– Вы умный человек, любезный Рауль… человек с воображением, плодовитый на выдумки. Я убежден, что нынешней ночью вы сумеете снова овладеть воображением регента и возвратить свое влияние, очень колеблющееся в настоящую минуту. Каким же способом дойдете вы до этого результата, я не знаю, да, по всей вероятности, вы и сами знаете это не более меня. Но до вечера вы придумаете… Я в этом не сомневаюсь…– Вы делаете мне слишком много чести, любезный маркиз, – отвечал Рауль, смеясь. – Вы, кажется, чересчур уверены во мне, а я между тем, говоря откровенно, вовсе не спокоен…– Полноте! Это скромность, возвышающая вас в моих глазах. Через два часа вы составите ваш план и расскажете его мне, когда я приеду за вами, чтобы, в случае надобности, я мог помочь вам… О чем идет речь? О том, чтобы поразить Антонию Верди ее же собственными представлениями. Она показывает ему черта. Это очаровательно! Превзойдите чародейство Антонии Верди, покажите Филиппу что-нибудь еще страннее черта, и вы выиграете партию… Это не трудно!– Хорошо вам говорить! – вскричал Раль. – Регент начинает пресыщаться, и я не вижу, каким образом могу я превзойти Антонию… Разве что показать ему кардинала Дюбуа, черта первого разряда и высшего достоинства, чем черт итальянки…– Вы шутите – это хороший знак!.. Я полон надежды и доверия,– Дай Бог, чтобы это доверие не разрушилось!..– Полноте! Мы приедем в Пале-Рояль в полночь. Я заеду за вами в одиннадцать часов, чтобы успеть переговорить.– Очень хорошо… а теперь чем вы займетесь?– Уезжаю – мне надо окончить кое-какие дела…– Пожалуйста, окажите мне услугу.– Какую?– Я позову мадам де ла Транблэ…– Мне будет очень приятно засвидетельствовать ей мое уважение… – перебил маркиз.– Придумайте мне какой-нибудь искусный предлог, чтобы оправдать в ее глазах мое отсутствие на целую ночь.– Предлог? Неужели вы дошли до этого, мой бедный друг? Как!.. Чтобы провести ночь вне дома, вам нужны предлоги!– Что же делать?.. Жанна такая хорошенькая…– Это извинение. Но вы поставили себя на дурную ногу!.. Впрочем, это меня не касается и я исполню вашу просьбу.Жанна, которую муж предупредил, что маркиз де Тианж хочет засвидетельствовать ей свое уважение, не заставила себя ждать. Маркиз, с шутливой любезностью вельможи и придворного, попросил у ней прощения, что увозит ее мужа на целую ночь. Он сказал, что делает приятельский ужин на холостую ногу и непременно хочет иметь своим гостем Рауля…– Однако, – прибавил он, – если отсутствие возлюбленного мужа должно нагнать облака на этот чистый лоб, слезу на эти нежные глаза, я откажусь, не без сильнейшего огорчения, от удовольствия иметь кавалера своим гостем.– Ах! маркиз, – отвечала молодая женщина, – слишком взыскательна и деспотична была бы та любовь, которая пожертвовала бы для своей прихоти не только мужем, но и лучшими его друзьями!.. От имени Рауля я принимаю ваше приглашение…Маркиз поблагодарил Жанну, сказал ей несколько любезных слов и уехал.– В котором часу назначен ужин, друг мой? – спросила Жанна, оставшись одна с Раулем.– В полночь, дитя мое.– А долго он продолжится?..– До рассвета, по всей вероятности.– Маркиз де Тианж сказал правду, не так ли?– Я тебя не понимаю…– Это приятельский ужин?– Без сомнения.– И за этим ужином женщин не будет?..– Ревнивица! – прошептал Рауль с несколько принужденной улыбкой. – Успокойся… уверяю тебя, что за этим ужином женщин не будет.Жанна, успокоенная этим уверением, подставила свой лоб Раулю для поцелуя и ушла в свою комнату.Около двух часов Рауль находился в глубокой задумчивости, похожей на озабоченность романиста, приискивающего сюжет романа, или драматурга, обдумывающего план драмы. Через два часа Рауль поднял голову. Молния сверкнула из его торжествующих глаз, и он вскричал:– Царица Савская!.. Так!.. Да, так!.. Я придумал!..Ровно в одиннадцать часов Рауль сел в карету маркиза де Тианжа.– Ну? – спросил последний.– Я думаю, – отвечал Рауль, – что вы хорошо сделали, положившись на меня…– Вы придумали?– Придумал.– Я был в этом уверен!.. Могу я узнать, в чем дело?..– Конечно… тем более что вы мне нужны…И Рауль рассказал маркизу во всех подробностях придуманный им план, который маркиз полностью одобрил.