Она станет более знаменитой, чем при отце. Не думай, что я хочу отобрать у тебя школу. Дай мне возможность, и я покажу, на что способен.
Дэнситиро выплеснул остатки сакэ в чашечку.
— Дэнситиро! — крикнул Сэйдзюро, пытаясь приподняться с постели. Он настолько ослаб, что не мог откинуть одеяло. Опустившись на изголовье, он протянул руку к брату.
— Осторожней, расплещешь сакэ! — заворчал Дэнситиро, перехватывая чашечку другой рукой.
— Дэнситиро, я с радостью передам тебе руководство школой, но ты должен стать и главой дома.
— Хорошо, будь по-твоему.
— Не считай, что это легкая ноша. Прежде подумай. Я скорее закрою школу, чем допущу, чтобы ты повторил мои ошибки. Мы уже запятнали память отца.
— Не опережай события. Я совсем не такой, как ты.
— Обещай, что изменишь свое поведение.
— Да ладно! Я буду пить когда захочу. Если ты об этом.
— Пей под настроение, но только знай меру. Я совершил свою ошибку не из-за пристрастия к сакэ.
— Твои беды из-за женщин. Ты всегда питал к ним слабость. Когда поправишься, ты должен жениться и остепениться.
— Нет, не время думать о женитьбе, хотя я и оставлю фехтование. Есть женщина, о которой я обязан позаботиться. Мне ничего не надо, лишь бы она была счастлива. А я проживу и в лесной хижине.
— Кто такая?
— Не важно, тебе дела до нее нет. Как самурай, я должен выдержать все испытания до конца. И обязан искупить свой позор. Я могу поступиться гордостью. Забирай школу!
— Я наведу порядок, вот мое слово. Клянусь, что сниму пятно с твоего имени. Где сейчас Мусаси?
— Мусаси? — чуть не задохнулся Сэйдзюро. — Не смей даже думать о поединке с ним! Я только что просил тебя не повторять моих ошибок.
— О чем же мне тогда думать? Зачем ты позвал меня? Мы должны найти Мусаси, пока он не скрылся. Какой смысл был в спешном приезде?
— Сам не понимаешь, что говоришь, — покачал головой Сэйдзюро. — Я запрещаю тебе сражаться с Мусаси.
Дэнситиро обиделся. Он с детства ненавидел приказания старшего брата.
— А почему бы не сразиться?
На бледных щеках Сэйдзюро проступили красные пятна.
— Ты не выиграешь, — резко ответил он.
— Кто это не выиграет? — набычился Дэнситиро.
— Ты не победишь. Тебе не побить Мусаси.
— Почему?
— Ты не чета ему.
— Ерунда!
Дэнситиро притворился, будто слова брата насмешили его. Плечи Дэнситиро тряслись от смеха. Он высвободил руку, которую сжимал Сэйдзюро, и вылил в чашечку последние капли сакэ.
— Эй, кто там? — позвал он. — Сакэ кончилось!
Когда ученик принес сакэ, Дэнситиро в комнате уже не было. Сэйдзюро лежал под одеялом, уткнувшись в подушку. Ученик поправил постель.
— Позови его, — сказал Сэйдзюро. — Хочу еще кое-что сказать брату.
Сэйдзюро говорил ясно и четко. Обрадованный переменой в состоянии больного, ученик побежал на поиски Дэнситиро. Он нашел его в додзё, сидящего в окружении Уэды Рёхэя, Миикэ Дзюродзаэмона, Нампо Ёитибэя, Отагуро Хёскэ и еще нескольких старших учеников.
— Вы видели старшего брата? — обратился один из учеников к Дэнситиро.
— Только от него вышел.
— Он, верно, обрадовался, увидев вас.
— Не очень. Я торопился к нему, но стоило заговорить, как он сделался капризным и сварливым. Пришлось выложить начистоту все, что я о нем думаю. Рассорились по обыкновению.
— Ты спорил с ним? Напрасно. Он едва начал поправляться, — с упреком проговорил Рёхэй.
— Выслушай до конца!
Дэнситиро и старшие ученики держались как старые друзья. Дэнситиро, обняв Рёхэя за плечи, потряс его.
— Послушайте, что заявил мой брат. Сказал, что я не смогу победить Мусаси, поэтому должен выбросить из головы затею свести счеты с этим ронином. Если Мусаси побьет меня, то дому Ёсиоки придет конец. Он сказал, что ответственность за понесенный позор возьмет на себя и отойдет от дел. Брат хочет, чтобы я занял его место и упорным трудом поправил дела в школе.
— Вот как!
— Ты что хотел этим сказать?
Рёхэй промолчал.
— Молодой учитель хочет вас видеть, — позвал Дэнситиро ученик, вошедший в додзё.
— Где сакэ? — недовольно поморщился Дэнситиро.
