Чисто одетый молодой человек в глазах деревенских совсем не походил на бандита или разбойного ронина.
Иори, возмущенный поведением жителей деревни, решил поскорее добраться до Накано, где можно рассчитывать на помощь. Он пошел полями, чтобы срезать путь. Вскоре показались знакомые криптомерии, до дома оставалось не больше километра. Внезапно перед ним выросла фигура Дзётаро, преградившая дорогу. Теперь Иори был дома. Он отпрыгнул назад и обнажил меч. Дзётаро бросился на Иори с голыми руками и схватил его за шиворот, но Иори успел полоснуть нападавшего мечом.
— Мерзавец! — выругался Дзётаро, увидев кровь, струившуюся по правой руке.
Иори вспомнил урок фехтования. Глаза. Мусаси постоянно твердил: глаза, глаза! Вся воля сосредоточилась в его глазах, горевших ненавистью.
— Придется тебя прикончить! — крикнул Дзётаро, вырывая из ножен меч.
Иори бросился в атаку, применив заученный на занятиях прием. Дзётаро сразу понял, что недооценил мальчишку. Он не ожидал, что Иори владеет мечом. Теперь Дзётаро сражался всерьез. Он должен убрать любопытного ради своих друзей. Дзётаро отчаянно размахивал мечом, но толку было мало. Иори, отразив его наскок, побежал, затем внезапно ринулся в контратаку. Иори снова побежал, заманивая противника на свою территорию.
— Где ты? — спросил Дзётаро, очутившись в густой роще. Сверху на него посыпались кора и листья. — Я тебя вижу! — крикнул Дзётаро и полез на дерево. — Если у тебя не вырастут крылья, считай себя покойником.
Иори оказался на самой верхушке, когда Дзётаро, ухватившись за толстую ветку, стал подтягиваться перед решающим рывком. Иори только и ждал этого момента. Его меч рубанул по основанию ветки, и Дзётаро полетел вниз.
— Ворюга! — крикнул ему вслед Иори.
Ветки смягчили падение. У Дзётаро пострадала только его гордость.
Он снова полез наверх.
Внезапно откуда-то послышались заунывные звуки флейты-сякухати. Противники невольно замерли, прислушиваясь к мелодии. Дзётаро решил сменить тактику.
— Хорошо, — заговорил он, — признаю, что ты владеешь мечом. Это мне нравится. Скажи, кто тебя послал шпионить за мной, и я тебя отпущу.
— Признай свое поражение!
— Ты что, с ума сошел?
— Я еще не взрослый, но я Мисава Иори — единственный ученик Миямото Мусаси. Принять твои условия — значит оскорблять честь моего учителя. Сдавайся!
— Что? Что ты сказал? — не поверил своим ушам Дзётаро. Дзётаро был готов признать поражение. В порыве чувств он начал расспрашивать:
— Как поживает мой учитель? Здоров ли он? Где он?
Удивленный Иори, все еще держась подальше от Дзётаро, ответил:
— Ха! Мой учитель не мог воспитать вора!
— Не называй меня так! Мусаси вспоминал когда-нибудь о Дзётаро?
— Дзётаро?
— Если ты действительно его ученик, то непременно слышал от него мое имя. Я был с Мусаси в твоем возрасте.
— Выдумываешь небылицы.
— Правда.
Дзётаро полез вверх по стволу к Иори, желая объяснить ему, что они ученики одного учителя, но получил удар в ребро. Сорвавшись, он ухватился за Иори, увлекая его за собой. Оба рухнули на землю и лишились чувств.
В жилище Мусаси было свежо, потому что оно состояло пока из одной крыши на столбах. Стен еще не было. Такуан, придя сюда, чтобы посмотреть последствия урагана, решил дождаться возвращения Мусаси. Вечером его одиночество нарушил нищенствующий монах, который попросил кипятку.
Закончив ужин, состоявший из рисовых колобков, монах в знак благодарности предложил поиграть для Такуана на сякухати. Играл любитель, но звуки, извлекаемые из флейты, подкупали искренностью чувств, и Такуан угадал в них историю целой жизни. Раскаяние звучало в каждой ноте от первого до последнего звука мелодии. Такуан подумал, что это и повествование его жизни, ведь при всех различиях люди — всего лишь собрание несбывшихся надежд в человеческой коже.
— По-моему, я тебя где-то видел, — проговорил Такуан. Монах направил незрячий взор на Такуана и пробормотал:
— Я узнал твой голос. Ты Такуан из Тадзимы? Такуан поднес лампу к лицу монаха.
— Аоки Тандзаэмон?
— Такуан! О, как хотел бы я забраться в какую-нибудь щель и сокрыть в ней свою греховную плоть!
— Кто бы мог подумать, что мы вновь встретимся. После событий в храме Сипподзи минуло десять лет.
