А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– взорвался Норман. – Что должны предпринять, то и предпримем. И не надо смотреть на меня так, будто я собираюсь тебе пулю в лоб пустить.
– Но ведь я знал, знал, что все именно так и будет, – шептал Генри. – У меня было предчувствие, что этот заем до добра не доведет. Вероятно, мне следовало подыскать для вас более весомые аргументы и действовать более настойчиво. Я был обязан вас переубедить.
– Это не твоя вина, Генри, – Норман коснулся его плеча. – Ты высказал свою точку зрения, и она была отвергнута большинством. И посему, забудь об этом.
Тимоти потянулся за бутылкой шерри и, доливая в бокал своего дяди вина, обратился к отцу.
– Что ты предлагаешь? Что мы должны делать?
– Ничего.
Три пары глаз непонимающе смотрели на него.
– Ты сказал «ничего», отец? – спросил Чарльз. – Ничего?
– Ты правильно меня понял – ничего.
– Но…
– Никаких «но», – прервал его Норман. – Первое: облигации по-прежнему будут продаваться. Мы будем их продавать и они, в конце концов, пойдут, если, конечно, еще какой-нибудь щелкопер не станет будоражить его святейшество общественное мнение. Второе: заем должен выплачиваться раз в шесть месяцев в течение двух лет, значит, четыре раза. Первая выплата Парагваю должна быть осуществлена по истечении тридцати дней, иными словами, через месяц.
– Полмиллиона фунтов стерлингов, минус проценты – двенадцать процентов, что составит шестьдесят тысяч… – Тимоти торопливо царапал на листке бумаги цифры, будто эти суммы стали им известны лишь сейчас. – Следовательно, нам предстоит выплатить четыреста сорок тысяч через тридцать дней. – Он повернулся к своему брату. – Каково положение с наличными, Чарльз? Сколько мы сможем выплатить?
– Не очень много.
– Сколько? Чарли, дорогой мой, сколько это будет в цифрах?
Норман молчал, он не сводил глаз с Тимоти. В какую игру ты играешь, Тимоти? – задавал он себе вопрос. Ведь я знаю, что играешь, сын. И с этими фениями ты спутался не ради борьбы за независимость Ирландии. По тебе эта Ирландия пускай хоть на дно морское опустится. В какую же игру ты играешь?
Чарльз пробормотал какие-то цифры.
– Скажи мне точно, – командовал братом Тимоти. – я ничего не могу понять.
– Я сказал, что в резерве у нас семьдесят пять тысяч. И еще, – тут Чарльз снова понизил голос, – те два миллиона. Я имею в виду, что…
Тимоти наклонился вперед и перебил его.
– Золото, находящееся у нас по поручению Российского Императорского Казначейства, золото русского царя не может быть причислено к нашим резервам.
Никто ему перечить не стал – всем было известно, что формально он был прав, но им было известно и другое: на это золото, на эти два миллиона они имели право. Они могли взять его в долг, хотя лишь на очень короткое время. И лишь в случае крайней необходимости.
Мендоза стали сотрудничать с русскими еще полвека назад, когда Императорскому Казначейству потребовалось сорок миллионов на постройку железной дороги. Главным представителем финансовых интересов русских в Британии был Баринг. Впрочем, он не один сотрудничал с царем, время от времени и другие европейские банки имели дело с Россией, обеспечивая их займы. «Два миллиона в русских золотых империалах, – пробормотал Тимоти.
– Два миллиона сразу против пяти, предоставленных в рассрочку. Я так понимаю? – Он ждал возражений, но их не последовало. – Насколько я могу заключить из сегодняшнего положения, они, эти два миллиона – скорее пассив, чем актив. Нам, воспользуйся мы ими, останется лишь семьдесят тысяч реальной ликвидности».
– Правильно, – согласился Чарльз.
Тимоти повернулся к Норману. Голос его звучал язвительно.
– Семьдесят семь тысяч фунтов, отец? Какие активы мы можем выставить? Против чего эти семьдесят пять тысяч? – Он взглянул на бумагу, лежавшую перед ним. – Шестнадцать миллионов плюс, я полагаю. Не считая парагвайского займа. Шансы у нас никудышные, более того, такое положение небезопасно.
– Мне что, отчитываться перед тобой? – очень спокойно спросил Норман. – Тон Тимоти мгновенно переменился. – Нет, сэр, конечно нет. Мы все находимся под вашим руководством, мы это понимаем. Я просто спрашиваю, как в условиях этого кризиса нам поступить? Что нам делать? Что вы можете предложить?
– Ничего, – еще раз повторил свои слова Норман.