— Оставил его в комнате господина Сэйдзюро.
— Принеси сюда!
— Брат вас ждет.
— Он мучается от приступов страха. Делай, что тебе говорят.
Молодые самураи пить не хотели.
— Не время для выпивки, — упорствовали они.
— Что-то с вами случилось? Вы тоже испугались Мусаси? — вспылил Дэнситиро.
Лица учеников выражали боль, потрясение, горечь поражения. До конца дней своих они не забудут роковую минуту, когда один удар деревянного меча искалечил их учителя и разрушил авторитет школы. Они пока не могли договориться о том, что им предпринять. Споры продолжались третий день. Одни настаивали на повторном вызове Мусаси, другие предпочитали не усугублять и без того тяжелое положение школы.
Несколько бывалых учеников одобрительно восприняли боевой задор Дэнситиро, однако остальные, включая Рёхэя, разделяли мнение своего искалеченного учителя. Одно дело, когда Сэйдзюро настаивает на сдержанности, другое — когда ученики пытаются отстоять его точку зрения перед такой горячей головой, как Дэнситиро.
Заметив их нерешительность, Дэнситиро заявил:
— Мой брат не имеет права на трусость, пусть он и калека. Он ведь не девица! Никогда не соглашусь с ним!
Принесли сакэ. Дэнситиро наполнил чашечки. Теперь он всему голова и с самого начала хотел поставить дело на лад. В школе Ёсиоки будет место только настоящим мужчинам.
— А теперь выслушайте мой план, — обратился он к ученикам. — Я сражусь с Мусаси и побью его, что бы ни говорил брат. Сэйдзюро хочет спустить этому типу его наглость. Немудрено, что Сэйдзюро потерпел поражение. Не воображайте, что я такой же мягкосердечный, как брат.
— Никто не сомневается в твоих талантах, они нам прекрасно известны, однако… — нерешительно промолвил Нампо Ёитибэй.
— Что «однако»? Договаривай, коли начал.
— Твой брат, кажется, не считает Мусаси достойным внимания фехтовальщиком. Он прав. Подумай о риске…
— О риске? — взревел Дэнситиро.
— Нет! Ты неправильно понял. Беру свои слова обратно… — поспешно оправдывался Ёитибэй.
Сказанное не вернешь. Дэнситиро, вскочив, схватил Ёитибэя за ворот и швырнул о стену.
— Вон отсюда! Трус!
— Я оговорился, я не имел в виду…
— Заткнись! Вон! Размазня не имеет права пить в моей компании.
Ёитибэй побледнел. Встав на колени, он обратился к однокашникам:
— Спасибо вам за годы, прожитые среди вас.
Он подошел к синтоистскому алтарю в дальнем конце додзё, поклонился и вышел. Дэнситиро не взглянул ему вслед.
— А теперь выпьем! — скомандовал он. — Потом вы отправитесь на поиски Мусаси. Едва ли он покинул Киото. Думаю, болтается по городу, бахвалясь победой. Вот еще одно дело. Хочу оживить додзё. Хочу, чтобы вы тренировались не щадя себя. Я немного отдохну и сам приступлю к тренировкам. Запомните, я не добренький, как мой брат. Даже из самых младших я буду выжимать все.
Прошла неделя. Один из младших учеников принес весть, что Мусаси найден. Все эти дни Дэнситиро, верный своему слову, практиковался с утра до вечера. Его неистощимая энергия изумляла учеников. Когда новость достигла школы, они смотрели, как Дэнситиро играючи расправляется с Отагуро, самым опытным учеником.
— Перерыв! — объявил Дэнситиро, убирая меч. — Значит, нашел его?
— Да, — ответил ученик, опускаясь на колени перед Дэнситиро. — Где?
— В переулке Хонъами к востоку от Дзиссоина. Мусаси живет у Хонъами Коэцу, насколько я понял.
— Странно! Откуда эта деревенщина может знать людей, подобных Коэцу?
— Не знаю. Но живет он там.
— Хорошо. Там его и возьмем, — объявил Дэнситиро. Отагуро и Уэда тщетно пытались отговорить его.
— Если мы нападем врасплох, то все сведется к уличной драке. Молва нас осудит, даже если мы победим.
— Ерунда! Этикет оставим для додзё. В настоящих сражениях победитель тот, кто побеждает.
— Правильно, но Мусаси побил твоего брата по правилам. Истинному фехтовальщику пристало направить противнику письмо с указанием места и времени поединка и там побить противника честно и открыто.
— Может, вы и правы. Так и поступим, но не вздумайте под влиянием брата отговаривать меня. Я буду сражаться с Мусаси, хочет того Сэйдзюро или нет.
— Мы избавились ото всех несогласных с тобой и выгнали всех неблагодарных.
— И стали поэтому сильнее. Нам не нужны жулики вроде Гиона Тодзи или слюнтяи, подобные Нампо Ёитибэю.