— Я с содроганием вспоминаю те дни, — ответил монах. — Теперь я обречен на вечный мрак. В бренном мире меня удерживает лишь мысль о сыне.
— У тебя есть сын?
— Мне рассказывали, что он странствует с человеком, которого тогда привязали к криптомерии, с Такэдзо. Сейчас его зовут Миямото Мусаси.
— Ученик Мусаси — твой сын?
— Так мне говорили. Я до сих пор испытываю стыд перед Мусаси, поэтому стараюсь пореже думать о мальчике. Сейчас ему семнадцать. Каким он стал? Мечтаю прикоснуться к нему и умереть.
В жалкой человеческой плоти не осталось и следа от бравого самурая, который заигрывал с Оцу. Такуана захлестнула жалость к несчастному монаху, который не обрел утешения и в вере. Такуан решил, что приведет монаха к Будде, который в своем бесконечном милосердии прощает десять зол и пять смертных грехов. Тандзаэмон, обретя истинную веру, сумеет найти Дзётаро.
Такуан назвал Тандзаэмону монастырь в Эдо.
— Скажи настоятелю, что я послал тебя и ты сможешь жить там сколько хочешь. Я приду туда через некоторое время, нам есть о чем побеседовать. Мне кажется, я знаю, где сейчас твой сын. Попробуем устроить вашу встречу. Не тоскуй, человек даже после шестидесяти лет способен познавать радость и быть полезным людям.
Такуан решительно выпроводил Тандзаэмона из дома. Тот ничуть не обиделся и со словами благодарности стал отвешивать низкие поклоны.-Забрав тростниковую шляпу и флейту, Аоки скрылся в темноте.
Тандзаэмон отправился по тропе через рощу, потому что там было посуше. Неожиданно он наткнулся на что-то. Он определил на ощупь, что перед ним лежали два тела. Монах повернул назад с криком:
— Такуан, помоги! Два мальчика лежат здесь без чувств!
Такуан вышел из дома, надел сандалии и спустился с холма в деревню. Быстро собрав людей с факелами, он велел захватить воды. Тандзаэмон побрел дальше своей дорогой.
Когда Такуан с крестьянами пришли в рощу, Дзётаро уже сидел, прислонившись к дереву, не совсем опамятовавшись. Держа Иори за руку, он раздумывал, приводить ли того в чувство, чтобы разузнать побольше о Мусаси, или уйти. Он вздрогнул от факелов, как дикое животное.
— Что случилось? — строго вопросил Такуан.
Узнав Дзётаро, он изумился так же, как и последний при виде Такуана. Юноша возмужал и изменился.
— Дзётаро?
Дзётаро, упершись ладонями о землю, склонился в поклоне. Он узнал Такуана с первого взгляда.
— Ты вырос в славного парня, . — сказал монах.
Такуан пощупал пульс на руке Иори. Иори понемногу приходил в себя и, очнувшись, разразился слезами.
— Почему ты плачешь? Ушибся? — спросил Такуан.
— Нет. Они арестовали моего учителя. Он в тюрьме в Титибу.
Из сбивчивого рассказа Иори Такуан понял суть дела и встревожился.
— Мне тоже надо кое-что сказать тебе, Такуан, — вымолвил Дзётаро дрожащим голосом.
— Не верьте ему, он вор! — вмешался Иори. — Все в его устах сплошная ложь.
Дзётаро метнул в Иори гневный взгляд.
— Замолчите оба! Я решу, кто прав, а кто виноват, — прикрикнул Такуан.
Он отвел молодых людей за дом и велел разложить костер. Иори, не желая быть рядом с вором, некоторое время стоял в стороне, но потом ему стало завидно, что Дзётаро и Такуан дружески беседуют у огня, и он сел около них. Дзётаро изливал душу, как женщина на исповеди перед Буддой.
— Четыре года меня опекает человек по имени Дайдзо. Он из Нараи в провинции Кисо. Его мысли о спасении страны близки мне, и я готов умереть за него. Обидно, когда меня называют вором. Я по-прежнему остаюсь учеником Мусаси. Я не отрывался от него душой ни на день. Дайдзо и я поклялись перед богами земли и неба, что не выдадим нашей тайны и не раскроем наших целей. Я не откроюсь даже тебе, но я не позволю, чтобы Мусаси оставался в тюрьме. Я пойду в Титибу и признаюсь в грабеже.
— Если вы ограбили сокровищницу, значит, ты вор, — произнес Такуан.
— Нет! Мы не имеем ничего общего с обычными грабителями, — запротестовал Дзётаро, отведя глаза в сторону.
— Не знал, что воры делятся по разновидностям.
— Мы совершаем это не ради собственной корысти, а во имя народа. Мы используем богатства на благо людей.