За несколько минут до полночи карета Тианжа въехала в Пале-Рояль. III. Филипп Орлеанский – Парабер За маленькими ужинами в Пале-Рояле прислуживали избранные слуги, на скромность которых можно было вполне положиться. Иногда даже, когда регент намеревался сделать из ужина особенную оргию – слуг заменяли молодые, прелестные девушки в костюмах, приличных обстоятельствам. Но – поспешим сказать, чтобы успокоить наших целомудренных читательниц, – ничто менее не походило на оргию, чем тот ужин, за которым мы будем присутствовать.В ту минуту, когда лакей ввел маркиза де Тианжа и кавалера де ла Транблэ в овальную гостиную средней величины, все гости и даже регент находились уже там.Этими гостями были мужчины: Филипп Орлеанский, регент Франции, герцог де Ришелье, маркиз де Носэ, маркиз де ла Фар, граф де Фаржи; женщины: мадам де Парабер, мадам де Сабран, мадам д'Аверн, мадам де Гасэ, герцогиня де Жевр, Мышь и Эмили. Если прибавить к этим знаменитым особам обоих полов маркиза де Тианжа и кавалера де ла Транблэ, то выйдет четырнадцать человек.Филипп Орлеанский стоял, прислонившись спиной к высокому белому мраморному камину; приподняв полы своего фиолетового бархатного кафтана, великолепно вышитого золоток, он грел у огня свои икры, которыми очень гордился, потому что у него в самом деле была очень красивая нога. Маркиз и кавалер подошли поклониться ему, и он принял их с полной благосклонностью.Регент был мужчина среднего роста, хорошо сложенный, с изящной походкой и благородной наружностью. Глаза его были когда-то хороши, но так как одним из них он видел очень плохо, то другой постоянно утомлялся, что уменьшало его блеск. Волосы у Филиппа были черные, цвет лица румяный, губы красные, зубы очень хорошие. Лицо его, чрезвычайно добродушное, отличалось выражением остроумия. Взглянув на черты этого лица, можно было безошибочно сказать, что характер у регента приветливый, открытый, чистосердечный, немножко слабый. Филипп Орлеанский был любезен, добр, нрава почти всегда ровного. Веселость его была неизменна, и с трудом можно было возбудить в нем гнев или даже нетерпение. Не имея ни надменности, ни спеси, он любил, чтобы все окружающие его говорили с откровенностью, которая, к несчастью, была притворна. Он любил, чтобы приближенные его выражались свободно, почти фамильярно, и всегда пользовался случаем наговорить им много лестного и любезного. Восторженный поклонник героев и великих полководцев, регент приходил в восторг от рассказов об их знаменитых подвигах. Он обожал Генриха IV, и самой приятной для него лестью было ловкое сравнение его лица и характера с характером и лицом Беарнца.Филипп Орлеанский родился быть одним из тех государей, память о которых обожают будущие поколения. Гнусный Дюбуа совратил его с широкого и прекрасного пути, начертанного для него Богом, и бросил в грязь необузданного разврата. Дюбуа, наставник принца, которому суждено было руководить первыми порывами этого огненного темперамента, скоро почувствовал, что для поддержания власти над умом и чувствами своего воспитанника ему следует развить в нем инстинкты разврата и непостоянства. Известно, каким торжествующим образом будущий кардинал исполнил это.Герцог Орлеанский, поспешив воспользоваться уроками такого учителя, скоро превзошел сладострастное легкомыслие всех молодых вельмож той эпохи. Для него непостоянство никогда не имело довольно крыльев, любовь – довольно жриц. Связи его были всего лишь прихотями; он всегда отступал перед трудной победой, уверяя, что вознаграждение будет гораздо ниже труда. В глазах регента восхитительное чувство нежности, которое так нравится душам, жаждущим более высоких наслаждений, было бесполезным и утомительным вздором. Словом, то, что герцог Орлеанский называл делом сердца – хотя этот орган чувства играл тут роль побочную – должно было начаться и окончиться в продолжение одного ужина; и то еще половину времени, в которое продолжался ужин, посвящал он веселым шуткам, остротам умных мужчин, которых удостаивал приглашать к себе. Первый любовный вздох регента вырывался с первой бутылкой шампанского, и часто нежность его истощалась прежде, чем вино переставало шуметь.