— Брату сказать, что мы посылаем вызов Мусаси?
— Ни в коем случае! Я сам.
Дэнситиро ушел к Сэйдзюро. Остальные молились, чтобы не произошло новой ссоры, поскольку братья не изменили отношения к повторному поединку. Ученики принялись обсуждать место и время будущего боя.
Неожиданно тишину нарушил голос Дэнситиро:
— Уэда! Миикэ! Отагуро! Ко мне, быстрее!
Потерянный, Дэнситиро стоял посреди комнаты. На глаза навернулись слезы. Никто прежде не видел Дэнситиро в таком состоянии.
— Вот, смотрите! — сказал он, протягивая ученикам длинный свиток. — Полюбуйтесь, что наделал этот глупец. Он упорно настаивает на своем мнении, но дело не в этом. Он ушел из дома навсегда. Не удосужился сообщить, куда направляется.
МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ
— Кто там? — спросила Оцу, отложив шитье. Она отодвинула сёдзи со стороны веранды, но никого не увидела. Оцу печально вздохнула — она думала, что пришел Дзётаро. Она скучала без мальчика, а сейчас он был ей нужен как никогда.
Еще один день полного одиночества. Оцу не могла сосредоточиться на рукоделии.
Здесь, у подножия холма Саннэн, на котором стоял храм Киёмидзу, улочки были узкими и грязными, зато за домами и лавками виднелись бамбуковые рощицы и небольшие поля, цветущие камелии и груши. Осуги любила эту гостиницу. Она останавливалась в ней всегда, приезжая в Киото, и хозяин непременно предоставлял ей отдельный маленький домик. За домиком начинался сад, а перед ним был огородик, за которым располагалась гостиничная кухня, где постоянно кипела работа.
— Оцу! — донесся голос из кухни. — Время обедать. Принести обед?
— Пора уже? — переспросила Оцу. — Я поем вместе с пожилой женщиной, когда та вернется.
— Она говорила, что задержится допоздна.
— Есть не хочется.
— Не представляю, как можно жить без еды!
Во двор гостиницы ветром заносило дым от печей, в которых на сосновых поленьях гончары обжигали свои изделия. Когда разжигали все печи, дым становился удушливым, но потом весеннее небо казалось необычайно чистым и голубым.
С улицы доносились голоса паломников, идущих в храм, ржание лошадей, стук копыт. Новость о победе Мусаси над Сэйдзюро Оцу услышала от случайных встречных здесь же. Образ Мусаси возник перед ее взором. «Дзётаро наверняка был в тот день около Рэндайдзи, — подумала Оцу, — поскорее бы он пришел и обо всем рассказал!»
Оцу не верила, что мальчик не может найти ее. Прошло уже двадцать дней. Дзётаро знал, что она живет у подножия холма Саннэн. Конечно, Дзётаро мог заболеть, но Оцу сомневалась в этом, потому что мальчишка отличался крепким здоровьем. «Носится где-нибудь, бесшабашный, воздушных змеев запускает». Оцу невольно почувствовала легкую зависть к свободе Дзётаро.
А вдруг Дзётаро ждал ее? Она ведь обещала, что скоро вернется в дом Карасумару. Осуги запретила Оцу выходить из гостиницы без ее разрешения. Старуха наверняка поручила хозяину и слугам следить за девушкой. Стоило ей посмотреть в сторону улицы, как кто-нибудь обязательно интересовался: «Собираешься куда-то пойти, Оцу?» Вопрос звучал ненавязчиво, но Оцу догадывалась о причине любопытства. Письмо она могла передать только через постояльцев гостиницы. Их, однако, предупредили о необходимости придерживать все послания Оцу.
Осуги пользовалась известностью в квартале, и люди охотно выполняли ее поручения. Некоторые из местных лавочников, носильщиков паланкинов и извозчиков видели, как в прошлом году она вызвала на бой Мусаси в Киёмидзу, и ее отвага поразила их.
Оцу сшивала выстиранный дорожный костюм Осуги. Неожиданно за сёдзи мелькнула тень и незнакомый голос произнес: «Туда ли я попала?» Это была молодая женщина, которая с улицы зашла во двор гостиницы и теперь стояла под сливовым деревом между двумя маленькими грядками лука. Она выглядела взволнованной и немного испуганной, ей явно не хотелось уходить отсюда.
— Это гостиница? У ворот висит фонарь с названием гостиницы, — обратилась она к Оцу.
Оцу не поверила своим глазам. У нее заныло сердце при виде незнакомки.
— А где же сама гостиница? — неуверенно спросила Акэми, полагая, что ошиблась. Взглянув на цветущую сливу, она воскликнула: — Какая прелесть!
Оцу молча наблюдала за девушкой. Из гостиницы прибежал слуга, которого позвала одна из кухарок.
