нет в ней содержательности, с ней ни о чем серьезном нельзя поговорить.
– А мы с ней за всю жизнь и двух слов не сказали, – призналась Лила. – Тогда, когда Хуан Луис привез меня в Уэстлэйк, она просто меня игнорировала.
– Разумеется. Ты ведь не из аристократов, в том-то все и дело.
– Какие там аристократы? Мои родители были самыми настоящими плебеями. А тебя это никогда не отталкивало, Беатрис?
– Ха! Нет, конечно. Я – Мендоза и род наш настолько древний, что этот убогий снобизм нам просто ни к чему. А Кэролайн, судя по всему, вероятно, лишь первое колено. Она очень печется о том, чтобы соответствовать свалившемуся на ее голову дворянству.
– Даже теперь?
– Даже теперь. Дело в том, что у нее нет сыновей, – сказала Беатрис. – И я поэтому ни капельки не удивлена, что Кэролайн тебя ненавидела и ненавидит. Пойми – ты же хорошенькая и всем своим видом, даже сама того не желая, показывала ей, что тебе ничего не стоит взять, да заиметь сына. – Она наклонилась к подносу и поставила на него пустую чашку. – А теперь, расскажи мне, что ты хотела перед этим рассказать. Мне же никто не мог рассказать об этом, я же ни с кем не общалась все это время, кроме Джемми, Кэролайн и их приятелей, таких же бесцветных, как и они.
– Да, рассказать есть что – месяц назад жена Тимоти ушла от него. Она… – Лила замолчала.
– Ну вот! Лила, пожалуйста, договаривай. Терпеть не могу, когда мне что-нибудь рассказывают не до конца. Зачем ей было уходить от него? Куда она ушла?
– Она ушла от Тимоти, чтобы быть с Майклом. Насколько мне известно, она сейчас в Пуэрто-Рико вместе с ним.
Беатрис какое-то время ничего не говорила. Когда она, наконец, заговорила, голос ее звучал жестко.
– Она – христианка, эта Бэт? Протестантка?
– Естественно. Разве мог бы Тимоти жениться на ней, будь это по-другому?
– Думаю, что тогда ничего страшного. И она вскоре разведется?
– Перед тем, как произошло это несчастье, Тимоти собирался с ней развестись. Я это точно знаю, потому что слышала от него самого.
– Нет, это не поможет ей, – Беатрис покачала головой. – Это неприемлемо в принципе – разведенной протестантке никогда не быть хозяйкой дворца в Кордове. В Андалузии это не пройдет.
– А ты не смогла бы ее принять?
– Нет, конечно. Ты ведь помнишь о нашей сделке? Лила, ведь ты мне обещала. Ты мне говорила, что и Майкл тоже обещал.
– Помню, помню. И Майкл об этом знает и помнит. Не бойся, он всего лишь забавляется. Никаких глупостей он не наделает.
Лила говорила это и молилась, чтобы все так и было на самом деле.
– А теперь, – сказала она, – я должна рассказать тебе действительно одну очень важную вещь – о Франсиско…
Певучий выговор дворецкого лорда Шэррика резал ухо Норману. Он никогда особенно не любил ни Уэльс, ни его жителей. Банкир оскалил зубы в фальшивой улыбке и согласился подождать, если так требовалось.
– Передайте его светлости, что я прошу прощения за внезапный визит, – добавил он. – Но в наших общих с ним интересах встретиться и побеседовать.
– Конечно, сэр. Я передам ваши слова лорду, – с этими словами дворецкий раскрыл перед ним двери и впустил его.
Норман оказался в гостиной. Дворецкий бесшумно закрыл за ним дверь. Стены гостиной были покрыты дубовыми панелями, над которыми висело множество китайских рисунков на шелке. Чудовищно дорогие игрушки. Норману вспомнилось, как его Пенелопа очень хотела повесить такие же у них в столовой в Белгравии. Об этом не могло быть и речи. Такие затраты под силу лишь королю. И они довольствовались обычными обоями. Это было за полгода до ее смерти. И он почувствовал сейчас укол совести.
– Добрый день, Мендоза. Я вижу вы на моих любимцев насмотреться не можете. Они из Кантона. Это я сам привез их оттуда.
– Добрый день, Шэррик. Великолепная работа. Моей жене всегда очень нравился этот стиль. До самой смерти… – Боже, какая нелепица! Норман замолчал – Короче говоря, это не просто визит вежливости. Да и вам самому должно быть понятно, так что давайте прекратим это притворство.