Герцог Ришелье известен слишком хорошо для того, чтобы мы считали нужным и интересным очертить портрет его нравственно и физически. Притом Ришелье, так же как и Носэ, Фаржи и Лафар, не играют деятельной роли в нашем рассказе. Поэтому перейдем немедленно к особам другого пола.Всякому свой почет!.. Начнем с мадам де Парабер, которая много лет имела над Филиппом Орлеанским власть, хотя и разделяемую с другими, но все-таки очень деспотическую. Парабер была женщина среднего роста – скорее низка, нежели высока – смугла и бледна, с цветом лица креолок и андалузок. Ее великолепные волосы, иссиня-черные и блестящие, были невероятно густы и поразительно длинны. Как Женевьева Брабантская, она могла завернуться в них как в толстый бархатный плащ, шелковистые и душистые складки которого любил раскрывать Филипп Орлеанский. Во всех движениях, даже самых резких, Парабер выказывала сладострастную грацию. Ее глаза были такого темного синего цвета, что казались почти черными и имели странный блеск и то чарующее могущество, которым обладают глаза некоторых змей. Огонь этих восхитительных глаз мог давать лучи, украденные Прометеем; исполненные то нежной томностью, то страстной пылкостью, они сверкали между двойным рядом загнутых кверху длинных ресниц. Нос у Парабер был как у греческой статуи, вышедшей из-под резца Фидия или Праксителя. Чтобы описать ее губы и зубы, надо прибегнуть к пошлому сравнению с кораллами и жемчугом; стан ее был тонкий и гибкий, как у ребенка; плечи очень широкие, нога как у Дианы, богини охоты, шея как у Венеры Милосской. За смуглый цвет ее лица регент называл ее своим маленьким вороном, Парабер была не умна; но Филипп Орлеанский очень спокойно мирился с этим недостатком.– Не люблю, – говорил он, – тех длинных женских языков, которые говорят как по писаному… Парабер мне нравится в своем молчании… Ей нечего говорить, и она не старается говорить пустяков. Притом губам ее не нужно раскрываться для того, чтобы быть очаровательными.Парабер была чрезвычайно полезна кардиналу Дюбуа, потому что посредством ее он отвлек регента от одной старой любовницы, к которой Филипп был привязан по привычке и которая сделалась ворчуньей. Эта женщина читала романы день и ночь и хотела разыгрывать их на деле. Она по целым дням лежала на диване в комнате, обои которой представляли деревья, пейзажи, пастушек т пастушков. Когда к ней приезжал регент, она встречала его в соломенной шляпке с розовыми лентами и цветами и держа в руке посох и котомку. В этом костюме она томно и нежно говорила Филиппу стихи, заимствованные из эклог Фонтенеля, о «нежном пламени и чувствительных сердцах». Филиппу Орлеанскому скоро опротивели эти сентиментальные фразы и рифмованные мадригалы. Он не имел привычки становиться на колени перед женщиной и ворковать как голубок; однако не решался разойтись с своей любовницей. Между тем Дюбуа был заклятым врагом мадемуазель де Сери. Этот угодник принца вдруг вздумал выдвинуть вперед мадам де Парабер.Начало этой новой связи было оригинально. Дюбуа пригласил на ужин в Пале-Рояль Парабера с женой и посадил ее возле герцога Орлеанского. Молодая женщина была большая кокетка. Ей казалось, что гораздо почетнее быть любовницей регента Франции, чем женою простого дворянина. Поэтому она весь ужин очаровывала герцога самыми страстными взглядами. Скоро пары шампанского отуманили головы всех гостей – мужчин и женщин. Только регент, мадам де Парабер и Дюбуа еще сохранили отчасти рассудок. Муж же, беззаботный ко всему, что не касалось пьянства и обжорства, был совершенно пьян. Филипп Орлеанский нашел минуту благоприятной. Он сделал Дюбуа знак приблизиться к нему и шепнул, указывая на пьяницу:– Вели положить Парабера на постель.– На какую?– На какую хочешь…– Но он еще не опьянел и может выпить еще пять или шесть бутылок, не свалившись под стол…– Здоровье его для меня драгоценно, и я не хочу, чтобы бедняжка подвергался опасности… Вели его взять и положить в постель…– А если он не захочет?..– Это твое дело… Ну! Я сказал… проворнее!..Дюбуа подумал с минуту и, будучи человеком с воображением, тотчас составил план нападения. Он сел возле Парабера и сказал ему взволнованным голосом:– Ах, Боже мой! Мой бедный друг, как вы бледны!.. Уж не больны ли вы?