— Отказываюсь понимать тебя. Ты утверждаешь, что ваши грабежи — добродетельное преступление? Сравниваете себя с бандитами-героями из китайских романов? Вы — жалкая пародия.
— Не могу вдаваться в подробности, чтобы не преступить клятву.
— А может, тебя просто одурачили?
— Как тебе угодно. Я сознаюсь ради Мусаси. А тебя прошу замолвить за меня доброе слово перед учителем.
— И не подумаю. Мусаси невиновен. Рано или поздно его все равно выпустят. Гораздо важнее, чтобы ты обратился к Будде. Через меня ты можешь ему покаяться в грехах.
— Будда?
— Ты не ослышался. Изображаете, будто совершаете нечто значительное во имя народа, а на деле вы — выскочки, которые приносят горе многим.
— Мы не думаем о себе, стараясь для людей.
— Глупец! — Такуан влепил пощечину Дзётаро. — Человек — суть всего на земле. Каждое действие есть проявление личности. Человек, не познавший себя, не способен на что-либо для других.
— Но мы ведь не для себя…
— Замолчи! Молоко на губах не высохло! Нет ничего опаснее скороспелых доброхотов, которые толкуют миру, в чем состоит его счастье. Не трудись объяснять мне, как ты и Дайдзо хотите облагодетельствовать мир. Я все понял. Перестань реветь! Высморкайся!
Дзётаро по приказу Такуана лег спать, но долго не мог заснуть, думая о Мусаси. Судорожно сжав руки, он просил о прощении. Щеки его были мокры от слез. Он вспомнил дни, проведенные с Оцу, припомнил, как жгли его сердце ее слезы. Он не выдаст тайну Дайдзо, как бы ни настаивал Такуан.
Дзётаро неслышно поднялся, выскользнул наружу и взглянул на небо — надо спешить, ночь уже на исходе.
— Стой! — раздался за спиной голос Такуана. Он опустил руку на плечо Дзётаро. — Ты решил сознаться?
Дзётаро утвердительно кивнул.
— Не совсем умный ход, — сочувственно произнес монах. — Умрешь как собака. Полагаешь, что твое покаяние освободит Мусаси, но дело гораздо сложнее — власти продержат его в тюрьме до тех пор, пока ты не признаешься во всем, о чем не хочешь рассказывать мне. Тебя будут пытать, пока ты не заговоришь. На дознание может уйти год или два.
Дзётаро стоял с опущенной головой.
— Хочешь умереть как собака? Пойми, у тебя нет выбора: ты все расскажешь мне или сознаешься им под пыткой. Я — ученик Будды и не стану тебя судить. Я все передам Будде.
Дзётаро молчал.
— Предлагаю тебе еще один вариант. Вчера я случайно встретил твоего отца. Он — нищенствующий монах. Я, конечно, не мог предполагать, что и ты поблизости. Я отправил твоего отца в один из монастырей в Эдо. Если ты так жаждешь смерти, не стоит ли тебе повидаться с отцом? Спроси его, прав я или нет. Выбирай, Дзётаро!
Такуан пошел в дом.
Дзётаро понял, что ночью на флейте играл его отец.
— Подожди, Такуан! Я все расскажу Будде, даже мою клятву Дайдзо.
Дзётаро исповедовался долго, не упуская ни малейшей подробности. Такуан сидел молча с бесстрастным лицом.
— Все, — выдохнул наконец Дзётаро.
— Точно?
— До последней мелочи.
— Хорошо.
Такуан молчал целый час. Рассвело, заблестела роса на траве, закаркали вороны. Такуан сидел, привалившись к стволу криптомерии. С другой стороны сидел Дзётаро, ожидавший приговора. С первого слова Такуана стало ясно, что он, обдумав услышанное, принял решение.
— Ты связался с непростыми людьми, помоги им небо. Они не понимают, в какую сторону крутится мир. Я рад, что ты все рассказал мне прежде, чем дело приняло непоправимый оборот.
Такуан достал из внутреннего кармана две золотые монеты и протянул их Дзётаро.
— Побыстрее уходи отсюда! Промедление погубит тебя, твоего отца и Мусаси. Поспеши, но не вздумай приближаться к трактам Косю и Накасэндо. Сегодня там будут проверять каждого путника.
— А что будет с учителем? Я не могу уйти, не узнав о его участи.
— Предоставь мне эту заботу. Через год-другой, когда все уляжется, ты встретишься с ним и попросишь прощения. Тогда я и замолвлю за тебя словечко.
— Прощай!
— Ступай сначала в Эдо. В Адзабу находится монастырь Сёдзюан, принадлежащий секте Дзэн. Там ты найдешь своего отца. Возьми вот эту печать, которую я получил в храме Дайтокудзи. Монахи ее узнают. Попроси от моего имени монашеские одеяния, шляпы и необходимые бумаги. Вы сможете странствовать с отцом, не вызывая подозрений.
