Над дербиширскими холмами догорал золотой день. Пол стоял в дальнем конце сада у густо растущих бледных маргариток и смотрел, как последние пчелы вползают в улей. Услыхал шаги Клары, легко к ней повернулся и сказал:
– На сегодня наши труженицы отлетались.
Клара подошла и остановилась рядом. За низкой красной оградой перед ними тянулись сельские угодья, а вдалеке – холмы в золотистой дымке.
В эту минуту в садовую калитку входила Мириам. Она видела, как шла к Полу Клара, видела, как он обернулся, и вот они стоят бок о бок. Что-то в том, как, оказавшись рядом, они словно отгородились от всего мира, подсказало Мириам, что все свершилось между ними, что они уже, как ей подумалось, женаты. Очень медленно шла Мириам по присыпанной шлаком длинной садовой дорожке.
Клара сорвала коробочку с мальвы и надломила, чтоб высыпались семена. Повыше ее склоненной головы розовые цветы глядели во все глаза, будто защищая ее. Последние пчелы сваливались в улей.
– Считай денежки, – засмеялся Пол, когда она высыпала на ладонь плоские семена. Она подняла на него глаза.
– Я богатая, – сказала она с улыбкой.
– Сколько у тебя? Фью! – он щелкнул пальцами. – Могу я обратить их в золото?
– Боюсь, что нет, – засмеялась Клара.
Смеясь, они посмотрели друг другу в глаза. И тут же заметили Мириам. Раз – и все изменилось.
– Привет, Мириам! – крикнул Пол. – Ты ведь сказала, что придешь!
– Ну да. А ты забыл?
Она обменялась рукопожатием с Кларой, сказала:
– Как-то странно видеть тебя здесь.
– Да, – отозвалась Клара. – Мне странно быть здесь.
Обе помешкали.
– Тут славно, правда? – сказала Мириам.
– Мне очень нравится, – ответила Клара.
И Мириам поняла, что Клару тут приняли, как ее саму никогда не принимали.
– Ты пришла одна? – спросил Пол.
– Да. Я пила чай у Агаты. Мы идем в церковь. Я на минутку, хотела повидать Клару.
– Что ж ты не пришла на чай к нам? – сказал он.
Мириам коротко засмеялась, и Клара с досадой отвернулась.
– Тебе нравятся хризантемы? – спросил Пол.
– Да, они очень хороши, – ответила Мириам.
– Какие тебе нравятся больше всех? – спросил он.
– Сама не знаю. Пожалуй, те, бронзовые.
– Ты, наверно, еще не все видела. Пойдем, посмотришь. Идемте, Клара, посмотрите, какие предпочтете вы.
Он повел их обеих в ту часть сада, где цветы всех оттенков неровной густой каймой тянулись вдоль дорожки до самого луга. Пол отметил про себя, что положение, в котором он очутился, нисколько его не смущает.
– Смотри, Мириам, – вот эти белые из твоего сада. Здесь они не так хороши, правда?
– Да, – сказала Мириам.
– Но они выносливей. У вас там они лучше защищены и вырастают большие, нежные, но быстро вянут. Мне нравятся вот эти маленькие желтые. Сорвать тебе несколько?
В церкви зазвонили колокола, звон разнесся над поселком, над лугом. Мириам взглянула на колокольню, гордо возвышавшуюся среди крыш, что там и тут жались друг к другу, и вспомнила зарисовки, которые как-то принес ей Пол. Тогда все было по-иному, но он и теперь еще не ушел от нее. Она попросила у него какую-нибудь книжку почитать. Он кинулся в дом.
– Как! Это Мириам? – холодно спросила мать.
– Да, она говорила, что зайдет повидаться с Кларой.
– Так ты ей заранее сказал? – язвительно отозвалась мать.
– Да. А почему бы нет?
– В самом деле, почему бы нет, – сказала миссис Морел и опять углубилась в книгу. Пол наморщился от материнской иронии, досадливо нахмурился и подумал: «Ну почему я не могу поступать по-своему?»
– Ты в первый раз видишь миссис Морел? – спросила Клару Мириам.
– Да. Но она такая славная!..
– Да, – сказала Мириам, опустив голову. – В некоторых отношениях она очень хорошая.
– Уж наверно.
– Пол тебе много про нее рассказывал?
– Да, немало.
– Вот как!
И, пока он не вернулся с книгой, они больше не разговаривали.
– Когда надо ее отдать? – спросила Мириам.
– Все равно, – ответил Пол.
Клара захотела вернуться в дом, а Пол решил проводить Мириам до калитки.
– Когда приедешь на Ивовую ферму? – спросила та.
– Трудно сказать, – ответила Клара.
– Мама просила передать, что будет тебе рада в любое время, если захочешь приехать.
– Спасибо. Я бы с удовольствием приехала, но не знаю, когда смогу.