– Я! – пролепетал испуганный Парабер. – Нет… не думаю…– А я нахожу, что у вас просто страшное лицо…– Да… да… – подхватили хором все гости, смутно угадывая, в чем дело. – У Парабера страшное лицо… Парабер болен…– Увы! увы! увы!.. – перебила мадам де Парабер с комической горестью. – Муж мой нездоров!..Парабер завертелся на стуле и начал чувствовать припадки сильного испуга. Дюбуа взял его за руку и пощупал пульс.– Боже! – вскричал он потом, – двести раз в одну минуту!– Ах! – пролепетал Парабер, – я очень нездоров…– Скорее! Скорее! – сказал тогда регент. – Пусть его перенесут в какую-нибудь спальную и позаботятся там как обо мне самом…– Скорее! Скорее! – прибавил Дюбуа, обратившись к слугам: – Вот он лишается чувств!..Парабер вовсе не лишался чувств, однако это не помешало ему позволить взять себя четырем лакеям, которые унесли его, в сопровождении суетившегося Дюбуа и мадам де Парабер, превосходно выказывавшей беспокойство. Толстый пьяница таращил глаза, светлые как у василиска, и позволял нести себя, не говоря ни слова. Дюбуа велел его раздеть и уложить в постель, потом, обратившись к мадам де Парабер, сказал ей:– Если бы этот милый друг мог заснуть, через два часа он был бы совсем здоров…Как только были произнесены эти слова, легковерный муж закрыл глаза и начал храпеть.Когда Парабер проснулся на другое утро, он нашел жену возле себя, притворявшуюся спящей. Он разбудил ее, чтобы разделить с нею свой восторг от чудного пале-рояльского гостеприимства. Это гостеприимство доставило мадам де Парабер огромный брильянт, стоивший более трех тысяч луидоров. Вот как счастье приходит во сне!.. Брильянт этот был предназначен в подарок герцогине Орлеанской, которая никак не могла простить мадам де Парабер, что по ее милости он не дошел до своего настоящего назначения.Однако мало было иметь брильянт, надо было еще носить его и чваниться им. Поэтому мадам Парабер оставалось придумать что-нибудь такое, что оправдало бы обладание им в глазах мужа, и она не теряла ни минуты. В этот же день, пользуясь остатком опьянения своего любезного супруга, она осыпала его ласками и объяснила, что один жид, находясь в стесненном положении, предлагал ей чудный брильянт за сумму чрезвычайно ничтожную и что такой редкий случай нельзя было упустить. Парабер, щедрый как всякий проспавшийся пьяница, опорожнил свой кошелек, чтобы сделать удовольствие жене. На первом же балу в Пале-Рояле Парабер явилась со своим новым перстнем на пальце. Сердце герцогини Орлеанской сжалось, когда она узнала этот перстень.– Какой прекрасный бриллиант, – сказала она, думая, что приведет мадам Парабер в замешательство. – Откуда он у вас?– Мне его подарил муж, – отвечала Парабер сухо и с поклоном церемонно-ироническим.– Он делает вам великолепные подарки! – продолжала герцогиня.– Имею честь заверить ваше высочество, – вмешался муж, – что этот перстень стоил нам совсем немного…Неопределенная улыбка, в которой презрение смешивалось с сдерживаемым гневом, появилась на губах герцогини.– О! Я так и думала… – возразила она…– Триста луидоров… – наивно продолжал Парабер.– Триста луидоров!!! – повторила герцогиня. – Но он стоит, по крайней мере, три тысячи!..Парабер поклонился, потом, обернувшись к жене, сказал ей:– Правду вы сказали, что нам достался он дешево!..Парабер выдержала нападение, не покраснев ни на секунду.Однако как ни толста повязка, покрывающая глаза мужа, она наконец рано или поздно должна же спасть с них. Парабер последний узнал то, что знали все вокруг; ко все-таки наконец узнал. Он рассердился и хотел было наделать шума. Его попросили молчать. Он не послушался. Ему погрозили Бастилией. Бастилия, конечно, нисколько не утешила бы его в супружеском несчастии, и он покорился своей участи и замолчал.Мадам де Парабер, разлучившись с мужем, сделалась царицею пале-рояльских ужинов. Муж ее вскоре умер. IV. Сабран. – Д'Аверн. – Гасэ. Мы сказали почти все о мадам де Парабер; но так как мы взялись нарисовать портреты знаменитых красавиц, собравшихся в Пале-Рояле на маленький ужин регента, то примемся опять за карандаш и начертим эти портреты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48