— Зачем нам притворяться монахами?
— Ты наивен, как дитя. Мой молодой друг, ты входишь в общество заговорщиков, которое намерено убить сёгуна, поджечь замок Иэясу в Суруге, устроить беспорядки в местности Канто и захватить власть. Другими словами, ты — изменник. По закону тебя ждет виселица.
Дзётаро от изумления открыл рот.
— Иди!
— Последний вопрос. Почему называют изменниками тех, кто хочет сбросить Токугаву? Почему не считают предателями тех, кто сверг Тоётоми и захватил власть над страной?
— Этот вопрос не для монаха, — холодно ответил Такуан.
ГРАНАТ
В тот же день под вечер Такуан и Иори пришли в дом даймё Ходзё Удзикацу в Усигомэ. Стражник доложил о прибытии Такуана, и вскоре вышел Синдзо.
— Отец в замке, — сказал он. — Вы будете его ждать?
— Нет, я отправлюсь к нему. Я, собственно, в замок и собирался. Можно Иори остаться у вас?
— Конечно, — улыбнулся Синдзо, взглянув на мальчика. — Паланкин вызвать?
— Пожалуйста.
Такуан отбыл в лакированном паланкине, а Иори уже был в конюшне и с восхищением осматривал гнедых и серых в яблоках коней. Иори поражал благородный вид этих лошадей, совсем непохожих на привычных ему деревенских кляч. Он недоумевал, почему военное сословие содержит столько лишних лошадей в стойлах, не используя их для полевых работ.
Резкий голос Синдзо вывел Иори из задумчивости. Мальчик ожидал, что его начнут ругать. Выглянув наружу, он понял, что гнев Синдзо обращен на сварливую с виду старуху с посохом.
— Как ты можешь утверждать, что мой отец прячется? Зачем ему притворяться перед старой каргой, будто его нет дома? — кричал Синдзо.
— Ой-ой, как мы рассердились! — язвительно отвечала Осуги. — Ты, наверное, сынок даймё. Я не впервые прихожу сюда, и постоянно хозяина нет дома.
— При чем тут твои визиты? Отец не любит теперь принимать посторонних. Зачем ты приходишь, если он не хочет тебя видеть?
— Если он уклоняется от встреч с людьми, то почему живет среди них? — не унималась Осуги, оскаливая зубы.
Синдзо подмывало обозвать старуху бранным словом и припугнуть мечом, но он не надеялся, что дерзость произведет впечатление на странную гостью.
— Отца нет дома, — повторил он. — Я могу передать ему твою просьбу.
— Спасибо за любезность, — ответила старуха и уселась на ступеньки веранды. — У меня ноги отнимаются. Я пришла кое-что сообщить о Миямото Мусаси.
— С ним что-нибудь случилось? — тревожно спросил Синдзо.
— Нет, я хочу сообщить твоему отцу, каков этот Мусаси. Когда ему было семнадцать, он ушел на войну и сражался при Сэкигахаре против Токугавы. Повторяю, против Токугавы. Потом он вернулся в Мимасаку и натворил там таких безобразий, что земляки от него отвернулись. Он перебил кучу народу, а теперь скрывается от меня по всей стране. Он — бродяга и опасный человек.
— Но позволь…
— Слушай! Мусаси начал заигрывать с невестой моего сына. Он и увел ее с собой.
— К чему этот рассказ? — спросил Синдзо.
— Для блага страны, — не моргнув глазом, ответила Осуги.
— Какая польза стране от грязных сплетен о Мусаси?
— Я слышала, что Мусаси хотят взять ко двору сёгуна.
— Где это ты узнала?
— От человека в додзё Оно. Собственными ушами слышала. Скотина вроде Мусаси не достойна лицезреть сёгуна, а уж тем более тренировать его. Военный наставник дома Токугавы — это наставник всех японцев. Я пришла предупредить твоего отца, потому что он, говорят, рекомендовал Мусаси. Понятно! — Осуги, переведя дух, продолжила: — Интересы страны требуют, чтобы я предостерегла твоего отца. И ты будь начеку, не верь ни одному слову Мусаси.
— Спасибо, я все передам отцу. — Синдзо старался говорить спокойно.
— Уж сделай одолжение, — произнесла Осуги и поднялась с чувством выполненного долга. Ее сандалии зашлепали к выходу.
— Мерзкая карга! — раздался мальчишеский голос.
Осуги озиралась, ища негодника, и увидела Иори, сидевшего на дереве.
— Угостись! — крикнул Иори и запустил в старуху гранатом, который лопнул, попав в цель.
— О-о! — завопила старуха, хватаясь за грудь.