— Вы ищете вход в гостиницу?
— Да.
— Пожалуйста, он на углу, справа от ворот.
— Гостиница выходит прямо на улицу?
— Да, но у нас очень тихо.
— Мне нужна такая комната, чтобы никто не видел, как я прихожу и ухожу. Я подумала, что гостиница стоит в глубине улицы. А этот домик — тоже ваш?
— Да.
— Приятное, спокойное место.
— У нас хорошие комнаты и в главном доме.
— В домике, как я заметила, живет какая-то женщина. Нельзя ли поселиться вместе с ней?
— Видите ли, с ней еще одна гостья, старая и, простите, очень нервная.
— Мне это не помешает.
— Хорошо, я спрошу у пожилой госпожи, когда она придет. Ее сейчас нет.
— Могу я до той поры где-нибудь передохнуть?
— Да, пожалуйста!
Слуга повел Акэми по переходу в главный дом. Оцу пожалела, что не воспользовалась возможностью задать девушке несколько вопросов. Природная робость часто подводила Оцу, и ей хотелось быть пообщительнее.
Когда ревнивые мысли начинали завладевать Оцу, она уговаривала себя тем, что Мусаси не из тех мужчин, которые легко меняют свои привязанности. В то злосчастное утро Оцу был нанесен жестокий удар. «Ей легче проводить время с Мусаси… Она, верно, поумнее меня и хорошо знает, чем привлечь сердце мужчины…» — думала Оцу.
До того дня мысль о возможной сопернице никогда не приходила в голову Оцу. Сейчас она во всем винила себя. «Я некрасива… Не слишком сообразительна… У меня нет ни родителей, ни родственников, которые поддержали бы меня и помогли бы устроить жизнь». Приглядываясь к другим женщинам, Оцу с грустью думала, что мечты ее напрасны и глупо надеяться на чувство со стороны Мусаси. Она сознавала, что никогда больше не переживет страстного порыва, который увлек ее на старую криптомерию, чтобы отвязать Мусаси в ту грозовую ночь.
«Вот если бы Дзётаро мне помог! — тоскливо думала Оцу. Ей даже показалось, что она постарела. — В Сипподзи я была такой же непосредственной, как Дзётаро сейчас, поэтому и освободила Мусаси».
Оцу тихо заплакала. Слезы падали на шитье.
— Ты здесь, Оцу? — раздался властный голос Осуги. — Что сидишь в потемках?
Оцу не заметила, как сгустились сумерки.
— Извините! Мигом зажгу светильник! — поспешила извиниться Оцу и побежала в заднюю комнату.
Вернувшись, она опустилась на колени, чтобы поставить светильник. Осуги холодно смотрела ей в спину. Комната осветилась, и Оцу поклонилась старухе.
— Вы, верно, очень устали. Что делали сегодня? — вежливо осведомилась Оцу.
— Сама знаешь, чем я занята.
— Ноги растереть?
— Ноги не болят, но четыре дня кряду затекают плечи. От погоды, наверное. Сделай милость, разомни их.
Осуги успокаивала себя, что ей недолго осталось терпеть эту девку. Надо найти Матахати, и он исполнит святую обязанность, исправив зло. Оцу, стоя на коленях, принялась массировать плечи старухи.
— Плечи очень затекли. Вам, верно, трудно дышать.
— Порой закладывает грудь. Я стара, и меня в любую минуту может хватить удар.
— Не надо так говорить! Вы здоровее и бодрее многих молодых людей.
— Может быть. Но возьми, к примеру, дядюшку Гона. Какой был здоровяк и весельчак, а его не стало в одну минуту. Никто не знает, что случится завтра. Только мысль о Мусаси дает мне силы.
— Вы относитесь к нему с предубеждением. Мусаси — хороший человек.
— Ну да! — усмехнулась Осуги. — Ты ведь его любишь и ради него бросила моего сына. Не буду ругать Мусаси при тебе.
— Я не о том говорю.
— Как это? Ты любишь Мусаси больше, чем Матахати. Почему открыто не признаться?
Оцу молчала. Старуха продолжала:
— Вот найдем Матахати, я с ним поговорю, и мы устроим все по-твоему. Я уверена, правда, что ты снова удерешь к Мусаси, и вы на пару до конца дней будете чернить нас.
— Почему вы так решили? Вы плохо знаете меня. Я с неизменной благодарностью буду помнить все сделанное вами для меня в прежние годы.
— Ловки же современные девицы! Как ты складно все обставляешь. Я — честная женщина и не могу скрывать чувства за красивыми словами. Ты знаешь, что станешь моим врагом, выйдя замуж за Мусаси. Ха-ха-ха! Тебе не надоело разминать старушечьи плечи?
Оцу не отвечала.
— Плачешь, что ли?
— Нет.