– Притворство? Мне не в чем притворятся. Вы явно не в себе. Вот, извольте шерри. Ваш собственный, причем наверняка тот, который вы сами любите.
На столе стояло несколько графинов. Шэррик разлил в бокалы «фино» Мендоза и предложил гостю.
Норман принял у него стакан, бормоча слова благодарности и, пригубив вино, продолжил атаку.
– Может быть, вам следовало принять что-нибудь покрепче, прежде чем я начну говорить?
– Вы считаете, что мне это необходимо? Норман, по-моему вы один сможете мне объяснить причину этого вашего визита и, тем самым, облегчить мне душу.
– Лила Кэррен, – коротко бросил Мендоза.
Глаза Шэррика прищурились, но выражение лица не изменилось:
– А что с ней?
– Вы ведь знаете эту женщину, так? Как знаете и то, что она моя родственница по мужу.
– Мне кажется, я вас не совсем понимаю – ваша родственница или моя?
Норман поставил бокал на стол и наклонился к ирландцу.
– Перестаньте играть со мной в эти дурацкие игры, Шэррик. У меня нет на них времени, да и у вас тоже.
– Вот что, Норман. Если вы и дальше собираетесь говорить со мной в подобном тоне, то эта встреча закончится очень быстро, – предупредил Шэррик. – Либо садитесь и рассказывайте, что вам нужно, либо уходите отсюда.
– Мне известно о ваших делах с этой Черной Вдовой.
Шэррик направился к двери.
– Моя личная жизнь вас не касается. И ее личная жизнь – тоже. Сейчас я вызываю Джоунза и он проводит вас.
Норман не пошевелился.
– Хорошо, я назову вам еще одно имя, – сказал он ему в спину. – Фергус Келли.
Ирландец замер. Он стоял как вкопанный, но по-прежнему не поворачивался к нему.
– А кто это, извольте полюбопытствовать?
– Это – вы. Это вас так зовут, когда вы играете в эти мерзкие игры с фениями. Я думаю, в Лондоне сыщется несколько человек, причем в правительственных кругах, которых очень бы заинтересовала эта информация? Вы со мной не согласны?
Шэррик медленно повернулся к нему.
– О чем вы говорите?
Норман медленно пошел к креслу и уселся.
– Шэррик, вы ведь, кажется, предложили мне сесть, не забыли еще? Полагаю, лучше будет, если и вы последуете моему примеру.
Шэррик уселся в кресло и стал ждать.
– Все это началось с той самой статейки в «Таймс», – начал непринужденным тоном Норман. – Я сначала не сообразил, какую же цель вы преследовали, набрасываясь на нас. Потом мне пришлось провести одно небольшое расследование и…
– Что за расследование?
– Ну, в общем, предпринял те действия, которые в подобных случаях всегда предпринимают. Существуют ведь такие неприятные люди, которые всегда готовы за деньги последить за другими людьми, пусть даже за исключительно приятными. Да я и не сомневаюсь, что вы понимаете, о чем идет речь, – Норман поднялся и подошел к столу. – Вы не будете против, если я еще подолью себе чуть-чуть этого изумительного шерри?
Он взял графин и налил себе «фино», которое не спеша, с удовольствием выпил. Потом продолжал.
– Но, в конце концов, все кусочки этой мозаики сложились во вполне ясную картину. Вы, ваша сообщница Лила Кэррен, вместе с ее Богом обиженным сыном Майклом и моим предателем – сыном Тимоти… Я сумел расположить все это так как нужно, поверьте, Шэррик. Вот поэтому-то я и явился сюда к вам, чтобы кое-что обсудить.
– Понимаю.
Шэррик был в явном замешательстве. Норман Мендоза знал о том, кто такой был Фергус Келли – удар был достаточно сильный, способный выбить из седла. Теперь Шэррик собирал всю свою растерянную выдержку, пытался определить, насколько глубоко этот человек зашел в своих поисках и о том, как упрочить свою позицию.
– Да, Мендоза, вероятно пришло время кое-что обсудить.
Шэррик поднялся, проковылял к столику и взял графин с шэрри. Вернувшись в свое кресло, он поставил его поближе, чтобы не вставать и не бегать за ним на другой конец гостиной.
17
Среда, 14 июля 1998 года
Лондон, 11 часов утра
Джемми оторвал взгляд от лежащей на его столе телеграммы, растерянно посмотрел на Нормана, и снова на телеграмму.
– Извини, но я не помню, как это расшифровать, – с безнадежностью в голосе сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57