Осуги погналась за Иори, который, спрыгнув с дерева, скрылся в конюшне. Она заглянула в дверь, вглядываясь в полумрак, и кусок лошадиного навоза угодил ей в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Иори, возмущенный поведением жителей деревни, решил поскорее добраться до Накано, где можно рассчитывать на помощь. Он пошел полями, чтобы срезать путь. Вскоре показались знакомые криптомерии, до дома оставалось не больше километра. Внезапно перед ним выросла фигура Дзётаро, преградившая дорогу. Теперь Иори был дома. Он отпрыгнул назад и обнажил меч. Дзётаро бросился на Иори с голыми руками и схватил его за шиворот, но Иори успел полоснуть нападавшего мечом.
— Мерзавец! — выругался Дзётаро, увидев кровь, струившуюся по правой руке.
Иори вспомнил урок фехтования. Глаза. Мусаси постоянно твердил: глаза, глаза! Вся воля сосредоточилась в его глазах, горевших ненавистью.
— Придется тебя прикончить! — крикнул Дзётаро, вырывая из ножен меч.
Иори бросился в атаку, применив заученный на занятиях прием. Дзётаро сразу понял, что недооценил мальчишку. Он не ожидал, что Иори владеет мечом. Теперь Дзётаро сражался всерьез. Он должен убрать любопытного ради своих друзей. Дзётаро отчаянно размахивал мечом, но толку было мало. Иори, отразив его наскок, побежал, затем внезапно ринулся в контратаку. Иори снова побежал, заманивая противника на свою территорию.
— Где ты? — спросил Дзётаро, очутившись в густой роще. Сверху на него посыпались кора и листья. — Я тебя вижу! — крикнул Дзётаро и полез на дерево. — Если у тебя не вырастут крылья, считай себя покойником.
Иори оказался на самой верхушке, когда Дзётаро, ухватившись за толстую ветку, стал подтягиваться перед решающим рывком. Иори только и ждал этого момента. Его меч рубанул по основанию ветки, и Дзётаро полетел вниз.
— Ворюга! — крикнул ему вслед Иори.
Ветки смягчили падение. У Дзётаро пострадала только его гордость.
Он снова полез наверх.
Внезапно откуда-то послышались заунывные звуки флейты-сякухати. Противники невольно замерли, прислушиваясь к мелодии. Дзётаро решил сменить тактику.
— Хорошо, — заговорил он, — признаю, что ты владеешь мечом. Это мне нравится. Скажи, кто тебя послал шпионить за мной, и я тебя отпущу.
— Признай свое поражение!
— Ты что, с ума сошел?
— Я еще не взрослый, но я Мисава Иори — единственный ученик Миямото Мусаси. Принять твои условия — значит оскорблять честь моего учителя. Сдавайся!
— Что? Что ты сказал? — не поверил своим ушам Дзётаро. Дзётаро был готов признать поражение. В порыве чувств он начал расспрашивать:
— Как поживает мой учитель? Здоров ли он? Где он?
Удивленный Иори, все еще держась подальше от Дзётаро, ответил:
— Ха! Мой учитель не мог воспитать вора!
— Не называй меня так! Мусаси вспоминал когда-нибудь о Дзётаро?
— Дзётаро?
— Если ты действительно его ученик, то непременно слышал от него мое имя. Я был с Мусаси в твоем возрасте.
— Выдумываешь небылицы.
— Правда.
Дзётаро полез вверх по стволу к Иори, желая объяснить ему, что они ученики одного учителя, но получил удар в ребро. Сорвавшись, он ухватился за Иори, увлекая его за собой. Оба рухнули на землю и лишились чувств.
В жилище Мусаси было свежо, потому что оно состояло пока из одной крыши на столбах. Стен еще не было. Такуан, придя сюда, чтобы посмотреть последствия урагана, решил дождаться возвращения Мусаси. Вечером его одиночество нарушил нищенствующий монах, который попросил кипятку.
Закончив ужин, состоявший из рисовых колобков, монах в знак благодарности предложил поиграть для Такуана на сякухати. Играл любитель, но звуки, извлекаемые из флейты, подкупали искренностью чувств, и Такуан угадал в них историю целой жизни. Раскаяние звучало в каждой ноте от первого до последнего звука мелодии. Такуан подумал, что это и повествование его жизни, ведь при всех различиях люди — всего лишь собрание несбывшихся надежд в человеческой коже.
— По-моему, я тебя где-то видел, — проговорил Такуан. Монах направил незрячий взор на Такуана и пробормотал:
— Я узнал твой голос. Ты Такуан из Тадзимы? Такуан поднес лампу к лицу монаха.
— Аоки Тандзаэмон?
— Такуан! О, как хотел бы я забраться в какую-нибудь щель и сокрыть в ней свою греховную плоть!
— Кто бы мог подумать, что мы вновь встретимся. После событий в храме Сипподзи минуло десять лет.