— А что мне капает за ворот?
— Простите, не могла сдержать слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Дэнситиро выплеснул остатки сакэ в чашечку.
— Дэнситиро! — крикнул Сэйдзюро, пытаясь приподняться с постели. Он настолько ослаб, что не мог откинуть одеяло. Опустившись на изголовье, он протянул руку к брату.
— Осторожней, расплещешь сакэ! — заворчал Дэнситиро, перехватывая чашечку другой рукой.
— Дэнситиро, я с радостью передам тебе руководство школой, но ты должен стать и главой дома.
— Хорошо, будь по-твоему.
— Не считай, что это легкая ноша. Прежде подумай. Я скорее закрою школу, чем допущу, чтобы ты повторил мои ошибки. Мы уже запятнали память отца.
— Не опережай события. Я совсем не такой, как ты.
— Обещай, что изменишь свое поведение.
— Да ладно! Я буду пить когда захочу. Если ты об этом.
— Пей под настроение, но только знай меру. Я совершил свою ошибку не из-за пристрастия к сакэ.
— Твои беды из-за женщин. Ты всегда питал к ним слабость. Когда поправишься, ты должен жениться и остепениться.
— Нет, не время думать о женитьбе, хотя я и оставлю фехтование. Есть женщина, о которой я обязан позаботиться. Мне ничего не надо, лишь бы она была счастлива. А я проживу и в лесной хижине.
— Кто такая?
— Не важно, тебе дела до нее нет. Как самурай, я должен выдержать все испытания до конца. И обязан искупить свой позор. Я могу поступиться гордостью. Забирай школу!
— Я наведу порядок, вот мое слово. Клянусь, что сниму пятно с твоего имени. Где сейчас Мусаси?
— Мусаси? — чуть не задохнулся Сэйдзюро. — Не смей даже думать о поединке с ним! Я только что просил тебя не повторять моих ошибок.
— О чем же мне тогда думать? Зачем ты позвал меня? Мы должны найти Мусаси, пока он не скрылся. Какой смысл был в спешном приезде?
— Сам не понимаешь, что говоришь, — покачал головой Сэйдзюро. — Я запрещаю тебе сражаться с Мусаси.
Дэнситиро обиделся. Он с детства ненавидел приказания старшего брата.
— А почему бы не сразиться?
На бледных щеках Сэйдзюро проступили красные пятна.
— Ты не выиграешь, — резко ответил он.
— Кто это не выиграет? — набычился Дэнситиро.
— Ты не победишь. Тебе не побить Мусаси.
— Почему?
— Ты не чета ему.
— Ерунда!
Дэнситиро притворился, будто слова брата насмешили его. Плечи Дэнситиро тряслись от смеха. Он высвободил руку, которую сжимал Сэйдзюро, и вылил в чашечку последние капли сакэ.
— Эй, кто там? — позвал он. — Сакэ кончилось!
Когда ученик принес сакэ, Дэнситиро в комнате уже не было. Сэйдзюро лежал под одеялом, уткнувшись в подушку. Ученик поправил постель.
— Позови его, — сказал Сэйдзюро. — Хочу еще кое-что сказать брату.
Сэйдзюро говорил ясно и четко. Обрадованный переменой в состоянии больного, ученик побежал на поиски Дэнситиро. Он нашел его в додзё, сидящего в окружении Уэды Рёхэя, Миикэ Дзюродзаэмона, Нампо Ёитибэя, Отагуро Хёскэ и еще нескольких старших учеников.
— Вы видели старшего брата? — обратился один из учеников к Дэнситиро.
— Только от него вышел.
— Он, верно, обрадовался, увидев вас.
— Не очень. Я торопился к нему, но стоило заговорить, как он сделался капризным и сварливым. Пришлось выложить начистоту все, что я о нем думаю. Рассорились по обыкновению.
— Ты спорил с ним? Напрасно. Он едва начал поправляться, — с упреком проговорил Рёхэй.
— Выслушай до конца!
Дэнситиро и старшие ученики держались как старые друзья. Дэнситиро, обняв Рёхэя за плечи, потряс его.
— Послушайте, что заявил мой брат. Сказал, что я не смогу победить Мусаси, поэтому должен выбросить из головы затею свести счеты с этим ронином. Если Мусаси побьет меня, то дому Ёсиоки придет конец. Он сказал, что ответственность за понесенный позор возьмет на себя и отойдет от дел. Брат хочет, чтобы я занял его место и упорным трудом поправил дела в школе.
— Вот как!
— Ты что хотел этим сказать?
Рёхэй промолчал.
— Молодой учитель хочет вас видеть, — позвал Дэнситиро ученик, вошедший в додзё.
— Где сакэ? — недовольно поморщился Дэнситиро.
— Оставил его в комнате господина Сэйдзюро.
— Принеси сюда!