Он сидел чуть ссутулившись и положив перед собой руки на столе. Он знал, как овладеть аудиторией, как произвести на нее нужное впечатление.
– Слушайте меня, все вы. – Он обращался ко всем, но смотрел при этом только на своего младшего сына. – А ты, Тимоти, слушай особенно внимательно. Никакого кризиса нет, даже если мы и говорим здесь о нем. И в том, что разговоры об этом будут, сомневаться не приходится, их не избежишь. Каждый посыльный в Сити уже знает, что наш заем приказал долго жить. Но никому в голову не должно прийти, что Мендоза не в состоянии покрыть их обязательства. И им это никогда не придет в голову, если мы, конечно, сами не забегаем, как полоумные, и тогда любой из них, даже самый что ни на есть безмозглый поймет, что дела наши плохи.
– Все это так, сэр, но что будет, когда эти тридцать дней истекут? – Казалось, Чарльз мог сегодня говорить только шепотом. – Что тогда?
– Я к этому еще подойду. Первое: я хочу, чтобы вы ясно понимали, что поставлено на карту. И Генри, и мне, нам уже случалось на нашем веку попадать в переделки и похуже. Другое дело – вы. Именно вам обоим следует зарубить себе на носу, что если мы обнаружим хоть малейший признак слабости, как эти гарпии набросятся на нас. – Он все еще смотрел на Тимоти. – Под удар поставлено все твое наследство, все, целиком, понимаешь? До единого пенни!
– Понимаю. Очень хорошо понимаю, сэр.
Тимоти тоже говорил негромко, но не так, как его брат. В голосе Тимоти чувствовалось хладнокровие и присутствие духа.
– Хорошо. – Норман повернулся к Генри. – Теперь, как обстоят дела с нашими грузами?
Генри еще раз порылся в своих бумагах и вытащил несколько листков.
– Обе «Королевы» возвратятся с востока в течение первой недели августа.
Под «Королевами» он имел в виду два судна: «Королеву Эстер» и «Королеву Джудит», которые заменили ходивших во времена их прадедушек «купцов». Оба новых судна были парусниками и сновали между Европой и Востоком, имея на борту самые различные грузы, принадлежащие Мендозе.
– Оба должны прибыть одновременно? – поинтересовался Тимоти.
– Да, – подтвердил Генри. – Мы ведь всегда организовывали именно так: оба судна причаливают одновременно и приводят в замешательство торговцев, и цены для нас в этом случае выгоднее.
Тимоти кивнул. Он чувствовал, как отец не спускал с него глаз. Тимоти понимал, что отец не забыл о том, как он возражал против такой политики. Несколько месяцев назад это даже вызвало шквал дискуссии.
– Ясно. Благодарю тебя, дядя Генри. Дальше, пожалуйста.
– Потом еще «Сара Стар» и «Сюзанна Стар». Что касается первой, то она добралась до Нью-Йорка на прошлой неделе. Оттуда она направляется в Каракас и возвратится в Англию не раньше начала сентября. А вот «Сюзанна Стар» уже почти заканчивает плавание. В Сан-Хуане она должна быть через несколько дней и после этого, дней через двенадцать, прибыть в Лондон, вероятно, восьмого июля.
Генри, закончив свой отчет, повернулся к Норману. Тимоти и Чарльз тоже смотрели на отца.
– Благодарю, – пробормотал тот. – Как я понимаю, мы в любом случае в состоянии продать все грузы до наступления срока первого платежа. Кофе, сахар, ром, если я не ошибаюсь?
Генри кивнул.
– Да, плюс пара тонн копры.
– Значит, по самым скромным подсчетам, это составит около ста тысяч чистой прибыли, да, именно столько и принесет нам наша «Сюзанна».
Норман обвел взглядом остальных, те продолжали смотреть на него.
– И еще остается Пуэрто-Рико, – добавил он, ожидая, когда до них дойдет скрытый смысл этого упоминания. – Я сегодня утром отправил Люсу телеграмму, в которой строго-настрого запретил прикасаться к резервам вплоть до моего особого распоряжения.
Услышав это, Тимоти чуть было не присвистнул. Пуэрто-Рико был уникальным владением Мендоза. Нигде больше в мире у них не было настоящего филиала, который с самого его возникновения управлялся бы не членами их семьи или родственниками, а посторонним лицом, нанятым в качестве управляющего. Тимоти не мог понять, почему он до сих пор выпускал этот банк из поля зрения. Это было его ошибкой.
Генри уже больше не смотрел глазами затравленного зверя.
– Да, конечно, Пуэрто-Рико… Норман, а в Кордове мы сможем рассчитывать на кое-какую, пусть даже небольшую, поддержку?