– Ну и хорошо! – не без горечи воскликнула Мириам и отвернулась.
Она шла по дорожке, прижав губы к цветам, которые сорвал для нее Пол.
– Может, ты все-таки зайдешь? – предложил Пол.
– Нет, спасибо.
– Мы собираемся в церковь.
– Вот как, значит; я вас увижу! – Горько стало Мириам.
– Да.
Они расстались. Пол чувствовал себя виноватым перед ней. А ей было горько, и она его презирала. Ведь он все еще принадлежит ей, и однако, у него есть Клара, и он привел ее к себе домой, и в церкви будет сидеть с ней подле матери, и даст ей тот самый молитвенник, который в давние времена давал ей. Ей слышно было, как он бегом кинулся к дому.
Но вошел он не сразу. Остановился на траве и услышал голос Клары, а потом ответ матери:
– Есть у Мириам одно свойство, которое мне отвратительно, в ней сидит ищейка.
– Да, – живо отозвалась мать, – да. Вот хоть сейчас, ну разве это не отвратительно!
Пола обдало жаром, он возмутился, что они так судят о Мириам. Какое у них право так говорить! Однако от их слов почему-то вспыхнула ненависть к Мириам. Потом душа взбунтовалась против Клары – почему она позволяет себе так говорить о Мириам! В конце концов, если уж говорить о добродетели, Мириам выше Клары. Он вошел в дом. Мать была явно взволнована. Она постукивала ладонью по ручке дивана, как делают женщины, когда их терпению приходит конец. Полу всегда невыносимо было видеть это движение. Все молчали, потом заговорил он.
В церкви Мириам увидела, он нашел для Клары нужный псалом в Псалтири, как находил прежде для нее. И во время службы он видел Мириам в другой стороне храма, шляпа отбрасывала густую тень на ее лицо. Каково ей видеть рядом с ним Клару? Прежде он об этом не подумал. Он чувствовал, что обходится с Мириам безжалостно.
После службы он пошел с Кларой через Пентрич. Был темный осенний вечер. Они попрощались с Мириам, и, когда оставили ее одну, у Пола сжалось сердце. «Но так ей и надо», – сказал он про себя, и почти приятно было у нее на глазах уйти с другой, такой красивой.
В темноте пахло влажными листьями. Они шли, и теплая рука Клары безвольно лежала в его руке. Противоречивые чувства раздирали его. В душе бушевал бой, и худо ему было.
Они шли, и на Пентричском холме Клара прислонилась к нему. Он обнял ее за талию. Они шли, и он чувствовал под рукой упругое движенье ее тела, и уже не так сжималось сердце из-за Мириам, и кровь быстрей побежала по жилам. Он прижимал Клару ближе, ближе.
И она сказала тихонько:
– Ты все продолжаешь с Мириам.
– Только разговариваю. У нас и прежде мало что было, кроме разговоров, – с горечью сказал он.
– Твоя мать ее не любит, – сказала Клара.
– Да, не то бы я на ней женился. Но теперь все кончено, совсем!
В голосе его вдруг прорвалась ненависть.
– Иди я сейчас с ней, мы бы долго и скучно рассуждали о «Христианском таинстве» или о другом каком-нибудь занудстве. Слава Богу, я не с ней!
Несколько минут шли молча.
– Но ты не можешь совсем от нее отказаться, – сказала Клара.
– Не отказываюсь, потому что и отказываться не от чего, – сказал Пол.
– Для нее – есть от чего.
– Не понимаю, почему бы нам с ней на всю жизнь не остаться друзьями, – сказал Пол. – Но только друзьями.
Клара отклонилась от него, отодвинулась.
– Ты почему отодвигаешься? – спросил он.
Клара не ответила, но отодвинулась еще дальше.
– Почему тебе вздумалось идти одной? – спросил он.
Опять никакого ответа. Она шла обиженная, повесив голову.
– Потому что я хотел бы дружить с Мириам! – воскликнул он.
Клара не ответила.
– Говорю тебе, между нами только и есть, что слова, – твердил Пол, стараясь снова ее обнять.
Клара противилась. Он вдруг шагнул и встал, преградив ей дорогу.
– Будь оно неладно! – воскликнул он. – Что еще тебе надо?
– Беги лучше за Мириам, – съязвила Клара.
Кровь забурлила у него в жилах. Он вздернул верхнюю губу, словно оскалился. Клара угрюмо сгорбилась. Было темно, вокруг ни души. Пол вдруг обхватил ее, перегнул назад и яростным поцелуем приник к ее лицу. Она неистово вырывалась, увертывалась. Он крепко ее держал. Жадные, неумолимые губы его нашли ее рот. Грудь мужчины твердо как камень прижала ее грудь. Клара, беспомощная, обмякла в его объятиях, и он целовал ее, целовал.