— Брат вас ждет.
— Он мучается от приступов страха. Делай, что тебе говорят.
Молодые самураи пить не хотели.
— Не время для выпивки, — упорствовали они.
— Что-то с вами случилось? Вы тоже испугались Мусаси? — вспылил Дэнситиро.
Лица учеников выражали боль, потрясение, горечь поражения. До конца дней своих они не забудут роковую минуту, когда один удар деревянного меча искалечил их учителя и разрушил авторитет школы. Они пока не могли договориться о том, что им предпринять. Споры продолжались третий день. Одни настаивали на повторном вызове Мусаси, другие предпочитали не усугублять и без того тяжелое положение школы.
Несколько бывалых учеников одобрительно восприняли боевой задор Дэнситиро, однако остальные, включая Рёхэя, разделяли мнение своего искалеченного учителя. Одно дело, когда Сэйдзюро настаивает на сдержанности, другое — когда ученики пытаются отстоять его точку зрения перед такой горячей головой, как Дэнситиро.
Заметив их нерешительность, Дэнситиро заявил:
— Мой брат не имеет права на трусость, пусть он и калека. Он ведь не девица! Никогда не соглашусь с ним!
Принесли сакэ. Дэнситиро наполнил чашечки. Теперь он всему голова и с самого начала хотел поставить дело на лад. В школе Ёсиоки будет место только настоящим мужчинам.
— А теперь выслушайте мой план, — обратился он к ученикам. — Я сражусь с Мусаси и побью его, что бы ни говорил брат. Сэйдзюро хочет спустить этому типу его наглость. Немудрено, что Сэйдзюро потерпел поражение. Не воображайте, что я такой же мягкосердечный, как брат.
— Никто не сомневается в твоих талантах, они нам прекрасно известны, однако… — нерешительно промолвил Нампо Ёитибэй.
— Что «однако»? Договаривай, коли начал.
— Твой брат, кажется, не считает Мусаси достойным внимания фехтовальщиком. Он прав. Подумай о риске…
— О риске? — взревел Дэнситиро.
— Нет! Ты неправильно понял. Беру свои слова обратно… — поспешно оправдывался Ёитибэй.
Сказанное не вернешь. Дэнситиро, вскочив, схватил Ёитибэя за ворот и швырнул о стену.
— Вон отсюда! Трус!
— Я оговорился, я не имел в виду…
— Заткнись! Вон! Размазня не имеет права пить в моей компании.
Ёитибэй побледнел. Встав на колени, он обратился к однокашникам:
— Спасибо вам за годы, прожитые среди вас.
Он подошел к синтоистскому алтарю в дальнем конце додзё, поклонился и вышел. Дэнситиро не взглянул ему вслед.
— А теперь выпьем! — скомандовал он. — Потом вы отправитесь на поиски Мусаси. Едва ли он покинул Киото. Думаю, болтается по городу, бахвалясь победой. Вот еще одно дело. Хочу оживить додзё. Хочу, чтобы вы тренировались не щадя себя. Я немного отдохну и сам приступлю к тренировкам. Запомните, я не добренький, как мой брат. Даже из самых младших я буду выжимать все.
Прошла неделя. Один из младших учеников принес весть, что Мусаси найден. Все эти дни Дэнситиро, верный своему слову, практиковался с утра до вечера. Его неистощимая энергия изумляла учеников. Когда новость достигла школы, они смотрели, как Дэнситиро играючи расправляется с Отагуро, самым опытным учеником.
— Перерыв! — объявил Дэнситиро, убирая меч. — Значит, нашел его?
— Да, — ответил ученик, опускаясь на колени перед Дэнситиро. — Где?
— В переулке Хонъами к востоку от Дзиссоина. Мусаси живет у Хонъами Коэцу, насколько я понял.
— Странно! Откуда эта деревенщина может знать людей, подобных Коэцу?
— Не знаю. Но живет он там.
— Хорошо. Там его и возьмем, — объявил Дэнситиро. Отагуро и Уэда тщетно пытались отговорить его.
— Если мы нападем врасплох, то все сведется к уличной драке. Молва нас осудит, даже если мы победим.
— Ерунда! Этикет оставим для додзё. В настоящих сражениях победитель тот, кто побеждает.
— Правильно, но Мусаси побил твоего брата по правилам. Истинному фехтовальщику пристало направить противнику письмо с указанием места и времени поединка и там побить противника честно и открыто.
— Может, вы и правы. Так и поступим, но не вздумайте под влиянием брата отговаривать меня. Я буду сражаться с Мусаси, хочет того Сэйдзюро или нет.
— Мы избавились ото всех несогласных с тобой и выгнали всех неблагодарных.
— И стали поэтому сильнее. Нам не нужны жулики вроде Гиона Тодзи или слюнтяи, подобные Нампо Ёитибэю.