– Полагаю, что сможем. Я уже поднял по тревоге Франсиско.
Норман поднялся, достал свои часы, взглянул на них и снова спрятал их в кармашек шелковой жилетки.
– А теперь, джентльмены, нас ждут наши дневные дела. Я настоятельно рекомендую вам съесть сегодня свой ленч на людях. Разумеется, каждому по отдельности. Я не вижу ничего плохого в том, что все представители банка, они же участники нашего предприятия, я имею в виду парагвайский заем, покажутся на людях и продемонстрируют отличный аппетит, не обнаруживая ни малейших признаков нервозности.
Он помолчал и, убедившись, что все поняли, что он хотел сказать, покинул Зал компаньонов.
* * *
Марта Клэнси с минуту прислушивалась у дверей спальни наверху, затем без стука вошла. Было около полудня, но громкий храп говорил о том, что оба мужчины еще не проснулись. Нечему удивляться – они ввалились лишь в три часа утра, вконец измотанные. Она показала им комнату, даже не решившись спросить о ее мальчиках.
Марта поставила на тумбочку, служившую туалетным столиком, поднос, со стоявшими на нем двумя кружками дымящегося чаю. Этот покой занимала Черная Вдова. Боже, кого только не заносило к ней в дом! Разве могли эти два оборванца подозревать, что эту Постель до них согревала Лила Кэррен, эта благородная и великая леди, – подумала Марта.
– Эй, вы, уже за полдень, – она трясла за плечо того, кто спал с краю. – Вы же просили вас разбудить.
Пэдди Шэй еще громче захрапел, будто возмущаясь, Что ему мешали спать, но тот, кто помоложе, О'Лэйри, уселся в кровати и сонно пробормотал:
– Сколько времени, ма?
Марта улыбнулась, ей польстило, что мальчик принял ее за мать.
– Я не мама, парень, – с нежностью в голосе сказала она. – Я – миссис Клэнси и ты в моем доме на Торпарч-роуд в Лондоне. И времени уже пять минут первого. Вот он сам сказал, чтобы я вас разбудила в полдень.
Она кивнула на так и не желавшего просыпаться Пэдди.
О'Лэйри сонно протирал глаза. Ему не больше шестнадцати, прикинула Марта. Матерь Божья, что же это за мир, где шестнадцатилетние мальчишки были вынуждены сражаться в подпольных армиях и бороться за то, что им должно принадлежать по праву?
– Я вам тут чаю принесла, – сказала она. – Буди его, и давайте оба спускайтесь на кухню завтракать. Я вас там жду. А здесь за занавесками есть таз с водой, так что сперва умойтесь, а потом отправляйтесь вниз.
Через четверть часа оба сидели у Марты на кухне и уплетали яичницу с беконом и хлеб, запивая это чаем.
– Мокровато сегодня, – прожевывая, бормотал Пэдди Шэй.
Марта выглянула в окно.
– Да, это точно, что мокровато… Жалко, что вы вчера не приехали. – Она закончила мытье сковороды, на которой поджаривала яичницу. – Маслица еще хотите?
– Не откажусь, спасибо, – ответил Шэй. – Но вы уж не беспокойтесь – мы вас не объедим, а то, небось, думаете, что, вот, явились, подберут все до крошки, одни голые полки останутся, – успокоил ее Пэдди, кладя на исцарапанный стол шиллинг. – Это вам за хлеб и постель.
– Не надо мне денег ваших, – говоря это, Марта отколупнула от большого ломтя масла кусочек размером с куриное яйцо и положила в стоявшую перед ними масленку. – Это все ради нашего с вами дела.
Марта считала, что лучшего применения тем двум фунтам, которые раз в месяц приносил домой ее муж, работая на железной дороге, не найти.
– Таковы законы нашего братства, – назидательно говорил Пэдди, двигая шиллинг в ее сторону. – Нечего у вас кусок из горла выдирать, если можно без этого обойтись.
Марта пожала плечами, и молча отправила монету в карман фартука.
– Сколько вы еще пробудете?
– А я и сам не знаю, для нас кое-что должны принести.
Марта была в курсе методов подпольной работы фениев и не лезла с расспросами. Если бы не их железная дисциплина, то их уже давно бы всех выудили поодиночке, как рыбешек.
– Будете ждать здесь, пока доставят вам то, за чем вы приехали, или пойдете куда?
– Погода сегодня вроде не та, чтобы нос на улицу высовывать.
До сих пор О'Лэйри молчал – его рот был занят едой. Теперь он прислушивался и сосредоточенно вытирал тарелку кусочком хлеба от остатков яичницы, потом намазал на этот хлеб еще масла и отправил это себе в рот.