— Я с содроганием вспоминаю те дни, — ответил монах. — Теперь я обречен на вечный мрак. В бренном мире меня удерживает лишь мысль о сыне.
— У тебя есть сын?
— Мне рассказывали, что он странствует с человеком, которого тогда привязали к криптомерии, с Такэдзо. Сейчас его зовут Миямото Мусаси.
— Ученик Мусаси — твой сын?
— Так мне говорили. Я до сих пор испытываю стыд перед Мусаси, поэтому стараюсь пореже думать о мальчике. Сейчас ему семнадцать. Каким он стал? Мечтаю прикоснуться к нему и умереть.
В жалкой человеческой плоти не осталось и следа от бравого самурая, который заигрывал с Оцу. Такуана захлестнула жалость к несчастному монаху, который не обрел утешения и в вере. Такуан решил, что приведет монаха к Будде, который в своем бесконечном милосердии прощает десять зол и пять смертных грехов. Тандзаэмон, обретя истинную веру, сумеет найти Дзётаро.
Такуан назвал Тандзаэмону монастырь в Эдо.
— Скажи настоятелю, что я послал тебя и ты сможешь жить там сколько хочешь. Я приду туда через некоторое время, нам есть о чем побеседовать. Мне кажется, я знаю, где сейчас твой сын. Попробуем устроить вашу встречу. Не тоскуй, человек даже после шестидесяти лет способен познавать радость и быть полезным людям.
Такуан решительно выпроводил Тандзаэмона из дома. Тот ничуть не обиделся и со словами благодарности стал отвешивать низкие поклоны.-Забрав тростниковую шляпу и флейту, Аоки скрылся в темноте.
Тандзаэмон отправился по тропе через рощу, потому что там было посуше. Неожиданно он наткнулся на что-то. Он определил на ощупь, что перед ним лежали два тела. Монах повернул назад с криком:
— Такуан, помоги! Два мальчика лежат здесь без чувств!
Такуан вышел из дома, надел сандалии и спустился с холма в деревню. Быстро собрав людей с факелами, он велел захватить воды. Тандзаэмон побрел дальше своей дорогой.
Когда Такуан с крестьянами пришли в рощу, Дзётаро уже сидел, прислонившись к дереву, не совсем опамятовавшись. Держа Иори за руку, он раздумывал, приводить ли того в чувство, чтобы разузнать побольше о Мусаси, или уйти. Он вздрогнул от факелов, как дикое животное.
— Что случилось? — строго вопросил Такуан.
Узнав Дзётаро, он изумился так же, как и последний при виде Такуана. Юноша возмужал и изменился.
— Дзётаро?
Дзётаро, упершись ладонями о землю, склонился в поклоне. Он узнал Такуана с первого взгляда.
— Ты вырос в славного парня, . — сказал монах.
Такуан пощупал пульс на руке Иори. Иори понемногу приходил в себя и, очнувшись, разразился слезами.
— Почему ты плачешь? Ушибся? — спросил Такуан.
— Нет. Они арестовали моего учителя. Он в тюрьме в Титибу.
Из сбивчивого рассказа Иори Такуан понял суть дела и встревожился.
— Мне тоже надо кое-что сказать тебе, Такуан, — вымолвил Дзётаро дрожащим голосом.
— Не верьте ему, он вор! — вмешался Иори. — Все в его устах сплошная ложь.
Дзётаро метнул в Иори гневный взгляд.
— Замолчите оба! Я решу, кто прав, а кто виноват, — прикрикнул Такуан.
Он отвел молодых людей за дом и велел разложить костер. Иори, не желая быть рядом с вором, некоторое время стоял в стороне, но потом ему стало завидно, что Дзётаро и Такуан дружески беседуют у огня, и он сел около них. Дзётаро изливал душу, как женщина на исповеди перед Буддой.
— Четыре года меня опекает человек по имени Дайдзо. Он из Нараи в провинции Кисо. Его мысли о спасении страны близки мне, и я готов умереть за него. Обидно, когда меня называют вором. Я по-прежнему остаюсь учеником Мусаси. Я не отрывался от него душой ни на день. Дайдзо и я поклялись перед богами земли и неба, что не выдадим нашей тайны и не раскроем наших целей. Я не откроюсь даже тебе, но я не позволю, чтобы Мусаси оставался в тюрьме. Я пойду в Титибу и признаюсь в грабеже.
— Если вы ограбили сокровищницу, значит, ты вор, — произнес Такуан.
— Нет! Мы не имеем ничего общего с обычными грабителями, — запротестовал Дзётаро, отведя глаза в сторону.
— Не знал, что воры делятся по разновидностям.
— Мы совершаем это не ради собственной корысти, а во имя народа. Мы используем богатства на благо людей.
— Отказываюсь понимать тебя. Ты утверждаешь, что ваши грабежи — добродетельное преступление? Сравниваете себя с бандитами-героями из китайских романов? Вы — жалкая пародия.