— Брату сказать, что мы посылаем вызов Мусаси?
— Ни в коем случае! Я сам.
Дэнситиро ушел к Сэйдзюро. Остальные молились, чтобы не произошло новой ссоры, поскольку братья не изменили отношения к повторному поединку. Ученики принялись обсуждать место и время будущего боя.
Неожиданно тишину нарушил голос Дэнситиро:
— Уэда! Миикэ! Отагуро! Ко мне, быстрее!
Потерянный, Дэнситиро стоял посреди комнаты. На глаза навернулись слезы. Никто прежде не видел Дэнситиро в таком состоянии.
— Вот, смотрите! — сказал он, протягивая ученикам длинный свиток. — Полюбуйтесь, что наделал этот глупец. Он упорно настаивает на своем мнении, но дело не в этом. Он ушел из дома навсегда. Не удосужился сообщить, куда направляется.
МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ
— Кто там? — спросила Оцу, отложив шитье. Она отодвинула сёдзи со стороны веранды, но никого не увидела. Оцу печально вздохнула — она думала, что пришел Дзётаро. Она скучала без мальчика, а сейчас он был ей нужен как никогда.
Еще один день полного одиночества. Оцу не могла сосредоточиться на рукоделии.
Здесь, у подножия холма Саннэн, на котором стоял храм Киёмидзу, улочки были узкими и грязными, зато за домами и лавками виднелись бамбуковые рощицы и небольшие поля, цветущие камелии и груши. Осуги любила эту гостиницу. Она останавливалась в ней всегда, приезжая в Киото, и хозяин непременно предоставлял ей отдельный маленький домик. За домиком начинался сад, а перед ним был огородик, за которым располагалась гостиничная кухня, где постоянно кипела работа.
— Оцу! — донесся голос из кухни. — Время обедать. Принести обед?
— Пора уже? — переспросила Оцу. — Я поем вместе с пожилой женщиной, когда та вернется.
— Она говорила, что задержится допоздна.
— Есть не хочется.
— Не представляю, как можно жить без еды!
Во двор гостиницы ветром заносило дым от печей, в которых на сосновых поленьях гончары обжигали свои изделия. Когда разжигали все печи, дым становился удушливым, но потом весеннее небо казалось необычайно чистым и голубым.
С улицы доносились голоса паломников, идущих в храм, ржание лошадей, стук копыт. Новость о победе Мусаси над Сэйдзюро Оцу услышала от случайных встречных здесь же. Образ Мусаси возник перед ее взором. «Дзётаро наверняка был в тот день около Рэндайдзи, — подумала Оцу, — поскорее бы он пришел и обо всем рассказал!»
Оцу не верила, что мальчик не может найти ее. Прошло уже двадцать дней. Дзётаро знал, что она живет у подножия холма Саннэн. Конечно, Дзётаро мог заболеть, но Оцу сомневалась в этом, потому что мальчишка отличался крепким здоровьем. «Носится где-нибудь, бесшабашный, воздушных змеев запускает». Оцу невольно почувствовала легкую зависть к свободе Дзётаро.
А вдруг Дзётаро ждал ее? Она ведь обещала, что скоро вернется в дом Карасумару. Осуги запретила Оцу выходить из гостиницы без ее разрешения. Старуха наверняка поручила хозяину и слугам следить за девушкой. Стоило ей посмотреть в сторону улицы, как кто-нибудь обязательно интересовался: «Собираешься куда-то пойти, Оцу?» Вопрос звучал ненавязчиво, но Оцу догадывалась о причине любопытства. Письмо она могла передать только через постояльцев гостиницы. Их, однако, предупредили о необходимости придерживать все послания Оцу.
Осуги пользовалась известностью в квартале, и люди охотно выполняли ее поручения. Некоторые из местных лавочников, носильщиков паланкинов и извозчиков видели, как в прошлом году она вызвала на бой Мусаси в Киёмидзу, и ее отвага поразила их.
Оцу сшивала выстиранный дорожный костюм Осуги. Неожиданно за сёдзи мелькнула тень и незнакомый голос произнес: «Туда ли я попала?» Это была молодая женщина, которая с улицы зашла во двор гостиницы и теперь стояла под сливовым деревом между двумя маленькими грядками лука. Она выглядела взволнованной и немного испуганной, ей явно не хотелось уходить отсюда.
— Это гостиница? У ворот висит фонарь с названием гостиницы, — обратилась она к Оцу.
Оцу не поверила своим глазам. У нее заныло сердце при виде незнакомки.
— А где же сама гостиница? — неуверенно спросила Акэми, полагая, что ошиблась. Взглянув на цветущую сливу, она воскликнула: — Какая прелесть!
Оцу молча наблюдала за девушкой. Из гостиницы прибежал слуга, которого позвала одна из кухарок.
— Вы ищете вход в гостиницу?