– А что, на Лондон тебе разве не хочется взглянуть, коли мы уж здесь? – проговорил он с набитым ртом.
– Ладно, помолчи. Все будешь делать так, как скажут, – рявкнул Шэй.
– А что, я отказываюсь, что ли? Просто хотелось пройтись посмотреть город, если можно, конечно.
– Как тебя звать, парень, – поинтересовалась Марта.
– Дональд, мэм.
– Так вот, Дональд О'Лэйри, я думаю, что тебе представится возможность увидеть Лондон в ближайшие дни. – Она хмыкнула. – Может ты сумеешь его даже поджарить чуть-чуть.
Ее глаза затуманились, в них сейчас проплывали ужасные картины, оставшиеся с детства, связанные с расправой англичан над ирландцами. Она тряхнула головой и вновь была в дне сегодняшнем.
– Вы случайно моих мальчишек не знаете? Все трое за наше дело сражаются. Фрэнки, Кевин и Шин. Знаете кого-нибудь из них?
О'Лэйри покачал головой.
– Я не знаю, мэм.
– Я знаю Фрэнки, – сказал Пэдди Шэй. – Видел его с неделю назад. Он был в полном порядке.
Марта перекрестилась.
– Хвала Господу и всем святым. – Тут в дверь застучали и она замолчала. – Оставайтесь здесь, и чтобы все было тихо. Я пойду, гляну, кто это явился.
Через пару минут она вернулась в кухню с запиской в руке.
– Для вас, мистер Шэй.
Пэдди, взяв у нее бумажку, быстро пробежал по ней глазами.
– Кто-то должен прийти к нам, как стемнеет, – объявил он.
– Отлично, – сказала она. – Теперь вы знаете, что к чему. Я не вижу причины, почему бы мальчику не побегать по городу немного, если ему дождь нипочем, правда?
– Да, – нехотя согласился Шэй. – Думаю, что можно.
Ответом О'Лэйри была благодарная улыбка Марте.
– Там в прихожей стоит шкаф, откроешь его и возьмешь плащ.
Шэй обратился в Марте, когда О'Лэйри умчался.
– И вы здесь одна с тех пор, как ваши ребята отправились?
Марту этот вопрос не смутил, ей и в голову не приходило бояться этого Пэдди Шэя. Она доверяла ему.
– Мой муженек работает на железной дороге. Иногда его по нескольку дней дома не бывает. Он завтра к утру вернется.
Шэй кивнул.
– Ну, тогда он не разобидится на меня, если я его кресло пока займу да в его газетку загляну, правда?
С этими словами Пэдди уселся в обитое кретоном кресло, поближе к плите и взял сложенную «Дейли Ньюс».
– Спичечки у вас не найдется, трубку раскурить и хорошо бы еще чашечку чаю, если можно.
Сан-Хуан
9 часов утра
Костел Сан-Хосе был очень старым и очень красивым. Майкл зачарованно разглядывал искусной работы сводчатый потолок, потом его взор упал на великолепное мраморное надгробье исследователя Понсе де Леона, переместившись затем налево на изумительное, украшенное резьбой распятье, с поразительным реализмом передававшее страдания Христа, его предсмертные муки. Майкл преувеличенно долго рассматривал внутреннее убранство костела, это позволяло ему не смотреть на массивный постамент, задрапированный в черное и установленный на нем гробик, до боли маленький и приводивший его в безграничное отчаянье.
Тело Кармен, двенадцатилетней девочки, исчезнувшей две недели назад, было обнаружено на берегу залива Сан-Хуан. Его прибило к берегу море. У девочки были вырваны глаза и отрезаны ее едва намечавшиеся груди.
– Да покоится в мире… – нараспев произносил пастор-иезуит, одетый в черную сутану.
Это был мужчина лет сорока, худощавый, высокий, в его облике было что-то от аристократа. Иезуиты появились на острове в шестидесятые годы, как недавно узнал Майкл. Он не был удивлен, узнав и то, что они оказались в гуще политических событий на Пуэрто-Рико – второй раз за последние триста лет они переживали их политический ренессанс.
– Аминь, – коленопреклоненный молодой причетник провел два последних такта длинного зачина, голоса пастора и молодого певца прекрасно сочетались, дополняя друг друга.
Причетник поднялся с колен. Месса закончилась, но паства застыла в ожидании пастора, который должен был возглавить похоронную процессию, отправлявшуюся на кладбище. Наблюдая за траурной мессой, Майкл еще раз убедился, что лишь католики умеют так соблюсти ритуал и символику. Но к чему это все?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57