Послышались шаги, кто-то спускался с холма.
– Выпрямись! Выпрямись! – хрипло сказал он, до боли стиснул ее руку. Не удержи он ее, она без сил упала бы наземь.
Она вздохнула и как во сне пошла с ним рядом. Они шли в молчании.
– Мы пойдем лугами, – сказал Пол, и тогда она пробудилась.
Но она позволила помочь ей переступить через изгородь и молча шла рядом с ним по первому темному лугу. Она знала, эта дорога в Ноттингем и на станцию. Пол озирался, что-то высматривал. Они вышли на голую вершину холма, где темнели развалины ветряной мельницы. Тут Пол остановился. Они стояли рядом в темноте и глядели на рассыпанные в ночи огни, пригоршни мерцающих точек, поселки, лежащие там и тут во тьме, на холмах и в низинах.
– Мы будто бредем среди звезд, – сказал он с неуверенным смешком.
Потом крепко обнял ее. Клара отвернула лицо, угрюмо вполголоса спросила:
– Сколько времени?
– Не важно, – хрипло взмолился Пол.
– Нет, важно… важно! Мне надо идти!
– Еще рано, – сказал он.
– Сколько времени? – настаивала Клара.
Со всех сторон их окружала черная ночь, усыпанная и расцвеченная огоньками.
– Не знаю.
Клара положила руку ему на грудь, пытаясь нащупать часы. Пол почувствовал – по телу разлился огонь. Клара добралась до его жилетного кармана, а он стоял и тяжело дышал. В темноте она видела часы – бледный кружок, но цифр не различить. Она склонилась над часами. Пол все тяжело дышал и наконец опять ее обнял.
– Мне не видно, – сказала Клара.
– Ну и пусть.
– Да нет же, мне пора! – отворачиваясь, сказала она.
– Погоди! Я посмотрю! – Но и он ничего не увидел. – Я зажгу спичку.
Втайне он надеялся, что уже слишком поздно и на поезд она не поспеет. Она увидела светящийся фонарь его ладоней, заслонивших огонек; вот и лицо его осветилось, взгляд устремлен на часы. Мгновенье – и опять стало темно. Перед глазами черно, лишь на земле у ноги еще рдеет спичка. А где же Пол?
– Ну что? – испуганно спросила Клара.
– Тебе уже не успеть, – услышала она из тьмы его голос.
Молчание. Клара чувствовала, она в его власти. Когда он отвечал, она слышала, как зазвенел его голос. И страшно ей стало.
– Сколько времени? – подчеркнуто спокойно, безнадежно спросила она.
– Без двух минут девять, – через силу он сказал правду.
– Дойду я отсюда до станции за четырнадцать минут?
– Нет. Во всяком случае…
В шаге-другом от себя она различала во тьме его силуэт. И хотелось сбежать.
– Неужели не успею? – жалобно сказала она.
– Если поспешишь, – резко ответил Пол. – Но ведь ты легко дойдешь и до трамвая. Это всего семь миль, я тебя провожу.
– Нет, я хочу попасть на поезд.
– Но почему?
– Я… я хочу попасть на поезд.
Голос его вдруг изменился.
– Хорошо, – сухо, жестко сказал он. – Тогда идем.
И он нырнул в темноту впереди нее. Она побежала следом, готовая расплакаться. Теперь он стал груб, безжалостен. Она бежала за ним по кочковатым темным лугам, задыхалась, чуть не падала. Но двойной ряд огней на станции приближался. И вдруг:
– Вот он! – крикнул Пол и припустился бегом.
Послышался отдаленный перестук колес. Точно светящаяся гусеница, справа сквозь ночь двигался поезд. Перестук колес стих.
– Он сейчас на виадуке. Ты как раз успеешь.
Клара бежала, задыхаясь, и вот, наконец, она в поезде. Свисток отправления. И Пола нет. Нет! И она в вагоне, вокруг полно народу. Как это жестоко!
Пол повернулся и кинулся домой. Он и опомниться не успел, как очутился в кухне. Он был очень бледен. А глаза темные, и что-то зловещее в них, словно он пьян. Мать посмотрела на него.
– Ну и в хорошем же виде у тебя башмаки! – сказала она.
Он глянул на ноги. Потом сдернул пальто. Мать подумала, уж не пьян ли он.
– Значит, она успела на поезд? – спросила мать.
– Да.
– Ее-то туфли, надеюсь, не так перемазаны. Понять не могу, куда ты ее таскал!
Какое-то время Пол сидел молча, не двигаясь.
– Понравилась она тебе? – наконец нехотя спросил он.
– Да, она мне понравилась. Но тебе она надоест, сын. Сам знаешь.
Он промолчал. Мать заметила, как трудно он дышит.
– Ты что, бежал? – спросила она.
– Нам пришлось бежать к поезду.