— Не могу вдаваться в подробности, чтобы не преступить клятву.
— А может, тебя просто одурачили?
— Как тебе угодно. Я сознаюсь ради Мусаси. А тебя прошу замолвить за меня доброе слово перед учителем.
— И не подумаю. Мусаси невиновен. Рано или поздно его все равно выпустят. Гораздо важнее, чтобы ты обратился к Будде. Через меня ты можешь ему покаяться в грехах.
— Будда?
— Ты не ослышался. Изображаете, будто совершаете нечто значительное во имя народа, а на деле вы — выскочки, которые приносят горе многим.
— Мы не думаем о себе, стараясь для людей.
— Глупец! — Такуан влепил пощечину Дзётаро. — Человек — суть всего на земле. Каждое действие есть проявление личности. Человек, не познавший себя, не способен на что-либо для других.
— Но мы ведь не для себя…
— Замолчи! Молоко на губах не высохло! Нет ничего опаснее скороспелых доброхотов, которые толкуют миру, в чем состоит его счастье. Не трудись объяснять мне, как ты и Дайдзо хотите облагодетельствовать мир. Я все понял. Перестань реветь! Высморкайся!
Дзётаро по приказу Такуана лег спать, но долго не мог заснуть, думая о Мусаси. Судорожно сжав руки, он просил о прощении. Щеки его были мокры от слез. Он вспомнил дни, проведенные с Оцу, припомнил, как жгли его сердце ее слезы. Он не выдаст тайну Дайдзо, как бы ни настаивал Такуан.
Дзётаро неслышно поднялся, выскользнул наружу и взглянул на небо — надо спешить, ночь уже на исходе.
— Стой! — раздался за спиной голос Такуана. Он опустил руку на плечо Дзётаро. — Ты решил сознаться?
Дзётаро утвердительно кивнул.
— Не совсем умный ход, — сочувственно произнес монах. — Умрешь как собака. Полагаешь, что твое покаяние освободит Мусаси, но дело гораздо сложнее — власти продержат его в тюрьме до тех пор, пока ты не признаешься во всем, о чем не хочешь рассказывать мне. Тебя будут пытать, пока ты не заговоришь. На дознание может уйти год или два.
Дзётаро стоял с опущенной головой.
— Хочешь умереть как собака? Пойми, у тебя нет выбора: ты все расскажешь мне или сознаешься им под пыткой. Я — ученик Будды и не стану тебя судить. Я все передам Будде.
Дзётаро молчал.
— Предлагаю тебе еще один вариант. Вчера я случайно встретил твоего отца. Он — нищенствующий монах. Я, конечно, не мог предполагать, что и ты поблизости. Я отправил твоего отца в один из монастырей в Эдо. Если ты так жаждешь смерти, не стоит ли тебе повидаться с отцом? Спроси его, прав я или нет. Выбирай, Дзётаро!
Такуан пошел в дом.
Дзётаро понял, что ночью на флейте играл его отец.
— Подожди, Такуан! Я все расскажу Будде, даже мою клятву Дайдзо.
Дзётаро исповедовался долго, не упуская ни малейшей подробности. Такуан сидел молча с бесстрастным лицом.
— Все, — выдохнул наконец Дзётаро.
— Точно?
— До последней мелочи.
— Хорошо.
Такуан молчал целый час. Рассвело, заблестела роса на траве, закаркали вороны. Такуан сидел, привалившись к стволу криптомерии. С другой стороны сидел Дзётаро, ожидавший приговора. С первого слова Такуана стало ясно, что он, обдумав услышанное, принял решение.
— Ты связался с непростыми людьми, помоги им небо. Они не понимают, в какую сторону крутится мир. Я рад, что ты все рассказал мне прежде, чем дело приняло непоправимый оборот.
Такуан достал из внутреннего кармана две золотые монеты и протянул их Дзётаро.
— Побыстрее уходи отсюда! Промедление погубит тебя, твоего отца и Мусаси. Поспеши, но не вздумай приближаться к трактам Косю и Накасэндо. Сегодня там будут проверять каждого путника.
— А что будет с учителем? Я не могу уйти, не узнав о его участи.
— Предоставь мне эту заботу. Через год-другой, когда все уляжется, ты встретишься с ним и попросишь прощения. Тогда я и замолвлю за тебя словечко.
— Прощай!
— Ступай сначала в Эдо. В Адзабу находится монастырь Сёдзюан, принадлежащий секте Дзэн. Там ты найдешь своего отца. Возьми вот эту печать, которую я получил в храме Дайтокудзи. Монахи ее узнают. Попроси от моего имени монашеские одеяния, шляпы и необходимые бумаги. Вы сможете странствовать с отцом, не вызывая подозрений.