— Да.
— Пожалуйста, он на углу, справа от ворот.
— Гостиница выходит прямо на улицу?
— Да, но у нас очень тихо.
— Мне нужна такая комната, чтобы никто не видел, как я прихожу и ухожу. Я подумала, что гостиница стоит в глубине улицы. А этот домик — тоже ваш?
— Да.
— Приятное, спокойное место.
— У нас хорошие комнаты и в главном доме.
— В домике, как я заметила, живет какая-то женщина. Нельзя ли поселиться вместе с ней?
— Видите ли, с ней еще одна гостья, старая и, простите, очень нервная.
— Мне это не помешает.
— Хорошо, я спрошу у пожилой госпожи, когда она придет. Ее сейчас нет.
— Могу я до той поры где-нибудь передохнуть?
— Да, пожалуйста!
Слуга повел Акэми по переходу в главный дом. Оцу пожалела, что не воспользовалась возможностью задать девушке несколько вопросов. Природная робость часто подводила Оцу, и ей хотелось быть пообщительнее.
Когда ревнивые мысли начинали завладевать Оцу, она уговаривала себя тем, что Мусаси не из тех мужчин, которые легко меняют свои привязанности. В то злосчастное утро Оцу был нанесен жестокий удар. «Ей легче проводить время с Мусаси… Она, верно, поумнее меня и хорошо знает, чем привлечь сердце мужчины…» — думала Оцу.
До того дня мысль о возможной сопернице никогда не приходила в голову Оцу. Сейчас она во всем винила себя. «Я некрасива… Не слишком сообразительна… У меня нет ни родителей, ни родственников, которые поддержали бы меня и помогли бы устроить жизнь». Приглядываясь к другим женщинам, Оцу с грустью думала, что мечты ее напрасны и глупо надеяться на чувство со стороны Мусаси. Она сознавала, что никогда больше не переживет страстного порыва, который увлек ее на старую криптомерию, чтобы отвязать Мусаси в ту грозовую ночь.
«Вот если бы Дзётаро мне помог! — тоскливо думала Оцу. Ей даже показалось, что она постарела. — В Сипподзи я была такой же непосредственной, как Дзётаро сейчас, поэтому и освободила Мусаси».
Оцу тихо заплакала. Слезы падали на шитье.
— Ты здесь, Оцу? — раздался властный голос Осуги. — Что сидишь в потемках?
Оцу не заметила, как сгустились сумерки.
— Извините! Мигом зажгу светильник! — поспешила извиниться Оцу и побежала в заднюю комнату.
Вернувшись, она опустилась на колени, чтобы поставить светильник. Осуги холодно смотрела ей в спину. Комната осветилась, и Оцу поклонилась старухе.
— Вы, верно, очень устали. Что делали сегодня? — вежливо осведомилась Оцу.
— Сама знаешь, чем я занята.
— Ноги растереть?
— Ноги не болят, но четыре дня кряду затекают плечи. От погоды, наверное. Сделай милость, разомни их.
Осуги успокаивала себя, что ей недолго осталось терпеть эту девку. Надо найти Матахати, и он исполнит святую обязанность, исправив зло. Оцу, стоя на коленях, принялась массировать плечи старухи.
— Плечи очень затекли. Вам, верно, трудно дышать.
— Порой закладывает грудь. Я стара, и меня в любую минуту может хватить удар.
— Не надо так говорить! Вы здоровее и бодрее многих молодых людей.
— Может быть. Но возьми, к примеру, дядюшку Гона. Какой был здоровяк и весельчак, а его не стало в одну минуту. Никто не знает, что случится завтра. Только мысль о Мусаси дает мне силы.
— Вы относитесь к нему с предубеждением. Мусаси — хороший человек.
— Ну да! — усмехнулась Осуги. — Ты ведь его любишь и ради него бросила моего сына. Не буду ругать Мусаси при тебе.
— Я не о том говорю.
— Как это? Ты любишь Мусаси больше, чем Матахати. Почему открыто не признаться?
Оцу молчала. Старуха продолжала:
— Вот найдем Матахати, я с ним поговорю, и мы устроим все по-твоему. Я уверена, правда, что ты снова удерешь к Мусаси, и вы на пару до конца дней будете чернить нас.
— Почему вы так решили? Вы плохо знаете меня. Я с неизменной благодарностью буду помнить все сделанное вами для меня в прежние годы.
— Ловки же современные девицы! Как ты складно все обставляешь. Я — честная женщина и не могу скрывать чувства за красивыми словами. Ты знаешь, что станешь моим врагом, выйдя замуж за Мусаси. Ха-ха-ха! Тебе не надоело разминать старушечьи плечи?
Оцу не отвечала.
— Плачешь, что ли?
— Нет.
— А что мне капает за ворот?
— Простите, не могла сдержать слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121