– Ты себя загоняешь. Поди-ка выпей горячего молока.
Молоко отлично бы его подбодрило, но он отказался и пошел к себе. Не сняв покрывала, повалился ничком на кровать и заплакал слезами ярости и боли. Было и физически больно, так что он в кровь искусал губы, а смута в душе мешала думать, даже чувствовать.
Вот как она со мной обходится, а? – снова и снова мысленно повторял он, прижимаясь лицом к одеялу. И ненавидел Клару. Опять он возвращался к той сцене, и опять в нем вспыхивала ненависть.
Назавтра он держался замкнуто, отчужденно, как никогда. Клара была очень кроткая, можно сказать ласковая. Но он был сух, с оттенком презренья. Она вздыхала, оставалась все так же кротка.
Однажды вечером на той же неделе в Ноттингеме в Королевском театре в «Даме с камелиями» играла Сара Бернар. Полу хотелось увидеть эту старую знаменитую актрису, и он пригласил на спектакль Клару. Мать он попросил оставить для него-ключ на окне.
– Значит, брать билеты? – спросил он Клару.
– Да. И надень смокинг, пожалуйста! Я никогда не видела тебя в смокинге.
– Да что ты, Клара! Надо же, я – в театре в смокинге! – запротестовал он.
– Ты не любишь смокинг? – спросила она.
– Ну раз тебе очень хочется, надену. Но буду чувствовать себя дураком.
Она посмеялась над ним.
– Тогда почувствуй себя дураком, ради меня, согласен?
От такой просьбы у него кровь забурлила в жилах.
– Видно, не миновать мне этого.
– Зачем тебе понадобился чемоданчик? – спросила Пола мать.
Он отчаянно покраснел.
– Клара просила, чтобы я… – начал он.
– Какие же у вас места?
– Первый ярус… по три с половиной шиллинга!
– Ого! – насмешливо воскликнула мать.
– Ну это же в кои веки, – сказал Пол.
Он переоделся на фабрике, надел пальто и шапку и встретился с Кларой в кафе. Она была с одной из своих подруг-суфражисток. На ней было старое длинное пальто, которое совсем ей не шло, голова повязана полушалком, который Пол терпеть не мог. К театру пошли втроем.
Клара еще на лестнице сняла пальто, и оказалось, она в подобии вечернего платья, открывающего руки, шею и часть груди. Волосы модно причесаны. В этом платье, зеленом, шелковом, простого покроя, она была очень хороша. Да, она великолепна. Видишь всю фигуру, словно обтянутую легкой тканью. Пол смотрел на нее и прямо ощущал упругость и нежность этого стройного тела. Он крепко сжал кулаки.
И ему предстояло весь вечер сидеть, касаясь ее прекрасной обнаженной руки, смотреть на сильную шею, гордо поднятую над сильными плечами, на грудь под зеленым шелком, на изгибы рук и ног под облегающим платьем. Каким-то уголком души он опять ее возненавидел – зачем обрекает его на муку этой близости. Но и любил ее, когда, вскинув голову, она смотрела прямо перед собой, чуть надув губы, задумчивая, неподвижная, будто покорилась судьбе, которая сильнее ее. Ничего она не могла с собой поделать; она оказалась во власти чего-то, что важнее ее самой. Вечностью веяло от нее, будто от задумчивого сфинкса, и Пол ощутил властное желание ее поцеловать. Он уронил программку и низко нагнулся, чтобы, поднимая, украдкой поцеловать Кларину ладонь и запястье. Как мучительна ее красота. Она сидела не шевелясь. Лишь когда погас свет, чуть склонилась, подалась к нему, и он тихонько гладил ее кисть, руку. Слабый запах духов исходил от нее. Опять и опять накатывали раскаленные волны крови, каждая на миг глушила его сознание.
Спектакль шел своим чередом. Пол видел его будто из дальней дали, будто драма развертывалась неведомо где, но, кажется, где-то в глубинах его существа. Он стал Клариными полными руками, ее шеей, ее вздымающейся грудью. Кажется, это и есть он. Где-то там все еще играют актеры, и он сливается с драмой. Сам по себе он не существует. Серые, а то черные глаза Клары, ее грудь, что льнет к нему, ее рука, что он сжимает в своих руках, – только это и есть на свете. И он мал, беспомощен, а она, облеченная силой, возвышается над ним.
Лишь антракты, когда загорался свет, причиняли ему четко выраженную боль. И хотелось куда-нибудь сбежать, пока снова не станет темно. Сбитый с толку, он плутал в поисках выпивки. Потом огни гасли, и он опять оказывался во власти странной безумной реальности, в которой слились Клара и драма на сцене.
Спектакль продолжался. Пол был одержим желанием поцеловать крохотную голубую венку, что примостилась в изгибе Клариного локтя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53