— Зачем нам притворяться монахами?
— Ты наивен, как дитя. Мой молодой друг, ты входишь в общество заговорщиков, которое намерено убить сёгуна, поджечь замок Иэясу в Суруге, устроить беспорядки в местности Канто и захватить власть. Другими словами, ты — изменник. По закону тебя ждет виселица.
Дзётаро от изумления открыл рот.
— Иди!
— Последний вопрос. Почему называют изменниками тех, кто хочет сбросить Токугаву? Почему не считают предателями тех, кто сверг Тоётоми и захватил власть над страной?
— Этот вопрос не для монаха, — холодно ответил Такуан.
ГРАНАТ
В тот же день под вечер Такуан и Иори пришли в дом даймё Ходзё Удзикацу в Усигомэ. Стражник доложил о прибытии Такуана, и вскоре вышел Синдзо.
— Отец в замке, — сказал он. — Вы будете его ждать?
— Нет, я отправлюсь к нему. Я, собственно, в замок и собирался. Можно Иори остаться у вас?
— Конечно, — улыбнулся Синдзо, взглянув на мальчика. — Паланкин вызвать?
— Пожалуйста.
Такуан отбыл в лакированном паланкине, а Иори уже был в конюшне и с восхищением осматривал гнедых и серых в яблоках коней. Иори поражал благородный вид этих лошадей, совсем непохожих на привычных ему деревенских кляч. Он недоумевал, почему военное сословие содержит столько лишних лошадей в стойлах, не используя их для полевых работ.
Резкий голос Синдзо вывел Иори из задумчивости. Мальчик ожидал, что его начнут ругать. Выглянув наружу, он понял, что гнев Синдзо обращен на сварливую с виду старуху с посохом.
— Как ты можешь утверждать, что мой отец прячется? Зачем ему притворяться перед старой каргой, будто его нет дома? — кричал Синдзо.
— Ой-ой, как мы рассердились! — язвительно отвечала Осуги. — Ты, наверное, сынок даймё. Я не впервые прихожу сюда, и постоянно хозяина нет дома.
— При чем тут твои визиты? Отец не любит теперь принимать посторонних. Зачем ты приходишь, если он не хочет тебя видеть?
— Если он уклоняется от встреч с людьми, то почему живет среди них? — не унималась Осуги, оскаливая зубы.
Синдзо подмывало обозвать старуху бранным словом и припугнуть мечом, но он не надеялся, что дерзость произведет впечатление на странную гостью.
— Отца нет дома, — повторил он. — Я могу передать ему твою просьбу.
— Спасибо за любезность, — ответила старуха и уселась на ступеньки веранды. — У меня ноги отнимаются. Я пришла кое-что сообщить о Миямото Мусаси.
— С ним что-нибудь случилось? — тревожно спросил Синдзо.
— Нет, я хочу сообщить твоему отцу, каков этот Мусаси. Когда ему было семнадцать, он ушел на войну и сражался при Сэкигахаре против Токугавы. Повторяю, против Токугавы. Потом он вернулся в Мимасаку и натворил там таких безобразий, что земляки от него отвернулись. Он перебил кучу народу, а теперь скрывается от меня по всей стране. Он — бродяга и опасный человек.
— Но позволь…
— Слушай! Мусаси начал заигрывать с невестой моего сына. Он и увел ее с собой.
— К чему этот рассказ? — спросил Синдзо.
— Для блага страны, — не моргнув глазом, ответила Осуги.
— Какая польза стране от грязных сплетен о Мусаси?
— Я слышала, что Мусаси хотят взять ко двору сёгуна.
— Где это ты узнала?
— От человека в додзё Оно. Собственными ушами слышала. Скотина вроде Мусаси не достойна лицезреть сёгуна, а уж тем более тренировать его. Военный наставник дома Токугавы — это наставник всех японцев. Я пришла предупредить твоего отца, потому что он, говорят, рекомендовал Мусаси. Понятно! — Осуги, переведя дух, продолжила: — Интересы страны требуют, чтобы я предостерегла твоего отца. И ты будь начеку, не верь ни одному слову Мусаси.
— Спасибо, я все передам отцу. — Синдзо старался говорить спокойно.
— Уж сделай одолжение, — произнесла Осуги и поднялась с чувством выполненного долга. Ее сандалии зашлепали к выходу.
— Мерзкая карга! — раздался мальчишеский голос.
Осуги озиралась, ища негодника, и увидела Иори, сидевшего на дереве.
— Угостись! — крикнул Иори и запустил в старуху гранатом, который лопнул, попав в цель.
— О-о! — завопила старуха, хватаясь за грудь.
Осуги погналась за Иори, который, спрыгнув с дерева, скрылся в конюшне. Она заглянула в дверь, вглядываясь в полумрак, и кусок лошадиного навоза угодил ей в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121